Автор в современной русской постмодернистской литературе: На материале романа А. Битова «Пушкинский дом»

История вопроса. Постмодернизм, пожалуй, является одним из самых ярких течений в современной литературе. До настоящего времени он вызывает активные дискуссии в среде интеллектуальной элиты. Они ведутся вокруг содержания термина «постмодернизм», времени возникновения, генезиса, бытования, степени самобытности этого явления и так далее. В последнее время появилось немало теоретико-методологических, научных, критических работ, посвященных эстетике постмодернизма, философии, языку, поэтике, среди которых особенно выделяются труды И. П. Ильина [1], М. Н. Липовецкого [2], Н. Б. Маньковской [3], И. С. Скоропановой [4] и других. Кроме того, феномен постмодернизма представляет собой особенный интерес для диссертационных исследований. Литературоведы предпринимают попытки осмысления поэтики прозы русского литературного постмодернизма (М.Н. Липовецкий [5]) и метапрозы (О.С. Мирошниченко [6]) — сопоставления поэтики прозы Венидикта Ерофеева и Саши Соколова (Квон Чжен Им [7]) — исследования художественного мира Саши Соколова (Е.А. Черемина [8], М. Л. Кременцова [9]) — изучения постмодернизма в системе национальной поэзии (Т.Б. Гуртуева [10]) — выявления типов интертекстуальности в современной поэзии (Л.Г. Федорова [11]) — рассмотрения философии и языка постмодернистских текстов (И.С. Скоропанова [12]).

При всем многообразии и разносторонности исследований, осуществленных в последнее время, все же остаются аспекты, рассмотренные, как правило, на уровне разрозненных суждений или замечаний, носящих попутный характер при рассмотрении той или иной проблемы. Одним из таких неисследованных аспектов, на наш взгляд, является проблема субъектной организации в постмодернистском произведении, то есть выражение авторского сознания в русском литературном постмодернизме.

Проблема автора является одной из важнейших не только на уровне постмодернизмаона была и остается ключевой в классической и современной науке. Сложилось так, что в литературоведении термин «автор» бытует в нескольких значениях и требует от ученых уточнений при его употреблении. Прежде всего, выделяется автор реально-биографический и автор как литературоведческая категория, под которой подразумевается носитель идейной концепции художественного произведения, в котором воплощается не вся полнота личности автора-творца, а лишь те или иные ее грани. Так или иначе, при анализе категории автора исследователь абстрагируется от биографии реального творца, поскольку его мировидение проявляется в произведении в опосредованном виде.

От «биографического автора» и автора как носителя концепции произведения отличается «образ автора», который намеренно создается в некоторых художественных произведениях. Для В. В. Виноградова, к примеру, образ автора — это «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого» [13]. Как видно из приведенного высказывания, ученый вкладывает в понятие «образ автора» значение, которое другие исследователи (А.Б. Есин, Н. Г. Мельников, Б.О. Корман) подразумевают под термином «категория автора».

А.Б. Есин в понятие «образ автора» вкладывает следующее: «<.> это особая эстетическая категория, возникающая тогда, когда внутри произведения создается образ творца данного произведения. Этот может быть образ „“ самого себя» <. .>, либо образ вымышленного, фиктивного автора <. .>" [14].

Б.О. Корман считает, что «образ автора» — это художественный образ, который похож и непохож на реальный биографический образ писателя. В его основе лежит «мировоззрение, идейная позиция, творческая концепция писателя» [15].

В.Е. Хализев, разграничивая значение термина «автор», также как и А. Б. Есин, выделяет особую семантику «образа автора». Для него «образ автора» — это образ, «локализованный в художественном тексте, то есть изображение писателем, живописцем, скульптором, режиссером самого себя» [16].

В.В. Прозов справедливо считает, что «образ автора» четко вырисовывается в «рамочных компонентах текста: заглавии, эпиграфе, начале и концовке основного текста» [17].

Наиболее отчетливо, на наш взгляд, «образ автора» проявляется в метапрозе, которая, по замечанию М. Н. Липовецкого, «сыграла роль аккумулятора» [5- с.65], необходимого для появления постмодернистского произведения. В постмодернизме образ героя создается по логике конструирования образа автора, и наоборот. Ученый считает, что «образ автора» в постмодернистском тексте нарочито уравнивается в правах с персонажем [5- с. 41].

Кроме того, начиная со второй половины XIX века в литературе наблюдается процесс интенсивного сближения реальной биографии автора с художественной биографией образа автора, реализующийся в текстах биографического характера. С. Ю. Толоконникова считает, что предметом литературы становится не столько мир, окружающий автора, сколько автор, проявляющий свое «я» посредством восприятия мира. Именно поэтому в конце XIX — первой половине XX века в большом количестве появляются автобиографические эпические произведения, описывающие детство или юность автора-героя, его знакомство с миром [18]. Автобиографическая проза, со всей очевидностью, наряду с метапрозой является ступенью к созданию постмодернистского автора-персонажа.

Сходный взгляд на персонажную функцию автора принадлежит французскому ученому М. Фуко, по мнению которого «знаки локализации никогда не отсылают в точности ни к писателю, ни к моменту, когда он пишет, ни к самому жесту его письмаони отсылают к некоторому alter ego <.>. Было бы равным образом неверно искать автора как в направлении реального писателя, так и в направлении этого фиктивного говорящегофункция автора осуществляется в самом расщеплении, — в этом разделении и в этой дистанции» [19]. Расщепление, рассеивание автора в тексте на подголоски, на alter ego, вслед за Р. Бартом, названо «смертью автора».

Автора, который в постмодернистском тексте становится персонажем, расщепляющимся на множество alter ego, обозначают термином «маска автора», предложенным американским критиком К. Мамгреном. В постмодернистской литературе, таким образом, рождается качественно иной взгляд на образ автора.

Авторская маска является важнейшей категорией постмодернизма, которой уделяют много внимания как западные, так и отечественные ученые. Так, например, И. С. Скоропанова предлагает разделить понятие «авторская маска» на три подвида: 1) непосредственно «маска автора». «Это принцип игровой реализации образа автора, предполагающий его введение в текст в качестве травестированного автора-персонажа, колеблющегося между позициями гения/клоуна, от лица которого осуществляется повествование. Роль авторской маски центрирующе/децентрирующая. С одной стороны, она служит объединяющим началом <.>- с другой — обеспечивает преодоление однозначной интенциональной направленности художественного высказывания как благодаря нестабильности образа автора-персонажа, так и благодаря его самоиронизированию и самопародированию, лишающими высказывание значения авторитарности. Использование авторской маски полемически направлено против фигуры Автора-Бога, „владыки Означаемого“ и является одним из проявлений „смерти автора“ в постмодернистской литературе» [20], то есть введение в текст произведения автора-персонажа, зачастую являющегося единственным полнокровным образом. Нередко автор-персонаж наделен автобиографическими чертами, которые наряду с травестийным изображением приводят к подрыву авторитета сказанного и направляют на многосмысловую интерпретацию- 2) псевдоавторско-персонажная маска, «использование которой предполагает разыгрывание автором-персонажем некой языковой персонажной роли (языковых персонажных ролей) посредством имитации определенного дискурса (определенных дискурсов) массовой культуры, сопровождаемое пародированием разыгрываемого» [20- с. 73]. Иными словами, псевдоавторская персонажная маска играет в тексте роль Автора, по сути, им не являясь, и даже не приближаясь к нему. На наш взгляд, эта маска близка сказовой литературе, в которой стилизованная речь рассказчика противопоставлена авторской позиции. В постмодернистском тексте эта ситуация усиливается тем, что позиция маски высмеивается и пародируется- 3) постмодернистская гиперперсонажная маска. Она «предполагает конструирование посредством симулякров „мерцающего“ гибридно-цитатного образа „героя-рассказчика“, от имени которого осуществляется повествование. При этом созданный образ подвергается иронизированию, пародированию, а нередко и абсурдизации и шизоизации» [20- с. 73]. То есть гиперперсонажная маска предполагает наличие в тексте рассказчика, собранного как коллаж из цитат разных дискурсов. Он всячески подвергается пародированию и не является, на наш взгляд, полнокровным художественным образом.

J1.B. Пирогов, исследуя явление авторской маски, особое внимание уделяет коммуникации между читателем текста и его создателем. По мнению ученого, авторская маска, не являясь эксплицитным «образом автора» в тексте, «симулирует» имплицитного автора, в результате чего «авторская маска» становится «бесконечным стремлением к недостижимому и принципиально невозможному автору-» тексту" как носителю смысла, обладателю «истинных коннотаций» «[21].

Для И. П. Ильина авторская маска, напротив, является связующим центром, уберегающим произведение от коммуникативного провала. Автор в постмодернизме «явно забавляется своей авторской маской и ставит под вопрос самые понятия вымысла, авторства, текстуальности и ответственности читателя» [22]. «» Автор" , — считает ученый, — как действующее лицо постмодернистского романа выступает в специфической роли своеобразного «трикстера», высмеивающего условности классической, а гораздо чаще массовой литературы с ее шаблонами: он прежде всего издевается над ожиданиями читателя, над его «наивностью», над стереотипами его литературного и практически-жизненного мышления, ибо главная цель его насмешек — рациональность бытия" [22- с. 7].

В настоящем исследовании в понятие «авторской маски», упрочившееся в отечественной науке, мы вкладываем констатацию И. П. Ильина: это «важный структурообразующий принцип повествовательной манеры постмодернизма в условиях постоянной угрозы коммуникативного провала, вызванный фрагментарностью дискурса и нарочитой хаотичностью композиции постмодернистского романа" — «главное средство поддержания коммуникации» и «смысловой центр постмодернистского дискурса» [22- с. 8].

Думается, что анализ постмодернистского произведения в свете проблемы «автор» позволяет более глубоко интерпретировать художественный текст. Буквально в каждом постмодернистском произведении присутствует неповторимая, оригинальная «маска автора». Так, например, в поэме Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» автор-персонаж выступает в роли шута, или, на наш взгляд, карнавального короля, низвергнутого до ранга шута, в связи с чем «маска» предпринимает попытку карнавального постижения бытия. Распадаясь на множество alter ego, ведущих между собой непрекращающийся диалог, «автор» достигает своей смерти, которая зафиксирована в буквальном смысле [23].

Смерть автора, согласно Р. Барту [24], порождает Скриптора. Подобная «авторская маска» возникает в романе Саши Соколова «Палисандрия».

Абсурдизированный Скриптор доведен до уровня графомана, одержимого процессом письма.

Ю. Буйда в романе «Ермо» создает «маску автора» литературоведа-биографа, изучающего творчество вымышленного писателя. Текст «маски автора» и художественный текст писателя — Ермо-Николаева в конце концов начинают взаимопроникать друг в друга, а «маска автора» — литературоведа перевоплощается в «маску автора» — романиста [25].

Одним словом, рассмотреть «маску автора» в художественном постмодернистском произведении значит не только лучше понять писателя, но и выявить те новые тенденции, которые, безусловно, оформятся в дальнейшем его творчестве, поэтому одной из самых важных проблем постмодернизма является изучение функционирования «маски автора» в творчестве постмодернистского художника.

Одной из самых ярких фигур современной литературы является Андрей Георгиевич Битов (р. 1937). Его творчество многогранно как с содержательной, так и с формально-поэтической точек зрения, наверное, поэтому вокруг его прозы уже ведутся активные дискуссии, например, по поводу того, считать ли автора «постмодернистским» художником или «реалистическим» [26].

В творчестве А. Битова ярко выражено такое скрепляющее начало, как «маска автора». Эту мысль подтверждает сам писатель, который в 1996 году издал 4-х томное собрание сочинений под общим названием «Империя в четырех измерениях», под обложкой которого собраны произведения 1961;го -1995;го годов. Герой рассказа «Автобус» (1961) признается: «Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь. То есть не надо, а можно писать всю жизнь: пиши себе и пиши. Ты кончишься, и она кончится» [27]. Такой книгой для писателя стала его «Империя». Разноплановые, на первый взгляд, рассказы, повести, романы, эссе, тем не менее, имеют общие темы, идеи, героев, сюжетные линии. Самым примечательным явлением «Империи» становится общий автор-персонаж.

В первом «Измерении», названном «Петроградская сторона», писатель делает попытку создания самостоятельного героя и постоянно взаимодействующего с ним автора. Однако А. Битову, думается, удается воплотить либо полноценного героя (например, в романе «Улетающий Монахов»), либо образ автора, действующего самостоятельно без контакта с другими персонажами, которых к тому же часто просто нет в романе. Прозаик, тем не менее, награждает «образ автора» собственным именем, что является, на наш взгляд, попыткой создания автора-персонажа.

Своей цели писатель полностью добивается в романе «Пушкинский дом» — во втором измерении «Империи». В романе не только действует полноценный герой — Лев Одоевцев и автор-персонаж (авторская маска) — А.Б., но они активно взаимодействуют, очерчивая в своем контакте все пространство произведения.

В третьем измерении «Империи» автор-персонаж — это сам прозаик Битов, который упрочивает свои позиции: не скрывает своего положения в тексте, называет себя собственным именем, не создает полноценной персонажной системы, по сути, являясь единственным персонажем этого текста. Кроме того, он называет себя «тиражированным агентом Империи» [28], что позволяет говорить не только о расщеплении «авторской маски» в тексте, но и о том, что она вобрала в себя «маски» первых двух измерений.

В четвертом измерении — романе «Оглашенные» «ничего не придумано, кроме автора» [29]. «Империя» закончилась для автора, и он констатирует: «Автор намекает, что это он сам, сам сгорел в этом повествовании. Поверим в искренность его интенций» [29- с. 302]. Расщепляющаяся на множество персонажей «авторская маска» констатирует собственную смерть.

Империя в четырех измерениях" представляется процессом развития постмодернистской концепции автора от «образа автора» до «смерти автора». В этом контексте «Пушкинский дом» является, на наш взгляд, ключевым произведением, так как в нем «маска автора» не только функционирует по законам постмодернистской концепции автора, варьируется разными масками, но и создает полноценного героя, с которым вступает в равноправные отношения. Если в первом измерении только намечается выход на постмодернистского автора, то здесь он полноценно воплощается. Более того, в романе заложена тенденция дальнейшего развития художественного решения концепции «смерти автора».

В связи с тем, что в литературоведении постмодернистская проблема автора рассмотрена в целом фрагментарно, представляется актуальной предпринимаемая на страницах настоящей работы попытка исследования проблемы «Автор в современной русской постмодернистской литературе (на материале романа Андрея Битова „Пушкинский дом“)».

Актуальность и значимость работы продиктованы сложившейся в науке ситуацией: до сих пор фигура Автора в постмодернизме рассматривалась исследователями с философско-теоретических позиций практически без привлечения художественного материала, либо в свете других поднимаемых проблем. В диссертации предпринимается попытка рассмотреть выдвигаемые А. Битовым в его романе «Пушкинский дом» проблемы, сущность которых непосредственно зависит от системы «авторских масок», а также проследить, как преломляется через концепт «авторской маски» решение тех или иных вопросов. Выявить и осмыслить систему «авторских масок» в романе «Пушкинский дом» — значит глубже понять одно из ярчайших произведений постмодернистского течения.

Кроме того, творчество А. Битова практически не рассмотрено в русле диссертационных исследований: была предпринята попытка текстологического анализа поэтики современной метапрозы на материале романов Андрея Битова О. С. Мирошниченко [6]- в рамках диссертационного исследования русского постмодернизма, реализованного М. Н. Липовецким [5], попутно привлекался роман А. Битова «Пушкинский дом" — а также осуществлена попытка анализа поэтики прозы А. Г. Битова на материале некоторых произведений писателя Т. Г. Шеметовой [30]. В связи с тем, что в работах творчество А. Битова рассмотрено в аспекте поэтики метапрозы, а также поэтики прозы без привлечения ряда авторских масокпроблемы симулякра, как доминантной особенности постмодернистского мировосприятия, и других теоретических проблем представляется актуальной попытка изучения «Пушкинского дома» с позиций авторских масок.

Диссертация написана на материале прозы Андрея Георгиевича Битова. Основной акцент сделан на романе «Пушкинский дом» с привлечением прозы писателя, вошедшей в 4-х томное собрание сочинений «Империя в четырех измерениях», а также прозы, в которой проявляется интерес автора к личности А. С. Пушкина. Этот широкий пласт творческого наследия прозаика и стал объектом диссертационного осмысления, а взгляд на роман «Пушкинский дом» через систему «авторских масок» послужил основным предметом исследования.

Цели исследования:

• изучение фигуры Автора на материале романа А. Битова «Пушкинский дом» в ракурсе системы «авторских масок»;

• осуществление попытки прочтения романа «Пушкинский дом» А. Битова в аспекте проблем, преломленных через варьирующееся авторское сознание.

Отсюда вытекают базовые задачи работы:

1) изучить особенности функционирования авторского сознания в романе «Пушкинский дом»;

2) выявить факторы, обусловившие необходимость применения той или иной «авторской маски»;

3) определить зависимость поставленной А. Битовым проблемы от использования «авторской маски»;

4) обнаружить взаимозависимость используемых «авторских масок»;

5) рассмотреть поднимаемые «авторскими масками» проблемы в свете постмодернистских категорий.

Метод исследования обусловлен сочетанием структурно-поэтического, рецептивно-эстетического и деконструктивного подходов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Роман А. Битова «Пушкинский дом» — это отражение творческих поисков писателя в области художественного миромоделирования с привлечением принципов автолитературоведения и филологических изысканий в русле малоизученных проблем литературоведческого характера.

2. Фигура Автора, введенная в текст романа и расщепленная на множество авторских масок, является скрепляющим сюжетообразующим и идейно-эстетическим звеном не только «Пушкинского дома», но и цикла произведений А. Битова «Империя в четырех измерениях».

3. Расщепление фигуры Автора на многочисленные «авторские маски» предопределило многостороннее рассмотрение варьирования, взаимопроникновения и «оппонирования» поднимаемых писателем проблем в романе «Пушкинский дом», таких как проблема симулякра в современном сознании, соотношения цивилизации и культуры в современном обществе, свободы духовного творчества в тоталитарном государстве и многих других.

4. Изучение функций «авторских масок» в романе А. Битова «Пушкинский дом» позволяет осуществить более глубокую интерпретацию произведения с учетом постмодернистских понятий и категорий, таких как «мир как текст», художник-маргинал, игровое освоение хаоса, карнавализация повествования и бытия, интертекстуальная природа сознания и многих других.

Научная новизна диссертации определяется прежде всего тем, что предметом отдельного специального изучения становится художественное воплощение фигуры постмодернистского Автора в романе А. Битова «Пушкинский дом». В диссертационном исследовании предпринимается попытка анализа системы авторских масок, бытующих в романе, и рассмотрения проблем, затрагиваемых писателем, с точки зрения многообразных авторских масок. «Симулякр», рассмотренный М. Н. Липовецким, анализируется не только как феномен современного сознания, но и как фундамент для построения романа-симулякра, осуществляемого маской автора-романиста. Ему противостоит маска — знак модернистской культуры, превращающая роман-симулякр в бесконечно варьирующийся постмодернистский текст. Кроме того, восприятие творцом романа мира как хаоса, позволяет говорить о маске автора — игрока с хаосом и выявить присутствующую в романе игру с хаосом и карнавализацией. Помимо этого, автолитературоведческий роман изучается с точки зрения масок автора-филолога, которые, изучая текст романиста, решают спорные вопросы теории и практики литературоведения. По-новому оценивается интертекстуальная природа романа «Пушкинский дом», которая также реализуется в повествовании через систему авторских масок.

Диссертация призвана дать представление о художественном смысле расщепления фигуры Автора на «авторские маски» в свете выдвигаемых прозаиком проблем, а также выявить основные темы художественного творчества А. Битова в рамках «Империи в четырех измерениях», интерес к которым заложен в фигуре Автора.

Научной новизной обусловлена и сущность гипотезы, выдвигаемой в настоящем диссертационном исследовании: фигура Автора, расщепляющаяся на множество варьирующихся «авторских масок», — это не просто художественный прием. Каждая «маска» — это самостоятельный художественный образ, «исследующий» отдельную проблему. Тем не менее, все «маски» взаимозависимы и призваны либо углубить изучение той или иной выдвигаемой другой маской проблемы, либо противостоять ей, что, в конечном счете, также направлено на углубление смысловой наполненности произведения. Все «авторские маски» скреплены единой фигурой имплицитного автора [31] и представляют собой персонажную систему эксплицитных «авторских масок» [32].

На гипотетическом уровне предлагается выделить в романе А. Битова «Пушкинский дом» две основополагающие «авторские маски»: маску автора — романиста и маску автора — филолога, которые, в свою очередь, дробятся на ряд более мелких масок.

В соответствии с выделяемыми «масками автора» материал диссертации распределяется по главам, тематика которых объединена определенной маской.

Теоретико-методологической базой исследования являются труды теоретиков литературы: М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Б. О. Кормана, Ю. М. Лотмана, Б. В. Томашевского, В. Е. Хализева и другиха также исследователей постмодернизма: И. П. Ильина, М. Н. Липовецкого, И. С. Скоропановой и других.

К работе привлечены исследования философов и культурологов — И. И. Антоновича, Р. Барта, Ж. Бодрийара, Ж. Дерриды, П. Козловски, Н. Б. Маньковской, М. Фуко, М. Эпштейна и других.

Кроме того, в работе осмыслен пласт современных литературно-критических изысканий таких авторов, как М. Берг, А. Генис, Д. Затонский, Н. Иванова, В. Курицын, В. Лавров, А. Немзер, В. Новиков, И. Сухих, В. Чалмаев и других.

Диссертация является одной из попыток утверждения нового вектора исследований кафедры Русской филологии Тамбовского государственного технического университета, связанного с изучением современной русской постмодернистской литературы.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она способствует более глубокому пониманию процессов, происходящих в современной русской постмодернистской литературе, кардинальному перевороту в осмыслении образа автора, воплощенного в художественном тексте. Анализ данной проблематики дает представление о переосмыслении роли традиционного классического Автора в произведении, об изменении его бытования в постмодернизме, об эволюции «читательской роли» в современной литературе.

Практическое значение исследования связано с возможностью использования его результатов при разработке способов прочтения постмодернистского текста в курсе лекций по истории русской литературы XX века, при чтении спецкурсов по проблемам современной литературы на филологических факультетах, на факультативах школ с гуманитарным профилем.

Апробация диссертации осуществлялась в рамках учебно-методических семинаров кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета. Часть материалов послужила основой доклада на V международной конференции, посвященной 80-летию Белорусского государственного университета «Славянская литература в контексте мировой» (Минск, 2001), а также на III Всероссийской научной Internet — конференции «Компьютерные технологии в образовании, Comtech2001» (Тамбов, 2001). Проблемы, затронутые в диссертации, обсуждались на международной конференции, посвященной 20-летию кафедры практического русского языка Ивановского государственного университета «Русский язык, литература и культура в современном обществе» (Иваново, 2002).

Основные положения работы изложены в пяти публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, состоящего из 205 наименований.

Заключение

.

1. Битов, А. Г. Пушкинский дом// Империя в четырех измерениях. Измерение II. Пушкинский дом/ Андрей Битов. — Харьков: ФолиоМ.: ТКО ACT, 1996. — С. 282.

2. Битов, А.Г. Оглашенные// Империя в четырех измерениях. Измерение IV. Оглашенные/ Андрей Битов. — Харьков: ФолиоМ.: ТКО ACT, 1996. — С. 247.