Проблемы становления науки «история нового времени» в университетах России во второй четверти XIX века

С момента своего возникновения университеты занимали особое место в культурной, научной и общественной жизни тех стран, где они существовали, и регионов, на которые распространялось их влияние. Они завершали образовательный процесс, служили источником новых научных и педагогических кадров, становились трибуной для провозглашения новейших научных теорий, наконец, являлись аккумулятором важнейших общественных идей и действий. Не случайно многие из крупных европейских общественных движений разворачивались первоначально в стенах университетов. В XIII в. Парижский университет стал ареной схватки между Сигером Брабантским и Фомой Аквинским, в XV в. в Пражском университете развернулась деятельность Яна Гуса, в XVI в. Виттенбергский университет стал колыбелью Реформации.

Российские университеты, появившиеся значительно позднее западноевропейских, сохранили и приумножили основные университетские традиции. Российская студенческая аудитория стала одной из лучших в восприятии слов своих научных наставниковпитомцы университетов занимали учительские должности в средних учебных заведениях, вступали на стезю государственной службы, пополняли ряды творческой интеллигенции, а лучшие из них сами шли в науку. Российское студенчество всегда чутко реагировало на события, происходившие в стране.

Ученые российских университетов оттачивали свое лекционное мастерствоусваивая все достижения западноевропейской науки, они становились творцами оригинальных теорий и выдающихся открытий. Университеты России дали миру математика Н. И. Лобачевского, медика Н. И. Пирогова, химиков H.H. Зинина и A.M. Бутлерова, филолога Ф. И. Буслаева, юриста Б. Н. Чичерина, историков С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, М. М. Ковалевского, П. Г. Виноградова, H.H. Кареева.

Одной из важнейших составляющих в научной и культурной деятельности российских университетов во второй четверти XIX в. являлось развитие и распространение исторических знаний, ибо в предшествующий период историческая наука была уделом исследователей-одиночек.1 Особое оживление процесса развития исторической мысли в России не случайно приходится на период, наступивший после 1825 г.: в связи с разгромом декабристов и необходимостью решить важнейшие вопросы, выдвигавшиеся ходом общественного развития страны, резко возрос интерес к исторической проблематике. Историческая мысль этого времени отражает формирование исторического сознания нации, стремление осознать свое место в ряду других народов.

Именно на этом этапе начинается становление отдельных отраслей исторического знания. По мере развития науки возникала потребность в дифференцированном изучении отечественной и всеобщей истории, создавались кадры специалистов в области последней, осваивался научный метод исследованияпервые шаги делало изучение новой истории западноевропейских народов.

Начальный период любой отрасли знаний всегда имеет особую важность, т.к. в течение его закладываются предпосылки дальнейших успехов. С изучением его сопряжены и значительные трудности. Зачастую недостаточная расчлененность не дает оснований для специализированного изучения ряда вопросов, отсутствие крупных монографических разработок, дающих представление о научной концепции исследователя и введенной в научный оборот источниковой базе, также затрудняет работу.

В становлении отечественной науки, в том числе всеобщей истории, роль университетов как центров, координирующих и аккумулирующих научные исследования, накопление и популяризацию исторических знаний, трудно переоценить.

Эту роль взяли на себя пять из шести существовавших в России в первой половине XIX в. университетов (Московский, С.-Петербургский, Казанский, Харьковский и университет святого Владимира в Киеве). Дерптский университет ввиду особых условий, в которых протекала его жизнь, не является предметом изучения — он, скорее, напоминал немецкие учебные заведения.

Являясь центром науки (в своем учебном округе), российские университеты одновременно выполняли важнейшие общественные функции, сосредоточивая в своих стенах силы, выступавшие выразителями и глашатаями идей времени. Сама «идея университета», заключавшаяся в развитии русской национальной науки и просвещения, противоречила сущности отживших в России общественных отношений, политике самодержавия. Отношение правительственных кругов к универитетам было своеобразной «шкалой Рихтера», позволявшей судить о степени напряженности во взаимоотношениях правительства и общества — во-первых.

Во-вторых, время второй половины 20-х — середины 50-х гг. XIX в. не было бесплодным периодом торжества реакции, как повествует о том учебная литература — здесь можно усмотреть истоки того движения, которое характеризуется поисками новой теории исторического процесса, методологии исторической науки. Это было время глубокой внутренней подготовки, собирания научных и общественных сил.

В-третьих, в очерченный рамками исследования период значительно возрастает политическая актуальность новой истории. Развитие и утверждение в России новых экономических отношений, общественная жизнь настоятельно требовали обращения к опыту западноевропейских событий, вдохнувших в затхлую атмосферу феодально-абсолютистской Европы новые идеи о новых формах экономических и политических институтов.

Целью диссертационного исследования является рассмотрение причин и условий появления нового раздела науки — истории нового времени и анализ его преподавания в университетах России во второй четверти XIX в. Указанные особенности данного периода и место университетской науки в жизни общества предполагают постановку трех основных вопросов.

1. Освещение самодержавно-правительственной политики по отношению к образованию и науке, т.к. в условиях российской действительности конца 1820-х — середины 1850-х гг. она определяла возможности разработки отдельных сюжетов и периодов как отечественного, так и зарубежного прошлого, являлась мощнейшим средством воздействия на русское общество.

2. Определение теоретико-методологической базы исторических исследований в указанный период. Она была весьма неоднородна, но общим для гуманитарных наук было стремление двинуться с места, выйти из состояния неподвижности, оцепенения, застоя.

3. Конкретное изучение проблематики нового времени, нашедшей отражение в трудах и лекционных курсах университетских преподавателей, в имевшихся в наличиии учебных пособиях и руководствах. Суммарный подход к выводам отдельных ученых позволяет дать обобщенную характеристику понимания и освещения новой истории в университетской науке второй четверти XIX в.

Методологической основой диссертации явились принципы историзма и научной объективности. Стремление избежать идейно-теоретического монополизма и все более утверждаемый в теоретических публикациях последнего времени2 тезис о множественности подходов и использовании позитивных методологических установок прошлого, проблемно-хронологический и сравнительно-исторический методы исследования фактического материала обеспечивают создание наиболее полной и достоверной картины развития науки.

Источниковедческий аспект избранной темы имеет ряд особенностей. Сохранившиеся источники обильны по количеству и разнообразны по характеру. Поскольку в сфере изучения находятся пять университетов, в систематизации и критическом сопоставлении нуждается обширный, разноплановый и рассеянный в разных изданиях и архивах материал.

Среди печатных документальных источников, в первую очередь, следует указать «Сборник постановлений по Министерству народного просвещео ния». Он состоит из 17 томов и охватывает период существования министерства, с 1802 г. по начало XX в. В «Сборник» включены законодательные акты общего значения и частного характера. Для работы над темой диссертации были использованы документы, вошедшие во второй, третий и четвертый тома, увидевшие свет в 1865—1867 гг. К названному изданию примыкает, дополняя его, «Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения».4 Это издание включает в себя циркуляры министерства, а также распоряжения, не требовавшие утверждения верховной власти. Материалы, относящиеся ко второй четверти XIX в., помещены во втором и третьем томах «Сборника», выходивших в 1866—1867 гг. В различных директивах, правилах, распоряжениях нашла яркое выражение политика правительства в отношении университетов.

Значительный интерес для раскрытия содержания диссертационной работы представляет «Сборник постановлений и распоряжений по цензуре», 3 т.к. цензурные уставы служили выражением правительственной политики своего времени в отношении образования и культуры, а университеты были главными цензурными органами учебных округов. От цензурных ограничений в значительной степени зависело изучение зарубежной истории, особенно — истории нового времени.

Своеобразным источником по истории российских университетов являются их уставы — законодательные акты, определявшие внутреннюю организацию и распорядки в университетах России. Из пяти существовавших уставов — от 1755, 1804, 1835, 1863 и 1884 гг. к работе над темой были привлечены уставы от 5 ноября 1804 г. и от 26 июля 1835 г., 6 что позволило проследить динамику ограничения академических свобод университетов, ликвидацию автономии, предопределившую их жизнь и деятельность в 30−50-е гг. XIX в.

Большую по объему информацию об университетах содержат ежегоду ные отчеты министра народного просвещения, издававшиеся начиная с 1834 г. Они включают данные, отражающие положение и состояние всех российских университетов в целом. Интерес представляют также непериодические издания Министерства народного просвещения, издаваемые к юбилейным датам8 и содержавшие перечень наиболее значительных действий министерства в течение пяти или десяти лет его существования.

Материалы всех перечисленных источников дают представление о неоднозначной и непоследовательной политике правительства по отношению к высшей школе.

Сведения о непосредственной деятельности университетов, освещающие многие стороны их развития, такие, как информация о состоянии преподавания различных предметов, введении новых дисциплин, о трудах профессоров и преподавателей содержится в трех томах «Записок Департамента народного просвещения», 9 охватывающих события 1825−1828 гг., а также в особо изданном, «Собрании постановлений по Министерству народного просвещения с 1 января 1829 г. по 21 марта 1833 г.», 10 служившем продолжением «Записок Департамента народного просвещения».

Наиболее обширный источник информации об университетской жизни -«Журнал Министерства народного просвещения», ежемесячно выходивший с января 1834 г. и насчитывавший до 1850 г. 68 частей. Он дает представление об организационном оформлении университетского образования в России: о факультетской структуре, процедуре набора кадров университетских преподавателей, порядке присвоения ученых степеней.

В «официальной части» журнала публиковались правила «О книгопечатании», «О предупреждении привоза из-за границы запрещенных книг» и др. Несомненный интерес представляет таблица книг и периодических изданий, выходивших в 1833—1861 гг. с одобрения цензуры Министерства народного просвещения.11 Журнал регулярно печатал информацию о книгах и пособиях, одобренных министерством для употребления в учебных заведениях (т.к. без одобрения министерством они не могли быть использованы), что дает возможность судить об уровне преподавания отдельных дисциплин, в том числе и новой истории. Заслуживают внимания приводимые на страницах «Журнала Министерства народного просвещения» мнения членов Главного правления училищ об учебниках, как употребляемых в преподавании, так и тех, в которых нуждались учебные заведения. В одном из номеров приведены данные о лицах, командированных министерством за границу для подготовки к.

12 званию профессоров и преподавателей с 1808 по 1860 г., что характеризует уровень квалифицированности университетских кадров, особенно в области зарубежной истории.

Кроме «официальной части» каждый номер журнала включал и часть «неофициальную». Она содержит сведения о соотношении преподавания различных предметов в университетах, обзоры отечественной и зарубежной периодики и литературы, а также научную продукцию университетских преподавателей — их статьи и тексты читаемых лекций.

На страницах «Журнала Министерства народного просвещения» взаимодействовали «правительственное» и «университетское» начала в постановке вопросов развития образования и науки в поисках оптимальных форм и методов подготовки специалистов с высшим образованием, в которых остро нуждалась Россия.

Из университетских изданий для раскрытия темы важны ежегодные от.

13 четы и обозрения преподавания. Наличие этих источников по каждому из пяти включенных в сферу изучения университетов дало возможность выявить наличный состав профессоров и преподавателей всеобщей истории. Публикация списков профессоров с указанием преподаваемого предмета, сведений о выполнении научной работы и программ по отдельным предметам университетского цикла позволяет вынести суждение о состоянии преподавания учебных дисциплин, введении новых курсов.

Указанные источники сильно различаются по степени полноты приводимых сведенийсреди наиболее содержательных следует отметить отчеты по Московскому университету.

Особого внимания заслуживают биографические словари14 профессоров и преподавателей университетов, поскольку эти издания представляют собой не только справочные пособия, но и богатые собрания фактического материала, почти не введенного в научный оборот. Ввиду того, что словари преимущественно выходили к юбилейным датам и при их создании отсутствовал единый образец, они отличаются неодинаковым хронологическим охватом событий, различным объемом сообщаемых сведений, разнообразием авторов. Многие из опубликованных очерков — автобиографии или воспоминания, принадлежащие ряду крупных ученых. Нередко о своих умерших ко времени выпуска словаря коллегах писали их преемники по кафедре, используя для этого материалы личных и университетских архивов.

Словари изданы всеми университетами. Первым по времени выхода был словарь Московского университета, составленный к отмечавшемуся в 1855 г. столетнему юбилею. Тщательной подготовкой отличается словарь Киевского университета, редактированный профессором В. С. Иконниковым. Богата фактическим материалом составленная профессором В. В. Григорьевым «Историческая записка» о первых 50 годах существования С.-Петербургского университета (настолько, что Биографический словарь, появившийся в 1896 г., посвящен лишь «третьей четверти века его существования»).15.

Преимущественное внимание в изданиях этого рода, уделяемое учебной деятельности и научным трудам профессоров, создает представление об уровне преподавания отдельных предметов, в том числе — всеобщей истории.

Для изучения процесса вычленения новой истории, отделения ее от древней и средневековой, исключительно важны актовые речи профессоров, тексты их лекций, статьи, «рассуждения» и диссертации. Хотя ученые, деятельность которых протекала в 30−50-е гг. XIX в., не создали крупных монографических исследований, их совокупное научное наследие позволяет оценить уровень знаний, тематику, содержание нового научного направления.

Совершенно свеообразным источником исследуемой темы является учебная историческая литература. С одной стороны, она базировалась на тех научных достижениях, которые были результатом исследовательской практики историков в рассматриваемый период, с другой — наряду с лекциями была тем фундаментом, на котором строился процесс обучения. «Руководства» по всеобщей истории принадлежали перу как отечественных, так и зарубежных авторов. Издания русских переводов пособий можно считать источником по истории русской науки, поскольку они снабжались предисловиями и комментариями отечественных ученых, получивших таким образом возможность высказывать свои взгляды. Многочисленные введения, пояснения к переводам служат иллюстрацией степени разработанности того или иного вопроса, отражают интерес исследователей к определенным процессам и явлениям новой истории.

Связь процесса выделения новой отрасли науки со всем спектром общественного сознания и общественного движения предопределяет важность изучения периодической печати — наиболее читаемого в 30−50-е гг. XIX в. вида литературы. Журналы воздействовали на общественное сознание, формировали общественное мнение. Обследование широкого круга периодических изданий 1825−1850 гг., бывших полностью подцензурными, показало, что жизнь университетов широко освещалась в прессе, что периодика отражала потребности общества в философских и исторических знаниях, в том числев информации о развитии за рубежом философской мысли и исторической науки.

Историческая наука, кроме университетских кафедр, была предоставлена на страницах многих русских периодических изданий. Форма журнальных выступлений по вопросам истории была предпочтительнее других возможных способов общения с читателями. Публикация статей в журналах давала возможность непосредственного обращения к широким кругам образованных соотечественников, она была средством пропаганды исторических взглядов автора, средством участия в развитии исторической науки своего времени.

Наиболее многочисленную группу публикаций, посвященных исторической тематике, составляют рецензии на исторические труды русских и западноевропейских авторов, на мемуарные произведения, на учебные пособия и руководства. При этом отбор работ для рецензирования обусловливался стремлением откликнуться на новинки книжного рынка и удовлетворить общественные и научные запросы. Рецензии на исторические работы не ограничивались оценкой их содержания, в них излагалось собственное понимание рассматриваемых событий, это была возможность быстро откликнуться на новые явления в исторической науке.

Помимо упомянутого выше «Журнала Министерства народного просвещения» в процессе работы были привлечены материалы журналов «Московский телеграф», «Телескоп», «Москвитянин» и др. Выяснилось, что сотрудничество университетских преподавателей и выпускников в отечественной журналистике было очень активным.

Особую, весомую и важную группу источников — большей частью опубликованных, в некоторых случаях — извлеченных из архивов, составляет мемуарное и эпистолярное наследие. Источники личного происхождения (дневники, воспоминания, письма) способны в новом ракурсе представить многие факты и события, поэтому по важности они не уступают документальным. Без них нельзя воссоздать во всей полноте и многогранности атмосферу, царившую в университетах, отношения между преподавателями и студентами, индивидуальные черты профессоров, особенности преподавания ими различных учебных дисциплин, восприятие лекций учащейся молодежью.

Круг мемуарной литературы весьма широк: сохранились интересные воспоминания университетских профессоров, студентов, слушателей публич.

— 16 ных лекции.

Часть воспоминаний написана людьми, недавно оставившими студенческую скамью, но большинство из них отделяет от описываемых событий значительный временной промежуток, что не исключает искажения прошлого из-за изменения взглядов автора или ошибок его памяти. Мемуары — это всегда вторичное отражение пережитого спустя определенное время, они продуманны, композиционно выдержаны, но степень достоверности материала, извлекаемого из них, всегда нуждается в проверке.

Отсутствие временного разрыва в письмах и дневниках исключает указанные выше ошибки. Однако в дневниковых записях много злободневного, мимолетного, что требует вычленения сути описываемых событий из множества красочных, но второстепенных деталей.

Наряду с печатными источниками несомненный интерес представляют многие архивные материалы. Обильные сведения об университетах содержит архив III Отделения императорской канцелярии, хранящийся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ, ф. 109).

Особое внимание было уделено делам первой экспедиции этого высшего органа политического сыска в России, т.к. именно через нее проходили дела, имевшие «особо важное значение». Экспедиция ведала наблюдением за общественным мнением («состоянием умов») и составлением общих и частных обозрений важнейших событий в стране (называемых «всеподданнейшими» докладами). В ее функции входили наблюдение за общественным движением, занятиями деятелей культуры, науки, литературы, организация политического сыска и следствия.

Университеты занимали значительное место в ежегодных отчетах III Отделения. Материалы архива позволяют раскрыть закулисную сторону университетской политики правительства. Секретная переписка Министерства народного просвещения с III Отделением, царские резолюции отражают подлинное отношение власть предержащих к просвещению.

Значительное место в делах фонда занимают документы, посвященные периодическим изданиям — «Московскому вестнику» и его издателю М. П. Погодину, «Европейцу» и его издателю И. В. Киреевскому, «Московским ведомостям», «Москвитянину». Был учрежден комитет для усиления строгости цензурного устава и рассмотрения журналов.

Архивные документы свидетельствуют, что III отделение неусыпно контролировало российских подданных, находящихся за границей: списки их надлежало доставлять в III Отделение. Специальный циркуляр запрещал заграничным российским миссиям разрешать проезд российских подданных в те места, которые не были обозначены в выданных при выезде из России паспортах.

Университетские профессора являлись объектом пристального внимания и неустанного наблюдения тайной полиции. Хранящиеся в фондах архива систематические отчеты правительственных агентов о публичных лекциях содержат сведения об идеях и концепциях российской профессуры, помогая тем самым составить представление об идейной направленности университетского преподавания. И хотя от авторов донесений трудно ожидать объективности в выводах, следует признать, что они были достаточно образованны, чтобы понять суть произносимого с кафедры.

В ходе работы над темой диссертации были также привлечены фонды Центрального исторического архива г. Москвы (ЦГИАМ) — канцелярии попечителя Московского учебного округа (ф.418). Многие из документов фонда имеют не только узко местное, но и более общее значение. Так, предназначавшиеся попечителям разных учебных округов министерские циркуляры имели типовой характер и фактически дублировали друг друга.

Для определения теоретических взглядов университетских профессоров, их методологических позиций, выяснения фактологической наполненности лекционных курсов были привлечены материалы Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ) и Рукописного отдела Российской государственной библиотеки (РО РГБ). Первый из них содержит фонды М. П. Погодина (ф.373), И. В. Киреевского (ф.236).

В Музейном собрании Рукописного отдела РГБ было обследовано рукописное наследие Т. Н. Грановского (ф.178), дающее наиболее полное представление о содержании лекционных курсов московского профессора по но.

17 вой истории. Опубликованные С. А. Асиновской лекции Т. А. Грановского по истории средних веков основаны на фондах Государственного исторического музея (ГИМ) и не включают эти материалы.

Из хранящихся в Рукописном отделе РГБ материалов был использован фонд М. П. Погодина (ф.231), дополняющий сведения РГАЛИ.

Обзор основных групп источников убеждает в необходимости синтеза самых разнообразных материалов для изучения темы, сочетающей проблемы внутренней политики, развития общественной мысли и истории науки.

Каждая группа источников требует особого подхода. Так, официальные документы, являясь продуктом деятельности учреждений и официальных лиц, с неизбежностью отразили правительственную точку зрения на события. В отличие от субъективизма источников личного происхождения тенденциозность официальных документов скрыта за внешней сухостью изложения.

Не могут быть сброшены со счета и оставлены без внимания и приемы умолчания подцензурной прессы, лакуны, неточности и разночтения при записи лекций отдельными слушателями, а также элемент случайности при формировании архивных фондов.

Таким образом, ни одна группа источников, взятая изолированно, не содержит полных и бесспорных знаний по теме. Каждая дает ограниченные рамками своего жанра сведения, излагаемые с различных позиций. Лишь при условии сопоставления и сочетания данных разнородных групп всех выявленных источников можно получить относительно верное отражение событий прошлого.

Историография избранной темы широка и многопланова, что, так же как и источниковая база, обусловлено тремя поставленными в диссертации задачами.

Вся литература, отражающая историю университетов и творчество отдельных ученых-историков, может быть разбита в хронологическом отношении на две большие группы — на дооктябрьскую и послеоктябрьскую. В тематическом отношении каждая из обозначенных групп делится на труды обобщающего характера, в которых рассматривается история университетского образования в России в целом и отдельных университетов в частности, а также работы, посвященные процессу преподавания, роли университетов в общественной жизни, научной и общественной деятельности отдельных университетских профессоров.

Дореволюционная литература общего характера весьма обширна и имеет как научный, так и научно-популярный публицистический характер. Особенно сильна в ней публицистическая струя, ибо университетский вопрос принадлежал к числу злободневных как в XIX в., так и в начале XX в.

История российских университетов выделилась в самостоятельную тему в 40-е гг. XIX в. и была связана с историей С.-Петербургского18 и несколько позднее — Московского университета.19 Внимание авторов было преимущественно направлено на освещение общих вопросов развития учебных заведений, изложение носило многоплановый характер, выделение отдельных отраслей науки не входило в задачу юбилейных изданий.

На страницах периодической печати также появились статьи, посвя.

20 щенные истории отдельных университетов. Итог предшествующему изучению материала, связанного с историей российских университетов, подвела серия статей В. С. Иконникова, поставившего вопрос о связи университетов с ходом развития общества.21.

22 23.

Внимание университетам уделили А. Н. Пыпин, П. Н. Милюков,.

А.А.Корнилов. Так, П. Н. Милюков сравнивал университетское устройство в.

России с исторически сложившимися типами западноевропейских университетов. Эту же тему развивал К. Д. Кавелин, первым обосновавший взгляд на зарубежные университеты как образцы высшего образования. «О «первенствующем значении» университетов в области высшего образования в России говорил в 1915 г. С. Г. Сватиков в докладе, прочитанном в общем собрании Русского Библиологического общества.26.

Отдельные разделы отводились университетам в научно-популярных коллективных трудах широкого хронологического охвата. В подобные издания вошли статьи и очерки об университетах, принадлежавшие перу.

27 28.

И.Н.Бороздина, И. И. Соловьева.

Кроме литературы общего содержания, труды, посвященные университетам, можно тематически сгруппировать, выделив работы, в которых рассматривается университетская политика правительства, студенчество и студенческое движение, образовательная и научная деятельность университетов. Среди первых богатством фактического материала отличается двухтомное сочинение В. С. Рождественского «Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения», подготовленное по архивным материалам.

29 к столетию министерства. Это издание имеет сугубо официальный характер. Критический взгляд на политику правительства в области просвещения и.

30 31 университетов заметен в книгах А. Н. Пыпина," статьях Б.В.Глинского/.

32 33 34.

В.А.Воробьева, С. П. Никонова, В. Е. Якушкина.

Литература

о научно-образовательной деятельности университетов во второй четверти XIX в. представлена трудами по истории отдельных университетов, содержащими богатые данные о внутренней университетской жизни. При изложении материала основой периодизации служило чаще всего принятие устава, что во многом определило особенности самих работ. Подчас они напоминают отчеты или справочники — в них приведены перечни преподаваемых предметов, лекторов и их опубликованных трудов. Однако, какой бы вид ни принимало изложение, сочинения этого рода представляют большую ценность как собрания фактического материала, нередко утраченного в оригинале.

Конкретные вопросы о происходивших в университетской науке и образовании внутренних процессах и сдвигах не ставились, хотя в общих тенденциях отношения к этой проблематике можно проследить несколько направлений.

Либерально настроенные историки и публицисты больше внимания уделяли западным влияниям, связывая напрямую состояние университетского преподавания с характером устава, т. е., в конечном счете, с правительственной политикой.

Литература

официальной консервативно-монархической направленности имела описательно-апологетический характер. Как правило, она не содержала ни малейших элементов критики по отношению к действиям и распоряжениям правительства. Таковы книги С. П. Шевырева, В. В. Григорьева.

Конкретика университетского исторического преподавания на фоне процесса выделения науки всеобщей истории была сфокусирована в историографии второй половины XIX — начала XX вв. вокруг имени профессора Московского университета Т. Н. Грановского. Нет, пожалуй, ни одного крупного ученого или общественного деятеля, который не коснулся бы в том или ином контексте вклада Т. Н. Грановского в университетское образование и общественное движение: П. Н. Кудрявцев, Н. И. Кареев, В. И. Герье, В. О. Ключевский, Р. Ю. Виппер, И. С. Тургенев, А. К. Дживелегов, И. Н. Бороздин, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, Б. Н. Чичерин и др.

Основными вопросами, привлекавшими внимание исследователей, были: Т. Н. Грановский и его лекционные курсы,'5 роль Т. Н. Грановского в росЛ /Г сийском общественном движении первой половины XIX в. и философские и общественно-политические взгляды Т. Н. Грановского. Все исследователи высоко оценивали лекционное мастерство Т. Н. Грановского, отводили ему почетное место в истории освободительного движения в николаевской России. Меньше внимания уделялось научному вкладу московского профессора, существовало даже мнение о вторичности его научных разработок.38.

В связи с задачами диссертационного исследования значительный интерес представляет изучение во второй половине XIX в. философских воззрений Т. Н. Грановского, ибо таким образом историческая наука выходила на специальную постановку темы о философских основах исторических знаний в 40−50-х гг. XIX в. Все без исключения авторы утверждали о приверженности ученого философии Гегеля. Некоторые из них, в частности, Н. И. Кареев, пытались проследить эволюцию взглядов историка. Сравнивая высказывания Т. Н. Грановского 1839 и 1852 гг., Н. И. Кареев утверждал, что «то гегельянство, какое еще проявляется в нем в начале его деятельности, к концу ее совсем.

•л п исчезает". Именно Н. И. Кареев был тем исследователем, который утвердил роль Т. Н. Грановского в процессе выделения и утверждения науки всеобщей истории в России: «Грановский первым создал в нашей исторической литературе понятие о всеобщей истории не как о простой сумме частных историй, а как о едином всемирно-историческом целом, создал всемирно-историческую точку зрения"40.

Анализом полемики Т. Н. Грановского и С. П. Шевырева закладывались основы темы противостояния западничества и славянофильства.41.

Однако историография университетской науки всеобщей истории в конце XIX — начале XX вв. уже не ограничивалась анализом творчества Т. Н. Грановского. В статьях В. П. Бузескула, вошедших в цикл «Исторические этюды» (1911), были представлены новые имена российских всеобщих историков, трудившихся в провинциальных университетах: М. М. Лунина и В. Ф. Цыха.42.

Можно считать, что изучение наследия Т. Н. Грановского дало импульс дальнейшей разработке истории славянофильства, т. е. исследованию деятельности и взглядов его идейных противников. Этому вопросу были посвящены работы Г. А. Максимовича, Н. Л. Бродского.4″ 1 Споры славянофилов с западниками раскрывали В. Е. Чешихин (Ч.Ветринский) и М. О. Гершензон.44.

В конце XIX — начале XX в. в русской науке появляются первые обобщающие труды, характеризующие процесс развития русской исторической мысли и место университетов в этом процессе. Подобная постановка вопросов отличает, в первую очередь, работы П. Н. Милюкова, датировавшего превращение русской науки в университетскую 1826−27 гг.45.

Таким образом, главное наследство, оставленное дореволюционной исторической наукой в сфере изучения истории университетов — труды, содержащие историю отдельных университетов с неодинаковой подробностью изучения разных периодов их существования.

Среди остальных проблем наиболее изученным оказывается процесс университетского преподавания, рассмотренный через призму лекционных курсов Т. Н. Грановского. Намечены темы для рассмотрения процесса развития русской исторической мысли, философских основ русской науки всеобщей историиначали расширяться рамки изучения вклада отдельных ученых в освещение проблематики зарубежной истории.

Советская историческая наука в силу самых разных причин не сразу обратилась к истории университетов: тема эта для послереволюционного времени не была достаточно «актуальной». По мере расширения круга изучаемых вопросов, исследования участия интеллигенции в общественном движении, повышения интереса в целом к истории культуры и образования университетская проблематика все больше становилась предметом специального изучения. Разрабатывалась история отдельных университетов за весь период их существования, анализировались отдельные аспекты их деятельности, расширялась источниковедческая база, в оборот вводился новый фактический материал. Однако здесь имелись свои особенности. Господство одной мировоззренческой теории сужало рамки исследований в тематическом плане (предпочтение отдавалось революционной проблематике), создавало множество трудно преодолимых штампов, например, негативы в оценке правительственной политики в отношении университетов, во взглядах на славянофильство. В сферу изучения не включались историки, стоявшие на консервативных общественных позициях и т. д., что, естественно, не могло не сказаться на общих результатах исследовательской работы.

Как особая тема история университетов получила в советской историографии самостоятельное звучание с 30-х гг. с выходом в свет в 1930 г. двухтомного труда М. К. Корбута, посвященного стодвадцатипятилетнему историческому пути Казанского университета.46 Опубликованные позднее коллек.

47 тивные «Очерки истории Московского университета» были задуманы более широко: их авторы стремились охватить все стороны деятельности университета почти за два века.

Одним из аспектов жизни университетов, в первую очередь привлекавших внимание советских историков, было студенческое движение. В 1934 г.

48 увидела свет книга В. И. Орлова, в которой рассматривалось участие студентов Московского университета в демократическом освободительном движении. Тематика студенческого движения получила продолжение в работах Ю. Н. Егорова, посвященных студенческому движению и реакционной политике самодержавия в отношении студенчества.49.

Изучение истории университетов продолжалось после Великой Отечественной войны. Важную роль сыграл двухсотлетний юбилей Московского университета, вызвавший появление ряда печатных изданий, в первую очередь — двухтомной «Истории Московского университета».50 Позже вышли труды по истории Харьковского, Ленинградского, Киевского, Казанского университетов.51 Хронологический охват материала в данных изданиях гораздо шире, чем в дореволюционных, но распределен он по-прежнему неравномерно. Особое внимание авторов и составителей обращено на советский период существования университетових деятельности в дооктябрьскую эпоху отведено меньше места, причем подробнее изложены события второй половины XIX в.

Возможность более обстоятельно ознакомиться с историей того или иного университета дают монографии, статьи советских ученых, освещающие отдельные периоды и стороны их существования.

О развитии общественной мысли и освободительного движения в Московском университете в 1826 — 1831 гг. повествует монография Л. И. Насонкиной, 52 хронологически наиболее близкая по временным рамкам к диссертационной работе. Свою задачу автор видела в раскрытии закономерностей форм общественно-политического движения второй половины 20-хначала 30-х гг. XIX в. на примере Московского университета.

Большей разносторонностью отличаются монографии Г. И. Щетининой и Р. Г. Эймонтовой, относящиеся к более поздним хронологическим периодам.33 Освещая деятельность университетов в шестидесятые и восьмидесятые годы, авторы не ограничивались анализом их участия в российском общественном движении, следуя традициям дореволюционной университетской историографии, они обратили внимание на внутренний строй университетского мира.

Движение исторической мысли в России, приведшее в конце XIX в. к расцвету русской школы в изучении всеобщей истории, пока еще не получило обобщенного теоретического освещенияразвитие науки рассматривалось сквозь призму деятельности плеяды наиболее крупных историков. Начало указанному подходу положило исследование В. П. Бузескула «Всеобщая история и ее представители в России», 54 расширевшего и дополнившего труд, начатый до революции. Здесь дана краткая характеристика наследия ученых, стоявших у истоков разработки истории Западной Европы в нашей стране. Основное внимание автора сосредоточено на анализе вклада в науку известных историков, живших и творивших во второй половине XIX в.

Объяснение этому дал другой исследователь отечественной исторической мысли — О. Л. Вайнштейн. В «Историографии средних веков» он считал одной из характерных особенностей русских историков 1830—1870-х гг., преимущественно тех из них, кого судьба забрасывала в провинциальные университеты, слабую научную продуктивность: «Несмотря на то, что среди них было немало одаренных и даже талантливых людей, они редко оставляли поеле себя что-либо большее, чем одну-две диссертации и несколько статей».55 В качестве причины этого явления автор указывал на обстановку, в которой университетским ученым приходилось жить и действовать, а также на то, что много даровитых историков умирало, не достигнув полного расцвета творческих сил, из-за чего «русская историография большей части XIX в. представляет какой-то синодик преждевременных смертей и несбывшихся ожида.

— 56 НИИ".

Скромный по объему материал о развитии отечественной исторической мысли в области всеобщей истории до середины XIX в. содержат и «Очерки истории исторической науки в СССР», ограничившихся лишь общим обзором проблемы.57 В «Историографии нового времени стран Европы и Америки» глава «Русская историческая мысль» также невелика по представленному материалу, 58 при этом приоритет отдан взглядам В. Г. Белинского и А. И. Герцена, из университетских историков названы лишь М. П. Погодин и Т. Н. Грановский.

Т.Н.Грановскому по-прежнему уделялось главное внимание как фигуре самой значительной в отечественной историографии первой половины XIX в. Наиболее основательно к разработке темы подошла С. А. Асиновская, существенно расширившая ее источниковедческую базу. Первоначально в статьях, а позднее в монографии59 она, вопреки мнению В. П. Бузескула и О. Л. Вайнштейна, повторивших за дореволюционными историками тезис о вторичности и несамостоятельности научных выводов московского профессора, 60 дала исчерпывающий ответ на этот вопрос: Т. Н. Грановский вполне самостоятелен и в значительной степени оригинален как исследователь. Подобную же мысль проводит и Е. В. Гутнова в «Историографии истории средних веков», 61 хотя в силу традиций советской науки весь материал излагается «с оглядкой» на революционеров-демократов, в то время как в большинстве случаев их выводы в области медиевистики следовало сравнивать с результатами изысканий Т. Н. Грановского.

В конце шестидесятых годов была издана библиография трудов.

Т.Н.Грановского с вступительной статьей С. С. Дмитриева.62 К работам С. А. Асиновской в последнее время добавились монографии З.А.Каменского63 и А. А. Левандовского, 64 более близкие к научно-популярной литературе.

Особое место в историографии темы занимает обширная статья И. Н. Бороздина, непосредственно посвященная анализу внутренних процессов, происходивших в университетской науке всеобщей истории 40−50-х гг. XIX в.65.

Философские основы отечественной исторической мысли в послеоктябрьской науке рассматривались в нескольких аспектах. Один из них обосновывал развитие исторических знаний в России движением западноевропейской философской мысли. В этом русле написаны статьи и монографии В. В. Гусева, В. И. Шевцова, А. Е. Шикло, М. И. Чемерисской.66 Особенностью указанных работ является анализ как университетской, так и внеуниверситет-ской науки первой половины XIX в.

Для другого аспекта характерно рассмотрение связи науки с общественным движением. С одной стороны, здесь необходимо отметить работы И. А. Федосова и В. Е. Иллерицкого, 67 а с другой — целый комплекс исследований по проблематике русского славянофильства.68 Оставляя в стороне историографические споры о социальных параметрах учения славянофилов, необходимо указать на значимость того направления исследовательского поиска, который ведет к определению философских основ славянофильства и степени влияния его теоретико-публицистических выступлений на общественный климат России 40−50-х гг. XIX в.

В последние десятилетия в историографии появились новые подходы к университетской проблематике, как в теоретическом, так и в фактологическом плане. В этой связи следует отметить усилия воронежских исследователей истории российских университетов. Данная тема является объектом научных усилий В. И. Чеснокова. В его работах, 69 а особенно в недавних публикациях, четко очерчено взаимодействие правительственной политики и профессуры в решении вопросов жизни и функционирования университетов. Автор справедливо указывает, что историографическая традиция советского времени необоснованно и без тщательного изучения университетской сферы рисовала образ царского правительства исключительно как «врага универси.

70 тетского прогресса".

Значительными событиями явились проведение в Воронеже в 1994 г. межвузовской конференции по истории российских университетов71 и выход.

72 в свет трех специальных тематических сборников.

Таким образом, следует признать существование в истории отечественной исторической науки особого раздела — российской университетской историографии. В ней представлена как история российского университетского образования в целом, история отдельных университетов, так и процесс выделения истории как предмета изучения и преподавания.

В число разработанных проблем можно включить исследование общественного фона развития науки и образования в России в XIX в. Намечены, но до конца не выяснены пути решения вопросов правительственной политики в отношении высшего образования в первой половине XIX в. и проблемы философских основ российской исторической науки того же периода. Следует отметить, что изучение вклада отдельных университетских преподавателей в разработку всеобщей истории ограничено именами Т. Н. Грановского и М. М. Лунинакроме того, преимущественное внимание исследователей уделялось науке второй половины XIX в.

К числу совершенно не изученных и даже никем не обозначенных тем следует отнести развитие отечественной науки новой истории и процесс выделения ее из истории всеобщей, чем и объясняется постановка основной цели диссертационного исследования.

1 Милюков П. Н. Главные течения русской исторической мысли. М., 1898. Т. 1. — С 5.

2 Новая и новейшая история. 1996. — И 5. — С.97- N 6. — С.60- 1998. -N1, — С. 12.

3 Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1864 -1904. Т. 1−17.

4 Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. СПб., 18 661 907. Т.1−16.

5 Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 г. СПб., 1862.

Т.1−2.

6 Устав императорских российских университетов. СПб., 1805- Общий устав императорских российских университетов // Журнал Министерства народного просвещения. -1835. -Ч.VII.

7 Общий отчет, представленный Его императорскому Величеству по Министерству народного просвещения. СПб., 1835−1854.

8 Обозрение хода народного просвещения в России за истекшее пятилетие. СПб., 1839- Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833−1843. СПб., 1864.

9 Записки, издаваемые от Департамента народного просвещения. СПб., 1825−1829.

Т.1−3.

10 Собрание постановлений по Министерству народного просвещения. Спб., 1833.

11 Журнал Министерства народного просвещения (далее — ЖМНП). 1862. — Ч. СХШ. — С.48. (Таблица, показывающая число выходивших одобрения цензуры Министерства народного просвещения периодических изданий и разного рода книг, с 1833 по 1861 г.).

О лицах, командированных Министерством народного просвещения за границу для приготовления к званию профессоров и преподавателей с 1808 по 1860 г. // ЖМНП. 1864. -Ч.СХХ1. -С.335.

13 Обозрение публичного преподавания наук в императорском Московском университете. М., 1830−1896- Обозрение преподавания на историко-филологическом факультете Московского университета. М., 1890- Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета. М., 1834−1862- Отчет о состоянии и деятельности императорского С.-Петербургского университета. СПб., 1839−1860- Обозрение преподавания в университете св.Владимира. Киев, 1836−1907; Краткий отчет императорского университета св.Владимира. Киев, 1846−1861- Краткая историческая записка о состоянии и действиях императорского Харьковского университета с 1 августа 1836 по 1 августа 1837 г. Харьков, 1837- Отчет о состоянии и деятельности Харьковского университета. Харьков, 1839−1914; Отчет о состоянии императорского Казанского университета. Казань, 1842−1914.

14 Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Московского университета. М., 1855. Т. 1−2- Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Казанского университета (1804−1904). Казань, 1904. Т.1- Загоскин Н. П. Опыт краткого биографического словаря профессоров и преподавателей Казанского университета за первые 95 лет его существования. Казань, 1900; Историко-филологический факультет Харьковского университета за первые 100 лет его существования (1805−1905). Харьков, 1908; Григорьев В. В. Императорский С.-Петербургский университет в течение первых 50 лет его существования. СПб., 1870- Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского университета св. Владимира (1834−1894). Киев, 1894.

15 Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского С.-Петербургского университета за истекшую третью четверть века его существования (18 691 894). СПб., 1896- 98. Т. 1−2.

16 Московский университет в воспоминаниях современников (1755−1917). М-, 1989; Ленинградский университет в воспоминаниях современников. Л.: 1963. Т. 1- Русское общество 30-х гг. XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М.: 1989; Бестужев П. Памятные записки, 1828−1829 гг. // Воспоминания Бестужевых. М.- Л., 1951; Венюков М. И. Из воспоминаний. Амстердам, 1895. — Кн. 1- Герцен А. И. Собр.соч.: в 30-ти т. М., 1954.-Т.2- Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897. Т. 1,2- Ильинский А. И. За полстолетия, 18 411 892: Воспоминания о пережитом // Русская старина. — 1894. — N 1−4- Кошелев А. И. Записки (1812−1883). Берлин, 1884- Никитенко A.B. Дневник. М&bdquo- 1955;1956. Т. 1−3- Пыпин А. Н. Мои заметки. М., 1910; Скабичевский A.M. Литературные воспоминания. М.-Л., 1928; Устрялов Ф. Н. Воспоминания о С.-Петербургском университете в 1852—1856 гг. // Исторический вестник. — 1884. — N 6−8- Фортунатов Ф. Н. Воспоминания о С.-Петербургском университете за 1830−33 годы. М., 1869.

17 Лекции Т. Н. Грановского по истории средневековья (авторский конспект и записи слушателей). М., 1961; Лекции Т. Н. Грановского по истории позднего средневековья (записи слушателей с авторской правкой). М., 1971; Грановский Т. Н. Лекции по истории средневековья. М., 1986.

18 Плетнев П. А. Первое 25-летие Имп. Санкт-Петербургского университета. СПб.,.

1844.

19 Шевырев С. П. История Имп. Московского университета, написанная к 100-летнему его юбилею. М., 1855.

20 Об ученой деятельности Казанского университета с 1827 по 1843 гг. // ЖМНП. -1844. — 4. XLIIШевырев С. П. Обозрение 100-летнего существования Московского университета // ЖМНП. -1855. — 4. LXXXVГлинский Б.В. 70-летие Петербургского университета. Исторический очерк // Исторический вестник. — 1894. — N 2- Лавровский H.A. Из первоначальной истории Харьковского университета // ЖМНП. — 1869. — 4.CXLV.

21 Иконников B.C. Русские университеты в связи с ходом общественного развития // Вестник Европы. — 1876. — N 9.

22 Пыпин А. Н. Характеристики литературных мнений от 20-х до 50-х годов. СПб.,.

1906.

23 Милюков П. Н. Университеты в России // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1902. — Т.68. Ст.788−800.

24 Корнилов A.A. Курс истории России в XIX в. М., 1912;1914.

25 Кавелин К. Д. Наука и университеты на Западе и у нас / Собр.соч. СПб., 1899. Т.З.

26 Сватиков С. Г. Русские университеты и их историческая библиография. Пг., 1915.

27 Бороздин И. Н. Университеты в России в первой половине XIX в. // История России в XIX в. СПб., 1907;1908. Т.2.

28 Соловьев И. И. Университетский вопрос во второй половине XIX в. // Три века М., 1913. Т.6.

29 Рождественский C.B. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802−1902. СПб., 1902.

30 Пыпин А. Н. Указ.соч.- Он же. История русской литературы. СПб., 1898 — 1899.

Т. 1−4.

31 Глинский Б. В. Университетские уставы (1755−1884) // Исторический вестник. -1900. -N 12.

32 Воробьев В. А. К истории наших университетских уставов // Русская мысль.

1905. -N 12.

33 Никонов С. П. Университетские реформы в России // Вестник права. — 1901. — N 9.

34 Якушкин В. Е. Из истории русских университетов в Х1Хв. // Вестник воспоминания. — 1901. -N 7.

35 Милюков П. Н. Университетский курс Грановского // Милюков П. Н. Из истории русской интеллигенции. СПб., 1903; Коваленский М. Н. Неизданные университетские курсы Грановского // Голос минувшего. — 1913. — N 9- Феоктистов Е. М. Публичные лекции профессоров Геймана, Соловьева, Грановского и Шевырева // Современник. — 1852. — N 3.

36 Мякотин В. А. Профессор сороковых годов (Т.Н.Грановский) // Русское богатство. — 1896. — N 6- N 7- Чешихин В. Е. Т. Н. Грановский и его время. Ист. очерк. М., 1897.

37 Кареев Н. И. Историческое мировоззрение Грановского. СПб., 1896- Виппер Р. Ю. Общественно-исторические взгляды Грановского // Виппер Р. Ю. Две интеллигенции. Сб. статей. М., 1912.

38 Григорьев В. В. Грановский до его профессорства в Москве. М., 1856.

39 Кареев Н. И. Указ.соч. — С. 12.

40 Там же. — С.65.

41 Соколов ЮМ. Грановский и Шевырев//Голос минувшего. — 1913. -N3.

42 Бузескул В. П. Профессор М.М.Лунин, «Харьковский Грановский». СПб., 1905; Он же. О лекциях В. Ф. Цыха, профессора Харьковского университета в 30-х гг. прошлого века. Харьков, 1910.

43 Максимович Г. А. Учение первых славянофилов. Киев, 1907; Бродский H.JT. Ранние славянофилы. М., 1910.

44 Чешихин В. Е. (Ч.Ветринский). В сороковых годах. М., 1899- Гершензон М О. Образы прошлого. М., 1912.

45 Милюков П. Н. Главные течения русской исторической мысли. — С. 5.

46 Корбут М. К. Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина за 125 лет. Казань, 1930. Т. 1,2.

47 Очерки истории Московского университета // Уч.зап. МГУ 1940. Вып.51−52.

Орлов В. И. Студенческое движение Московского университета в XIX столетии.

М., 1934.

49 Егоров Ю. Н. Русские университеты и студенческое движение во второй половине 30−50-х гг. XIX в. Автореферат дисс. канд.ист.наук. Л., 1958; Он же. Реакционная политика царизма в вопросах университетского образования в 30−50-х гг. XIX в. // Научн. доклады высшей школы. Ист.науки. 1960. — N 3.

50 История Московского университета. М., 1955. Т.1,2.

51 Харьковский университет им. А. М. Горького за 150 лет. Харьков, 1955; 1стор1я Кшвського универатету. Кшв, 1959; История Ленинградского университета, 1819−1969. Очерки. Л., 1969; Казанский университет, 1804−1979, Очерки истории. Казань, 1979.

52 Насонкина Л. И. Московский университет после восстания декабристов. М., 1972.

Щетинина Г. И. Университеты в России и устав 1884 г. М., 1976; Эймонтова Р. Г. Русские университеты на грани двух эпох. От России крепостной к России капиталистической. М., 1985; Она же. Русские университеты на путях реформ. Шестидесятые годы Х1Хв. М., 1993.

54 Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX века. Л., 1929. 4.1.

55 Вайнштейн О.Jl. Историография средних веков, в связи с развитием исторической мысли от начала средних веков до наших дней. М.- Л., 1940. — С.293.

56 Там же. — С.294.

57 Очерки истории исторической науки в СССР. T l. М.: изд-во АН СССР, 1955. -С.415−492.

58 Историография нового времени стран Европы и Америки / Под ред. И. П. Дементьева. М.: Высш. школа, 1990. — С. 160−176.

59 Асиновская С. А. Передовой русский медиевист Т. НГрановский // Средние века. М., 1953. Вып.4- Она же. Неопубликованная рукопись Т. Н. Грановского // Вопросы истории. — 1955. — N 10- Она же. Из истории передовых идей в русской медиевистике (Т.Н.Грановский). М., 1955.

60 Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России. — С.56- Вайнштейн О. Л. Историография средних веков. — С.299.

61 Гутнова Е В. Историография истории средних веков (середина XIX в. — 1917 г.). М., 1974. — С.246−256.

62 Грановский Т. Н. Библиография. М., 1969.

63 Каменский З. А. Т. Н. Грановский. М., 1988.

64 Левандовский A.A. Время Грановского. М., 1990.

65 Бороздин И. Н. К вопросу об ученых разногласиях русских медиевистов 40−50-х годов XIX века // Средние века. — М., 1955. Вып.6.

66 Гусев В. В. А. И. Герцен и некоторые вопросы исторической науки 30−40х гг. XIX в. // Труды Воронежск. ун-та. — Вып.2. — Воронеж, 1957. — Т.60. Он же. Философия истории в исторических концепциях А. И. Герцена и дворянско-буржуазных историков 30−40-х годов XIX в. // Проблемы историографии (тезисы и авторефераты докладов и сообщений на межвузовской конференции). Воронеж, 1960; Шевцов В. И. Развитие прогрессивного направления в русской историографии первой половины XIX в. Днепропетровск, 1980; Шик-ло А. Е. Исторические взгляды Н. А. Полевого. М., 1981; Чемерисская МИ. П. Я. Чаадаев // Вопросы истории. — 1994. — N 10.

67 Федосов И. А. Революционное движение в России во второй четверти XIX в. (Революционные организации и кружки). М, 1958; Иллерицкий В. Е. Революционная историческая мысль в России. М., 1974.

68 Державин Н С. Герцен и славянофилы // Историк-марксист. — 1939. — N 1- Дмитриев С. С. Славянофилы и славянофильство // Историк-марксист. — 1941. — N 1- Дементьев А. Г. Очерки истории русской журналистики. 1840−1850 гг. М.-Л., 1951; Дудзинская Е. А. Русские славянофилы и зарубежное славянство // Методологические проблемы истории славистики. М., 1978; Манн Ю. В. Русская философская эстетика. М, 1969; Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. М., 1976; Янковский Ю. З. Патриархально-дворянская утопия. М., 1981.

69 Чесноков В. И. Правительственная политика и историческая наука России 60−70-х годов XIX в. Исследовательские очерки. Воронеж, 1989; Он же. Правительство и развитие структуры исторических кафедр и наук в университетах России (по университетским уставам 1804−1869 годов) // Российские университеты в XIX-начале XX в. Воронеж, 1993. -Вып.1.

70 Чесноков В. И. Пути формирования и характерные черты системы университетского исторического образования в дореволюционной России // Российские университеты.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Процесс дифференциации и вычленения отдельных разделов науки в самостоятельные отрасли в ходе ее развития и накопления достигнутых результатов не является особенностью исторической науки, такова закономерность развития любого отдела научных знаний. Специфическая черта истории как науки состоит в четкой связи этого процесса с общественны развитием, с потребностью общества, которое своим интересом к тому или иному значительному отрезку прошлого стимулирует его выделение в качестве самостоятельного раздела.

Именно такое выделение из российской науки всеобщей истории раздела нового времени становится совершенно очевидным ответом на запросы общественности последекабристской России.

Во второй четверти XIX в. история в условиях значительного правительственного прессинга, вызванного стремлением как можно дольше сохранить самодержавно-крепостнический строй, стала той мыслительной ареной, где сохранялись возможности говорить о вариантности путей развития страны. И пристальный взгляд на недавнее прошлое Запада, олицетворявшего один из возможных вариантов российского будущего, оказался закономерным следствием общественного внимания.

Исходные позиции новой отрасли науки как в философском, так и в конкретно-историческом плане основывались на достижениях западноевропейской философской и исторической мысли, дававших методологическую базу, источниковый и историографический материал, по естественным причинам отсутствовавший в России.

Отсюда проистекал ряд обязательных условий, необходимых для становления российской науки новой истории: а) связь с потребностями общественной жизни Россииб) использование важнейших положений западноевропейской философии и социологиив) учет достижений западноевропейской исторической науки.

Определяющее значение первого из указанных пунктов объясняет такую следующую особенность рассматриваемого процесса как комплексное усвоение постулатов различных философских течений, смену философско-методологических ориентиров (Шеллинг, Гегель, Конт), широкую вариантность использования историографического наследия Запада, что, в конечном счете, предопределило выход к самостоятельной постановке и решению российской наукой проблем новой истории.

Наиболее ярко процесс выделения истории нового времени проявился на базе университетской науки, имевшей для этого во второй четверти XIX в. наиболее благоприятные условия. Она, во-первых, получала финансовую поддержку правительства (командировки за границу, выписка иностранной литературы), что являлось одним из важнейших стартовых условий развития новой отрасли науки.

Во-вторых, располагая определенными организационными основами, университетская наука обладала и большими возможностями для оформления нового научного раздела, обеспечивая преемственность в его развитии.

В-третьих, прямая связь университетских преподавателей со своими слушателями приводила к быстрому усвоению и к распространению новых научных знаний.

Однако, вызревание нового научного направления в недрах университетской науки таило в себе и некоторые негативные моменты, связанные прежде всего с правительственной политикой в деле народного образования. Хотя вторая четверть XIX в. не была сплошным торжеством реакции, как это считалось ранее, и правительственная политика создавала определенные условия для развития высшего образования (некоторое смягчение сословных барьеров как в среде преподавателей, так и слушателей, послабления в области научной цензуры), правительственное око не могло не давать о себе знать именно в области новой истории, ограничивая науку тематически, а в период революционных событий в Европе ставя под контроль заграничные поездки ученых и создавая тем самым некую предтечу «железного занавеса» .

Кроме того, выросший на университетской ниве раздел новой истории не был обеспечен кадрами специалистов, посвятивших себя исключительно модернистике. Впечатляющая широта эрудиции смежников-медиевистов, ан-тиковедов, историков Отечества, читавших курсы новой истории, могла подчас обернуться потерей глубины изложения. Возможно, что окончательному определению специализации ученых в области новой истории и созданию полномасштабных монографических исследований помешал уход из жизни ряда ведущих историков в самом расцвете их профессиональной деятельности.

Тем не менее, новая история как самостоятельный раздел науки к середине XIX в. получила окончательное утверждение с университетских кафедр. Ее обобщающие выводы могут быть сведены к следующим положениям.

Прежде всего, университетская наука наметила хронологические и событийные вехи, знаменующие переход от средних веков к периоду нового времени, суммарно варьируя их в пределах конца XV — начала XVI вв. Важность событий, выдвинутых в виде рубежей двух эпох (падение Константинополя, Великие географические открытия, Реформация), не подлежит сомнению и по сей день.

В лице одного из самых выдающихся разработчиков курса новой истории Т. Н. Грановского университетская наука впервые в историографии поставила вопрос о переходных эпохах (одной из которых явилась связка «средние века — новое время»), их длительности и характерных чертах. В постановке этого вопроса Т. Н. Грановский явился своеобразным предвестником выдвинутой в настоящее время проблемы раннего нового времени.

При наличии тех же приоритетов, которые были обозначены в медиевистике: церковь, политическая, социально-экономическая история и культура, в науке новой истории произошло изменение акцентов: тема церкви ушла на дальний план, а религиозные споры и движение за реформу церкви представлены как совокупность религиозных, социальных, культурных и национальных составляющих.

При этом выдвижение на одно из ведущих мест национального вопроса или национального компонента стало примечательной чертой трактовки университетскими учеными проблем нового времени.

Среди отличительных признаков новой отрасли науки может быть отмечено и обращение к нравственно-психологической характеристике человека нового времени в его взаимодействии с окружающим миром.

Наконец, одним из важных начинаний новой отрасли науки следует считать и историографический аспект лекционных курсов и печатных работ, положивший начало отечественной историографии новой истории.

Подводя общий итог рассмотрению темы диссертации, можно говорить о следующей закономерности становления нового направления в науке: сначала оно обеспечивается коллективными усилиями целого ряда ученых, из которого выделяются единицы талантов, осуществляющие исследовательский прорыв вверх, дальше своего времени, а затем уже следует новый период в развитии науки новой истории в России.

В целом своими первыми шагами университетская наука новой истории во второй четверти XIX в. создавала ту базу, тот научный задел, который предопределил движение российской науки второй половины XIX в. к мировым высотам.