Крестьянское хозяйство алтайской приписной деревни в 20-50-е гг. XIX в

Наиболее вероятное направление развития нашего общества сегодня с трудом просматривается отчасти потому, что историки с трудом находят адекватное понимание и объяснение исторического опыта жизнедеятельности людей. Решающие экономические усилия жителей деревни на протяжении истории России создавали базу, на которой зиждилась та или иная государственность. Крестьянствование само по себе являлось источником физического и нравственного здоровья страны. Крестьянство, пожалуй, единственная социальная категория, которая накопила колоссальный исторический опыт решать необычайно трудные задачи самостоятельно и независимо и при этом аккумулировать всевозможный ресурс преодоления трудностей, используемый и обществом и государством.

Изучение истории крестьянства и его экономики перманентно продолжает оставаться одним из важнейших и интереснейших базовых научных вопросов. Подлинно научное историческое осмысление социально-экономического феномена деревни возможно только в рамках конкретно-исторического (в смысле времени и места) исследования. Актуальность изучения вопросов крестьянского хозяйствования в прошлом обусловливается тем, что на современном этапе в связи с огромными качественными изменениями в экономике и характере труда, возрастают требования к знанию и воскрешению опыта в традиционных крестьянских обществах. Понимание собственно крестьянской экономики должно способствовать формированию государственной политики, которая может предугадывать тенденции и перспективы реальных поведенческих устремлений населения и тем самым предупреждать не всегда обязательные издержки общественного развития.

Изучение крестьянской экономики на юге Западной Сибири в первой половине XIX в. вне всякого сомнения является обязательным алгоритмом в выработке адекватного научного представления об аграрной истории России. В плане организации и функционирования экономики деревни регион и время были особенными. Региональный аспект проявлялся в том, что крестьянство на кабинетских землях хозяйствовало в условиях мобилизации на обслуживание горно-металлургического комплекса. Будучи не объектом прямолинейной фискальной политики, а звеном горно-металлургического комплекса такая индивидуально-хозяйственная единица, как хозяйство алтайских приписных крестьян выказало свою историческую рациональность и состоятельность. В хронологическом же отношении 20−50-е гг. XIX в. были временем не просто окончательного оформления приписного состояния алтайского крестьянства, а периодом социально-экономической адаптации крестьянского общества к навязанному статусу. В этот период власть стала учитывать крестьянский фактор в системе подходов к развитию экономики вообще и выработке стратегических мер в развитии горно-металлургического производства. Это был так называемый предреформенный период, в рамках которого вырабатывались социально обусловленные движущие мотивы экономического поведения крестьянства, и намечались тенденции развития крестьянского хозяйства, предопределившие, наряду с прочим, проведение реформы 1861 г. на Алтае. Развитие хозяйства алтайских приписных крестьян именно в 20−50-е г. XIX в. по-своему уникально с точки зрения формирования новых хозяйственных практик. Это положение является в историографии бесспорным, имеют место расхождения в исторической трактовке этих практик.

Литература

по истории Алтайского горного округа вообще и по проблемам приписной деревни предреформенного периода XIX в. обширна, исследуемые в ней проблемы многообразны. О состоянии изученности многих вопросов по истории приписного крестьянства говорят устоявшиеся оценки не только в соответствующих разделах введений специальных работ, но и в обобщающей и в историографической литературе1. Она позволяет определить исследовательские ниши для последующего продуктивного изучения истории алтайской приписной деревни дореформенного периода. В историографии заявленной темы можно выделить различные этапы, но дискретность в её изучении настолько условна, что целесообразно рассматривать предшествующую историографию как единое целое, но в развитии, органичной составляющей которого предполагается и данное диссертационное исследование.

Ценное и полезное из багажа советской историографии по заявленной проблематике хорошо просматривается, если обратиться к специальной у историографической работе Н. А. Миненко «Историография Сибири». Оценки дискуссии историком резюмируют достижения советского.

1 Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск, 1982. 501 е.- Горюшкин JI.M., Миненко Н. А. Историография Сибири дооктябрьского периода (конец XVI — начало XX в.). Новосибирск, 1984. 317 е.- История Сибири. Томск, 1987. Т. 2. 472 е.- Волчек В. А. Об экономическом положении приписной деревни Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа в конце XVIII — первой половине XIX в. Кемерово, 1992. 160 е.- Соболева Т. Н., Разгон В. Н. Очерки истории кабинетского хозяйства на Алтае (вторая половина XVIII — первая половина XIX в.): управление и обслуживание. Барнаул, 1997. 258 е.- Жеравина А. Н. Вклад А.П. Бородавкина в решение спорных вопросов по истории кабинетского хозяйства в Сибири // Актуальные вопросы истории Сибири. Научные чтения памяти профессора А. П. Бородавкина. Барнаул, 1998. С. 30−35- Она же. Исследования второй половины 80−90-х гг. XX в. о природе кабинетского хозяйства на Алтае // Актуальные вопросы истории Сибири. Третьи научные чтения имени профессора А. П. Бородавкина. Барнаул, 2002. С. 22−30.

Миненко Н. А. Историография Сибири (период феодализма). Новосибирск, 1978. 83 с. сибиреведения и это, пожалуй, самое главное, венчают создание демаркационной линии между спорящими сторонами. Прежде всего, бросается в глаза оценочная идеологическая заданность историка. Так, Н. А. Миненко четко обозначает начало принципиальных расхождений историков-сибиреведов уже в подходе к определению социального статуса приписного крестьянства. Суть спора, как известно, в следующем. Стало ли приписное крестьянство после приписки к заводам близким по своему социальному положению к крепостному состоянию или нет? Группа исследователей (А.П. Бородавкин, А. Н. Жеравина, Ю. С. Булыгин, С. С. Лукичев и др.) отождествляют приписных крестьян с частновладельческими. По мнению историков М. М. Громыко, Г. П. Жидкова, М. Е. Сорокина, Т. М. Мамсик и др., после приписки крестьяне не перестали быть государственными. Н. А. Миненко по этому поводу отзывается категорично: «М. М. Громыко доказала несостоятельность вывода о крепостной зависимости алтайских приписных крестьян"1. Далее следует особо весомый довод о том, что эта точка зрения получила развитие в академической «Истории Сибири» и в трудах ряда исследователей. Также приводится более сакраментальный аргумент, выдающий бескомпромиссную, поистине боевую позицию исследователя в дискуссии: «Все это означает, что старая концепция не сдала свои позиции"2. Весь последующий анализ материалов дискуссии подчинен строгому и методичному развенчиванию выводов, так сказать, несговорчивых историков. Об этом свидетельствуют и соответствующие формулировки: «аргументы не выдерживают критики», «нет убедительных доказательств», «фактический материал говорит в пользу выводов, к которым пришли М. М. Громыко, Г. П. Жидков и их единомышленники"3.

1 Горюшкин JI.M., Миненко Н. А. Историография Сибири. С. 71.

2 Там же.

3 Там же. С. 71−73.

Конечно же, Н. А. Миненко ни в коем случае не уличает оппонентов в банальном непрофессионализме, а выводит неубедительный характер их доводов из того, что они «продолжают настаивать на старой точке зрения, восходящей к либеральной народнической литературе"1. Вне всякого сомнения, такая логика оценок — не более чем результат утрирования марксистко-ленинской парадигмы. Она удобна как платформа для несогласия с оппонентами по всяким другим вопросам, производным от главного. То есть такая историографическая постановка — всего лишь безупречный обезоруживающий в определенных условиях полемический прием.

Вместе с тем историографический расклад Н. А. Миненко, если его освободить от идеологического налета «времени», выводит на необходимость решения сложного вопроса о социальном статусе в плоскость дальнейшего исторического описания и как самостоятельной проблемы, и в зависимости от решения других вопросов, в частности от реального состояния крестьянского хозяйства приписной деревни дореформенного периода. Действительно, приписное крестьянство трудно определяется терминологически до тех пор, пока оно не будет описано с определенных позиций исторически. В этой связи уместным представляется вполне спокойное и уважительное отношение к тому, что в исторической науке продолжается та или иная историографическая традиция.

По праву к исследовательскому опыту предшественников, будь то современники, которые обратили внимание на крестьянский фактор в развитии кабинетских земель юга Западной Сибири в первой половине XIX в. и попытались его проанализировать, будь то историки-профессионалы любой историографической традиции, должно быть отношение как к историографическому наследию. Важно исходить из того, что те или иные доминирующие концепции исторически обусловлены и продуктивны. Факт, что историки, оперируя соответствующими времени теоретическими.

1 Миненко Н. А. Историография Сибири. С. 60. подходами, формулируя и исследуя многие вопросы в отношении такого объекта познания как приписная деревня, разошлись во мнениях с историографической точки зрения важен, и постфактум это вполне объяснимо, но в предметно-эпистемологическом контексте вряд ли целесообразно придавать ему значение. Сам по себе спор в науке является нормальным состоянием и не нужно его утрировать. Образовавшуюся же демаркационную линию необходимо преодолеть посредством гармонизации всего историографического наследия в процессе дальнейшего конкретно-исторического исследования вопросов, требующих понимания и вразумительного объяснения. Утвердиться в такой эмоционально-эвристической позиции помогает мнение корифея отечественной науки Михаила Николаевича Тихомирова, запечатленного другим видным советским историком Ю. А. Поляковым. «.Историческая правда никогда не лежит готовенькой для употребления. В расфасованном и упакованном виде она не выдается. До правды надо доработаться. До-ра-бо-тать-ся! Каждое историческое явление многогранно. Историк видит одну грань, описывает её и говорит: вот истина! И он по-своему прав. Но опять-таки не до конца. Где же настоящая истина? Правда настоящая, полная появляется тогда, когда мы рассмотрим все грани, все стороны явления, совместим и сопоставим их. Это значит — доискаться, доработаться"1. Правда, гармонизация позиций отнюдь не означает ухода от необходимости пытаться ответить на многие вопросы, вокруг которых идут дискуссии. Автор исходит из того, что очередное исследование необходимо, так как открылись новые познавательные возможности в плане нового концептуального осмысления и компьютерных технологий работы с источниками.

В части осуществления историографического обзора следует взвешенно и критически охарактеризовать и оценить работы.

Поляков Ю. А. Корифеи отечественные исторической науки: Воспоминания. М., 1997. С. 19. предшественников, в которых прямо или косвенно освещаются проблемы крестьянского хозяйства алтайской приписной деревни 1820 — 1850-х гг. с тем, чтобы убедиться, что именно выбранная тема еще не раскрыта или раскрыта лишь частично и не в том аспекте. Критерием ценности и полезности используемой литературы является возможность черпать из неё информацию, то есть возможность ее практического использования в диссертации. К тому же важно проследить то, как в исследовательской практике в границах познавательного объекта «алтайская приписная деревня» приобретал научную значимость предмет — крестьянское хозяйство.

Алтайская приписная деревня первой половины XIX в. объектом исследовательского интереса стала в работах современников, которые, обращаясь к различным аспектам её жизнедеятельности, так или иначе характеризовали и крестьянское хозяйство. В работах К. Ф. Ледебура, А. И. Кулибина, Ю. А. Гагемейстера, П. Школдина, Г. Н. Потанина хозяйство алтайских приписных крестьян фигурирует как аналитическая категория1. Совмещая, сопоставляя и обобщая все то, что они писали, можно сделать следующее историографическое резюме. Современники, пусть в публицистическом плане, но перевели вопрос о хозяйстве приписных крестьян с эмпирического звучания на уровень теоретического осмысления. В своей фактографической и аналитической части представление крестьянского хозяйства, отраженное современниками, определенно можно сказать, идентично научно-теоретическому историческому начальному этапу накопления, обобщения материала и формулирования базовых исследовательских вопросов. Именно рассмотрение крестьянского хозяйства так сказать с близкой дистанции стало отправным моментом для.

1 С учетом того, что представления этих авторов легли в основу формирования предварительного образа крестьянского хозяйства с цель его последующего метрологического обоснования, подробная аннотация их работ уместна в основной части диссертации. последующих исторических оценок на ретроспективной основе. Впоследствии историки прямым или косвенным образом исходили из рабочей гипотезы, выработанной современниками. Уверенно можно утверждать, что современники создали мощную корневую систему, из которой выросла богатая историография истории алтайской приписной деревни первой половины XIX века.

Родоначальником же собственно исторического изучения приписного крестьянства Сибири по общему признанию считается Н. М. Зобнин, который придерживался либерально-народнических убеждений. Им написаны три работы. «Салаирская горнозаводская волость» и «Положение рабочих» вошли как отдельные главы, хотя по смыслу они тесно связаны, в историко-статистический сборник «Алтай», вышедший в Томске в 1890 г. 1. Вторая -«Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения» вышла в «Сибирском сборнике». И, наконец, главный его научный труд «Приписные крестьяне на Алтае» помещен в первом выпуске «Алтайского сборника», вышедшего в Томске в 1894 г.

Н.М. Зобнин заявляет о «двоякости» экономического положения алтайского приписного крестьянина, который «во-первых, обязан был исполнять некоторые работы для алтайских заводов, во-вторых, работать на земле"3. Тем самым автор впервые задает исследовательский параметр в понимании крестьянского хозяйства приписной деревни как исторической данности.

1 Зобнин Н. М. Салаирская горнозаводская волость. Положение рабочих // Алтай: историко-статистический сборник по вопросам экономического и гражданского развития Алтайского горного округа. Томск, 1890. С.391−415.

2 Он же. Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения // Сибирский сборник. СПб., 1892. С. 194−225.

3 Он же. Приписные крестьяне на Алтае // Алтайский сборник. Томск, 1894. Вып. 1.С. 4.

В работах историка сохраняется живость и непосредственность восприятия исторического бытия, сохраняется то проникновение в суть событий, которое свойственно лишь участникам и современникам. Его работы проникнуты глубоким сочувствием к приписным крестьянам и мастеровым. Он считал, что приписка к заводам превращала крестьян в крепостных. В рамках либеральной парадигмы мышления данное утверждение означало априорную непосильную тяжесть их положения. Концентрация внимания на тяжелом положении приписного крестьянства посредством обращения к историческому анализу была со стороны Н. М. Зобнина, вне всякого сомнения, средством идеологической борьбы с правящим режимом. Примечательно другое. Делается это детально и доказательно. Поэтому выводы о тяжелом положении населения округа не представляются только заданными мировоззренческими установками. Автор сосредоточил внимание на негативных сторонах условий жизни крестьянства и сделал это посредством исторического анализа убедительно. Вопрос о том, насколько такой подход был объективным, представляется излишне теоретическим. Время, в котором работал автор, отличалось ухудшением положения крестьянства в связи с трудностями его адаптации к капиталистической действительности, и, соответственно, история вопроса была актуальной проблемой исторической науки. В этой связи идеализация поземельной общины была уместна, ибо высвечивался положительный исторический опыт социальной защиты населения страны.

Заслуга Н. М. Зобнина как ученого в том и состоит, что таким образом приписное крестьянство Алтая дореформенного периода стало достоянием российской исторической науки. Профессиональная сторона трудов не вызывает сомнений. Автору удалось сосредоточиться на механизмах функционирования крестьянского хозяйства и косвенным образом показать феномен крестьянствования в условиях мобилизации на обслуживание горно-металлургического комплекса. Выводы о состоянии хозяйства крестьян подкрепляются обращением к такому источнику как Окладные книги и статистическими выкладками на их основе. По праву ему принадлежит заслуга введения в научный оборот этого ценного исторического документа.

Значимость трудов Н. М. Зобнина для исторической науки невозможно подвергнуть сомнению ещё и потому, что оценки и аналитические заключения, содержащиеся в них, впоследствии долгое время тиражировались в исследовательской и публицистической литературе.

В начале XX в. в историографии алтайской приписной деревни стало намечаться научное направление, основы которого диктовались временем сельскохозяйственного подъема России. Образцом знания о приписной деревне первой половины XIX в. была рукопись П. Е. Семьянова «Алтайские приписные крестьяне (историко-экономический очерк)», отданная в печать в 1926 г., но так и не опубликованная.1 Автор, будучи статистиком управления Алтайского округа, делает крестьянское хозяйство первой половины XIX в. исключительным предметом исследования и без какого бы то ни было идеологического налета мыслит его как исторический опыт решения текущих проблем страны. По умолчанию основополагающей проблемой для него является выявление ресурса крестьянского хозяйства в условиях мобилизации на решение прорывных общественно-экономических задач страны. Решается эта проблема с его стороны посредством детального прописывания различных параметров экономики приписной деревни.

По известным причинам и опыт крестьянствования, и научный труд позитивистского толка в государстве не был востребован и, как следствие, его научная значимость осталась нераспознанной.

В исторической науке советского периода на начальном этапе (1917 — середина 1930;х гг.) изучение Алтайского горного округа, а соответственно и приписного крестьянства перестало иметь самостоятельное значение. Предпринимались попытки нового, то есть под углом зрения марксистко.

1 ЦХАФ АК. Ф.163. Оп.1. Д. 266. Л. 1−44. ленинской теории, прочтения прежде изученной истории. К числу таковых можно отнести научно-популярную работу «Очерки Алтая» В.И. Верещагина1. Труд является безусловным историографическим алгоритмом потому, что по отношению к сложной и своеобразной истории алтайского приписного крестьянства в нём апробируются новые теоретические подходы, на которых впоследствии развилась богатая советская историография темы. Принцип формационности, положенный в основу работы, сыграл конструктивную роль и на далекую перспективу выказал серьезный эпистемологический потенциал.

В советской исторической науке хозяйство алтайских приписных крестьян 20−50-х годов XIX в. становится предметом исследования лишь в послевоенный период. Мощным импульсом к изучению сибирского крестьянства предреформенного периода вообще и данного аспекта в частности стал выход в свет капитального труда Н. М. Дружинина «Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева». В работе автор характеризует государственных крестьян Сибири в первой половине XIX в. и призывает «охватить все категории сельских производителей и выяснить их взаимоотношения с господствующим классом"2. Выход этого фундаментального труда можно считать знаковым явлением, ибо он означал, что советская историография окончательно освоила марксистко-ленинскую методологию в изучении истории российской государственной деревни эпохи феодализма. Крестьянство во всех его ипостасях стало базовой исторической категорией именно феодальной формации. Н. М. Дружинин придал большое значение тому, что сибирская деревня в своем социально-экономическом развитии была менее скована крепостническими нормами, и, как следствие, логически допускал историческую вероятность того, что.

1 Верещагин В. И. Очерки Алтая. Новосибирск, 1927. 84 с.

2 Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М.-Л., 1946. Т. 1.С. 432. сибирское крестьянство могло воспользоваться этим, на взгляд историка, преимуществом. «Выводы Н. М. Дружинина, — пишет Г. П. Жидковпролагали дорогу к пониманию социальной сущности и особенностей развития приписного крестьянства на кабинетских землях Сибири"1. В связи с тем, что «санкционировалось» исследовательское направление в сибириведении, а также в связи с тем, что, как пишет З. Я. Бояршинова, «в исследовании Н. М. Дружинина лишь в общих чертах было намечено решение вопросов социально-экономического развития сибирской деревни в л первой половине XIX века», сибирским историкам предстояло более конкретное рассмотрение множества сюжетов и в том числе истории алтайской приписной деревни дореформенного периода.

Нужно констатировать, что историки Сибири действительно развернули грандиозную работу по выяснению специфики феодальных отношений в алтайской приписной деревне. Ярчайшим временем в изучении экономики алтайской приписной деревни предреформенного периода по праву можно считать 1960;е — начало 1980;х гг. В эти годы сибирские историки, уже владея марксисткой методологией, привнесли ее в осмысление социально-экономической природы крестьянского хозяйства. При этом в изучении данной проблематики сложилась специфическая и даже парадоксальная ситуация. Дело в том, что историки, глубоко и всесторонне исследовав многие проблемы истории алтайской приписной деревни предреформенного периода, вошли в острейшую, принципиальную.

1 Жидков Г. П. Кабинетское землевладение и алтайское крестьянство в новейшей исторической литературе // Итоги и задачи изучения истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1971. С. 163.

2 Бояршинова З. Я. Проблемы истории Сибири феодального периода в трудах советских исследователей (Советская историческая литература о заселении и хозяйственном освоении Сибири русскими в феодальную эпоху) //Вопросы истории Сибири. Томск, 1969. Вып. 4. С. 60. дискуссию. Спорящие стороны, условно их обозначим как «новосибирская» и «томско-барнаульская» школы, на определенном этапе сконцентрировали внимание исключительно на взаимной критике, затем вовсе стали игнорировать друг друга, а противоположные точки зрения стали закрепляться как априори верные и единственные в обобщающих академических и учебных трудах1. В итоге богатая и своеобразная история так и не получила убедительных исторических оценок, вразумительного и понятного теоретического обобщения. Историки ни доказали, ни опровергли основополагающий научный марксистский постулат о формировании капиталистического уклада применительно к приписной деревне дореформенного периода. Однако гарантированная критика работ оппонентов побуждала историков скрупулезно подходить к решению исследовательских задач, и доводы сторон в этой связи представляются достаточно аргументированными и одинаково убедительными. Разумным объяснением такого, казалось бы, парадокса, может быть только то, что сама историческая действительность обладала противоречивостью, которую и фиксировали историки. Эмпирический уровень обобщения историков в рамках данной проблематики поднялся на такую методологическую высоту, с которой стала видна ограниченность теоретических установок о линейном характере развития экономики алтайской приписной деревни дореформенного периода.

Такая оценка историографического состояния проблем алтайской.

1 Бородавкин А. П. Реформа 1861 г. на Алтае. Томск, 1972. 284 е.- Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. Новосибирск, 1982. 501 е.- Агапова Т. И., Изгачев В. Т., Карпенко З. Г., Романов В. В. Сибирская горнометаллургическая промышленность и предприятия Кабинета в XVIIIсередине XIX в. // Промышленность Сибири в феодальную эпоху (конец XVIсередина XIX). Новосибирск, 1982. С.77−101- История Сибири. Томск, 1987. 472 с. приписной деревни первой половины XIX в. является логической посылкой к дальнейшему поиску их вразумительного объяснения с учетом новых концептуальных подходов. То есть апелляция к новым научным парадигмам является не самоцелью, а лишь логическим следствием развития всей предшествующей историографии. Между тем, преемственность в изучении хозяйства алтайских приписных крестьян дореформенного периода XIX в. советскими историками и теми, кто продолжает эту работу становится первейшим условием продуктивной работы в этом направлении. Только если опереться на опыт советской историографии можно избежать эффекта очередного «открытия Америки», и достойно, конструктивно использовать всевозможные концепции аграрного развития, получившие на современном этапе такое обобщающее социологическое обозначение, как крестьяноведение.

Историографический обзор работ предшественников по всему спектру спорных вопросов не вписывается в контекст работы. Обозначение и критическая оценка литературы по выбранной теме будет осуществляться в той части и в той мере, в какой информация, в ней заключенная, имеет непосредственное отношение к теме диссертационного исследования и является наиболее ценной и полезной. Позволительным критерием оценки историографического наследия является возможность его практического использования и не более.

Как уже отмечалось, Алтайское приписное крестьянство дореформенного периода как хозяйствующий субъект попадает в поле зрения советских историков первоначально в качестве обслуживающего функционирование горно-металлургического комплекса фактора, то есть как одна из категорий рабочей силы заводов и рудников. В 1950 — 1960;е гг. вопросы истории алтайской приписной деревни рассматривались лишь в связи с изучением горно-металлургического производства. Наиболее значимыми в этом ракурсе были работы З. Г. Карпенко и Т.И. Агаповой1. З. Г. Карпенко, уделяя первостепенное внимание заводским повинностям крестьян, в то же время ставит вопрос о хозяйственных возможностях приписной деревни и констатирует тенденцию эволюции крестьянского хозяйства в рамках развития товарно-денежных отношений. Последние, правда, рассматриваются в отрыве от крестьянского двора и поэтому автор не идет дальше логического представления крестьянского хозяйства как определенного экономического ресурса горно-металлургического комплекса. Под таким же углом зрения приписное крестьянство рассматривается и в работах Т. И. Агаповой. Автор уже подробнее и на более широкой источниковой базе наряду с прочими исследует проблему социальной сущности кабинетского землевладения вообще и приписного крестьянства в частности. В данном контексте в системе доказательств, анализируя «возможности приписной деревни в предреформенный период», автор приходит к выводу, что приписные крестьяне не справляются с объемом заводских работ и что к середине XIX века крестьянское хозяйство «развивалось застойно». В работах этих историков крестьянское хозяйство как аналитическая категория фигурирует в подчиненной роли, но примечательно то, что уровень и характер его развития становится критерием в определении социальной сущности кабинетского землевладения на Алтае. Идея предельно проста и свойственна историографической традициидетерминировать характер развития крестьянского хозяйства всяческими.

1 Карпенко З. Г. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири в 1700 — 1860 гг. Новосибирск, 1963. 216 е.- Агапова Т. И. Кризис крепостной горной промышленности Сибири (конец XVIII — первая половина XIX вв.): Автореф. дис.. канд. ист. наук. JL, 1953. 24 е.- Она же. Кабинетское хозяйство (1747 — 1860 гг.) (Опыт социально-экономического исследования): Автореф. дис. д-ра ист. наук. Л., 1967. 63 с.

2 Агапова Т. И. Кабинетское хозяйство. С. 36, 52, 53. объективными условиями. Заключалась она в следующей логической посылке. Крепостнический характер системы негативно сказывался на развитии хозяйства, и коли последнее развивалось застойно, а об этом автор пишет довольно-таки убедительно, то причиной тому была сдерживающая роль Кабинета. По мнению автора, с целью смыслового усиления данного, верного по определению тезиса требовалось представить картину крестьянского хозяйствования, то есть, несмотря на идеологическую заданность, эта проблема обозначается как предмет дальнейшего специального изучения. Итак, риторический прием становится прологом исследования экономического состояния алтайской приписной деревни предреформенного периода. Но задаваемый исследовательский угол зрения так называемый от «окружения» (положения крестьян в макросоциуме) приобрел директивные черты классового подхода.

На рубеже 1950 — 1960;х гг. в нашей стране аграрно-историческая проблематика особенно глубоко и активно разрабатывалась. Социально-экономические аспекты истории алтайской приписной деревни первой половины XIX в. на проводимых с этого времени всесоюзных симпозиумах по аграрной истории представлены в работах С. С. Лукичева и Г. П. Жидкова. Их научные изыскания гармонично вписались в общее русло разрабатываемой историками теории перехода от феодализма к капитализму в российском варианте. С самого начала в подходах историков, которые становятся главными специалистами по аграрно-экономической проблематике кабинетского землевладения Западной Сибири, наметились расхождения, развившиеся со временем даже во взаимные эмоциональные упреки. Не утрируя факт дискуссии, следует иметь ввиду то, что за пределами исключительной взаимной критики исследования авторов вносят существенный вклад в отечественную историографию и представляют огромный интерес. Кстати, до некоторых пор Г. П. Жидков спокойно и конструктивно реагировал на то, что «томский исследователь С. С. Лукичев оспаривает» ряд его выводов по проблемам товарности алтайского земледелия. По мнению Г. П. Жидкова, направление работ С. С. Лукичева, которое заключается в изучении факторов, сковывающих развитие сельского хозяйства края, «в сочетании с исследованиями, акцентирующими внимание на зарождении буржуазного уклада, будет способствовать полноте и разносторонности научных представлений об аграрном развитии Алтая в феодальную эпоху"1. Г. П. Жидков объясняет разногласия по частным вопросам развития приписной деревни различным пониманием её экономического состояния накануне 1861 г. В этой связи, опираясь на наследие историков, есть основания все-таки абстрагироваться, с одной стороны, от менторских наставлений Г. П. Жидкова в адрес томских историков по поводу того, как нужно «принципиально» по-марксистски правильно изучать предреформенную деревню Алтая, и, с другой, от подчас болезненной реакции на них со стороны С.С. Лукичева2 и других историков. Оппоненты Г. П. Жидкова также демонстрировали строгое следование формационной логике развития крестьянского хозяйства, но всего лишь не склонны были преувеличивать его буржуазный характер.

Итак, еще раз следует констатировать важность достойной оценки вклада советских историков в изучение хозяйственной деятельности алтайского приписного крестьянства. И только в этой связи представляется целесообразным сфокусировать внимание на позициях спорящих сторон. Вряд ли итогом дискуссии можно считать теоретические утверждения об явственно фермерско-буржуазных тенденциях в развитии приписной деревни накануне реформы 1861 г., или же вывод о наличии предпосылок в развитии.

1 Жидков Г. П. Кабинетское землевладение и алтайское крестьянство. С. 172.

2 Лукичев С. С. Проблема хозяйственной специализации приписной деревни Алтайского горного округа в дореформенный период XIX в. и её решение в работах Г. П. Жидкова // Актуальные вопросы истории Алтая. Барнаул, 1980. С. 198−203. сельского хозяйства прусского пути капитализма. И та и другая версиивсего лишь гипотезы, которым не было других вариантов в условиях редуцирования конкретно-исторического материала к формационной парадигме исторического процесса. Главное, думается, состоит в том, что, систематизируя фактический материал, исследователи выявили, глубоко и скрупулезно проанализировали, как уже отмечалось, противоречивые грани, одинаково свойственные экономике алтайской приписной деревни.

Так, Г. П. Жидков пришел к выводу, что в первой половине XIX века «алтайская деревня распадается на две основные группы хозяйствпромысловую и земледельческую» и, что «накануне реформы в земледелии было занято около 60% всех кабинетских крестьян, а остальные 40% специализировались на извозе и других промыслах, а также работали по найму"1. (К слову, скотоводство как самостоятельную отрасль он относит к промыслам). Такая ситуация указывает, по его мнению, на то, что в сельском хозяйстве «явственно» проявляется капиталистический уклад в форме разделения труда и рынка"2. С. С. Лукичев, целенаправленно исследуя развитие основных отраслей сельского хозяйства горного округа, не разделял столь «оптимистических» выводов Г. П. Жидкова. Сам факт хозяйственной специализации он не отрицает, а лишь выступает против преувеличения степени развитости данного признака капитализма. Он подвергает сомнению расчёты Г. П. Жидкова и считает, что неземледельческих крестьянских.

1 Жидков Г. П. Экономика кабинетской деревни Западной Сибири накануне реформы (к вопросу о соотношении эксплуатации и производительных сил крестьянства) // Освоение Сибири в эпоху феодализма (XVIIXIX вв.) Новосибирск, 1968. С. 219.

2 Жидков Г. П. Наемный труд в хозяйстве кабинетских крестьян Западной Сибири в первой половине XIX в.// Ежегодник по аграрной истории Восточной истории. Кишинев, 1966. С. 501. хозяйств накануне реформы было не более 15%.

Особую остроту полемика приобрела в вопросах о товарности хлебопашества в крестьянском хозяйстве. Именно этот вопрос в контексте формационной парадигмы видения логики развития крестьянского хозяйства является ключевым в решении всяких других социально-экономических проблем приписной деревни, которая, по общему мнению, находилась в переходной от феодализма к капитализму фазе. Другими словами, перспектива капиталистического развития приписной деревни считалась обязательной, а товарность хлебопашества в свою очередь была непременным условием складывания капиталистических отношений. Г. П. Жидков полагал, что основная масса крестьянских хозяйств была способна производить (именно о потенциале объёмов производства крестьянского хлеба идет речь в его исследованиях) товарный хлеб. В работах С. С. Лукичева и Ф. С. Кузьминой отмечается ошибочность его расчетов. Правда, опять же спор идет о возможных масштабах товарности крестьянского хлеба. Опровергая расчеты Г. П. Жидкова, С. С. Лукичев не внес количественную ясность в данном вопросе. Думается, совершенствование методики расчётов товарности крестьянского хлебопашества в какой-то степени может быть продуктивным, но методологически оно ограничено, ибо товарность крестьянского хозяйстваэто по определению неотъемлемый признак крестьянского хозяйства как такового и лишь в определенных исторических условиях она становится предпосылкой капитализма. Очевидная бесперспективность спора о товарности хлебопашества в алтайской приписной деревне.

1 Лукичев С. С. Проблема хозяйственной специализации. С. 200. Кузьмина Ф. С. Развитие товарно-денежных отношений в сибирской деревне в первой половине XIX в. // Вопросы истории Сибири. Вып. 3. Томск, 1967. С. 47−57- Лукичев С. С. Проблема хозяйственной специализации. С. 203. предреформенного периода свидетельствует о том, что необходимо выявление и интерпретация производственно-структурных характеристик капитализма в развитии крестьянского хозяйства Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа.

Очень тесно вопрос о товарности крестьянского хозяйства исследователи увязывают с проблемой объемов и характера повинностей приписных крестьян. Г. П. Жидков, руководствуясь собственным доводом, довольно таки умозрительным, о том, что «по темпам роста товарности земледельческого производства приписная деревня Кабинета обгоняла деревню Европейской России», полагает, что повинности приписных крестьян не мешали им производить прибавочный продукт1. Причём поставки крестьянами провианта и фуража для заводов и рудников историк повинностью не считает. Он трактует взаимоотношения между крестьянами и горной администрацией в этой связи как эквивалентные и на денежной основе, то есть как рыночные отношения. Совершенно противоположного мнения придерживается С. С. Лукичев. Повинности, к числу которых как раз в силу их неэквивалентности и как следствие обременительности относятся им поставки провианта и фуража, тормозили развитие экономики приписной деревни. Он также для большей убедительности прибегает к риторическому приёму и апеллирует к ситуации в крепостной деревне. Так он утверждает, что «приписная деревня по размерам выполняемых повинностей стояла примерно на том же уровне, что и крепостная деревня». По его мнению, «в неурожайные годы не только бедняцкие, но и середняцкие хозяйства расходовали на выполнение феодальных повинностей не только весь прибавочный продукт, но и значительную часть необходимого». Данные.

1 Жидков Г. П. Экономика кабинетской деревни. С. 219.

2 Лукичев С. С. Феодальные повинности и основные отрасли хозяйства приписных крестьян Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа в первой половине XIX в.: Дис. канд. ист. наук. Томск, 1970. С. 69, 153. положения подкрепляются большим фактическим материалом, но вместе с тем суждения автора об уровне развития крестьянского хозяйства выводятся из воображаемых следствий социально-экономических условий существования. Характеристика самого хозяйства вторична и тем самым ещё более актуален явный парадокс — за счет чего имело место всё то поступательное, что обнаруживает в экономике алтайской приписной деревни дореформенного периода Г. П. Жидков.

Проблема повинностей крестьянства как фактора экономического развития приписной деревни по-прежнему открыта, ибо историки не исчерпали в её анализе возможностей интерпретации повинностей, вплоть до трактовки отработок крестьян на заводах и рудниках как специфического вида хозяйственной деятельности.

Еще до того как противоположность видения проблем экономического развития не оформилась в выше обозначенных рамках до своеобразного «антагонизма», наметилось дальнейшее оптимальное и продуктивное изучение истории крестьянского хозяйства. И, как пишет Г. П. Жидков, «в этом плане особое значение приобретает исследование производственных возможностей семьи, двора, хозяйства, успешно начатое З.Я. Бояршиновой"1. С позиций крестьяноведения трудно переоценить вклад исследовательницы в отечественную историографию, в том числе и по проблемам истории алтайской приписной деревни. Ей удалось перевести спор из плоскости проблемы о степени буржуазности экономики деревни на уровень более реалистичного анализа крестьянского двора, главной, по словам З. Я. Бояршиновой, производственной единицы феодальной эпохи. Она впервые в советском сибиреведении детально и под углом зрения, методологически созвучным с организационно-производственной школой А. В. Чаянова, рассматривает демографическую эволюцию крестьянской.

1 Жидков Г. П. Кабинетское землевладение и алтайское крестьянство С. 173. семьи Сибири в XVIII и первой половине XIX вв. в зависимости от производственных возможностей и, в особенности, от её тяглоспособности.

Историк теоретически осмыслила крестьянский двор как первичную ячейку экономики и социальности сибирской деревни эпохи феодализма. Разработав критерии выделения данной политэкономической категории, она продемонстрировала опыт взвешенного исследования внутреннего строя крестьянского хозяйства на примере приписной деревни Солоновки Бийской волости за 1813 год. З. Я. Бояршинова всего лишь констатировала факт имущественной дифференциации1. Но в процессе дальнейшего исторического исследования она пришла к выводу о том, что в сибирской деревне в этот период «развитие ростков капиталистических отношений протекало замедленными темпами"2. Нужно считаться с тем, что привязка уровня крестьянского хозяйства к капиталистическому состоянию была в историографии того времени единственным исходным теоретическим постулатом всякого развития. Для З. Я. Бояршиновой критерием также является теоретическое положение о непременной капиталистической эволюции крестьянского хозяйства, но вместе с тем высокая исследовательская технология и позитивистское отношение к историческим фактам со стороны историка дают основания предполагать определенную историческую устойчивость и инвариантность крестьянского хозяйства Алтая в первой половине XIX в.

Огромный фактический материал о хозяйственной деятельности крестьянской семьи приписной деревни можно почерпнуть в исследованиях Н. А. Миненко, притом, однако, что на первом плане в ее работах.

1 Бояршинова З. Я. К вопросу о хозяйстве приписных крестьян в первой четверти XIX в. // Известия Сибирского отделения Академии наук СССР. Вып.1. 1964. С. 92−99.

2 Она же. Крестьянский двор как производственная единица феодальной эпохи // Вопросы истории дореволюционной Сибири. Томск, 1983. С. 15. фигурируют демографические проблемы1. Самостоятельных и адресных выводов о состоянии хозяйства приписных крестьян автор не делает, но вместе с тем рассмотрение материала в контексте всей проблематики серьезно обогащает и углубляет представление о производственнодемографической природе крестьянского хозяйства приписной деревни XVIII.

— первой половины XIX вв.

Обобщающий взгляд на охарактеризованную историографию делает очевидным, что историки столкнулись с серьезным эпистемологическим ограничением изучения приписного крестьянства «от окружения», с тем, что специфика крестьянского хозяйствования не всегда соотносится с установленными формационными абсолютами. Ясно, что для адекватной оценки характера эволюции крестьянского хозяйства, необходимо было 2 концептуализировать его так сказать «от хозяйства» или, иными словами, историографическая ситуация выводила на изучение крестьянского хозяйства как такового.

Продуктивный шаг в дальнейшем осмыслении приписного крестьянства как своеобразного хозяйствующего архетипа предприняла Т. С. Мамсик. Сначала в статье «Кайлинская волость: опыт изучения социально-экологической структуры приписной деревни Западной Сибири по.

1 Миненко Н. А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири: XVIIIпервая половина XIX в. Новосибирск, 1979. 350 е.- Она же. Община и трудовые традиции приписных крестьян Западной Сибири в XVIII — первой половине XIX в.// Трудовые традиции сибирского крестьянства. Новосибирск, 1982. С. 3−23- Она же. Русская крестьянская община в Западной Сибири (XVIII — первая половина XIX вв.). Новосибирск, 1991. 263 с.

2 Гордон А. В. Типология семейного хозяйствования в крестьяноведении (90-е годы XIX в.- 90-е годы XX в.) // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ученые записки. М., 1999. С. 6. материалам окладных книг 1850-х гг."1, а затем в монографии «Западносибирская приписная деревня в системе товарно-денежного хозяйства: Кайлинская волость по материалам окладных книг 1827 г.» предпринят глубокий экономический анализ крестьянского хозяйства. Примечательно, что автор целенаправленно стремится закрепить правоту одной из сторон, а именно «новосибирской школы» в лице Г. П. Жидкова в уже упоминавшейся дискуссии. Надо сказать, Т. С. Мамсик, безупречно избежав систематических ошибок, на которые в свое время указывали Г. П. Жидкову, в части концептуально-теоретической строго выдержала его традицию. Следование определенной историографической традиции заслуживает уважения.

Трудно не согласиться с автором, который скрупулезно препарирует крестьянское хозяйство как самодостаточную экономическую систему, в том, что «в целом Окладные книги дают картину процветающего, коммерчески ориентированного волостного хозяйства"3.

Если трактовать приписного крестьянина в его хозяйственно-индивидуальном проявлении и не подразумевать в нем потенциального некрестьянина и не исходить из того, что имманентная природа.

1 Мамсик Т. С. Кайлинская волость: опыт изучения социально-экономической структуры приписной деревни Западной Сибири по материалам Окладных книг 1850-х гг. // Населенные пункты Сибири: опыт исторического развития (XVII — начало XX вв.). Новосибирск, 1992. С.57−74.

Мамсик Т. С. Западносибирская приписная деревня в системе денежного хозяйства: Кайлинская волость по материалам Окладных книг 1827 г. Новосибирск, 1998.

3 Мамсик Т. С. Сибирская старожильческая деревня (по материалам массовой волостной статистики) // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Сборник научных трудов. Омск, 2000. С. 39. крестьянского хозяйства якобы провиденциально выводит на торжество капиталистического производства, то напрашивается вывод: в хозяйственной практике алтайских приписных крестьян изучаемого периода есть много такого, что совершенно необъяснимо, если придерживаться канонов классической экономической теории о рациональном поведении. Математический метод относительных средних величин позволил автору лишь зафиксировать определенный уровень крестьянского хозяйства в статике. Систематизация материала при всей изощренности математических процедур сводилась к капитало-центристским аксиомам. Исследователь благодаря скрупулезной работе с источником вскрыла фундаментальную проблему мощи крестьянского хозяйства, функционирующего в условиях мобилизации трудовых ресурсов и на обслуживание горнометаллургического комплекса, и на активное развитие товарно-денежных отношений. Но, тем не менее, она оказалась в плену своих собственных теоретических экскурсов и, к сожалению, приписной крестьянин как хозяйствующий субъект все-таки «ускользнул» от однозначной трактовки.

Такая постановка вопроса и мощные аналитические выкладки историка не оставляют сомнения в том, что крестьянское хозяйство действительно не было натуральным, ему была свойственна сложная внутренняя структура. Т. С. Мамсик указывает на качественное своеобразие комплексного типа хозяйства алтайских приписных крестьян, который «гарантировал не только выживание, в условиях зоны рискованного земледелия и животноводства, но и отвечал потребностям рыночной экономики». По ее умозаключению «традиция обеспечивала успех там, где производитель не чурался новаций"1. Крестьянское хозяйство как аналитическая категория явилось для историка средством изучения экономики алтайской приписной деревни предреформенного периода в целом. Носителями конкретных черт экономики стало не само крестьянское хозяйство как таковое с его инвариантной природой, а составляющие его структурные элементы.

С позиции крестьяноведения у дискуссии появляется новое звучание, в крестьяноведческих интерпретациях поставленных в историографии вопросов крестьянина можно продолжить изучать как особую категорию сельского труженика. Хотелось бы обратить внимание в этой связи на оригинальные работы Т. П. Лилявиной, написанные ею на историческом факультете Томского государственного педагогического университета под научным руководством автора диссертации, но, к сожалению, не нашедшие продолжения1.

Таким образом, в историографии не только сформулированы важные ключевые вопросы для понимания характера и направленности развития крестьянского хозяйства 1820 — 1850-х гг. Прямо или косвенно историки исходили из формационной парадигмы общественного развития, в рамках которой крестьянскому хозяйству отводилась временная историческая роль. Крестьянское хозяйство представлялось как универсальная политэкономическая категория. Противоположные акценты в исторических исследованиях не являют собой лишь логические упражнения, а отражают поливалентный характер крестьянской экономики. Если исходить из того, что историки вполне убедительны в своих заключениях, то напрашивается такое резюме имевшей место в историографии дискуссии: с преодолением натуральности крестьянское хозяйство не обязательно становится.

1 Лилявина Т. П. Опыт крестьяноведческих интерпретаций некоторых вопросов в истории алтайской приписной деревни первой половины XIX в.// Актуальные вопросы истории Сибири. Вторые научные чтения памяти профессора А. П. Бородавкина. Барнаул, 2000. С. 105−109- Она же. Познавательные возможности крестьяноведения в изучении истории алтайской приписной деревни первой половины XIX в.// Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Сборник научных трудов. Омск, 2000. С. 36−37. фермерско-капиталистическим.

Открывающиеся новые исследовательские возможности — это, по сути, не более чем продолжение той работы, при которой иначе формулировались и решались исторические проблемы. Показательно, что самими историками ещё в самый разгар дискуссии был обозначен следующий продуктивный шаг изучения данной проблемы. Г. П. Жидков и З. Я. Бояршинова большие надежды связывали с вовлечением в научный оборот такого массового исторического источника как Окладные книги и обработкой их математико-статистическими методами на ЭВМ1. С тех пор такой подход для прояснения и вразумительного объяснения проблем крестьянствования на кабинетских землях Западной Сибири не только не утратил актуальности, а, напротив, стал ещё более весомым в научном плане. Пожалуй, со временем изменились несколько мотивы обращения к математико-статистическим методам. Использование сложных математико-статистических расчётов должно трактоваться не только как средство достижения предельной точности и увеличения объема расчетов, но и как средство выявления скрытых для традиционных методов производственно-структурных параметров развития крестьянского хозяйства. Так называемые научно-познавательные инновации не должны стать исследовательской самоцелью. Они должны стать средством преодоления определенных трудностей в историографии и строго в контексте последней.

В условиях современной множественности оценок содержательной стороны исторического процесса автором был сделан, как уже отмечалось, методологический выбор в пользу крестьяноведения по той причине, что марксизм-ленинизм, будучи значимым, историографически исчерпал себя как обязательная и единственная методологическая установка. Его.

1 Бояршинова З. Я. Окладные книги как массовый источник по истории приписного крестьянства Алтайского горного округа // Древнерусская рукописная книга и её бытование в Сибири. Новосибирск, 1982. С. 159−163. объяснительные возможности не отвергаются, а всего лишь не абсолютизируются и должны быть востребованы в той части, в какой они не противоречат природе крестьянского хозяйства.

В связи с тем, что количественные сведения для многомерного статистического анализа крестьянского хозяйства черпались в основном из Окладных книг, которые, по общему признанию историков, являются самым репрезентативным источником по социально-экономической истории алтайской приписной деревни в предреформенный период, следует отметить, что в историографии накоплен некоторый продуктивный опыт их использования как на эмпирически-интуитивном уровне, так и на уровне осуществления элементарных статистических приемов.

Первым на Окладные книги как ценный статистический источник обратил внимание Н. М. Зобнин. Образное и детальное описание им механизма раскладки повинностей крестьян позволяет понять исторические условия появления и процесс оформления Окладных книг. Автор предпринял попытку проанализировать хозяйство приписных крестьян, основываясь на данных Окладных книг, которые, на его взгляд, «дадут богатый материал по экономической истории Алтая». Правда, он сожалеет, что «довелось просмотреть только немногие из Окладных книг"1. Именно по материалам Окладных книг Касминской (1825 г.), Верхотомской (1828 г.) и Ильинской (1832 г.) волостей историк установил существование строгой зависимости между хозяйственной состоятельностью крестьянского двора и обложением его повинностями. Им использованы некоторые элементы выборочного метода, что позволило, не прибегая к сплошному анализу, представить довольно полный диапазон деревень «по хозяйственной обстановке их обывателей: числу голов скота и десятин пашни». Основываясь большей частью на Окладных книгах Мунгатской, Бачатской, Верхотомской,.

1 Зобнин Н. М. Приписные крестьяне. С. 26.

2 Там же. С. 37.

Касминской, Кузнецкой, Ильинской, Уксунайской, Тарсминской волостей и используя метод средних цифр, он пришел к выводу о падении скотоводческого и земледельческого производства в приписной деревне в предреформенный период1. Данные Окладных книг позволили Н. М. Зобнину осуществить своеобразный группировочный прием, когда он определяет масштаб хозяйства крестьянина-середняка, имевшего «3−5 десяти пашни и штук по 5 лошадей и коров"2, что, по-видимому, соответствовало действительности.

Цель исследования Н. М. Зобнина не требовала от него широких обобщений в части характеристики крестьянского хозяйства, но его немногие замечания могут служить ориентиром для современных исследователей, прибегающих к материалам Окладных книг, ибо суждения автора наряду с тем, что они были результатом исторического анализа, были как бы перепроверены видением человека, описывающего недавнее прошлое, что в свою очередь делает их тождественными представлениям современников.

В дальнейшем введенный в научный оборот Н. М. Зобниным источник попадает в поле зрения лишь в 1960;е годы. Именно апелляция к Окладным книгам придала многим выводам С. С. Лукичева и Г. П. Жидкова убедительное звучание. К сожалению, несмотря на констатацию ценности источника историками, ни в одной работе ему не отводится первостепенного значения, опора на него не получила строгой методической основы. Отбор Окладных книг и сведений из них носит, как правило, фрагментарный и иллюстративный характер, что не в последнюю очередь послужило причиной противоположности их точек зрения.

Своеобразным этапом в использовании историками Окладных книг.

1 Там же. С. 53−55.

2 Там же. С. 44. становится кандидатская диссертация К.В. Русакова1. Автором осознана бесперспективность традиции мозаичного использования данных источника, проделана огромная работа по введению в научный оборот сводных сведений из Окладных книг. К диссертации прилагается 436 таблиц, в которых представлены материалы окладных книг на уровне округа, уезда, волости, и деревни за четыре условных хронологических периода, что в свою очередь делает приложение самостоятельным источником. Пожалуй, К. В. Русаков впервые использует Окладные книги системно и в достаточном объеме для того, чтобы выводы были обоснованными. Автор практически устранил имеющиеся в исторической литературе разночтения по количественным характеристикам крестьянской экономики горного округа. Вместе с тем, историк не выходит за рамки традиционных суждений об экономике алтайской приписной деревни 20−50-х гг. XIX в. и, отчасти потому, что богатые информативные возможности Окладных книг так и остались нереализованными в полной мере. Многомерность крестьянской экономики скрыта на уровне такой базовой величины как крестьянский двор, и системное использование хозяйственных показателей крестьянского двора становится последним алгоритмом в деле полного введения в научный оборот Окладных книг.

Продуктивное движение в этом направлении обозначено Т. С. Мамсик. Ею «посредством оригинальной методики» были извлечены из Окладной книги данные о хозяйствах 750 крестьянских семей из 45 приписных деревень Кайлинской волости за 1827 год. Крестьянское хозяйство предстает более полно, и после внимательной и вдумчивой проработки работ историка всякие сомнения в его товарности и в существовании слоя зажиточного населения, принадлежащего к элите, становятся признаком, прямо скажем,.

Русаков К. В. Движение населения и хозяйственное освоение Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа в 1795—1861 гг.: Дис. канд. ист. наук. Барнаул, 1987. 244 с. + 475 с. (прилож.) рудиментарного мышления. Только, как уже отмечалось, это не предмет разногласий.

Краткий критический обзор имеющегося в исторической литературе опыта использования Окладных книг дает основание полагать, что требуется продолжение и совершенствование исследовательской практики анализа этого уникального исторического источника.

Исчерпывающая источниковедческая характеристика Окладных книг дана в работах З. Я. Бояршиновой и К.В. Русакова1. Представляется уместным лишь констатировать очевидные характеристики источника, которые наиболее информативны в контексте настоящего исследования.

Окладные книги — это документы первичного учёта и отчётности алтайских приписных крестьян, составлявшиеся ежегодно с 1821 по 1862 гг. В них фиксировалось хозяйственное состояние и объем повинностей крестьянского двора. Такой вид документации являл собой удобную форму подчинения крестьян как горному начальству, так и государству. Факт регламентации взаимоотношений власти и крестьянства посредством Окладных книг свидетельствует о том, что алтайское приписное крестьянство уже окончательно сформировалось как специфическая консолидированная категория феодально-зависимого населения Сибири, ибо выказало мощный социальный ресурс быть обслуживающим фактором горно-металлургического производства на условиях строгого и «справедливого» согласования объёма повинностей с хозяйственным потенциалом крестьянского двора. Есть все основания полагать, что с момента введения практики составления Окладных книг хозяйство алтайских.

1 Бояршинова З. Я. Окладные книги.- Русаков К. В. Окладные книгиисточник по демографическим и социально-экономическим процессам в приписной деревне // Документальные памятники и их использование в коммунистическом воспитании: Тез. докл. и сообщений. Барнаул, 1983. Ч. 2. С. 49−51. приписных крестьян стало развиваться не в режиме отторжения, а в режиме интеграции в систему кабинетской экономики.

Массовый характер сведений Окладных книг, широта территориального охвата, регулярная повторяемость, однородность методики заполнения делают этот источник исключительным по своей значимости. Окладные книги, по всеобщему признанию историков, единственный в своем роде источник, который дает возможность не только охарактеризовать экономический строй крестьянского хозяйства в статике и динамике, но и проследить состояние каждого отдельного двора на протяжении некоторого периода. В государственных архивах Новосибирской и Томской областей, в Центре хранения архивного фонда Алтайского края сохранилось, по последним данным, которые приводит К. В. Русаков, 405 Окладных книг. Они представлены неполно и мозаично как по волостям, так и по годам1. Поэтому сплошное обследование их невозможно, да и нецелесообразно, ибо в любом случае в силу масштабности работы целесообразно прибегнуть к выборочному методу, в рамках которого реализуется принцип системности работы с массовым первичным статистическим материалом.

Наряду с Окладными книгами в основу диссертационного исследования был положен ряд архивных материалов, в которых прямо или косвенно содержатся указания на состояние развития крестьянского хозяйства. Были использованы материалы фонда Кабинета (Ф.468), хранящегося в Российском государственном историческом архиве (РГИА), материалы из Центра хранения архивного фонда Алтайского края из фондов земских управителей (Ф. 13, 18) и фонда Алтайского горного правления (Ф.2), материалы из Государственного архива Томской области из фондов волостных правлений (Ф. 60, 61, 62, 68).

1 Русаков К. В. Окладные книги как массовый источник по истории освоения Алтайского горного округа в первой половине XIX в.: Препринт. Барнаул, 1992. С. 3.

Надо сказать, что фонды этих архивов внимательнейшим образом проанализированы историками-предшественниками и системный отбор материала, проливающим свет на те или иные аспекты кабинетского землевладения в Сибири чреват, если не преследовать чисто источниковедческих целей, нечаянным повторением уже пройденного исследовательского пути. Учитывая, что методологическая установка в рамках крестьяноведческих подходов требует сверяться в выяснении истинности исторических состояний с мнениями и замечаниями современников, источниковая информация черпалась хаотично, и нет оснований претендовать на формулирование какой-либо закономерности в работе с источниками в этой части.

Крайне важно остановиться на том, как следует квалифицировать опубликованные источники, к числу которых можно отнести всевозможные публикации современников изучаемого периода. Бесценный статистический материал содержится в приложениях к работам К. Ф. Ледебура и Ю. М. Гагемейстера. Именно обращение к этому материалу позволяет выявить и проанализировать картину макроэкономических изменений в алтайской приписной деревне на уровне сводных волостных сведений.

Вместе с тем исключительно важный фактический материал содержится в работах современников, будь то беспристрастное описание тех или иных сторон крестьянской жизни, или экспертные для своего времени умозаключения по поводу своих наблюдений. Работы К. Ф. Ледебура, А. И. Кулибина, Ю. М. Гагемейстера, Г. Н. Потанина и др. можно уверенно интерпретировать как историографический источник. Ведь современники не только накопили и опубликовали фактический материал, но и предопределили проблематику и тональность оценок развития хозяйства алтайских приписных крестьян предреформенного периода.

Характер самостоятельного исторического источника носит приложение к кандидатской диссертации К. В. Русакова. В нём воспроизводятся сводные данные всех сохранившихся Окладных книг, автор проделал огромную работу по систематизации данных источника и представил материал в удобной табличной форме. Обращение к сведениям по состоянию экономического развития приписной деревни на уровне волостей позволили скорректировать и углубить понимание процессов макроэкономического развития в приписной деревне.

Формулирование целей и задач диссертационного исследования резонно предварить методическим замечанием. Автору свойственно стремление показать открытость исторического знания о хозяйственной жизни алтайской приписной деревни, его незавершенность, особую роль принципа вариативности в понимании сложной исторической проблемы. В диссертации не преследуются цели всесторонне и исчерпывающе осветить все без исключения вопросы экономического развития приписной деревни в 20−50-е гг. XIX века. Это была бы претензия «ломиться в открытые двери».

В исследовании ставятся цели и задачи в русле имеющихся в историографии постановок вопросов о тенденциях развития экономики алтайской приписной деревни предреформенного периода.

Цель: Определить характер и направленность развития крестьянского хозяйства в 20−50-е гг. XIX в.

Пожалуй, в содержательном плане речь может идти лишь о том, чтобы максимально сосредоточиться на идентификации и характеристике крестьянского хозяйства как такового, то есть нужно оперировать не признаками такого базового социально-экономического явления как крестьянское хозяйство, а явлением как таковым. Учитывая, что методологически капиталистическая эволюция крестьянского хозяйства априори не задается, а становится предметом доказательства, то и неактуальным пока представляется постановка вопроса о темпах формирования капиталистического уклада в приписной деревне предреформенного периода. Одним словом, важно определиться в вопросах о характере и социальной природе динамических изменений внутреннего строя крестьянского хозяйства.

Задача 1. Предметно-профессиональное эмпирически-интуитивное восприятие историка все-таки первично по отношению к каким-либо формализованным процедурам с объектами исторического исследования, должно предшествовать ему1. Математические методы всего лишь могут быть продуктивным шагом в исследовательской практике. Необходим синтез, носящий прикладной характер, а не историографический анализ оценок исследователей-предшественников тех или иных сторон развития крестьянского хозяйства алтайской приписной деревни 20−50-х гт. XIX в. Тем самым должны быть выделены его очевидные свойства и качественные состояния.

В системно-целостном анализе это обозначается как метод экспертных оценок. Реальные образ и контуры характера и направленности развития крестьянского хозяйства алтайской приписной деревни первой половины XIX в. неизбежно могут и должны быть выявлены традиционными исследовательскими приемами.

Выяснение того, каким предстает крестьянское хозяйство заявленного к изучению периода сквозь призму сознания сначала современников, а затем и специалистов-историков становится первой задачей в решении поставленной цели диссертационного исследования.

Резюмирующая часть первой главы предопределила формулирование исследовательских задач, подлежащих решению посредством математико-статистического анализа. Детерминируется необходимость и возможность.

1 Ковальченко И. Д. О применении математических методов при анализе историко-статистических данных // История СССР. 1964. № 1. С. 13−20- Какх Ю. Ю., Ковальченко И. Д. Методологические проблемы применения количественных методов в исторических исследованиях // История СССР. 1974. № 5. С. 89−103- Какх Ю. Ю. К вопросу о типологии крестьянских хозяйств Эстонии в начале XIX в. // Из истории экономической и общественной жизни России. М. 1976. С.84−92. поставить две задачи, решение которых дает вразумительное толкование направленности и характера развития крестьянского хозяйства предреформенного периода.

Задача 2. Общим местом всей имеющейся литературы о кабинетском землевладении Западной Сибири предреформенного периода является положение о территориально-хозяйственной неоднородности крестьянского хозяйства горного округа. Крайне важно представить точную картину хозяйственной специализации алтайской приписной деревни и посредством районирования кабинетских земель Западной Сибири, суть которой состоит в выделении ряда территориально единых базовых совокупностей административных, экономически однородных единиц, дать сравнительную характеристику территориальных объектов в развитии типологических качеств, то есть квалифицировать это явление с точки зрения его социально-экономической природы. Типология крестьянских хозяйств алтайской приписной деревни в предреформенный период научно значима сама по себе, а также как условие репрезентативности последующей выборки материала о крестьянском хозяйстве с учетом всего спектра территориальной специфики.

Задача 3. Вне всякого сомнения, крестьянское хозяйство предстало перед современниками и историками далеким от автаркичности. По общему признанию, ему были свойственны товарность и имущественная дифференциация. Правда, в литературе произвольно трактуется мера отнесения или не отнесения этих признаков к капитализированному и классово поляризованному крестьянскому хозяйству. Двоякий гипотетический характер видения развития крестьянского хозяйства нельзя отвергнуть по определению. Вариант теоретически возможной капиталистической эволюции крестьянского хозяйства неизбежно становится рабочей версией для проверки на уровне разнообразных процедур многомерного статистического анализа.

Социально-экономический строй крестьянского хозяйства алтайской приписной деревни в 20−50-е гг. XIX в. в динамике может и должен быть проанализирован посредством нестандартной для современного сибиреведения его группировки. Метрологически состоятельным представляется фиксировать и интерпретировать неоднородность структуры хозяйственной деятельности — базового признака собственно крестьянского хозяйства, а не ориентироваться на гипотетически возможный капиталистический по характеру признак — доходность крестьянского хозяйства. Представляется целесообразным видеть причинно-следственную зависимость мотивации хозяйственной деятельности под таким углом зрения. Статистическая и предметно-историческая интерпретация социально-экономической природы изменений во внутреннем строе крестьянского хозяйства приписной деревни становится задачей исследования крестьянского хозяйства как такового.

В сочетании и корреспондировании результатов статистического анализа с так называемыми экспертными умозаключениями современников и историков, которые все-таки первичны, но всего лишь интуитивны, видится своеобразная страховка от схоластического восприятия приписного крестьянина и условие сосредоточения внимания не на воображаемых, а на действительных характеристиках хозяйственной жизнедеятельности. Дать исчерпывающую характеристику приписного крестьянина как хозяйствующего субъекта в формате обозначенных целей и задач не представляется возможным. Вместе с тем, если удастся продвинуться в преодолении тупиковой ситуации, то перспектива продолжения более подробного и всестороннего описания и адекватного понимания такого исторического феномена становится актуальной реальностью исторической науки.

На современном этапе весь арсенал теоретико-методологических достижений, детерминирующих работу историка-исследователя по аграрной проблематике, аккумулируется в рамках такого историко-дисциплинарного научного направления как крестьяноведение. Выделение крестьяноведения в самостоятельное теоретико-концептуальное направление исторической науки стало оправданным в связи с тем, что в его основе формируется фундаментальная идея параллельного развития, обосновывающая положение о возможной принципиальной разнонаправленности общественных процессов. Наибольшую ценность для правильного понимания в заявленном контексте целей и задач представляет обращение к наработкам исследователей научно-производственной школы, которая вобрала в себя и марксистские подходы. В рамках этой школы было создано учение о наиболее целесообразной организации производства крестьянского хозяйства как семейно-трудового. Суть «семейно-трудовой теории» в следующем: внутренняя структура и развитие крестьянского хозяйства определяются естественно-биологическими и демографическими факторами. Представителям организационно-производственной школы впервые удалось взглянуть на крестьянское хозяйство не извне, как бы сверху, а изнутри проанализировать происходящие в нем процессы на первичном, наиболее элементарном уровне. По мнению А. В. Чаянова и Н. П. Макарова, каждое крестьянское хозяйство стремится обеспечить оптимальное сочетание элементов своего хозяйства, чтобы обеспечить наивысший доход1. Однако производственно-потребительская крестьянская экономика регулируется не рыночными отношениями, а равновесием трудовых ресурсов и привычного уровня потребления в крестьянском хозяйстве. Для крестьянского хозяйства важно получение определенной, достаточной суммы дохода при посредстве прежде всего тех продуктов, производство которых соответствует л организационному укладу крестьянских хозяйств. Отказ от натурального производства и приобщение к рынку делает крестьянское хозяйство.

1 Чаянов А. В. Крестьянское хозяйство. Избранные труды. М., 1989. С. 254- Макаров Н. П. Крестьянское хозяйство и его эволюция. М., 1920. Т. 1. С. 43.

2 Студенский А. Очерки сельскохозяйственной экономии. М., 1925. С. 29.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА потребительским, это роднит его с капиталистическим производством, но не превращает его в таковое, ибо источником извлечения дохода остается труд, а не капитал. С погружением в рыночную систему в хозяйстве происходит минимизация видов деятельности, остается лишь то, что дает высокую оплату труда, но в рамках технически обязательных элементов крестьянского хозяйства.

Организационно-производственная школа не анализирует крестьянское хозяйство как народно-хозяйственное явление, но позволяет это сделать в конкретных исследованиях. В системе положений об особом типе хозяйствования крестьян подчеркивается его информационная природа и способность удерживать свои исторические (вне-капиталистические) черты даже в капиталистической экономике.

Достижение цели и решение поставленных задач предполагается посредством обращения к разнообразным методам, под которыми в широком смысле слова понимается способ подхода к реальной действительности. В контексте заявленной темы диссертационного исследования превалирующими являются методы экономического анализа, особенность которого как раз и состоит в том, что изучается не статика, а динамика крестьянского хозяйства. Способы и приемы экономического анализа принято условно подразделять на традиционные и математические. Подвижки в осмыслении объекта и предмета исторического исследования достигаются за счет обращения к математическим методам, позволяющим выйти за рамки непосредственно воспринимаемого и описываемого материала. По-прежнему велики возможности применения эмпирических методов сравнительно-исторического анализа, методов формальнологической дедукции и индукции. Представляется нецелесообразным пренебрегать эклектическим методом в той его части, в какой он объединяет самые полезные, важные и повсеместно принятые достижения основных школ и направлений. С их помощью представляется возможным выйти на более высокий, нежели метод средних цифр, уровень измерения хозяйственных параметров крестьянского хозяйства как в масштабе макроэкономических, так микроэкономических процессов. Весь цифровой массив статистического материала опубликованных и неопубликованных источников был подвергнут всевозможным, но в тоже время целесообразным математическим расчетным процедурам. Их подробная характеристика уместна в содержательной части исследования. Представляется достаточным ограничиться в этой части рядом вводных принципиальных замечаний.

Автором диссертационного исследования на основе предметно-исторического осмысления заявленной проблемы и методологических установок понимания крестьянского хозяйствования было составлено техническое задание для проведения соответствующих математических расчетов. Адекватный инструментарий из арсенала математико-статистических методов был предложен кандидатом технических наук В. П. Леоновым (Центр БИОСТАТИСТИКА, e-mail: [email protected]). Им же была осуществлена основная часть работы по проведению математико-статистических расчетов и математической интерпретации.

Некоторые расчеты получены в сотрудничестве с Н. А. Хлыновой, выполнявшей курсовые работы и дипломное сочинение под научным руководством автора диссертации, итог которых закреплен в совместной научной публикации1.

Определение хронологических и территориальных рамок диссертационного исследования происходило в русле уже сложившейся в историографии традиции изучения переходных исторических состояний российской действительности и в особенности рассмотрения времени, предшествовавшего крестьянской реформе 1861 г. В территориальном плане.

1 Толстов С. И., Хлынова Н. А. Территориальная дифференциация экономики алтайской приписной деревни в 20 — 50-е гг. XIX века и вопрос о формировании капиталистического уклада // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2004. 4.1. С. 144−148.

Колывано-Воскресенскому (Алтайскому) горному округу (на данный момент на этой территории расположены часть Томской области, значительная часть Кемеровской и Новосибирской областей, Алтайский край, республика Алтай, Западная Хакасия и северные земли Восточно-Казахстанской области республики Казахстан) с самого начала его исторического изучения отводится роль особого исторического месторазвития, что предполагается отражать в контексте и настоящего исследования.

При заявлении хронологических рамок исследования (20−50-е гг. XIX в.) отдельно требуется оговорить начальную дату, а именно 1820-е гг. То обстоятельство, что именно с этого времени закрепилась такая документальная форма крестьянского учета и отчетности как Окладные книги, само по себе было бы формальным и недостаточным, чтобы служить отправным моментом исторического исследования, если бы этому историческому факту не следовало придать серьёзного значения. На интуитивном уровне у крестьян вызревает решение о необходимости перестройки своего хозяйства с целью его сохранения в условиях жесткого контроля со стороны устойчивого политического режима. С 20-х годов XIX века их хозяйство становится более закрытым, сосредоточенным на выработке мобилизационных хозяйствующих практик крестьянствования. Есть все основания полагать, что горнозаводская администрация, приняв решение усовершенствовать подворные хозяйственные описи и придать им новое качество основного стабилизирующего признака во взаимоотношениях с приписными крестьянами, засвидетельствовала приобретение последними качества релевантного фактора функционирования горно-металлургического производства в Западной Сибири. Иными словами, приписной крестьянин стал не только неотъемлемой частью архитектуры кабинетской системы, но и её архитектором. А хозяйство алтайских приписных крестьян с этого времени становится особым социально-экономическим архетипом на кабинетских землях Западной Сибири. Верхняя же хронологическая граница обусловлена отменой приписки, повлекшей за собой изменение условий хозяйствования крестьян.

Структура диссертации определяется целью и задачами исследования. В первой главе формулируются на эмпирически-интуитивном уровне метрологически состоятельные проблемы, вскрывающие характер и направленность динамических изменений в массовом крестьянском хозяйстве алтайской приписной деревни в 20−50-е гг. XIX в. Во второй главе осуществлен математико-статистический и предметно-исторический анализ территориально-хозяйственной неоднородности алтайской приписной деревни в изучаемый период. В третьей главе предметом математико-статистического анализа и крестьяноведческой интерпретации является эволюция внутреннего строя крестьянского хозяйства алтайской приписной деревни в 20−50-е гг. XIX в.

Новизна исследования состоит в том, что в диссертации осуществлен системно-целостный анализ крестьянского хозяйства алтайской приписной деревни в 20−50-е гг. XIX в. как на макро-, так и на микроуровне.

Реализация крестьяноведческой установки на изучение крестьянского.

хозяйства алтайской приписной деревни 20 — 50-х гг. XIX в. как такового,.

позволила уловить и исследовать его как массовый процесс, продвинуться в.

понимании своеобразия этого феноменального исторического явления. Такой.

подход выказал свою трактовочную продуктивность в части поиска.

преемственности с историографическим наследием, в котором содержится.

огромный пласт эмпирически-интуитивных характеристик экономики.

приписной деревни, и в практическом исследовательском плане, когда, в.

результате обращения к математическим методам обработки статистического.

материала, была обнаружена «скрытая» предметно-содержательная.

информация о крестьянском хозяйстве не в статике, а в динамике. В начале XIX в., по мере преодоления алтайским приписным.

крестьянством социального шока, вызванного припиской их к рудникам и.

заводам, для крестьян становится очевидным, что отвергнуть приписку не.

удастся. Вариант развития крестьянского хозяйства с учетом данного.

исторического обстоятельства стал безальтернативным. Горнозаводское начальство, понимая, что рост объемов.

горнометаллургического производства жестко сопряжен с потенциалом.

экономики деревни, однозначно мыслит крестьянское хозяйство как.

составную часть всего кабинетского производства на Алтае. Следствием.

того, что крестьянство превратилось в обслуживающий фактор

горнометаллургического производства, становится организация жесткого.

контроля за выполнением крестьянами горнозаводских повинностей. В связи.

с этим учет хозяйственного состояния крестьянского двора — основной.

производственной единицы сельского хозяйства, превращается в элемент.

управления вспомогательными работами на заводах и рудниках. К 20-м гг. XIX в. эта насущная потребность находит свое воплощение в виде Окладных.

книг — документа первичного учета хозяйственных показателей.

крестьянского двора и расклада повинностей в зависимости от них. Параллельно горнозаводская администрация стала реализовывать.

патерналистскую стратегию по отношению к приписному крестьянству, ведя.

при этом поиск баланса взаимных интересов. Взаимоприемлемые механизмы взаимодействия крестьянства и.

горнозаводской администрации нарабатывались на протяжении.

20−50-х гг. XIX в. В соответствии с ними выстраивалась хозяйственная.

деятельность крестьян, которые в ответ на вызов социально-политической.

среды начали вырабатывать новые продуктивные модели крестьянствования,.

а именно крестьянство в массе своей встало на путь организационно хозяйственного приспособления к условиям обслуживания горно металлургического производства. В связи с тем, что крестьяне изначально неприемлемый фактор

развития крестьянского хозяйства в виде приписки приняли, у них исчезали.

возможности оставаться неизменными в своем развитии. Выбор оставался.

только в том, чтобы изменяться в угоду горнометаллургическому комплексу.

или же предстать перед ним релевантным фактором, то есть адаптировать его.

под свои нужды. В изучаемый период действительно имела место существенная.

трансформация крестьянского хозяйства под воздействием извне. Крестьянское хозяйство претерпевало испытание на прочность мощным.

внешним рыночным фактором, олицетворением которого было.

горнометаллургическое производство, которое мобилизовало все категории.

крестьян также на активное участие в товарно-денежных отношениях. В пределах Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа для.

крестьянского хозяйства к этому времени оформился относительно.

замкнутый экономический пространственный контур, который обусловил.

включение крестьянским хозяйством в ответ на мощное внеэкономическое.

принуждение со стороны горнозаводской администрации адекватных.

ресурсоемких мобилизационных и адаптационных механизмов.

хозяйствования. Заданный и принятый режим функционирования.

крестьянского хозяйства в условиях приписки к заводам и рудникам.

явственно и своеобразно проявился как на макро-, так и на.

микроэкономических уровнях крестьянствования. Макроэкономический масштаб динамических изменений крестьянского.

хозяйства реализовывался в том, что именно в границах горнозаводского.

ведомства получили свое развитие процессы хозяйственной специализации.

крестьянского хозяйства. Произошла переорганизация абсолютного.

натурально-потребительского хозяйства, и образовались новые.

специализированные типы крестьянских хозяйств, имевших.

территориальную выраженность. В 20-е гг. XIX в. выделяются два четко.

оформившихся типа с определенным сочетанием и соотношением основных.

сельскохозяйственных отраслей: земледельческо-скотоводческий и.

скотоводческо-земледельческий с соответствующей приоритетностью.

отраслей. Больший удельный вес занимает первый тип: 27 из 40 волостей. К 50-м гг. XIX в. число волостей с преобладанием скотоводческо земледельческих крестьянских хозяйств возросло до 16, и они более или.

менее локализовались в пределах степной и предгорной части округа. Примечательность эволюции типов в том, что хозяйственная.

специализация, редуцировавшая процесс типообразования, больше.

проявлялась в земледельческом типе (соответственно на хлебопашестве), в.

рамках которого средние производственные показатели были в целом ниже,.

чем в скотоводческих волостях. Скотоводческий тип на протяжении.

предреформенного периода вопреки логике товарного производства не.

утрачивал своей сбалансированности. Следовательно, специализированный.

характер хлебопашества в волостях земледельческого типа хозяйствования.

оттенялся как безусловно необходимый вид деятельности на фоне.

возрастания значения всех занятий крестьян, которые оставались для власти.

неучтенными. Данная специфика трансформации типов массового крестьянского.

хозяйства не исключает, а напротив подразумевает рыночную ориентацию.

хозяйства алтайских приписных крестьян, усугубляющуюся во времени его.

повсеместную коммерциализацию. Последняя являла собой.

приспособительный прием в рамках собственно крестьянского производства. Дело в том, что деньги были таким же натуральным предметом.

жизнедеятельности крестьянского хозяйства, как и всякий другой продукт. Plx добывание в социальном плане ничем не отличалось от других видов.

хозяйственной деятельности. Деньги «в натуре» стали элементом.

диверсификации крестьянского хозяйства, с целью ослабления налогового.

бремени и нивелирования рыночной конъюнктуры. Они вовсе не.

способствовали капитализации крестьянского хозяйства, помогали.

крестьянам выживать и по-крестьянски преуспевать. Первоначальное направление в хозяйственно-территориальной.

специализации приписной деревни задавалось природно-климатическими.

условиями, а рыночная конъюнктура, особенности освоения региона и.

целенаправленная регламентирующая деятельность горной администрации.

вносили существенные коррективы в типологическую локализацию. В.

комплексе факторов, обусловивших районирование сельского хозяйства на.

юге Западной Сибири, в предреформенный период эти статичные по своему.

характеру условия уже не играли решающей роли, что могло бы.

свидетельствовать об архаичности крестьянского хозяйства. Однако.

утрировать это обстоятельство нет оснований. Признаков общественного.

разделения труда внутри сельского хозяйства не было. Об этом.

свидетельствует отсутствие сколько-нибудь существенных межтиповых.

изменений. А вот корреспондирование типологических изменений с.

географией заводов, рудников и административных центров является.

весомым доводом в пользу утверждения о том, что хозяйственная.

специализация была элементом рационализации приписными крестьянами.

своего хозяйственного поведения в деле обслуживания.

горнометаллургического производства. Экономика приписной деревни в.

предреформенный период превратившись в единый территориально хозяйственный комплекс, стала в таком качестве дееспособным «игроком» в.

игре, навязанной Кабинетом. Приписная деревня на макроэкономическом уровне справилась с этой.

сложной исторической миссией благодаря тому, что ушла от издержек.

формирования капиталистического уклада. Она продемонстрировала.

доминирование имманентной природы традиционного крестьянского.

хозяйства. В таком макроэкономическом формате происходила эволюция.

внутреннего строя крестьянского хозяйства. На уровне микроэкономики.

приписной деревни осуществлялась переорганизация крестьянского.

хозяйства по видам деятельности. Именно эта внутренняя переорганизация.

такого хозяйствующего субъекта как приписная деревня в масштабе всего.

горного округа позволила интегрировать в структуру хозяйственной.

деятельности горнозаводские повинности: отработки на заводах и рудниках и.

поставки провианта и фуража. На протяжении 20−50-х гг. XIX в. эволюция.

внутреннего строя собственно крестьянского хозяйства протекала как.

нивелирование изначально неблагоприятной экономической конъюнктуры в.

связи с необходимостью отвлекаться от крестьянского труда на.

обслуживание горнозаводского производства. Реализовывалось это, как уже.

отмечено, посредством серьезной трансформации и переорганизации.

крестьянского хозяйства. Это была трансформация по форме, но не по.

содержанию. Существенные изменения в локализации типов крестьянских.

хозяйств, продиктованные, главным образом, размещением.

горнометаллургического производства и серьезная подвижка в социальной.

структуре крестьянского общества в сторону доминирования приоритетов.

выживания, не привели к принципиальным изменениям в характере и.

направленности эволюции социальной природы крестьянского хозяйства. Горная администрация, реализуя экономическую политику в.

отношении крестьян, в эти годы «научилась» болезненно и нетерпимо.

реагировать на падение крестьянского производства и социальную.

деградацию, выработала дисциплинирующие механизмы (давление,.

принуждение, внедрение) преодоления экономической крестьянской.

самоизоляции. В крестьянском «идеале» и по логике трудопотребительского.

баланса не было стимулов к интенсификации труда, и побудительной.

причиной к труду и росту производства становилась та или иная.

разновидность принуждения. Моделирование рыночных взаимоотношений с.

приписными крестьянами побуждало к росту производства, но отнюдь не.

через рыночную трансформацию крестьянского хозяйства, а благодаря.

реализации имманентных возможностей его развития как такового. Со.

стороны сельского хозяйства в этот период особым активным.

хозяйствующим субъектом рыночных отношений в горнозаводском.

ведомстве был типичный для традиционного общества крестьянин. Естественной нормой для деревенской экономики и социальности.

всегда являлась стратифицированная иерархия крестьянских хозяйств по.

масштабу и структуре ресурсов. Применительно к алтайской приписной.

деревне нашло свое подтверждение это правило традиционного.

крестьянского сообщества о связи производственно-структурной.

неоднородности крестьянских хозяйств с их размерами, что само по себе уже.

примечательно. На каждом уровне социально-иерархической структуры деревенской.

экономики находила свое воплощение логика развития крестьянского.

хозяйства от простого к расширенному воспроизводству. Многомерная.

группировка в контексте выявления производственно-структурных.

изменений в крестьянском хозяйстве, в которой группам достаточно.

обладать свойствами экономических подсистем, то есть быть.

аналитическими категориями, научными абстракциями, выявила реальные,.

совпадавшие с крестьянскими представлениями и самоиндентификациями. группы крестьянства, функционально приемлемые для традиционного.

общества: бедные, средние и зажиточные. Корректно осуществленная классификация хозяйств алтайских.

приписных крестьян 20 — 50-х гг. XIX в., что примечательно само по себе,.

выводит на предметно-содержательную интерпретацию динамических.

изменений их социально-экономической природы. Однозначно ;

крестьянское хозяйство не было статичным, для него были характерны.

определенные производственно-структурные сдвиги, обусловленные.

разнонаправленным воздействием Кабинета. Характер динамических.

изменений вписывался в логику адаптации к организационному и.

экономическому статусу приписанности к заводам и рудникам. Массовое.

крестьянское хозяйство, то есть хозяйства всех имущественных групп,.

функционировало как типичное семейно-трудовое. Дифференциация по.

своей природе была производственно-демографической, которая, как.

известно, является функциональным свойством традиционного.

крестьянского сообщества. Результаты многомерного статистического.

анализа не поддаются предметно-исторической интерпретации в рамках.

линейной логики «раскрестьянивания». Своеобразие социальной.

стратификации выражало уровень адаптации различных групп к условиям.

мобилизационного хозяйствования. Сильное влияние на формирование групп.

оказывала не просто занятость на отработках, а способность организовать.

себя в выполнении повинностей с максимальной пользой для.

воспроизводства крестьянской сущности. Крестьянин, как известно,.

соединяет в одном лице и исполнителя, и организатора производства и, как.

следствие, применительно к приписным крестьянам, огромный ресурс.

самоэксплуатации стал источником выживания, стабильного хозяйствования.

и рещения всех социально-экономических проблем округа. Признаками хозяйственных процессов, выводящих на линейные.

траектории развития, будь-то капитализация или же пролетаризация,.

приписная деревня не обладала. Спецификой приписной деревни было то. что на протяжении всего времени её социально-имущественная структура.

смещена в сторону бедности, но, однако не нищеты. Традиционная.

крестьянская социальность как основополагающая норма хозяйственной.

жизни приписных крестьян подтверждается и тем, что группа нищих не.

выделилась математически, и тем, что не закрепилась как норма в.

крестьянском сознании. Высокие масштабы соприкосновения крестьянства с.

бедностью не дают оснований говорить о хронической бедности, а.

свидетельствуют о том, что мобилизационным резервом традиционного.

семейно-трудового крестьянского хозяйства являются практически.

неограниченные в экономическом смысле возможности к самоограничению с.

одной стороны, и превращение некогда самообеспечивающих.

второстепенных отраслей в товарно-доходные, с другой. Природа крестьянского хозяйства, здоровый хозяйственный инстинкт.

выказали живучесть в рефлексии возвратности в лоно крестьянского труда. Хозяйственное поведение различных групп было устойчивым как внутри.

групп, так и между группами. Несмотря на нюансы, доминировала.

функциональная межгрупповая мобильность как фактор крестьянствования. Отношения между группами были лояльными и взаимоприемлемыми. Реальная эволюция приписной деревни представляла собой сочетание.

внешнего воздействия и внутреннего состояния. Внешнее воздействие.

связано с влиянием такого фактора как Кабинет, а внутреннее состояние.

определяется имманентной природой крестьянского хозяйства. Активно реализуемая крестьянами Колывано-Воскресенского.

(Алтайского) горного округа в 20 — 50-е гг. XIX в. инвариантность.

традиционной хозяйственной деятельности позволила приписной деревне.

избежать рисков капитализации и пролетаризации. Менторская политика.

власти придала крестьянам уверенности в труде, но прямолинейное.

выполнение предписаний горной администрации было неприемлемо, ибо это.

уже являло собой подпадание под управление, чреватое утратой.

непреложной для крестьянской сути самостоятельности хозяйственной.

деятельности. Управляющее воздействие со стороны горнозаводской.

администрации препарируется крестьянской самоорганизацией и проходит.

через переорганизацию крестьянского хозяйства. Именно благодаря этому.

крестьянское сообщество, приняв кабинетскую систему, все же.

приспособилось использовать ситуацию отработок на заводах и рудниках и.

необходимость поставок провианта и фуража в своих долгосрочных.

интересах, что привело к сохранению и закреплению устойчивого социально экономического развития крестьянского хозяйства в рамках традиционного.

общества. Имела место эволюция крестьянского хозяйства под влиянием.

коммерциализации, а не становление капиталистических отношений. Приписной крестьянин накануне реформы являл собой новый социальный.

тип — хозяйствующий в рыночных условиях крестьянин.