Идеология национализма на Дону в начале XX века

К концу XVIII в. донское казачество фактически превратилось в особое военно-служилое сословие Российской империи и оставалось на этом положении вплоть до событий 1917 года. Специфика включения Войска Донского в общеимперское пространство привела к тому, что одной из наиболее проблемных тем в историографии по казачеству стал вопрос о том, являлось ли оно только одним из сословий Российской империи или же было самостоятельным народом. С середины 1990;х гг. доминирует мнение, что, формально находясь на положении сословия, фактически донское казачество представляло собой субэтнос русского народа1. Тем не менее, современное состояние историографии не позволяет говорить о том, что этот вопрос сколько-нибудь убедительно разрешен. В этой связи представляется важным попытаться посмотреть на эту проблему глазами самих донцов того периода в истории казачества, когда сословная система Российской империи стояла на пороге крушения. Иначе говоря, чтобы более точно определить социокультурную сущность казачества, необходимы исследования в области его самоидентификации.

К сожалению, изучение самоидентификации основной массы казаков при имеющейся источниковой базе неизбежно обречено на некоторую спекулятивность выводов и неоправданные обобщения. Трудности при определении вариантов казачьей идентичности, бытовавших на территории Области войска Донского (далее — ОвД) в изучаемый период настолько значительны, что установить степень вовлеченности казачества в процесс «национализации» и его ясные границы не представляется возможным. Источники, содержащие представление об этнической/национальной или.

1 См.: Возрождение казачества: история и современность. Материалы к V Всероссийской (международной) научной конференции (сборник научных статей). Новочеркасск, 1994; Казачий Дон. Очерки истории. Ч.1-П / Под ред. Скорика А. П. Ростов-Н-Д., 1995; Возрождение казачества (история, современность, перспективы). Тезисы докладов, сообщений, выступлений на V международной (всероссийской) научной конференции. Ростов-н/Д., 1995. сословной принадлежности отдельных донских казаков, на наш взгляд, не вполне репрезентативны, так как не могут дать широкой картины самоидентификации всей массы людей, формально входивших в войсковое сословие. Тем более это характерно для нижних, неили малообразованных слоев рядового казачества, не оставивших сколько-нибудь значительного корпуса письменных источников, которые могли бы содержать подобную информацию.

Выходом из данной ситуации может послужить изучение умонастроений хотя бы части донского казачества, прежде всего, его образованной верхушки, имевшей возможность так или иначе влиять на формирование общественного сознания в казачьей среде. В этой связи, особый интерес вызывает возникшее на Дону в начале XX в. националистическое движение, неизбежным результатом которого должны были стать попытки его представителей сформулировать собственное видение статуса казачества и стремление распространить это видение среди донцов. Другими словами, они выступали в роли создателей определенной идеологии, на которой собственно и будет сфокусировано наше внимание в данном исследовании.

Необходимость ограничить исследование изучением идеологии подчеркивается тем обстоятельством, что в сферу наших интересов входит не так называемый «бытовой» национализм, под которым имеются ввиду проявления ксенофобии и шовинизма, а национализм политический, подразумевающий активное участие в общественной жизни, и в рамках которого только и возможно формирование сколько-нибудь ясно выраженной позиции в вопросе самоидентификации.

Всероссийский национальный союз (далее — ВНС) был образован только в 1908 году, то есть в этом отношении* националисты отставали от прочих дореволюционных партий России, конституировавшихся несколькими годами ранее. В Области войска Донского (далее — ОвД) политический национализм пришел еще позднее — в 1910 — 1911 гг., когда отделы ВНС появились в Ростове-на-Дону и Таганроге. Однако эти города были включены в состав ОвД только в правление Александра III и имели особый статус, а их население по преимуществу не входило в войсковое сословие. В Новочеркасске Донской союз националистов (далее — ДСН) был создан только накануне парламентских выборов 1912 года. В такие короткие сроки идеология национализма просто не могла мобилизовать сколько-нибудь значительные массы населения, что и показали итоги голосования, о чем подробно будет сказано ниже. Хотя эти результаты не вполне выражали настроения донского казачества, так как выборы не были эгалитарными, а, кроме того, в них участвовали «иногородние», тем не менее, говорить о широкой поддержке национализма на Дону не приходится. Серьезной самостоятельной роли в предвоенный период истории Донской области национализм не сыграл, и его изучение под этим углом зрения хотя и представляется интересным, но все же не достаточно актуально.

Однако, как нам представляется, изучение идеологии национализма на 1.

Дону интересно по нескольким причинам. Такого рода исследование могло бы не только дать характеристику господствовавшим умонастроениям консервативно настроенной части казачьей интеллектуальной элиты, но и восполнить имеющийся в историографии пробел: изучение региональных особенностей идеологии национализма в дореволюционной России в отношении Войска Донского еще не проводилось2, а между тем эта территория представляет собой особый интерес ввиду специфического состава ее населения. Главным образом, это касается донского казачества, этнический статус которого не был очевиден ни тогда, ни теперь, и, прежде.

2 Между тем, изучение черносотенного движения в региональном аспекте достаточно распространено. См., например, Михайлова Е. М. Черносотенные организации Среднего Поволжья между буржуазно-демократическими революциями. 1994; Абушик В.В.

Деятельность монархических организаций Центральной России в период буржуазно-демократических революций (1905 — 1907 гг.). М., 1995; Лавриков C.B. Правомонархическое движение в Тверской губ. в 1905 — 1915 гг. Тверь, 1996; Толочко А. П. Черносотенцы в Сибири (1905 — февраль 1917 г.). Омск, 1999; Бузмаков E.JI. Черносотенные организации в Сибири. 1905 — 1917. Томск, 2000. Аналогичных работ по Войску Донскому на данный момент не имеется. 5 всего, в вопросе о его соотношении с русским народом. Анализ того, как это обстоятельство отразилось на бытовании идеологии национализма в условиях Дона, также повышает значимость данного исследования. Наконец, богатую пищу для размышлений может дать сопоставление двух конкурировавших между собой за право говорить от имени казачества националистических проектов, один из которых был, условно говоря, прорусским, а другой, хотя далеко не всегда последовательно, но выдвигал донцов в качестве самостоятельного народа/нации.

Таким образом, если говорить об объекте данного исследования, то это, безусловно, будет сама идеология национализма в тех ее вариантах, которые были представлены на Дону в предвоенный период. Подчеркнем, что ни пытаться определить этническую/национальную идентичность всей массы казачьего населения, ни тем более разрешить вопрос о том, было ли казачество только сословием или также народом, а может быть, «субэтносом», в этой работе не предполагается. Предметом’исследования будут конкретные националистические проекты, разработанные группами местных националистов в 1910 — 1914 гг., причем главное внимание будет уделено тем из них, которые ориентировались на казачью часть населения Донской области, так как соответствующая пропаганда, направленная на «иногородних», не отличалась принципиально от той, что разрабатывалась в вне.

Ограничение исследования предвоенным периодом объясняется тем, что вслед за поражением националистов на парламентских выборах 1912 г. эти проекты, предполагавшие участие своих представителей в Государственной Думе, перешли в стадию разложения. К началу Первой мировой войны активность националистов на Дону сошла на нет. Нижняя хронологическая граница определяется возникновением в 1910 году первой в пределах ОвД националистической организации — Ростовского отдела ВНС, хотя предполагается и рассмотрение более раннего периода, в частности деятельности в 1909 г. донского атамана Ф. Ф. Таубе, сыгравшего значительную роль в оформлении основных положений идеологии казачьего национализма. Особое внимание будет уделено 1912 г., когда в ходе предвыборной агитационной кампании поток идеологических текстов значительно возрос.

Главной целью работы является < реконструкция идеологии национализма на Дону в указанный период. В этой связи основными задачами исследования нам видятся анализ существовавших националистических проектов, в том числе выделение их структурных составляющих, выявление их. специфических черт, обусловленных условиями казачьего региона, а, также сравнительный анализ с целью выяснения основных противоречий конкурирующих национализмов. Еще одной немаловажной задачей должно быть восстановление организационной истории действовавших в Донской области националистических групп, а также истории их взаимоотношений между собой и их участия в выборах 1912 года.

Основной круг источников исследования составляет националистическая периодика, выходившая на Дону в изучаемый период. Этот выбор объясняется тем обстоятельством, что формирование националистических проектов и их пропаганда среди населения осуществлялись главным образом посредством1 периодической печати. Именно на страницах газет и журналов появился? основной корпус идеологических текстов. Кроме того, печатные органы выступали в роли своеобразных организующих центров, вокруг которых создавались (илипытались создаваться) политические объединения. К началу XX в. периодические издания на Дону имели уже довольно широкую публику. Доля грамотных казаков обоего пола составляла 49,8%3, кроме того, была распространена практика публичного чтения газет на станичных сходах, что, включая в аудиторию периодических изданий неграмотную часть населения,.

3 Рыжкова Н. В. Гражданское состояние области войска Донского в 1914 — 1917 гг. (по архивным источникам) // Проблемы источниковедения и отечественной истории (памяти ' А.П. Пронштейна). Ростов н/Д, 1999. С. 175 -195. Здесь: С. 182. 7 одновременно отчасти компенсировало немногочисленность тиражей некоторых из них.

Особое значение в этой связи приобретают следующие периодические издания: 1) Журнал «Голос казачества» — издавался в Новочеркасске с октября 1911 по январь 1914 гг. с перерывами. Его бессменным редактором-издателем был С. А. Холмский (только заключительные номера 1914 г. редактировались И.Д. Филипповым). Редакция газеты была ориентирована на пропаганду «казачьего национализма" — 2) Газета «Донские областные ведомости» — на протяжении ряда лет была органом местной власти и предназначалась для распространения официальной информации. Изредка, в так называемой «неофициальной части» газеты, появлялись публикации на злободневные темы. С января 1911 г. «неофициальная часть» была выделена в самостоятельную газету, по-прежнему издававшуюся за счет казны и фактически превратившуюся в печатный орган ДСН в период его становления. На протяжении трех лет в «Донских ведомостях» сменилось три главных редактора — Х. И. Попов, Г. П. Янов и С. А. Холмский, не считая временно исполнявшего эту должность И. И. Дмитриева. Начиная с 1914 г. «неофициальная часть» прекратила свое самостоятельное существование. В дальнейшем, говоря о «Донских областных ведомостях» мы будем иметь в виду только эту последнюю- 3) некоторое внимание будет уделено газете «Вестник казачества», издававшейся в 1913 г. в период финансовых затруднений редакции «Голоса казачества». Редактором-издателем «Вестника казачества» также был С. А. Холмский. С воссозданием «Голоса казачества» в декабре 1913 г. подписчикам «Вестника» стала рассылаться продолжившая его нумерацию «Донская газета» под редакцией И. Д. Филиппова, вскоре после нового года прекратившая свое существование- 4) Печатный орган ДСН газета «Донской край», издателем которого был Х. И. Попов, а в роли редактора выступил Н. Ф. Быковский, выходила всего месяц непосредственно перед выборами и после поражения донских националистов сразу закрылась- 5) Кроме того, будет привлечена региональная националистическая печать. К последней относятся газеты «Призыв» и «Ростовский на Дону листок». «Призыв» издавался в Таганроге в 1910 г., но в начале 1911 г. прекратил свое существование. Поводом для этого стало восстановление издания «Ростовского на Дону листка» и нежелание националистов «раздроблять силы и средства"4. «Листок» издавался вплоть до 1916 года- 6) Определенный интерес представляет донская печать противоположного толка — оппозиционные «Приазовский край» и «Южный телеграф», а также орган местных кадетов «Новочеркасская речь». Эти газеты ценны, прежде всего, тем, что в отличие от националистической печати, старавшейся не акцентировать свое внимание на слабостях в собственном лагере, наоборот, исходя из логики политического противостояния, уделяли всем неудачам националистов особо пристальное внимание- 7) В ходе изучения периода атаманства Ф. Ф. Таубе будут использованы такие общероссийские газеты как «Новое время», «Русский инвалид» и «Речь" — 8) Наконец, в» качестве вспомогательного источника, позволяющего прояснить некоторые моменты, будут использоваться такие газетыкак «Окраины России» и «Таганрогский вестник».

Помимо периодики будут привлекаться и другие опубликованные источники. В частности, идеологические тексты содержатся в самостоятельных трудах, подготовленных некоторыми участниками донских националистических групп. В частности, С. А. Холмский издал несколько сборников казачьих песен и стихотворений5, а Е. П. Савельев выпустил целую серию брошюр, которые легли в основу появившейся позднее «Истории $ казачества"6. Отрывки из первого тома (так называемая, «Древняя история.

4 Призыв. 15 января 1911 (без номера).

5 См. Холмский С. А. Сборник казачьих песен. Курск, 1910; его же. Казачьи Думы. Новочеркасск, 1911 (исторический очерк Е.П.Савельева) — его же. Юбилейный сборник казачьей поэзии. 1812 — 1912. Новочеркасск, 1912; его же. Как ведется хозяйство Новочеркасской станицы Донской области. Новочеркасск, 1912.

6 Савельев Е. П. Кто был Ермак и его сподвижники. Историческое исследование.

Новочеркасск, 1904; его же. Очерки по истории торговли на Дону. Общество донских торговых казаков. Новочеркасск, 1904; его же. Казак. Сборник песен и стихотворений о 9 казачества") также публиковались в «Голосе казачества». Публиковали брошюры Х.И. Попов7 и П.П. Сахаров8. Кроме того, будет привлекаться «партийная» литература: уставы, предвыборные программы, листовки.

Неопубликованные источники в данном исследовании будут играть вспомогательную роль, так как, как правило, они создавались не с целью пропаганды, а потому для анализа различных идеологических аспектов мало полезны. Тем не менее, для уточнения различных нюансов будут привлечены различные хранящиеся в архивах материалы. В частности, помочь ответить на некоторые вопросы по взаимоотношениям внутри националистических групп должен личный фонд Х. И. Попова (№ 55), хранящийся в Государственном архиве Ростовской области (далее — ГАРО). Х. И. Попов, известный исследователь «донской старины», статистик, первый директор Донского музея, издатель и публицист, принимал непосредственное участие в организации и деятельности ДСН. Интерес представляют письма к Попову, как личного, так и официального характера, его черновые записи по истории донского казачества, письма в редакцию «Донских ведомостей», которые Х. И. Попов возглавлял на протяжении ряда лет, а также различного рода документация (например, в фонде Попова хранится Устав ДСН). Некоторую полезную информацию содержит также фонд № 46 (Атаманская канцелярия). К сожалению, ряд документов из фондов № 344 (Войсковой штаб Войска Донского), 826 (Донское охранное отделение), а также фонда Х. И. Попова не могут быть привлечены к исследованию ввиду их поражения грибком. Информация относительно выборов на Дону в 1912 г. также содержится в фонде Государственной Думы Российского Государственного Исторического боевой жизни казаков. Новочеркасск, 1905; его же. Атаман М. И. Платов и основание г. Новочеркасска. Новочеркасск, 1906; его же. Типы донских казаков и особенности их говора. Новочеркасск, 1908; его же. Войсковой круг на Дону. Исторический очерк. Новочеркасск, 1908; его же. Древняя история казачества. Новочеркасск, 1915; его же. Средняя история казачества, 1916; его же. История Дона и донского казачества, Новочеркасск, 1918.

7 Попов Х. И. Краткий очерк прошлого Донского казачества. Новочеркасск, 1907.

8 Сахаров П. Происхождение вольного донского казачества и первые службы донцов России. Новочеркасск, 1914; его же. Происхождение донского казачества. Ростов н/Д., 1914.

Архива (далее — РГИА)9. Данные справочного характера относительно биографий отдельных персоналий, в частности, G.A. Холмского, удалось найти в фондах Российского Государственного Военно-исторического Архива (далее — РГВИА).

Переходя к историографии вопроса, .приходится констатировать отсутствие на данный момент каких-либо работ по национализму вшределах Войска Донского. Небольшая статья, C. Mi Маркедонова «Зарождение и эволюция казачьего национализма» посвящена «казакоманам» второй половины XIX века10. Однако это движение было сугубо сословным и традиционалистским? по своей сути: Поэтому начинать историю-национализма на. Дону с «казакоманов» кажется проблематичным, тем более что последние сами себя к националистам не причисляли:

В то же: времянекоторые интересующие нас сюжеты, уже затрагивались в историографии? по казачеству. Так, H.A. Мининков в статье уделил пристальное внимание рассмотрению не только-творческого наследия! П. П. Сахарова и его взаимоотношений с Х. И. Поповым, но* и: проанализировал историческую концепцию Е. П: Савельева1.1. К последнему сюжету H.A. Мининков обращался и в комментарии к репринтному изданию.

1 о J.

Истории казачества" Е. П. Савельева. Отдельные: сюжеты из истории? взаимоотношений донского: казачества, и центральной администрации, имеющие значение длянастоящей работы, рассмотрены, в ряде статей A.A. Волвенко13.

9 РЕИА.Ф. 1278= (Государственная, Дума). Он. 8 (1912 — 1917). Д. 20 (Область войска.

ДОНСКОГО);

10 Маркедонов С. М. Зарождение и эволюция казачьего национализма // Межнациональные отношения сегодня. Ростов-н/Д., Тбилиси, 1996. С. 76−83.

11 Мининков H.A. Павел Петрович Сахаров — историк донского казачества // Казачий сборник. Вып. 3: Ростов н/Д., 2002. С. 216 — 320.

12 МининковН-А. Альтернативный взгляд советского историка // Савельев Е. П. История казачества. Ч. II. (Репринт). Ростов-н-Д., 1990. С. 300 — 309.

13 Волвенко A.A.: Восстановление донского земства: упущенные возможности (1882−1917) // Государственная власть и местное самоуправление, 2003. № 4. С. 51 — 59- его же. Как донским казакам историю хотели написать. Официальный заказ, историк и местная администрация-(1902 — 1912 гг.)//Историческое сознание и власть в зеркале России XX века. СПб., 2006: С. 115 — 125- его же. Формирование м эволюция правительственного курса в отношении казачьих войск Юга.

С другой стороны, существует значительный корпус литературы, затрагивающей историю русского национализма периода третьеиюньской монархии. Первые публикации, посвященные особенностям идеологии ВНС, появились еще в дореволюционный период и в основном выходили из-под пера политических противников этой партии, что обусловило значительную предвзятость и поверхностный характер сделанных выводов. И если кадет Л. З. Слонимский говорил о «наивности» русских националистов14, то меньшевик В. Левицкий, исходя из марксистской методологии, ограничился констатацией «дворянско-землевладельческого» характера ВНС и не находил принципиальной разницы между националистами и крайне правыми15.

По-настоящему определяющей для дальнейшего изучения идеологии русского национализма стала статья В. И. Ленина «Политические партии в России», опубликованная в мае 1912 г. в газете «Невская звезда». По мнению Ленина, правые и националисты — «это не две, а одна партия, поделившая между собой «труд» травли инородца, «кадета» (либерала), демократа и т. п."16 В условиях советского периода российской истории, когда все наследие «вождя мирового пролетариата» превратилось в догму, это его замечание во многом предопределило выводы советских историков. Господство марксистской методологии делало неизбежным определение ВНС как партии, представлявшей интересы определенного слоя класса эксплуататоров, «типичного выразителя обуржуазившихся помещичьих групп"17, что ставило националистов в один ряд с монархическими партиями крайне правых. Вопрос о типологической близости ВНС тому или иному политическому направлению рассматривался или в рамках работ по.

России в конце 50-х — нач. 70 гг. XIX века // Казачество Юга России в процессах становления и развития российской государственности. Волгоград, 2007. С. 26 — 29- его же. Волвенко А. А. Правительственная политика, местная власть и земская реформа в Области войска Донского (1864−1882 гг.) // Казачество России: прошлое и настоящее. Ростов-на-Дону, 2008. С. 196−213.

14 Слонимский Л. Национальный «Всероссийский союз» // Политическая энциклопедия. Т.2. Вып.8. СПб., 1909. С. 1115−1116.

15 Левицкий В. Правые партии // Общественное движение в России в начале XX века. Т. З. Кн.5. СПб., 1914. С. 247−469.

16 Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М., 1973. Т.21. С. 280.

17 Балашев Петр Николаевич // Большая советская энциклопедия. М., 1926. Т.4. С. 490.

12 непролетарским партиям"18, или по третьеиюньской монархии19. Исследований, посвященных специально проблеме русского дореволюционного национализма в советской историографии, так и не появилось.

Говоря о типологической сущности русского национализма, историки того времени или строго следовали ленинскому догмату, никак не отделяя националистов от черносотенцев, или оговаривали специфический по отношению к прочим правым партиям характер ВНС, но включали его в круг основных «помещичье-монархических партий», что наделяло эти построения определенной внутренней противоречивостью. Так, А .Я. Аврех, отметив отличия русского национализма от черносотенства и указав на его родство с либеральными партиями, в то же время, анализируя националистическую риторику одного из идейных вождей ВНС М. О. Меньшикова, называет.

20 националистов такими же правыми как черносотенцы. B.C. Дякин, указав на качественное отличие идеологии ВНС от крайне правой и ее родство с октябризмом, одновременно оговаривается, что черносотенцы и националисты «в классовом и идейном отношении. мало чем 21 отличались». Эта противоречивость работала и в обратном направлении, то есть идеология крайне правых зачастую приравнивалась к национализму. В. В. Комин писал, что «национализм стал боевым лозунгом СРН [Союза.

18 Залежский В. Монархисты. Харьков, 1930; Комин В. В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. Калинин, 1970; Спирин J1.M. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. — 1920 г.). М., 1977; Непролетарские партии России. Урок истории. М., 1984; Непролетарские партии в трех революциях. М., 1989.

1 Аврех А. Я. Столыпин и Третья Дума. М., 1968; Он же: Царизм и IV Дума: 1912;1914 гг. М., 1981; Он же: Распад третьеиюньской системы. М., 1985; Дякин B.C. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 — 1911 гг. JL, 1978; Он же: Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 — 1914 гг.: Разложение третьеиюньской системы. Л., 1988; Черменский Е. Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976.

20 Аврех А. Я. III Дума и начало кризиса третьеиюньской системы (1908 — 1909 гг.) // Исторические записки. М., 1955. Т.53. С. 78.

21 Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914 — 1917). Л., 1967. С. 28.

Русского Народа — Б.К.], одним из основных пунктов его программы и тактики"22.

Еще одной отличительной чертой советской историографии по русскому национализму было откровенно враждебное, отношение к нему, выражавшееся в применении ярко негативных эпитетов, носящих очевидно субъективный характер. Аврех, например, писал, что «национализм в третьеиюньский период выступал в самой свирепой зоологической форме, гуу носил крайне реакционный, воинственно-русификаторский характер». Подобный морализаторский подход к проблематике с заранее вынесенным обвинительным вердиктом был общим местом в работах по правым партиям. Хотя встречались и редкие исключения, как написанная еще в 20-е годы книга Д. Заславского «Рыцарь, монархии. Шульгин», в которой автор выгодно отличал национализм от черносотенного движения, характеризуя его как «монархизм идейный, пытавшийся соединить монархию с политической честностью, независимостью, некоторой свободой"24.

Интересно, что и среди историков-эмигрантов при обращении к вопросам правого движения в дореволюционной^ России, не было попыток проанализировать расхождения между черносотенцами и националистами. Это справедливо как для либерально, так и для консервативно ориентированных исследователей. Если мотивы первых объяснялись политическим противостоянием, то со стороны вторых наблюдалась попытка представить всех правых как некий сплоченный фронт. В4 частности, это характерно для работы С. С. Ольденбурга .

Единственное значительное исследование, появившееся в этот период и посвященное специально ВНС, было опубликовано за рубежом. Однако американский историк Р. Эделман основное свое внимание уделил социальной базе националистического движения, считая ее главным 1 лл.

Комин В. В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных политических партий в России. С. 14.

23 Аврех А. Я. Столыпин и Третья Дума. С. 25.

24 Заславский Д. Рыцарь монархии Шульгин. Л., 1927. С. 23 — 24.

25 Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. Вашингтон, 1981; СПб., 1991.

14 детерминантом политики ВНС и отказавшись от сколько-нибудь значительного анализа собственно идеологии русских националистов. В этом отношении работа Эделмана во многом повторяет выводы советских историков, объяснявших возникновение той или иной идеологии сообразно экономическому положению ее. носителей.

В целом, для советской историографии по дореволюционному национализму характерны следующие: черты. Во-первых, вопрос о типологической сущности ВНС не был разрешен. Следуя ленинской традиции, национализм объявлялсяодной из, форм черносотенного движения, а ВНС наряду с крайне правыми организациями причислялся' к лагерю «помещичье-монархических» партийВ тоже: время, ряд исследователей отмечал типологическую близость между националистами и либералами, но решить это противоречие не удавалось. Во-вторых, исходя из постулата о принципиальном сходстве черносотенцев и националистов,. уделять отдельное внимание, идеологиипоследнихне считалось, необходимым: Прежде всего, рассмотрению подлежали* экономическая база правого движения и его значение в борьбе против пролетарской революции. Приэтомработы часто были написаны не с позициинейтрального! исследователя-, а с явно негативным отношением к национализму, что привносило в них серьезный фактор субъективности и заданности выводов.

Наконецесть еще один момент, на котором хотелось бы остановить внимание. На протяжении XX века теория национализма претерпела ряд изменений, пережив смену примордиально-перенниалистскош парадигмы модернистскойа затем «постмодернистскимитеориями27. Однако изучение русского национализма осуществлялось без привлечения появившихся’в этой.

26 EdelmanR. Gentry Politics on the Eve of the Russian Revolution. The Nationalist Party. 1907 — 1917. New Brunswick, New, Jersey, 1980.

27 См.,'например: Kedourie, Elie. Nationalism, London, 1960; Hechter,. Michael. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development- 1536 — 1966. London, 1975; Gellner, Ernest. Nations and Nationalism. Oxford, 1983; Anderson, Benedict. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London, 1983; Nora, PierreLes Lieux de Memoire. Paris, 1984, 1986. Vol. I-II. сфере разработок, что порождало определенный отрыв исследований в этой области от теории национализма. Методологическая база большинства работ была марксистской, что накладывало известные ограничения на их характер и результаты.

Постсоветская историография во многом унаследовала эти недостатки, но с течением времени все более их изживает. Хотя жесткие рамки марксистской парадигмы уже больше не довлеют над историками, тем не менее, откровенно враждебное отношение к национализму во многом сохраняется в современных работах, что отчасти превращает их в полемическую литературу. В полной мере это относится к работе П. И. Шлемина «Национальные отношения и права человека в России. по.

Диалоги с М. О. Меньшиковым. 1906 — 1908)". Необходимость отказаться от морализаторства и обструкционизма при изучении правой идеологии.

00 давно назрела, о чем в своей работе обосновано заявил Ю. И. Кирьянов .

К сожалению, для некоторых авторов, пишущих по националистической тематике, существование ВНС все еще остается тайной. Особенно показательно эта ситуация проявилась в изданном Лондонским университетом сборнике «Русский национализм в прошлом и настоящем», в подготовке которого участвовал и российский историк А. Н. Сахаров. Ни один из авторов не упомянул ни единым словом организацию русских националистов. Особенно удивительно это в отношении написанной редактором сборника Джефри Хоскингом статьи «Империя и нациостроительство в позднеимперской России», которая хронологически полностью совпадает с периодом активной деятельности ВНС.30.

Шлемин П. И. Национальные отношения и права человека в России. (Диалоги с М. О. Меньшиковым. 1906;1908). М., 1993.

29 Кирьянов Ю. И. Правые партии в России. 1911 — 1917 гг. М., 2001. Автор, в том числе, поставил под сомнение правомочность употребления термина «черная сотня» в отношении традиционно-монархических партий. В своей работе я все же употребляю этот термин, отдавая дань устоявшейся традиции для именования крайне правых.

30 Geoffrey Hosking. Empire' and Nation-Building in Late Imperial Russia // Russian Nationalism, Past and Present / Ed. by Geoffrey Hosking and Robert Service. London, New York, 1998. P. 19−34.

В некоторых работах еще встречается причисление русских.

31 националистов к крайне правым, черносотенным организациям. Замена термина «правые» на термин «консерваторы» в работе М. Н. Лукьянова проблемы редуцирования всего многообразия существовавших политических.

32 движений под одно понятие, очевидно, не сняла. Однако в последнее время тенденция к выделению дореволюционного национализма в самостоятельное политическое течение все же восторжествовала. Более того, некоторые специалисты теперь вовсе не причисляют националистов к правым, подразумевая под последними только черносотенцев. В частности ВНС не был включен в список организаций, чья документация* была представлена в.

5 О сборнике «Правые партии». Таким образом, этот вопрос остается до конца не разрешенным, поэтому на данном этапе представляется вполне адекватным следовать существовавшему парламентскому делению на крайне правых, к каковым относили черносотенные союзы, и умеренно правых в лице ВНС, тем более что к такой репрезентации прибегали сами. националисты34.

Главным же достижением постсоветской историографии стало появление работ, посвященных специально^ идеологии русского национализма начала XX в., что сделало возможнымобращение к.

31 См., например, Степанов С. А. Черная сотня в России (1905 — 1914 гг.). М., 1992; Омельянчук И. В. Черносотенное движение на территории Украины (1904 — 1914 гг.). Киев, 2000.

32 Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа, 1907 — 1914. Пермь, 2001.

33 Правые партии: Документы и материалы. М., 1998.

34 В третьей Государственной Думе существовала «фракция умеренно правых», на базе которой была создана Партия умеренно правых, вскоре объединившаяся с ВНС. В четвертой Думе националисты организовали «фракцию националистов и умеренно правых». В данной работе политические организации от правых октябристов и правее также будут объединяться понятием «консерваторы». Хотя автор отдает себе отчет в том, что подобное использование данного термина применительно к российским реалиям начала XX в. в столь расширительном смысле не вполне оправданно, тем не менее, мы находим удобным ввести его в данное исследование как из сугубо стилистических соображений, так и для того, чтобы передать ситуацию, когда четкого размежевания по партийному принципу на правых и умеренно правых с их левыми и правыми крыльями либо еще нет, либо оно игнорируется самими участниками политического процесса, объединяющими свои усилия для решения текущих задач. Одновременно, с той же степенью условности, организации левее правых октябристов, за исключением социалистов, будут объединяться понятиями «либералы» и «оппозиция». проблематике, ранее ускользавшей от внимания исследователей в связи с прежним форматом исследования, предполагавшим обобщающий характер изучения правых партий. Особый вклад в этом смысле принадлежит Д. А. Коцюбинскому, издавшему в 2001 году труд, вобравший результаты его многолетней работы35. На основе обширной источниковой «базы автор постарался восстановить в основных чертах становление идеологии русского национализма и ее основные характеристики, а также предложил интересное, хотя и спорное, определение типологической сущности ВНС через понятие «национал-либерализм».

Но, несмотря на то, что работа Д. А. Коцюбинского стала в своем роде прорывом в деле изучения дореволюционного партийного национализма, тем не менее, она также не лишена некоторых слабых мест. В первую очередь это относится к методологическому аппарату автора, практически проигнорировавшего общетеоретическое обоснование проблемы национализма. Этому вопросу Д. А. Коцюбинский посвятил всего один абзац, в котором он констатировал наличие двух основных подходов к определению сущности национализма, политического и этнического, и оговорил, что «в настоящей работе термин «национализм» используется как обозначение идейно-политического феномена, связанного с провозглашением и отстаиванием этнических приоритетов перед всеми прочими"36. Переходя к конкретике собственной работы, он определяет русский национализм как одну из «конкретно-исторических разновидностей национализма, а именно совокупность идейной, организационной и тактической практики тех, кто в рассматриваемый период входил в состав Всероссийского национального союза"37, и закрывает на этом данный вопрос. Хотя, учитывая слабую изученность темы, позитивистское изложение собранного материала, осуществленное Д. А. Коцюбинским, представляется очень полезным, тем не.

Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия: Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М., 2001.

36 Там же. С. 9.

37 Там же. менее, нам кажется, что, начиная разговор о националистической идеологии, совершенно необходимо дать развернутое методологическое обоснование своего исследования с учетом, по крайней мере, основных направлений изучения этой проблематики, разработанных в мировой науке.

В полной мере необходимость подобного обоснования относится и к нашей работе. Прежде чем приступить к изучению идеологии национализма на Дону начала XX века, необходимо ответить на ряд вопросов, с тем, чтобы более или менее ясно обозначить характер данного исследования. Что представляет собой феномен нации? Как соотносятся нации и национализм? Каковы функции и сущность националистической идеологии? Ответы на эти общие вопросы, экстраполированные на конкретику Донской области, и должны составить методологические рамки работы. Основной задачей в этом случае является более или менее четкое позиционирование методологической части данной работы среди множества вариантов теории наций и национализма.

Итак, действительно, существуют две основные парадигмы национализма, на основании которых, в свою очередь, сложилось представление о двух типах нации — политическом (гражданском) и этническом. Хронологически первой такой парадигмой стало представление о древнем характере наций, оформленное в двух основных теоретических моделях, примордиалистской и перенниалистской. Одна из них исходила из «изначальной данности» этноса/нации, обусловленной социобиологическими или культурными факторами, а другая описывала нацию как древний или вечный феномен, восходящий к этническим сообществам, но являющийся исключительно историческим и социальным, а не естественным. В 1960;е гг. оформилась и заняла господствующие позиции модернистская парадигма, согласно которой феномен нации и национализма носит исключительно современный характер, беря свое начало не ранее Французской революции конца XVIII века, и обусловлен спецификой эпохи модерна. Отличительной чертой модернистской парадигмы является признание конструируемости 1 нации и инструментальности политического национализма. Жесткой границы между двумя подходами не существует, доказательством чему служат концепции смешанного типа, признающие с одной стороны, современный характер наций, а с другой стороны, примордиальную природу этнических сообществ, предшествующих возникновению нации, или, по крайней мере, принципиальную значимость этнических символовпри конструировании нации38. Такова самая общая картина существующих вариантов теории нации и национализма.

Теперь мы попытаемся обозначить те исходные положения, на основании которых будет в дальнейшем строиться диссертационное исследование. Сразу следует оговорить, что мы допускаем примордиальный характер этничности и преемственность между этническими сообществами и современными нациями. Прежде всего, попытаемся определиться с вопросом о примордиальной сущности этнических групп. Что такое примордиалии?

Нам представляется, что примордиалиями' может быть назван тот набор характеристик, которые индивид приобретает по факту рождения в той или иной группе. Эти характеристики уже не раз «отмечались исследователями в качестве определяющих этническую принадлежность человека: раса, родство, язык, религия, обычаи, территория. Ряд авторов указывает на «родство» как на решающий фактор внутренней организации этнической группы, будь то родство реальное биологическое, согласно социобиологу Пьеру Ван ден Берге, или фиктивное приписываемое, как об этом говорили Клиффорд Гирц, Джошуа Фишман, Уокер Коннор или Джон Армстронг40. В качестве еще одного фактора в большей или меньшей степени конституирующего и устанавливающего границы этнической группы.

См.: Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative Essays. Rowley, 1972; Armstrong, John. Nations before Nationalism. Chapel Hill, 1982; Смит, Энтони. Национализм и модернизм. M., 2004.

39 См.: Van den Berge, Pierre. Ethnicity and the sociobiology debate. Theories of Ethnie and Race Relations. Cambridge, 1988.

40 См.: Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative EssaysArmstrong, John. Nations before NationalismConnor, Walker. Ethno-Nationalism: The Quest for Understanding. Princeton, 1994; Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. M., 2004.

20 называется «культура». Сами культурные примордиалии предстают или как «данность"41 или как нечто меняющееся в ходе исторического развития42.

Можно ли сочетать «врожденный» характер примордиалий и их историческую изменчивость? На наш взгляд — да, если при этом будут четко различаться биологические (раса, фенотип) и культурные (язык, религия, обычаи, традиция) примордиалии. Принадлежность индивида к конкретной этнической группе обусловливается как его расой43, определяемой фактом рождения, так и той социализацией, которая характерна для данной группы, и которую он должен пройти в детстве и юности. Социализация индивида во многом представляет собой усвоение культуры этноса, в том числе языка, обычаев, традиции, религии, что порождает «изначальные привязанности», которые, согласно Клиффорду Гирцу, «обладают несказанной, а иногда и непреодолимой принудительной силой. Человек привязан к своему сородичу, соседу, единоверцу самим фактом такой привязанности"44. Хотя следует отметить, что не в каждой социальной группе конкретного этноса набор культурных характеристик одинаков, тем не менее, только через овладение одним из его вариантов человек становится полноправным носителем соответствующей этнической идентичности. При этом культурные примордиалии не являются раз и навсегда принятыми «данностями». Вполне очевидно, что с течением времени они меняются, наполняясь новым.

41 См.: Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. С. 297.

42 См.: Fishman, Joshua. Language and Nationalism: Two Integrative EssaysArmstrong, John. Nations before Nationalism.

43 Отдавая себе отчет в том, что, как и многие другие естественнонаучные понятия, «раса», если можно так выразиться, «обросла» культурным содержанием и может использоваться как элемент конструирования (вопрос о функционировании термина «раса» в культурном контексте позднеимперской России подробно рассмотрен в новой книге Марины Могильнер. См.: Могильнер М. Homo imperii: История физической антропологии в России (конец ХГХ — начало XX вв.). М., 2008. Особенный интерес в смысле использования концепта «раса» в создании националистического проекта представляет глава б «Антропология русского национализма: И.А. Сикорский». С. 237 278), тем не менее, мы прибегаем к употреблению этого термина, вслед за Клиффордом Гирцем понимая под расовыми различиями только различия фенотепических физических черт: цвет кожи и волос, тип лица и т. п. (См.: Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. С. 300). В любом случае, для данной работы этот вопрос не столь принципиален, так как в нашем случае основное внимание отводится культурным различиям.

44 Гирц, Клиффорд. Интерпретация культур. С. 297. содержанием в результате, по выражению Фишмана, «этнической деятельности"45. Но это вовсе не отменяет «врожденный» характер культурных примордиалий. Культура — это не статичное явление, это процесс. Родившись в конкретной этнической группе, индивид в ходе социализации включается в культурные процессы, протекающие в ней. Таким образом, и сама этническая идентичность является процессом, а ее содержание меняется с течением времени.

Теперь следует остановиться на проблеме преемственности этнических групп и наций. На наш взгляд, тот подход, который продемонстрировали Коннор и Амстронг, то есть примордиально-перенниалистское объяснение этничности в сочетании с модернистским описанием нации, является наиболее точным. Армстронг объясняет появление наций тем, что в националистическую эпоху сознание этнической идентичности стало преобладающим политическим фактором, тогда как в досовременную эпоху этничность редко играла решающую роль в легитимации государственного устройства46. То есть становление нации начинается тогда, когда этническая принадлежность актуализируется в качестве важной, если не решающей политической доминанты. В этой связи хотелось бы оспорить утверждение Коннора, что «современные нации» — массовое явление. Он сам признает, что формирование наций — это процесс, а не «какой-то случай"47. А значит, далеко не сразу все члены этнической, группы осознают себя членами «нации». Как тут не вспомнить знаменитую схему Мирослава Хроха, согласно которой элита, а только затем и широкие массы проходят три этапа включения в националистическую мобилизацию. На первом этапе первоначально небольшой круг интеллектуалов заново открывает.

45 Fishman, Joshua. Social theory and ethnography: neglected perspectives on language and ethnicity in Eastern Europe // Ethnic Diversity and Conflict in Eastern Europe. Santa Barbara, 1980. P. 94. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 294.

46 Armstrong, John. Nations before Nationalism. P. 4. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 307.

47 Connor, Walker. When is a nation? // Ethnic and Racial Studies. 1990. № 1. P. 98. Цит. no: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 300.

22 национальную культуру и прошлое и формулирует идею нации, затем, на втором этапе, следует пропаганда национальной идеи и лишь после этого возникает массовое национальное движение48. Таким образом, на разных этапах своего развития нация меняет свое наполнение, постоянно расширяя социальную базу, пока ее границы не совпадут с границами нациообразующей этнической группы. Это не значит, что нация ограничивается образующей ее группой, процессы ассимиляции могут привести к растворению в ней и других этнических сообществ. Но это значит, что только включение в нациостроительство большинства представителей всех социальных пластов этнической группы делают нацию действительно массовой.

Модернистская и постмодернистская, критика идей примордиализма и перенниализма заключается" в том, что нации, «конструируются» элитами, а потому не имеют под собой реального основания, а, следовательно, идеология национализма служит лишь для реализации* властных проектов той или инойполитической, нередко маргинальной, группировки. Этот инструменталистский подход зачастую переносится и на этничность, чтомне кажется не вполне убедительным. В данном случае уместно сослаться-на Ван ден Берге, который говорил о том, что этничность или расу нельзя изобрести или вообразить из ничего. Ею можно манипулировать, ее можно использовать, но она должна соотноситься с ранее существовавшим населениемсвязанным между собой общим историческим опытом. «Этничность и примордиальна, и. инструментальна"49.

Может ли этничность быть инструментальной и использоваться в конструировании нации? По моему мнению, это становится возможным в сфере националистической идеологии. Ведь идеология всегда конструируема. Однако в модернистской и постмодернистской исследовательской практике конструктивизм привел к некоторым.

48 См.: Hroch M. Social Preconditions of National Revival in Europe. Cambridge, 1995.

49 Van den Berge, Pierre. Does race matter? // Nations and Nationalism. 1995. № 3. P: 360. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 274.

23 сомнительным, с нашей точки зрения, выводам. Эрик Хобсбаум, описывая через концепцию «изобретенных традиций» конструирование нации, считал последнюю исключительно современным феноменом, никак не связанным с этническим прошлым50. Тезис же Бенедикта Андерсона о том, что все сообщества крупнее первобытных деревень — воображаемые51, послужил благодатной почвой для постмодернистского сведения нации к тексту с его последующей деконструкцией. В любом случае нация предстает как искусственный конструкт, который можно и нужно демифологизировать и, таким образом, разоблачить создавших его «социальных инженеров», в роли которых предстают то маргинальные интеллектуалы, стремящиеся компенсировать свое ущербное положение в обществе52, то элиты, желающие в процессе модернизации сохранить контроль над массами53. В данных построениях существует, как минимум, два слабых места. Во-первых, из конструируемости националистической идеологии делается вывод об искусственном характере самой нации, а во-вторых, ее создатели или стигматизируются как социальные неудачники, или демонизируются как действующие абсолютно инструментально представители властной элиты.

Конструирование идеологии национализма, хотя и носит инструментальный характер в смысле достижения определенных политических целей, в тоже время, по нашему мнению, является культурным действием. В том случае, если в это действие вовлекается большая часть этнической группы, пусть даже у его истоков стояло всего несколько человек, идея нации становится частью «подлинной», по терминологии Фишмана, культуры. То есть, говоря словами Эрнеста Геллнера, национализм порождает нацию54. «Подлинной» культуру и ее изменения.

50 См.: Hobsbawm, Eric. Nations and Nationalism since 1780. Cambridge, 1990. Хобсбаум, Эрик. Нации и национализм после 1780 года. СПб., 1998.

51 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. С. 31. гл.

См.: Kedourie, Elie. Nationalism: Kohn, Hans. The Idea of Nationalism. New York, 1967.

См.: Hobsbawm, Eric. Nations and Nationalism since 1780- Brass, Paul. Ethnicity and Nationalism. London, 1991.

54 Геллнер Э. Нации и национализм. M., 1991. С. 127.

24 можно называть тогда, когда они признаются таковыми большинством членов этнической группы, являющихся объективными участниками протекающих в ней культурных процессов. Но, чтобы стать частью «подлинной» культуры, идея нации должна встретить сочувствие у того населения, которому она предназначена, и, следовательно, как-то соотноситься с его культурными традициями. В результате, элементами националистической идеологии становятся этнические мифы, символы, обычаи. При этом националистическая идеология не является лишь повторением этнической традиции в результате ее «открытия заново», но апеллирует к последней. Что касается национальных идеологов, то нам кажется не вполне оправданным вырывать их из того культурного контекста, в котором они действуют. Иначе говоря, они вполне могут разделять те же примордиальные ценности, которые делают единой всю этническую группу. Другое дело, что, желая перевести эти ценности в категории политического действия, интеллектуалы, «вообразившие» на основе примордиалий нацию, должны ее репрезентировать, а потому прибегают к конструированию националистической идеологии. Такое конструирование можно называть позитивным, то есть не нацеленным на достижение исключительно корыстных целей, а преследующим достижение общественного блага, как его понимают националисты. Но даже если они не разделяют примордиальных ценностей этнической традиции и выступают в роли прагматично настроенных «социальных инженеров», все равно они должны ориентироваться на культуру населения, которому предстоит стать нацией, иначе их конструирование не будет иметь успеха. Таким образом, хотя националистическая идеология и является инструменталистским действием, построенным на конструировании, в то же время ее появление непосредственно связано с этническими примордиалиями и обусловлено изменениями условий их функционирования, связанными с переходом от традиционного типа общества к современному. Такой синтетический подход, совмещающий в себе примордиалистское понимание этничности, модернистское осмысление феномена нации и постмодернистское прочтение националистической идеологии можно охарактеризовать как этно-символистский, если сделать поправку на то обстоятельство, что один из основоположников этого направления, Энтони Смит старательно уходит от термина «примордиальный»,. понимая под последним в большей мере «физические родственные узы"55.

Теперь перейдем непосредственно к ситуации на Дону начала XX века. Как нам представляется, возникновение национализма на Дону неразрывно связано с внутриполитическими событиями в России начала XX века. Начавшееся в ХЕК в. революционное антиправительственное движение в правление НиколаяII достигло особого размаха. Изменение внутриполитической ситуации в Российской империи в результате Первой русской революции 1905 — 1907 гг. послужило не столько непосредственной причиной возникновения: донского национализма, сколько катализатором этого процесса. К началу XX в. сложился — целый, комплекс специфических казачьих, проблем, ставивших под сомнение дальнейшее существование казачество. Появление национализма на Дону стало прямым следствием системного кризиса, поразившего Войско Донское к началу XX века.

К началу XX в. донское казачество уже более веканаходилось на положении военно-служилого сословия полуфеодального типа. Земельные угодья Войска Донского являлись имперской собственностью, которая находилась в распоряженииВойска, распределявшего земельные паи в пользование среди казаков в зависимости от их статуса в военной иерархииДонцы были освобождены от уплаты налогов и выполнения ряда повинностей, но в свою очередь, обязаны были за свой счет снаряжаться на военную службу, то есть главной функцией Войска Донского в системе.

55 Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 350. По мнению Смита, этнические общности создаются «ощущением преемственности, общей памятью и коллективной судьбой, то есть культурной близостью, воплощенной в мифах, воспоминаниях, символах и ценностях, сохраняемых в памяти данной культурной единицы».

Российской империи являлось максимальное участие в составе ее вооруженных сил.

Однако к началу XX в. донское казачество изжило себя как военно-служилое сословие. Главной причиной этого, безусловно, явились социально-экономические изменения в России, а именно — процесс модернизации, начавшийся в ходе Великих реформ Александра II и утверждение господства капиталистических отношений. В изучаемый период основой экономики Войска было сельское хозяйство, прежде всего земледелие, окончательно утвердившееся на Дону к середине XIX века. Казаки все более вовлекались в хозяйственную жизньвоенная служба, отвлекая донца от его земельного пая, становилась все более тягостной и разорительной.

Донской традиционализм и замкнутость оказались еще одной причиной экономического неблагополучия. Не изменяясь к лучшему, собственное хозяйство донцов оставалось отсталым. Необходимый для модернизации сельского хозяйства приток капиталов извне отсутствовал, а местными средствами создать их не было возможности. На Дону практически не существовало рационально организованных хозяйств56. В новых социально-экономических условиях казачество как производитель сельскохозяйственной продукции оказалось неконкурентоспособным и разорялось.

Еще одной причиной разорения донцов были постоянно растущие расходы, связанные с несением воинской повинности. Так, если до 1869 г. стоимость нового обмундирования со строевой лошадью не превышала 72 рублей, то с включением казаков в состав кавалерийских дивизий эта сумма с выросла до 180 рублей в 1875 году. А к началу XX в. эти расходы доходили.

56 Маркедонов С. М. Донское казачество и Российская империя (История политических отношений) // Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 103 — 111. Здесь: С. 108.

СП.

Рукосуев Е. Ю. Казачество — права и обязанности сословия // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 138 — 142. Здесь: С. 142. до 300 рублей58. Служба за свой счет разоряла казачьи хозяйства, что резко снижало интерес к ней. В станицах росло количество казаков, материальное положение которых не позволяло им снарядиться на службу. «Неспособным» станичное общество выдавало ссуду под принудительную аренду пая или на других кабальных условиях59.

В то же время паевое обеспечение уменьшилось в три раза в результате значительного роста казачьего населения Области Войска Донского. Если в 1838 г. зарегистрировано 428 526 «лиц казачьего войскового сословия обоего пола», то в 1871 г. эта цифра возросла до 691 152 лиц, а в 1897 г. — до Ю2 626 360. Таким образом, за 60 лет естественный прирост населения составил более 100%.

Промышленность, появившаяся на Дону в конце XIX — начале XX вв., была неподконтрольна администрации Войска, и доходы, связанные с ее развитием шли мимо войсковой казны и оседали в руках частных собственников, никоим образом не облегчая положения. рядовых казаков.

Таким образом, в течение 2-й половины XIX в. сложился ряд экономических условий, объективно способствовавших разорению части казачества и, следовательно, неспособности этими казаками нести военную, службу. В 1897 г. комиссия генерала Н. Маслаковца пришла к выводу, что только 21% казачьего населения находился в экономически благоприятных условиях для выполнения воинской повинности61.

Казачья община под давлением социально-экономических процессов медленно, но неизбежно разлагалась изнутри. С одной стороны, происходит специализация ОвД на товарном производстве зерновых, так что в начале XX.

Вестник казачьих войск. 1901. № 19.

59 Рукосуев Е. Ю. Казачество — права и обязанности сословия. С. 142.

60 Аверьянов Ю., Воронов А. Счастье быть казаком // Наш современник. 1992. № 3. С. 139−144. Здесь: С. 139.

61 ГАРО. Ф. 46 (Атаманская канцелярия). Оп. 3. Д. 383 (Из доклада генерал-лейтенанта Маслаковца о положении казачества). Л. 11−12. л в. Донская область выходит на 3-е по России по вывозу хлеба, что приводит к формированию зажиточного слоя среди казаков. С другой стороны, около 12−14% казаков вынужденно занималось ремеслом и промыслами. Увеличилось число донцов, работающих по найму. К началу XX в. около 10 тысяч казаков трудилось в фабрично-заводской промышленности и на л шахтах, то есть все большее количество донцов оказывалось не в состоянии нести службу за счет своего хозяйства и втягивалось в иные сферы деятельности.

Экономический кризис усугублялся колоссальным ростом населения в Области войска Донского, связанного с наплывом иногороднего населения после указа 29 апреля 1868 г., открывшего дорогу на Дон лицам неказачьих сословий. Если в середине ХГХ в. таковых насчитывалось абсолютное меньшинство, то к началу XX в. иногороднее население сравнялось с численностью собственно казаков и даже превысило его. К 1916 г. в Донской области проживало около 4 миллионов человек, в том числе 1 495 167 казаков, 911 276 коренных крестьян, 834 077 иногородних и почти 300 000 прочих64. Фактически за полвека население ОвД выросло в 4 раза, что не могло не вызвать определенных социально-экономических затруднений, вызванных, в том числе, претензиями иногородних на участие в экономической жизни Дона.

Донское и пришлое крестьянство со все возрастающим интересом смотрело на земельный фонд Войска, притом, что земельные наделы рядовых казаков, как уже говорилось, уменьшились в 3 раза. Иногородние, в отличие от донцов освобожденные от практически пожизненной военной службы.

62 Герман О. Б. Экономика казачьих и крестьянских хозяйств Дона во второй половине ХГХ — начале XX века // Казачество: прошлое и настоящее: Сб. науч. тр. Волгоград, 2000. С. 164−184. Здесь: С. 169.

63 Тиниджьян Р. Г. Казачество и неказачье население Дона: становление, этносоциальный состав и проблемы взаимоотношений // Возрождение казачества: история и современность. Материалы к V Всероссийской (международной) научной конференции (сборник научных статей). Новочеркасск, 1994. С. 64−75. Здесь: С. 71.

Рыжкова Н. В. Гражданское состояние области войска Донского в 1914 — 1917 гг.. С. 177. активно внедрялись в экономические сферы, недоступные основной массе казачества, особенно в торговлю и финансы и, в то же время выражали недовольство своим положением на территории ОвД, требуя уравнения в правах с войсковым сословием. Как следствие, к началу XX в. на Дону сложились предпосылки для противостояния между двумя группами населения.

Еще одним направлением развития кризиса донского казачества как военно-служилого сословия стала проблема дальнейшего его использования в рамках вооруженных сил Российской империи. Вторая половина XIX в. ознаменовалась внедрением нарезного оружия, увеличением роли артиллерии и особенно пехоты на поле боя, что вызвало значительные изменения в тактическом использовании кавалерии. Ее стали меньше применять как непосредственную ударную силу, но использовали для разведки, несения дозорной службы, рейдов по тылам противника и для ведения так называемой «малой войны». Таким образом, регулярная кавалерия взяла на себя те функции, которые раньше поручались иррегулярным войскам. Развитие военной техники также способствовало понижению эффективности казачества как сословия, так как донцы были уже не в состоянии снарядить себя на службу в соответствии с новыми требованиями. Кроме того, стало очевидным падение качества донской конницы, связанное как с ухудшением экономического положения рядового казачества, так и нарушением специфического донского образа жизни под влиянием интеграционных процессов между ОвД и основной частью Империи. В конце XIX в. в военных кругах господствовало мнение, что казачья конница, как ее ни реформируй и как ни обучай, все равно останется войском второго сорта, которое может взять разве что численным перевесом, но никак не боевыми достоинствами65. Дальнейшее выделение донского казачества в особое сословие с чисто военной точки зрения было поставлено под сомнение.

65 Ауский С. Казаки. Особое сословие. М., СПб., 2002. С. 59.

В правление императора Александра II постоянно действующим фактором жизни Дона стало так называемое «расказачивание». Этот термин возник в ходе Великих реформ 1860 — 1870-х гг. в связи с проведением ряда мероприятий. центрального правительства в отношении Войска, направленных на унификацию его гражданского, а отчасти и военного управления по общеимперскому образцу, что воспринималось значительной частью донского казачества как угроза самому его существованию. Местные оппозиционеры, известные как «казакоманы», не без основания считали, что проводимые Петербургом реформы нарушают специфический образ жизни донцов, разрушают традиционные устои казачьего общества, грозят превращением Земли войска Донского в рядовую российскую губернию и утерей особого казачьего духа, что и воспринималось как «расказачивание». «Казакоманы» считали необходимым сохранить Войско, прежде всего, за счет восстановления прежнего «естественного» образа жизни рядового казачества, то есть путем сохранения и закрепления прав и привилегий последнего.

Несмотря на то, что Военное министерство отвергло появившуюся было идею ликвидации сословного статуса казачества, со времен военных реформ в правительстве Империи постоянно циркулировал «казачий, вопрос», вынуждая Петербург вмешиваться в жизнь Дона с целью приспособить казачество к современному обществу, что воспринималось его консервативно настроенными представителями крайне болезненно и рассматривалось как возможная угроза существованию Войска.

Таким образом, к началу XX в. на Дону сложился ряд условий, которые многиеисследователи выдвигают в качестве необходимых для возникновения национализма. В частности мы можем наблюдать:

1) неравномерное развитие капитализма — политика центрального правительства, направленная на сохранение Войска Донского как военной силы, предусматривала некоторые меры по «замораживанию» Дона. В результате, в то время, как в России шел процесс индустриализации, донское казачество оставалось традиционным обществом, экономической основой которого было сельское хозяйство. Поземельные отношения на Дону, когда казак не был полноправным хозяином своего пая, а также практически пожизненная воинская повинность донцов делали их хозяйство нерентабельным, результатом чего явилось разорение рядового у казачества и превращение ОвД во «внутреннюю колонию» Империи — промышленность на Дону развивалась за счет пришлого капитала и находилась в руках неказачьего населения;

2) процесс модернизации — несмотря на все усилия правительства, направленные на сохранение «славного Войска Донского», интеграционные процессы между ним и остальной Россией привели к тому, что с середины XIX в. капиталистические отношения начинают играть все большую роль в жизни донского казачества. В результате традиционное общество на Дону медленно, но неизбежно разлагается под давлением процесса модернизации. Меняется структура донского общества, идет объективный процесс экономического «расказачивания». Вкупе с параллельным процессом модернизации самой Империи это привело к тому, что к началу XX в. донское казачество изжило себя как военно-служилое сословие. В то же время формируется новая казачья интеллектуальная элита, мыслящая категориями модерного общества;

3) противостояние центра и периферии — кризис донского казачества как военно-служилого сословия вызвал стремление среди части правящих верхов к коренному изменению положения дел на Дону, в частности, к ликвидации сословного статуса донцов. Это привело к постоянно растущему давлению на Войско со стороны центрального' правительства, выразившемуся в ряде реформ, которые многие казаки воспринимали, во многом справедливо, как курс на расказачивание", что не могло не привести к противоречиям между Доном и имперским правительством;

4) межгрупповое противостояние — вторжение иногородних в различные сферы экономической жизни Дона и их стремление к уравниванию в правах с войсковым сословием в совокупности с параллельным процессом разорения массы рядового казачества порождали обострение противопоставления свой (казак) — чужой (иногородний) и рост межгрупповой напряженности.

Естественным результатом вышеперечисленных процессов и стало появление на Дону национализма, носителями которого были в первую очередь представители новой казачьей интеллектуальной элиты, формировавшейся в процессе модернизации донского общества. Следует отметить, что его появление и основные черты в основном согласуются с господствующими представлениями о так называемом «восточноевропейском» национализме, для которого, в отличие от «западноевропейского» гражданско-политического национализма, характерен больший акцент на этничности66. Эрик Хобсбаум писал, что этот «этнолингвистический» тип национализма преобладал в 1870 — 1914 гг., когда меньшие группы заявляли о своем праве на отделение от крупных империй и создание собственных государств на основе этнических и/или лингвистических уз67.

Мирослав Хрох, построивший свою трехступенчатую модель националистической мобилизации на восточноевропейском материале, выделял особое значение на первом этапе интеллектуалов, которые открывают национальную культуру и формулируют идею нации68. Джон.

66 Хотя эта дихотомия в последнее время подвергается серьезной критике (См., например: Brubaker, Rogers. Ethnicity without Groups. Cambridge, London, 2004), тем не менее, возникновение национализма на Дону и его особенности достаточно точно вписываются в парадигму «восточноевропейского национализма», а потому нам кажется уместным прибегнуть именно к такому описанию исследуемого явления.

См.: Хобсбаум, Эрик. Век Империи. 1875 — 1914. Ростов-н-Д., 1999.

68 См.: HrochM. Social Preconditions of National Revival in Europe.

Хатчинсон, говоря о восточноевропейском национализме, называл его «культурным» и такжеотводил ведущую роль в его оформлении интеллектуалам: историкам, которые заново открывают национальное прошлое, и художникам, которые прославляют национальных героев и осмысливают коллективный опыт народа'. Это приводит к тому, что на первых порах деятельность узких кружков культурных националистов сводится к созданию клубов и обществ, написанию стихов, выпуску периодических изданий и участию в церемониях, что, по их мнению^ должно способствовать национальному развитию. Хатчинсон также сделал ценное замечание о том, что «обычно существуют конкурирующие определения нации"69, то есть до тех пор, пока не оформилось единое националистическое движение, группы интеллектуалов выдвигают различные его проекты, что может, в том числе, привести к противостоянию и конфликту между ними.

Энтони Смит характеризовал восточноевропейский национализм сходным образом, также указывая на. местных интеллектуалов, как на основных его проводников, и описывал их деятельность, как выборочное усвоение этно-истории из, ранее существовавших мифов, символов и традиций, обнаруживаемых в исторических памятниках и живых воспоминаниях «народа», преимущественно низших сельских страт. Такое современное возвращение к «этническому прошлому»,. по мнению Смита, явилось следствием националистических поисков «подлинности», бывшей главным критерием способности сформировать основу национальной идентичности, что в свою очередь требовало культивирования местной истории и народных языков и культур. В то же время, Смит справедливо считал, что и в Восточной Европе нация одновременно определялась в территориальных и политических терминах, присущих «западному национализму"70.

69 Hutchinson, John. The’Dynamics of Cultural Nationalism: The Gaelic Revival and the Creation of the Irish Nation State. London, 1987. P. 29 — 30. Цит. по: Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 326.

70 Смит, Энтони. Национализм и модернизм. С. 353 — 354.

Национализм на Дону, как нам представляется, вполне вписывается в концепцию «восточноевропейского национализма». Он также возник в указанный Хобсбаумом промежуток времени на одной из южных окраин Российской империи с населением, имевшим специфическую идентичность, и вылился в деятельность нескольких небольших групп интеллектуалов, (вос)создававших национальную историю, воспевавших национальных героев, указывавших на национальных врагов, предлагавших национальную программу мероприятий, пропагандировавших свои взгляды через печать и пытавшихся создать собственные структуры политического действия. Причем, между этими группами существовали серьезные противоречия.

Таким образом, в своем исследовании мы будем исходить из того, что в условиях перехода от традиционного общества к модерному, в рамках процессов, характерных для всего восточноевропейского региона, в одной из окраин Российской империи, Войске Донском, казачье население которогообладало особым набором культурных характеристик, часть местных интеллектуалов восприняла эти характеристики как «национальные» примордиалии и, придя к идее «казачьей нации», с целью ее репрезентации и политической активизации, приступила к конструированию идеологии казачьего национализма. Одновременно, другая группа местных интеллектуалов, восприняла идеологию русского национализма, пропагандируемую ВНС, и выступила за дальнейшее развитие казачества как составной части единой русской нации, что привело к созданию двух конкурирующих националистических проектов.

Именно изучению этих проектов, методом дискурс-анализа корпуса пропагандистских текстов, созданных донскими и казачьими националистами, будет уделено основное внимание в данной работе. В этой связи может возникнуть вопрос, столь ли необходимо делать акцент на'.

71 Используя метод дискурс-анализа в данном исследовании, мы будем опираться прежде всего на французскую школу, прежде всего, инструментарий, предложенный Мишелем Пешё. См.: Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. М., 1999. Кроме того, общие положение теории дискурса хорошо изложены российским автором М. Л. Макаровым, на работу которого мы также будем опираться. См.: Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М., 2003.

35 примордиальной сущности этничности и модернистском объяснении нации, если целью исследования будет постмодернистская деили, что в данном случае более точно, реконструкция националистической идеологии. На мой взгляд, это необходимо по нескольким причинам. Во-первых, примордиальное описание этничности позволяет уйти от понимания конструирования нации как исключительно инструменталистского действия. Во-вторых, оно дает возможность отметить зависимость националистической идеологии от существующих этнокультурных реалий. Наконец, в-третьих, объяснение актуализации идеи нации переходом от традиционного к современному типу общества связывает возникновение национализма на Дону с конкретным периодом его истории.

Структура диссертационного исследования представляет собой две главы, состоящие из нескольких параграфов, введения, заключения, а также приложений, библиографии и списка основных источников.

Первая глава будет посвящена истории возникновения и последующего упадка националистических групп на территории Войска Донского, их деятельности, взаимодействию между собой, а также с властью в лице донских атаманов. Глава будет состоять из двух параграфов, первый из которых посвящен истории возникновения и становления основных националистических групп на Дону. Основное внимание при этом будет уделено двум из них — ДСН и сторонникам «казачьего национализма», объединявшимся вокруг «Голоса казачества» и обозначаемым условным наименованием «группа Холмского», по имени редактора-издателя этого журнала. Второй параграф первой главы рассказывает о предвыборной кампании 1912 года, борьбе между ДСН и «группой Холмского», ее причинах, а также об итогах выборов в Государственную Думу, предопределивших дальнейший упадок националистического движения на Дону.

Вторая глава диссертации будет посвящена непосредственно анализу националистической идеологии «группы Холмского» и ДСН. В первом.

параграфе второй главы будет проанализирована роль донского атамана Ф. Ф. Таубе в становлении основных конструктов идеологии национализма на Дону. Во втором параграфе будут детально рассмотрены национальные программы, предложенные ДСН и казачьими националистами «группы Холмского» в преддверии выборов в IV Государственную Думу. Третий параграф даст «насыщенное описание» и анализ вариантов «национального казачьего мифа», создававшихся представителями двух конкурирующих проектов. В четвертом параграфе будут рассмотрены прочие сюжеты риторики «группы Холмского», прежде всего, система положительных и отрицательных образов и идеологем. Наконец, в пятом будут показаны специфические черты обоих националистических проектов, а именно «синдром сословности», налагавший на модерный концепт «нации» традиционную категорию «сословия», и «колеблющаяся идентичность» как отражение проблемы национального самоопределения казачества в проектах ДСН и «группы Холмского».

Заключение

.

В конце XIX — начале XX вв. донское казачество как военно-служилое сословие переживало серьезный кризис. Его характерная для традиционного общества организация под давлением модернизационных процессов разлагалась, следствием чего было пусть и медленное, но неуклонное экономическое «расказачивание». Рядовое казачество все менее соответствовало тому образу грозных воинов, который приобрел широкое распространение в период наполеоновских войн. Как следствие, все громче раздавались голоса тех, кто считал неизбежным скорое упразднение особого статуса донского казачества и дальнейшую интеграцию Донской области в состав внутренних губерний Российской империи. Эти тенденции не могли не взволновать консервативную часть интеллектуальной элиты казачества, так называемый «правый Дон», которая впервые широко заявила о своей приверженности идее сохранения казачьих «прав и привилегий» в 1860 -1870-х гг. в форме «казакоманского» движения. В начале XX в. «казачий вопрос», замороженный было в правление Александра III, вновь серьезно обострился, чему в немалой степени способствовали революция 1905 — 1907 гг. и’общее изменение политического климата в России. В результате, новая активизация «правого Дона» стала неизбежной.

Возникновение организации русских националистов, пользовавшихся поддержкой властей, и расширение их пропаганды за пределы Санкт-Петербурга способствовали заимствованию идеологии национализма местными активистами из консервативной части донского общества. Такому выбору способствовало и то обстоятельство, что Донской отдел СРН, на который ранее ориентировался «правый Дон», как и вся эта черносотенная организация, переживал в начале второго десятилетия XX в. тяжелый кризис, связанный с разделением на «дубровинцев» и «обновленцев». В результате охранители казачьих «прав и привилегий» решили идти на парламентские выборы 1912 г. под знаменами национализма. Иначе говоря, возникновение национализма на Дону в 1910 — 1912 гг. было во многом конъюнктурным явлением, связанным с распространением новомодной идеологии и стремлением воспользоваться ею для присоединения к политическому проекту П. А. Столыпина под названием «ВНС», с тем чтобы провести в Государственную Думу своих депутатов, которые лоббировали бы там интересы казачества.

По сути, национализм на Дону в изучаемый период был лишь новым изданием прежнего «казакоманства». Тем не менее, его вплетение в этот традиционный дискурс не могло остаться без последствий. Будучи провозглашенной основным объектом лояльности, «нация», как модерная категория, оказывала серьезное влияние на трансформацию изначально традиционалистского движения в защиту сословных «прав и привилегий». Главный вопрос, который она ставила перед своими новыми почитателями, заключался в том, в какой степени это понятие применимо к самому казачеству. Новочеркасская интеллектуальная элита консервативного толка дала на этот вопрос два разных ответа, результатом чего стал раскол прежде единого «правого Дона» на конкурирующие между собой националистические группы.

Безусловно, в том расколе, который поразил редакцию «Донских ведомостей» в 1911 г., большую роль сыграли как объективные технические трудности — невозможность издавать на ограниченном числе полос газеты все предлагаемые материалы, так и «человеческий фактор», а именно неудовлетворенные амбиции С. А. Холмского, Е. П. Савельева и других авторов, оказавшихся оттертыми на второй план в определении содержания газеты. Однако действительная линия размежевания пролегала все-таки в идеологической сфере и определялась применением понятия «нация» к казачеству. Редакция «Донских ведомостей» во главе с Х. И. Поповым, а затем Г. П. Яновым, ставшая своеобразным «штабом» донских националистов, проводила линию на признание казачества составной частью русского народа, несущей военную службу на особых основаниях. То есть идеологией донских националистов, по сути, был русский национализм, смешанный с сословно-территориальным патриотизмом. С. А. Холмский и его сторонники, начавшие издавать собственный журнал «Голос казачества», проповедовали особый казачий национализм, считая казаков, хотя и родственным русскому, но особым народом, находящимся на службе у российских императоров. Наиболее отчетливо это различие проявилось в выборе «национального казачьего мифа» — нарратива, передававшего «правильное» понимание истории казачества. Если донские националисты писали свои эссе на тему донской истории в рамках традиционной парадигмы, связывавшей возникновение казачества с особенностями развития русского общества XVI в., то казачьи националисты, в лице Е. П. Савельева, прибегли к очевидному конструированию прошлого казаков, представляя их в качестве древнего арийского народа.

В то же время участники обеих групп оказались заложниками специфического казачьего самосознания и не могли быть до конца последовательными в своей пропаганде, что выразилось в двух характерных ее чертах — «колеблющейся идентичности» и «синдроме сословности». «Колеблющаяся идентичность» носителей националистических проектов приводила к соседству с основными положениями в определении сущности казачества допущений, противоречивших этим положениям. Так, донские националисты, в стремлении заручится поддержкой ВНС, говорили о казаках как о русских, но регулярно проговаривались в смысле негативного отношения к русским иногородним — «другим» — чем особенно «грешили» на ранних этапах своей агитации, до заключения соглашения с ВНС. И наоборот, казачьи националисты, взяв курс на определение казаков как особого народа/нации, оказались не способны в своей пропаганде порвать связи между казачеством и русским народом. Своеобразным решением этой проблемы могло стать наметившееся в некоторых публикациях авторов из «группы Холмского» признание казачества составной частью «большой русской нации» наряду с белорусами и малороссами, но оно не получило своего развития.

Что касается «синдрома сословности», то в данном случае следует говорить об очевидном конфликте модерных и традиционалистских установок, связанном с соседством в проектах ДСН и «группы Холмского» категорий «нация» и «сословие». Как мы видели, для донских националистов был характерен акцент на втором компоненте этой дихотомии — по большому счету они были лишь продолжателями охранителей казачьих «прав и привилегий» 1860-х годов. Они не понимали или, может, не хотели понимать, что единая нация строится поверх сословных перегородок и должна со временем совсем нивелировать их, а конечным результатом следования тезису о казачестве как части русского народа должна была стать окончательная утрата им своих сословных отличий и полное слияние с русским народом. Иначе говоря, донские националисты хотели совместить несовместимое — проповедовать единство русской нации и одновременно защищать сословные привилегии казаков. В проекте казачьих националистов «синдром сословности» проявил себя несколько по-иному. Видя в казачестве особый народ, они не могли в то же время отказаться от того символического капитала, который представляли собой военные подвиги казаков, совершенные на службе русским царям, а потому, как и их конкуренты, продолжали защищать казачью военную общину, не замечая, что таким образом сами препятствуют реализации казачества как полноценной нации, вместо этого консервируя его на архаичной стадии народа-сословия. Такие специфические черты националистического движения на Дону как «колеблющаяся идентичность» и «синдром сословности» были возможны только в условиях переходного периода от традиционного общества к модерному, который переживал Дон начала XX века.

Две группы, конкурировавшие между собой за право говорить от имени рядового казачества, начали создавать националистические проекты, ориентированные на участие в парламентских выборах 1912 года. Анализ структуры данных проектов, проведенный в настоящей работе, показал, что наряду с принципиальными противоречиями, существовавшими между донскими и казачьими националистами, по многим вопросам они придерживались настолько близких позиций, что это позволяет говорить о единой дискурсивной формации, в рамках которой обе группы и конструировали свои проекты.

Большинство конструктов, использовавшихся в риторической игре донских и казачьих националистов, были заимствованы из предшествующего консервативного дискурса, инициированного политикой Ф. Ф. Таубе в период его атаманства на Дону в 1909 — 1911 годах. Сюда можно отнести многосоставной образ «врага», включающий в себя негативное изображение «инородцев», особенно евреев, «мужиков» и вообще «иногородних», а также депутатов — «предателей» интересов казачестваобраз «славного казачества», обладающего «исконными правами» на земли Дона и заслужившего свой особый статус многовековой службой Россииособые отношения между царем и казаками, служащими «оплотом престола». В националистическом дискурсе 1911;1912 гг. эти образы и идеологемы получили свое дальнейшее развитие и были дополнены новыми конструктами.

Все они выполняли определенную функцию в пропагандистской кампании обеих групп. Можно выделить следующие основные задачи, решения которых донские и казачьи националисты стремились добиться, прибегая к тому или иному риторическому приему:

1) позиционирование себя — ни в коем случае нельзя рассматривать политическую активность участников националистического движения на Дону и, в частности, конструирование определенной идеологии как сугубо инструменталистское действие, преследующее исключительно корыстные интересы. Представляется, что донские и казачьи националисты были выразителями имевших более или менее широкое распространение консервативных настроений, вызванных разложением традиционного уклада жизни и ускоренным наступлением модернизации, что конкретно для казачества выразилось в кризисе его как военно-служилого сословия и вполне реальной угрозе «расказачивания». Другое дело, что выбор конкретной формы, в которой выразился ответ «правого Дона» на вызовы времени, был обусловлен конъюнктурой начала второго десятилетия XX в., но это вовсе не означает неискренности националистов Дона в поиске выхода казачества из кризиса. Таким образом, многочисленные заявления авторов «Донских ведомостей» и «Голоса казачества» о том, что они отстаивают интересы казачества, его сословные «права и привилегии» или «национальные» нужды, должны были определенным образом позиционировать их в политическом пространстве Донской области;

2) привлечение на свою сторону потенциальных избирателей — эта задача агитационной кампании выполнялась за счет апелляции к противоположным по смыслу группам образов. С одной стороны, казачьи и донские националисты взывали к таким наполненным положительным содержанием идеологемам как «Тихий Дон», «славное казачество», «великая Россия» и другим. Пропагандистский эффект, на который, очевидно, рассчитывали и те, и другие, заключался в том, чтобы, сыграв на популярности этих образов среди рядового казачества, привлечь его на свою сторону. С другой стороны, не менее активно националисты использовали и негативные образы «иногородних», «инородцев», «иногородних» и проч. Несомненно, что в этом случае основным содержанием пропаганды была игра на ксенофобских настроениях донцов, которая, опять-таки, должна была обеспечить симпатии с их стороны к вновь образуемым политическим организациям;

3) стремление добиться поддержки/благосклонности властей и/или ВНС — это направление пропагандистской кампании было более характерно для «группы Холмского», так как донские националисты, судя по всему, изначально пользовались поддержкой со стороны местных властей, а затем получили ее и из Петербурга. В отличие от них, казачьим националистам, вознамерившимся создать особую «казачью партию», еще надо было доказать, что их проект не направлен против существующего строя и, прежде всего, не предполагает никакого сепаратизма, который в начале XX в. стал серьезной проблемой для имперских властей на окраинах государства, и возможное распространение которого на казачьи области могло рассматриваться как серьезная угроза. Помимо эксплицитного отрицания сепаратистских устремлений казачьи националисты активно апеллировали к образу «Царя», который вообще занимал видное место в их риторической игре и, в частности, должен был подчеркнуть их преданность монархии. Образ «великой России» и постоянное подчеркивание заслуг донцов перед государством также служили средством убеждения в лояльности казачьих националистов Империи;

4) дискредитация политических противников — своим основным конкурентом на выборах 1912 г. националисты считали кадетскую партию и не жалели усилий, для того чтобы максимально опорочить как отдельных ее представителей, так и всю партию. Основным средством подобной негативной агитации служило сближение кадет с образом «врага». Как следствие, «партия народной свободы» представала врагом Царя, русского народа и казачества, борющимся за особые права «инородцев», прежде всего, евреев в ущерб российской государственности. Представители кадетской партии из числа казаков объявлялись «предателями». Кроме того, донские и казачьи националисты конкурировали между собой и во взаимной газетной травле использовали по большей части те же приемы, что и в борьбе с кадетами.

Наряду с повседневной риторической игрой, которая служила средством пропаганды, одновременно ни к чему не обязывая, обе националистические группы в соответствии с логикой участия в парламентских выборах должны были представить своим потенциальным избирателям некую программу, которую бы они обязались отстаивать в случае попадания в Государственную Думу. «Группа Холмского» начала работу в этом направлении задолго до самих выборов, так что уже ранней весной 1912 г. сам С. А. Холмский представил на суд читателей «Голоса казачества» программу «казачьей партии». Это была именно программа, которая сочетала в себе заявления по общеполитическим вопросам со вполне конкретными предложениями. Причем, очевидно, работа над ее улучшением постоянно продолжалась, и даже после того, как стало ясно, что казачьим националистам не придется поучаствовать в выборах, С. А. Холмский опубликовал программу потенциальной «Думской казачьей группы». В отличие от своих конкурентов, донские националисты так и не создали единой выборной программы, фактически раздробив ее во множестве документов и газетных статьях. К тому же эта фрагментарная программа по большому счету не предлагала конкретного плана действийи носила преимущественно декларативный характер. Тем не менее, в борьбе за поддержку со стороны ВНС успех принесла именно тактика, донских националистов, которые, в отличие от националистов казачьих, избежали г острых углов, а значит и ненужных споров.

Итоги выборов 1912 г., тем не менее, были неутешительны для обеих групп — полное поражение «черно-лилового» блока и одновременный триумф оппозиции ясно показали отсутствие сколько-нибудь значительной поддержки националистов* со стороны избирателей и — дали сигнал к сворачиванию организованного националистического движения на Дону до лучших времен, так что к началу Первой мировой войны от него практически не осталось ни следа. Такой плачевный результат деятельности «группы Холмского» и ДСН был следствием сочетания целого ряда факторов.

Прежде всего, важно отметить, что националисты Донской области в изучаемый период так и не вышли из «стадии А» по классификации Мирослава Хроха. И донские националисты, и казачьи националисты, по большому счету оставались небольшими группами активистов, группировавшихся вокруг своих газет, причем если первые опирались на местный официоз — «Донские областные ведомости» — и все-таки имели более или менее широкий круг читателей, то тираж «Голоса казачества» колебался в районе 300 экземпляров. Кроме того, период активной агитации перед выборами 1912 г. не превышал полутора лет, и новая для местной публики идеология национализма просто не могла собрать под свои знамена сколько-нибудь значительное число сторонников с столь короткие сроки. По охвату читающей публики и продолжительности пропаганды оппозиционная пресса имела перед националистами решительное преимущество.

Если данный фактор носил вполне объективный характер, то предвыборная тактика донских националистов характеризовалось целым набором, условно говоря, «невынужденных» тактических ошибок. Сюда можно отнести и запоздалое оформление собственной политической структуры, и промедление с организацией самостоятельного печатного органа, хотя бы внешне не зависимого от местных властей, и неудачный выбор кандидатов на депутатские места, сделанный в ходе переговоров с духовенством о предвыборном блоке. Безусловно, не добавила вистов националистам их взаимная печатная травля накануне решающего голосования.

Наконец, пропаганда самой идеологии национализма, будь то донского или казачьего, была таким образом построена, что сама себя лишала шансов на успех в борьбе за голоса избирателей. Во-первых, в отличие от западных и юго-западных губерний Империи, где националисты имели стабильно высокий уровень поддержки, в ОвД и, прежде всего, в самом Новочеркасске проблема межэтнического противостояния не стояла столь остро, и агитация, построенная на стремлении сыграть на ксенофобии потенциального избирателя к «чужакам», могла принести только ограниченный результат (показательна, в этом смысле, ситуация в Таганроге и Ростове-на-Дону, городах со значительными еврейскими и армянскими общинами, где националистам все-таки удалось провести в число выборщиков несколько своих представителей). Во-вторых, основной целевой аудиторией и донских, и казачьих националистов стало рядовое казачество, в то время как, опять-таки обращаясь к опыту западных и юго-западных губерний, главной опорой русских националистов в Российской империи было дворянство. Учитывая специфику избирательного закона 1907 г., ставка на голоса простых казаков в ущерб привлечению на свою сторону местных дворян была просто самоубийственна.

Участие в парламентских выборах и проведение своих представителей в состав Государственной Думы было важнейшей составляющей, если не самим смыслом, политических проектов донских и казачьих националистов. Когда ставка на успешный исход голосования не сыграла, и ни один националист от Донской области не был послан депутатом в Таврический дворец, эти проекты просто рассыпались, так как исчезло главное звено, связывавшее их воедино — возможность представлять эти проекты на таких политических форумах как Государственная Дума или хотя бы местная городская дума Новочеркасска. Попытки С. А. Холмского реанимировать националистическое движение в Новочеркасске в 1913 г. были изначально обречены на провал, поскольку национализм как политическая идеология оказался не способен мобилизовать в короткие сроки сколько-нибудь значительную массу казаков, а потому дискредитировал себя в глазах «правого Дона». Иначе говоря, попытка местных консерваторов из числа охранителей казачьих «прав и привилегий» сыграть на текущей политической конъюнктуре, а именно на растущем влиянии пользующегося поддержкой правительства ВНС, в условиях Дона оказалась несостоятельной. Поэтому нет ничего удивительного, что уже в 1914 г. от ДСН и «группы Холмского» не осталось и следа, а из всех газет, на страницах которых в свое время публиковались националисты, сохранились только «Донские областные ведомости», содержавшиеся за казенный счет (причем «неофициальная часть» вновь была соединена с частью официальной в одну газету).

В то же время, ни в коем случае нельзя говорить, что активизация «правого Дона» в 1909 — 1912 гг. и, в частности, деятельность местных националистических групп не имела никакого влияния на последующую историю Донской области. Националистическое движение на Дону в предвоенный период, бывшее продолжением прежнего «казакоманского» движения, в то же время предшествовало гораздо более масштабному проекту построения самостоятельного казачьего государства — «Всевеликого Войска Донского» в 1918;1919 годах. Некоторые из бывших членов ДСН и «группы Холмского» приняли непосредственное участие в его реализации.

Так, Е. П. Савельев в 1917 г. входил в правительство A.M. Каледина в качестве выборного старшины от 1-го Донского округа. В это время он очень активно публиковался. Особенно показательна для Е. П. Савельева была его драма «Гибель Чернобога», в которой он представил недавно поверженную самодержавную власть в виде «темной силы"645. Позже он осуществил дополненное и переработанное издание «Истории казачества», в которой собственно и выявилось особенно явно его негативное отношение к роли Российского государства в исторических судьбах казачества. Г. П. Янов принял непосредственное участие в борьбе с большевиками в 1918 г. и был председателям так называемого «Круга спасения Дона», затем товарищем председателя Большого Круга, а также представлял донское правительство на переговорах с союзниками в Яссах. К сожалению, дальнейшая судьба С. А. Холмского остается неизвестной. По неподтвержденным данным он умер в 1919 г., страдая расстройством психики.

Но, конечно, когда мы говорим о «Всевеликом Войске Донском», в первую очередь на ум приходит имя П. Н. Краснова — войскового атамана с мая 1918 г. по февраль 1919 года. В период парламентских выборов 1912 г. он был далеко от Дона и просто физически не мог принять участия в той или другой националистической группе, но, судя по его активной роли в формировании консервативного дискурса «правого Дона» в период атаманства Ф. Ф. Таубе, П. Н. Краснов не остался бы в стороне и на этот раз, тем более что идея особого казачьего национализма не была ему чужда. Вспоминая позднее период своего правления на Дону, он так характеризовал.

645 Савельев Е. Гибель Чернобога. Новочеркасск, 1917.

248 собственную идеологическую политику: «Большевизму атаман противопоставил шовинизм, интернационалу — яркий национализм"646. Иначе говоря, националистическое движение на Дону начала XX в. послужило своеобразным прологом для создания самостоятельного «Всевеликого Войска Донского» и режима П. Н. Краснова, предполагавшего привилегированный статус казаков по сравнению с иными группами населения.

646 Краснов П. Н. Всевеликое войско Донское // Белое дело: Избранные произведения в 16 книгах. Дон и Добровольческая армия. М., 1992. С. 5 -209. Здесь: С. 26.