Осуществление имперской политики на восточных окраинах России в деятельности Второго Сибирского комитета

Современное состояние российского общества, которое находится на переломном этапе, требует пристального, всестороннего изучения предшествующего опыта исторического развития. Одной из важнейших сторон функционирования отдельных цивилизаций является система государственного управления, обеспечение взаимодействия всех ее структур, уровней, развитие различных институтов.

Сейчас в России идет поиск оптимальной модели управления. Именно на это направлены меры по укреплению вертикали власти, поиску эффективных механизмов влияния центра на периферию, определению места и роли органов местного самоуправления в системе власти, реформированию путей и рычагов взаимодействия регионов с центром.

Совершенно справедливым является мнение некоторых исследователей: «Простое копирование американской и европейской моделей государственного устройства не решило этих проблем. В ходе десятилетних экспериментов выяснилось, что слепая рецепция зарубежных норм и институтов конституционного, административного и муниципального права не срабатывает"1. Следовательно, нужно, в первую очередь, использовать собственный исторический опыт.

В обществе широкое распространение получила точка зрения, что Россия длительное время развивалась как империя: гетерогенное государство с присущими ему колоссальными этническими, хозяйственными и политическими различиями. Однако эти различия, которые усугублялись большой протяженностью территории, слабым хозяйственным освоением отдельных регионов, низкой плотностью населения, конфессиональными различиями, неразвитостью структур как местного самоуправления, так и органов госу.

1 Власть в Сибири: XVI — начало XX века. — Новосибирск, 2002. — С. 5. дарственной власти на местах, тем не менее, не приводили к распаду государства, ослаблению влияния центра на окраины.

Следует отметить, что определения «империя» в каком-либо классическом понимании нет. В 1980 г. в Париже вышел сборник выступлений членов коллоквиума по проблеме «Понятие империи». Его редактор Морис Дювер-же писал: «Возможно, адекватной концепции империи не удастся выработать никогда. Имперской системы как таковой не может существовать"1. Никакого определения слова «империя» не было предложено участниками дисУ куссии, никакого определения не было выработано и в ходе работы .

С. В. Лурье, анализируя взгляды западноевропейских исследователей, указала, что у них отсутствует единство подходов. Объединяет только одно у европоцентристская доминанта. Но это вряд ли применимо к России, поскольку империя, как правило, имеет титульную нацию, положение которой официально закрепляется в тех или иных актах, символах, в особом правовом положении. Но Россия как государство создавалась не в форме страны титульной нации, а как этнический симбиоз. Как об осознанном факте об этом писалось уже во второй половине XIX в.: «Наша политика по отношению к коренным народам есть политика гражданского равенства. Житель только что взятой Кульджи, только что занятых Ташкента, Самарканда и т. д. делается таким же русским гражданином, как, например, житель Москвы, да еще, пожалуй, с большими льготами"4.

Можно было бы предположить, что это пропагандистский лозунг русского, находящегося под влиянием имперской идеологии, пытающегося исказить действительность. Но француз Де Лакост, писавший чуть позже, указывал: «Если русские стараются проникнуться духом побежденного народа, чтобы его ассимилировать, то англичане всегда сохраняют свою европей.

1 Duverger, М. (ed) La Concept de Empire. — Paris, 1980. — P. 482.

2 Там же. — P. 7.

3 Лурье, С. В. Российская и Британская империи: культурологический подход // Общественные науки и современность. — 1996. — № 4. — С. 71.

4 Терентьев, А. М. Россия и Англия в Средней Азии. — СПб., 1875. — С. 360. скую культуру и навязывают себя покоренному населению"1. Более того, Р. Шемерхон, который утверждает неразрывность понятий «империализм» и «расизм», указывает, что было всего одно исключение — в Российской империи расизма никогда не было .

Конечно, в определенные периоды делались попытки проведения имперской политики в европейском понимании этого явления, но они носили эпизодический характер, не были явлением, вытекающим из внутреннего состояния общества. Даже расширение территории имело свои коренные отличия от того, как это происходило в европейских странах, и было связано не столько с поиском колоний как сырьевых придатков, сколько со стремлением выхода на естественные пограничные рубежи, а затем обеспечением геополитических интересов государства в условиях широкой европейской колониальной экспансии.

XIX в. в этом отношении показателен. Внешне вроде бы Россия и ведущие европейские страны проводят одну и ту же имперскую политику. Но это сходство является относительным. Англия, Франция, Германия, даже молодая Бельгия и другие захватывают колонии на значительных расстояниях от метрополий, пересекают океаны, делят материки. Россия же оперирует исключительно на своих границах в Закавказье, Центральной Азии, в Приамурье. Более того, она отказывается от занятия Тихоокеанских островов и даже продает Аляску. Объяснять это только слабостью военного, финансового потенциала страны было бы неверно. Никакие затраты и жертвы не остановили продвижение на Кавказ. Кажущееся сходство между Россией и Европейскими империями объясняется, по-видимому, имевшими место заимствованиями некоторых внешних государственных форм и методов управления. Но в основе лежали принципиально разные подходы: для России было характерно прямое управление окраинами, а для европейских стран — протекторат. Рус.

1 Лакост, Г. де. Россия и Великобритания в Центральной Азии. — Ташкент: Штаб Туркестанского военного округа, 1908. — С. 41.

2 Schermerhorn, R. A. Comparative Ethnic Relations: A Framework for Theory and Research. -New York, 1970. — P. 156. ское правительство совершенно сознательно ставило своей задачей ассимиляцию окраин, видя в местном населении равноправных подданных. Хрестоматийным стал образ сибирского чиновника — взяточника, пустого безынициативного исполнителя, но относившегося одинаково ко всем, независимо от национальной и конфессиональной принадлежности.

Антрополог Г. Горер приводит противоположный портрет английского колониального чиновника: вполне справедливый, непродажный, внимательный ко всему, что связано с его профессиональной компетенцией. Но он становится совершенно непреклонным, как только дело касается требования равенства между англичанами и туземцами. Причем исследователь отмечает, что поступать иначе, он был не в силах1. Связь тех же англичан с местным населением была сведена до минимума, разделена иерархически: центрпротекторат — местная община. В России было иначе. «Имперская политика так же пестра и разнообразна, как пестро и разнообразно население империи. Но цель всегда ясна: исключение политического сепаратизма и установление государственного единства на всем пространстве империи"2. Как видим, речь идет о единстве при существовании местной самобытности.

Обращает на себя внимание и то, что капитализм, как общество массового потребления и массовой культуры перемолол все империи. Но в России классического капитализма никогда не было во многом благодаря и тому, что не было для его подпитки империалистической эксплуатации окраин.

Если сила любого европейского государства в единообразии, унификации всех сторон жизни, то в России — в многообразии. Поэтому сохранение региональных особенностей отдельных частей государства вещь не только возможная, но и необходимая для России.

Насколько остро эта проблема стоит для России, — свидетельствует исследователь А. В. Ремнев, который дал оценку состояния этого вопроса в.

1 Gorer G. English Identity over Time and Empire // Ethnic Identity: Cultural Continuities and Change / G. de Vos and L. Romanucci-Ross (eds.). — Palo-Alto, Calif., 1975. — P. 167−168.

2 Костальский, А. И. Формы национального движения в современных государствах. -СПб., 1910.-С. 248.

XIX в.1 На особенности российской колониальной экспансии, ее оборонительный характер указывают и авторы коллективной монографии «Азиатская Россия».2.

Более четырехсот лет в составе Российского государства находится Сибирь, которая превратилась, в конечном счете, в самостоятельный хозяйственный регион, имеющий большое геополитическое значение. На протяжении огромного промежутка времени здесь, как и в других регионах, шел поиск оптимальной модели управления. Это было обусловлено рядом обстоятельств. Во-первых, сложившейся политической ситуацией в странево-вторых, изменением роли и места Сибири в Московском царстве, а затем в Российской империив-третьих, эволюцией государственной власти, новыми подходами к управлению.

Для нас особый интерес представляет XIX в., когда реализовывалась министерская модель центрального управления, а точнее — 50-е — начало 60-х гг. данного столетия, поскольку именно в это время была поставлена задача унификации всего центрального управления регионом, обеспечение его деятельности на основе общеимперского законодательства. Кроме того, это была эпоха крупных реформ во всех сферах социальной и политической жизни.

Сложность историографического обзора по интересующей нас теме, с одной стороны, заключается, в том, что сама эта проблематика до недавнего времени была мало привлекательна, и по настоящему солидной, разносторонней и глубокой историографической традиции в этом вопросе пока еще не сложилось. В советской историографии вопросы управления не привлекали пристального внимания исследователей. Долгое время почти единствен.

1 Ремнев, А. В. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX — начала XX веков. — Омск, 2004. — С. 37−63.

2 Алексеев, В. В. и др. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике XVI—XX вв.ека. — М., 2004. — 600 с. ной работой подобного характера было учебное пособие Н. П. Ерошкина1, выдержавшее несколько изданий. Вопросы управления Сибирью также оставались вне поля зрения исследователей.

Причины данного положения дел в указанной сфере во многом объяснимы. Во второй половине XIX — начале XX вв. еще только шел процесс определения проблематики, выявления источников. Основное внимание общества было направлено на рассмотрение процессов в Европейской России, где противоречия проявлялись наиболее остро. В советское время вектор развития был смещен в сторону унификации всех сторон общественной жизни и, естественно, социальный заказ на изучение особенностей управления отдельными регионами практически отсутствовал.

С другой стороны, интерес к проблеме управления Сибирью и к истории местного управления в Сибири за последние десять лет значительно вырос, что привело к появлению большого объема литературы преимущественно статейного характера. При этом спектр интересов исследователей достаточно широк и разнообразен, что затрудняет историографический обзор и ставит исследователя перед выбором наиболее оптимального пути изложения материала. В. И. Шишкин по этому поводу справедливо указал на «фрагментарность историографического потока по теме исследования». По его мнению, такая ситуация во многом объясняется «узостью предметных, географических и хронологических параметров, в которых выполнено большинство публикаций. Особенно грешат этим многие издания последнего времени (в том числе энциклопедического характера, претендующие на обобщение), сделанные в границах современных административно-территориальных единиц, возникших лишь в советское время"2.

1 Ерошкин, Н. П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. — М.: Учпедгиз, 1960; Он же. История государственных учреждений дореволюционной России. — Изд. 3-е. — М.: Высшая школа, 1983.

2 Шишкин, В. И. Государственное управление Сибирью в XVII—XIX вв.еках: основные особенности организации и функционирования // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVT-XX веков: Материалы третьей региональной научной конференции 19−20 ноября 1998 г. — Новосибирск, 1998. — С. 4.

Особенно стоить отметить, что долгое время основное внимание уделялось изучению вопросов управления в Сибири, в то время как исследование управления Сибирью находилось на периферии научных интересов. Кроме того, различные исторические периоды изучены неравномерно, не подвергалась глубокому анализу деятельность высших государственных учреждений: Государственного совета, Комитета министров, Сената, министерств. Даже функционирование Сибирских комитетов, органов созданных собственно для управления восточными окраинами, не изучено сколько-нибудь системно и глубоко.

В этой связи, возможно наиболее верной будет попытка изложить материал в хронологическом порядке по основным проблемам административной политики в Сибири, которые интересовали и интересуют до сих пор историков. Только так можно будет понять, какие проблемы стоят перед современной исторической наукой.

В отечественной исторической науке в последние годы уже давался историографический обзор литературы, касающейся вопросов управления Сибирью в XIX в.1 Но каждый автор трактовал это в соответствии с целью своего исследования. Так, И. Л. Дамешек основной упор сделала на освещении проблем Восточной Сибири в первой половине XIX столетия, не касаясь освещения деятельности каких-либо высших органов государственной власти.

Вопросы управления Сибирью и ее административно-территориального устройства всегда были слабым местом в сибирской историографии (как уже отмечал А. Н. Копылов). До недавнего времени эти вопросы вообще не выделялись в качестве самостоятельной темы исторических исследований. При этом следует заметить, что в отечественной историогра.

1 Дамешек, И. JI. Сибирь в системе имперского регионализма (компаративное исследование окраинной политики России в первой половине XIX в.). — Иркутск: Оттиск, 2002; Она же. М. М. Сперанский: сибирский вариант имперского регионализма (к 180-летию сибирских реформ М. М. Сперанского). — Иркутск, 2003.

2 Копылов, А. Н. Управление и политика царизма в Сибири в период феодализма // Итоги и задачи изучения истории Сибири досоветского периода. — Новосибирск: Наука, 1971. — С. 105. фии, в основном дореволюционной, накоплен значительный материал по этим вопросам, особенно в работах общего и историко-юридического характера1.

Традиционно наибольший интерес у исследователей вызывают такие вопросы, как «история государственных учреждений, реформа 1822 года, правительственная политика в отношении коренных сибирских народов, управление городом, крестьянское управление"2. Это отмечали известные сибирские историки В. В. Рабцевич, А. В. Ремнев, А. Ю. Конев. Причем, как правило, рассматриваются собственно сибирские учреждения.

Определенное внимание к административной политике на восточных окраинах появилось уже в первой половине XIX в., о чем свидетельствует выход в 1841 г. официального издания, посвященного систематизации правительственных актов по основным направлениям управления Сибирью. Правда, появление этой работы было продиктовано скорее практическими интересами, чем научными.

Дореволюционную литературу, касающуюся управления Сибирью, можно условно разделить на две большие группы. К первой относятся работы преимущественно историко-юридического характера, авторы которых интересовались в первую очередь общими, теоретическими вопросами управления. Это работы И. Андреевского, А. Д. Григорьева, И. А. Блинова, А. Д. Градовского, Н. М. Коркунова и др.4 В них, как отмечала.

1 Андриевич, В. К. Сибирь в царствование императрицы Екатерины II. — Красноярск, 1889- Градовский, А. Д. История местного управления в России. — Т. И. — СПб., 1899.

2 Рабцевич, В. В., Ремнев, А. В., Конев, А. Ю. Итоги и проблемы изучения административной политики самодержавия в Сибири (XVII-XX вв.) // Культурное наследие Азиатской России: Материалы I Сибиро-Уральского исторического конгресса (25−27 ноября 1997 г., г. Тобольск). — Тобольск: Изд-во Тобольского гос. пед. ин-та, 1997. — С. 31.

3 Обозрение главных оснований местного управления Сибири. — СПб.: Тип. 2 отделения СБИВ канцелярии, 1841.

4 Андреевский, И. О наместниках, воеводах и губернаторах. — СПб.: Тип. Э. Праца, 1864- Лохвицкий, А. Губерния, ее земские и правительственные учреждения. — СПб.: А. Ф. Ба-зунов, 1864- Григорьев, В. К. Административное деление по Учреждению о губерниях 1775 г. // Журнал Министерства народного просвещения. — 1908. — № 4- Градовский, А. Д. Исторический очерк учреждения генерал-губернаторств в России // Градовский, А. Д. Собрание сочинений. — Т. 1. — СПб., 1899- Блинов, И. А. Губернаторы: историко.

Н. П. Матханова, было систематизировано и проанализировано законодательство, на основе которого функционировали местные органы власти в дореформенной и пореформенной России, выявлены специфические черты управления окраинами, намечены основные проблемы в организации и функционировании всей системы управления1. В ряде работ рассматривалась л и сибирская специфика в области управления .

Другую группу исследований можно условно отнести к практической.

Следует сказать, что исследователи второй половины XIX — начала XX вв. не скупились на критику как центрального, так и местного управления России.

Но они не были первыми. Данная трактовка появилась значительно раньше. Причем критических мнений придерживались даже представители высшей бюрократии. Так, в письме М. М. Сперанскому, назначенному Сибирским генерал-губернатором, С. С. Уваров написал: «Говоря недавно о Сибири случилось мне сказать, что история ея делится на две только эпохи: 1) от Ермака до Пестеля, 2) от Сперанского до XX в. Это моя мысль и мое убеждение"3. В этих словах С. С. Уварова есть определенная доля справедливости. Действительно, если посмотреть на русскую Сибирь с точки зрения управления этим огромным краем, то ее историю до недавнего времени фактически делили до Сперанского и после Сперанского. Поездка М. М. Сперанюридический очерк. — СПб., 1905; Коркунов, Н. М. Русское государственное право. — Т. 12. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1901;1903; Корф, С. А. Очерк исторического развития губернаторской должности в России // Вестник права. — 1901. — Кн. 9- Лазаревский, Н. И. Лекции по русскому государственному праву. — Т. 2. — СПб.: Скл. изд. при кн. скл. Право, 1910; Соколов, К. Н. Очерки истории и современного значения генерал-губернатора // Вестник права. -1903. — Кн. 7,8.

1 Матханова, Н. П. Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX в.: Проблемы социальной стратификации. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. — С. 4.

2 Ивановский, В. В. Административное устройство наших окраин // Ученые записки Казанского университета. — 1891. — Кн. 6- Прутченко, С. Сибирские окраины. Областные установления, связанные с Сибирским учреждением 1822 г., в строе установления Российского государства: Историко-юридические очерки. — Т. 1−2. — СПб.: Типография А. С. Суворина, 1899.

3 Корф, М. Жизнь графа Сперанского. — Т. 1. — СПб.: Императорская публичная библиотека, 1861.-С. 237. ского в Сибирь с ревизией заняла важное место не только в его дальнейшей судьбе, но и в истории края. Как заметил М. Корф: «Сперанский стоит здесь поворотным столбом"1.

Исследователи обращались к вопросам управления Сибирским краем и до реформы М. М. Сперанского рассматривали причины плохого состояния сибирских дел.

Уже в начале 60-х гг. XIX в. было высказано мнение, что поиски правительством оптимальной модели управления Сибирью и создание Сибирского комитета определялись необходимостью водворения здесь прочного устройства, которое соответствовало бы местным и общегосударственным интересам с целью повышения эффективности реализации принимаемых решений. Причем следует отметить, что все понимали специфику региона, необходимость поиска особых подходов к его управлению. Расхождения были связаны только с определением меры исключенности из юрисдикции общероссийского законодательства. В это же время И. Завалишин отмечал, что с улучшением администрации, просвещения, путей сообщения, развитием законодательства и с созданием того же Сибирского комитета, учреждение М. М. Сперанского требует не только пересмотра, но и «коренных изменений"3. Но данная позиция не ставила под сомнение тезис о самобытности Сибири в составе государства. Следует отметить, что работа И. Завалишина даже современниками была оценена неоднозначно. Д. Завалишин называл ее компиляцией, в которой многие «скоро разочаровывались, иные, прочтя только несколько страниц"4. Правда, оценки старшим младшего брата всегда были предвзяты и во многом необъективны. Сам он, ведя борьбу с генерал-губернатором Восточной Сибири, довольно отрицательно относился к деятельности II Сибирского комитета, понимая, что «все высшее управление.

1 Корф, М. Жизнь графа Сперанского. — Т. 1. — С. 192,237.

2 История Министерства внутренних дел. — Ч. III. — Кн. 3. — СПб., 1862. — С. 670.

3 Завалишин, И. Описание Западной Сибири. — Т. 1. — М.: Общество распространения полезных книг, 1862. — С. 54.

4 Завалишин, Д. Воспоминания. — М.: Захаров, 2003. — С. 325. вполне солидарно с действиями Муравьева"1. Однако тут же указывал на свою переписку с его председателями А. Ф. Орловым и В. А. Долгоруковым, причем с последним были довольно доверительные отношения.

Если говорить о месте Сибири в составе России и, следовательно, об особенности управления ею, то этот вопрос, по мнению В. И. Шишкина, в правительственной политике до конца XIX в. прослеживается слабо. Он считает, что «в течение первых трех столетий пребывания Сибири в составе Российского государства никакой идеологии региональной политики, включающей в себя ее стратегию и тактику, концепцию освоения и развития Сибири, не существовало даже на эмбриональном уровне. Большинство направлений деятельности органов власти формировалось стихийно, под влиянием общегосударственных и местных текущих нужд"2. С этим, однако, трудно полностью согласиться. Можно дискутировать по вопросу определения региональной политики, ее стратегии и эффективности. Тем не менее, эта политика была и определялась в следующих стратегических установках: представление.

0 Сибири как о неотъемлемой части государства, переходе к определению ее статуса в рамках общенациональных отношений, поиск оптимальной модели управления с учетом не только общегосударственных установлений, но и местной специфики. Тот же исследователь отмечал, что система государственного управления Сибирью в течение трех столетий «преобразовывалась неоднократно и даже чаще, чем центральных регионов. Соответственно чаще менялась и карта административно-территориального устройства сибирского края. Складывается даже впечатление, что отсутствие региональной идеологии и концепции развития Сибири царское правительство как бы пыталось компенсировать активным реформаторством в сфере государственного управления». Думается, указанные постоянные преобразования управления как раз и есть не только показатель административной активности, но и от.

1 Завалишин, Д. Указ. соч. — С. 563.

2 Шишкин, В. И. Государственное управление Сибирью., — С. 6.

3 Там же. ражение «региональной идеологии», которая заключалась, во-первых, в понимании местной спецификиво-вторых, свидетельствовала о поиске путей оптимизации местного управления. По сути, активное реформаторство центральной власти и было в тех условиях единственно возможной региональной идеологией, направленной на поиск эффективных путей взаимодействия центра и региона в условиях сложившегося симбиоза.

Все, писавшие о Сибири, не были оригинальны по вопросу о причинах злоупотреблений сибирских чиновников. Эти причины были озвучены еще М. М. Сперанским в его отчете Сибирскому комитету. Их можно отнести как к XIX в., так и к более ранним периодам. Таких причин, по его мнению, было девять, при этом «первая причина беспорядков и злоупотреблений в Сибири есть образ управления краю сему несвойственный., различие между Сибирью и внутренними губерниями столь велико, что никакое учреждение для сих губерний изданное, не может быть свойственно Сибири без значительных изъятий и применений"1. Не надо, однако, думать, что эту мысль М. М. Сперанский выстрадал после своего двухлетнего пребывания в Сибири. Просто пребывание в этом крае сделало ее более четкой и ясной. Такие настроения в определенной части русского общества имели место задолго до М. М. Сперанского.

Понимание необходимости перемен в сибирских делах было обозначено еще в 1810 г. М. Н. Баккаревичем, личностью довольно интересной. Это был соратник Карамзина, учитель Жуковского, известный преподаватель русской словесности, инспектор Московского университетского пансиона. Служил чиновником в Министерстве народного просвещения, затем в Министерстве внутренних дел (далее МВД), позже в государственной канцелярии. Во время службы в МВД составил по официальным источникам «Статистическое обозрение Сибири» (без имени автора), где писал: «Правительство.

1 Отчет тайного советника Сперанского в обозрении Сибири с предварительными сведениями и основаниями к образованию ее управления // Прутченко, С. Сибирские окраины. — Приложение 1. существующий ныне там порядок вещей признало неудобным. Опыт и наблюдения многих лет доказали, что отдаленность сего края и особенные местные его положения, только несходные с положением других частей государства, требуют и особенного образа в управлении. Хотя участь всех постановлений человеческих такова, что они всегда более или менее причастны злоупотреблениям: но вместе неоспоримо и то, что доколе Сибирь не сделается отделенною, на других началах устроенною частию в общем государственном управлениидоколе прилагаемы будут к ней учреждения, для внутренних губерний изданные, кои, сколько впрочем, ни изящны, несовместимы, однако ж, с положением страны сей: дотоле нельзя ожидать, чтобы благосостояние ее утвердилось на прочных и незыблемых основаниях"1. Оставляя «сие попечению правительства», автор высказал и свое мнение: «Сибирь, как по естественному своему состоянию, так и по образу жизни обитающих в ней различных народов, не может быть иначе управляема, как на основаниях, сколь можно простейших и малосложных. Обряды и законы, нужные для народа образованного, художественного и торгового, могут быть во многих отношениях бесполезны и даже иногда вредны для народа, предназначенного единственно к состоянию земледельческому или пастушескому"2.

М. Корф, в отличие от М. М. Сперанского, плохое состояние Сибири в годы правления И. Б. Пестеля объяснял отсутствием какого-либо надзора со стороны власти. По его мнению, «отсутствие личного надзора главнаго начальника и всякой ревизии в течение столь продолжительнаго времени могло бы привести в расстройство наилучше устроенный край, а Сибирь еще никогда не имела правильного устройства и, с половины прошлаго столетия, когда прекратилось правительственное значение Сената, была, за исключением дел о казенных доходах, оставлена почти без всякаго попечения со стороны.

1 Баккаревич, М. Н. Статистическое обозрение Сибири, составленное на основании сведений почерпнутых из актов правительства и других достоверных источников. — СПб.: Тип. Шнора, 1810.-С. 72−73.

2 Там же. высшей власти"1. В подтверждение своих слов М. Корф указал на деятельность иркутского губернатора Н. И. Трескина, фактического руководителя Сибирским краем в период нахождения И. Б. Пестеля в Петербурге. Н. И. Трескин — «человек с примечательным умом и с необыкновенною энер-гиею., вначале быв очень хорошим и чрезвычайно деятельным начальником губернии, он совершил в ней не одно полезное дело: распространил земледелие, приучив к нему кочевых бурят, основал новыя поселения, проложил но-выя дороги, особливознаменитую Кругобайкальскую, через гору Хаман-дабан, дорогу, почитавшуюся чудом смелости по одоленным трудностямно потом, при отсутствии всякаго надзора, всякой ответственности, всякой гласности, он начал пренебрегать сперва формами, после людьми, а, наконец, и существом дела, и постепенно превратился в жестокого тирана и деспота, не уважавшего никаких частных прав, не слушавшагося ни министерских, ни сенатских предписаний, словом представившего собою высший предел, до которого губернатор может только распространить свой произвол"2. Было бы полезным обратить внимание на тезис об отсутствии надзора со стороны власти. Во-первых, это прямо указывает на неэффективность действий существующих структурво-вторых, требует создания особого органа, стоящего выше министерств.

Вместе с тем М. Корф не отрицал и морально-этических причин сложившегося в Сибири положения вещей, в частности, отсутствие в крае общественного мнения, потому что его «и быть тогда не могло» .

Сам И. Б. Пестель причину неудовлетворительного состояния дел в Сибири видел в несовершенстве генерал-губернаторской инструкции, на основе которой его предшественник И. О. Селифонтов управлял зауральскими землями. Рассмотрев эту инструкцию, после своего назначения Сибирским генерал-губернатором Пестель писал: «Нашел я, что она была так несовер

1 Корф, М. Указ. соч. — С. 375.

2 Там же.-С. 167.

3 Там же.-С. 164−165. шенна, так двусмысленна, что опасно было ее принять. Например, все части правления, к которому бы министерству они не относились, даже военные и морские силы, были подчинены генерал-губернатору, но с таким ограничением, что он должен был за все и за всех отвечать, не имея ни малейшей власти требовать повиновения от всех отдельных частей тамошнего правления, а потому и никаких средств содержать их в должном порядке и за них отвечать"1. И. Б. Пестель, как видим, отметил противоречия между генерал-губернатором и министерствами, которые носили объективный характер. И эти противоречия были заложены в несовершенстве организации центральной власти. Не было органа, стоящего между министрами и местными главными начальниками, а, следовательно, и не было распределения ответственности за состоянием дел между Санкт-Петербургом и сибирским начальством.

Н. М. Ядринцев считал, что «особенность управления» зауральскими землями происходила от чрезвычайной отдаленности «Сибири от Москвы и Петербурга на целые тысячи верст, а, следовательно, и от правительственного надзора. С одной стороны, свойство деятельности в крае требовало особых полномочий, быстрой распорядительности и обозрения дел на месте, с другой — отдаленность края требовала особенного контроля и надзора за правителями, так в этом крае всего легче могли развиться злоупотребления, произвол и самовластие. В преобладании того или другого из этих начал, в борьбе их и в трудности соединить обе эти задачи заключается вся история сибирского управления и до Сперанского, и после него». Заметим, что Н. М. Ядринцев одной из главных проблем считал отсутствие «правительственного надзора», и необходимость «особого контроля» за деятельностью.

1 Пестель, И. Б. Бумаги Ивана Борисовича Пестеля // Русский архив. — 1875. — № 3. -С. 375.

2 Ядринцев, Н. Сперанский и его реформы в Сибири // Вестник Европы. — 1876. — Т. 3. -С. 94—95- Он же. Сибирь как колония. Современное положение Сибири. Ее нужды и потребности. Ее прошлое и будущее. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1882. — С. 297−298. местной администрации, как бы обосновывая насущную потребность создания особого компетентного органа.

Уже через тридцать с небольшим лет после появления «Учреждения для управления Сибирских губерний» М. М. Сперанского и созданием на его основе новой структуры управления Сибирским краем, правительство было вынуждено вновь обратиться к этому вопросу. Развивая эту мысль, Н. М. Яд-ринцев писал: «В настоящую минуту, на грани трехсотлетия, наступает и для Сибири уже этот период сознательной жизни и понимания своей роли в будущем. В последнее время выдвигается несколько весьма видных местных потребностей и нужд этого общества», которые «состоят в распространении на Сибирь гражданских прав, которыми пользуются уже подданные европейской России. Сибирское общество ждет введения земства, нового гласного суда, распространения образования, гарантий личности и лучшего общественного существования"1.

В конце XIX в. возникла дискуссия по причинам отсталости Сибири в административном отношении. Если С. Прутченко главный недостаток видел в плохой организации сибирской администрации, то Н. Максимейко указывал на «неудовлетворительность других отраслей законодательства (не Сибирского учреждения 1822 г. — В. В.) и культурно-общественного состояния Сибири"3. Несомненной заслугой Прутченко являлось то, что он первым способствовал ознакомлению общественности с материалами анненковской ревизии, заложив основу источниковой базы изучения управления Сибирью в 50-е — начале 60-х гг. XIX в. Для нас важно, что оба исследователя основную проблему видели в управлении: независимо от того, кто плохо осуществлял свои функции — местная администрация или ощущался недостаток законодательства, — меры должен был принимать центр. Именно на его плечи Ядринцев, Н. М. Сибирь как колония. — С. 445.

2 Прутченко, С. Сибирские окраины. — С. 351.

3 Максимейко, Н. Разбор диссертации С. Прутченко «Сибирские окраины: областные установления, связанные с Сибирским учреждением 1822 г., в строе управления Русского государства». — Харьков: Тип. Зильбербергера, 1900. — С. 6. ложилась вся тяжесть поиска эффективных рычагов воздействия на местные сибирские власти: прямое регулирование административной деятельности или законодательное оформление обязанностей отдельных структур — от генерал-губернаторского уровня до волостного управления.

А. Д. Градовский отмечал: «Под видом спора о провинции в настоящее время ведутся прения об автономии и единстве, о самоопределении и централизации, гувернаментализме, чуть не о сепаратизме, федерации, свободе, деспотизме и других подобных предметах."'. По сути дела в конце XIX столетия вопрос об управлении Сибирью стал частью более обширного вопроса — определения путей развития российского общества, где столкнулись различные общественные силы и интересы. А. Д. Градовский, опираясь на Токвилля и Фоне, поставил на российской почве вопрос о разнице между государственной и административной централизацией, поддержал мнение, что происхождение провинций может быть двоякое: историческое и искусственное. Русские губернии представляют собой искусственные образования. Следовательно, можно предположить (хотя автор и не высказывал это мнение впрямую), что под особыми условиями управления отдельных регионов в России нет исторических корней. Здесь ученый оказался в плену западноевропейских теоретических построений. По сути дела он перенес чуждые представления на российскую почву. А. Д. Градовский, находясь в плену не свойственных российскому обществу доктрин, экстраполировал на Россию сугубо европейские постулаты. Не вдаваясь в дискуссии об историчности формирования губерний европейской России, заметим, что в Сибири их границы были определены не только исторически, но и географически. Достаточно посмотреть на карту или проследить процесс освоения Сибири русским населением.

Анализируя действительное положение дел, ученый писал, что несамостоятельность органов местного управления и сильная централизация власти.

1 Градовский, А. Д. История местного управления в России. — Т. 1. — СПб.: Печатня В. Головина, 1868.-С. 2. в империи существуют скорее на бумаге, чем на деле: «Местные власти всегда приобретают значительную долю самостоятельности вопреки положениям законодательства, Это совершается отчасти вследствие политики самого центрального правительства, отчасти вследствие невозможности довести до конца дело централизации».

Для нас важен тезис о том, что само правительство прекрасно понимает положение дел. Что касается вопроса о централизации, то его нельзя смешивать с унификацией. Рычаги могут быть разные. Единственным критерием эффективности служит только сохранение единства управления и как результат — единства государства.

Более того, исследователь констатировал: «Само центральное правительство сознает, что его регламентация не может уловить всех случаев народной жизни, а потому допускает самостоятельную деятельность своих органов в местности, на сколько это не вредит его интересам. Оно дает им известную долю самовластия. под единственным условием, успешного исполнения его требований. Иногда это положительно выражается в дозволении принимать все меры, необходимые для достижения видов правительства. С другой стороны, местная администрация всегда настолько останется в пределах ей указанных, насколько у центрального правительства есть средств контролировать ее действия"1. Как видим, исследователь полностью отошел от представлений, что законы отражают действительное положение вещей в обществе. Одновременно он указал на то, что правительство обладает возможностью маневра (если даже действует в рамках существующего законодательства), иногда наделяя дополнительными полномочиями свои органы на местах. В то же время, оно заинтересовано осуществлять контроль за всеми действиями этих учреждений. А для этого необходимо создать особый институт власти, который бы контролировал ситуацию.

1 Градовский, А. Д. Указ. соч. — С. 26−27.

Рассматривая полномочия генерал-губернаторской власти, Градовский утверждал, указывая на чрезвычайность этой должности: «Сами генерал-губернаторы поставлены в совершенную независимость от высшего управления"1. Данное положение, на наш взгляд, является слишком односторонним, поскольку не учитывает того, что центральное правительство всегда находило рычаги воздействия на наместников на местах, какими бы огромными полномочиями они не располагали.

При всех различиях точек зрения в указанных работах есть общеепризнание за Сибирью особого статуса, что требовало и отдельного управления, как правило, в рамках генерал-губернаторств во главе с генерал-губернаторами независимо от того, были ли они ограничены в своей деятельности общественным мнением или выборным органом. В этой связи любопытно мнение В. К. Андриевича, который считал, что «генерал-губернаторства не только не приносили никакой пользы делу устроения края, но напротив вредили, так как, замедлив делопроизводство вообще, способствовали нравственному растлению служащих, развив в них наклонность заискивать расположение сильной местной власти, чтобы пользоваться этим расположением для более усиленного эксплуатирования и угнетения обывателей. или же. делали стачку и восставали против оной огулом, засыпая Сенат доносами и клеветами."2.

Впрочем, мнение В. К. Андриевича не было единственным. В связи с переселенческим вопросом выдвигалось предложение о распространении реформ «на все части России, уничтожить подразделение ее на реформированную и дореформенную Россию, установить единство системы местного управления во всех, без исключения, частях России, до самых отдаленных ее окраин». При этом О. К. Нотович отмечал, что «в момент присоединения к России той или другой части ее, были, без сомнения, вполне уважительные.

1 Градовский, А. Д. Собрание сочинений. — Т. 1. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1899. -С. 320,326.

— у.

Андриевич, В. К. Сибирь в XIX столетии. — Ч. 1. — Красноярск: Тип. и лит. В. В. Комарова, 1889.-С. 2. причины для сохранения в присоединенных частях известных особенностей местного управления. Но время исключительного положения этих территорий уже давно миновало и, в настоящее время, они только вносят в нашу государственную жизнь весьма тягостный сепаратизм."1. То есть автор полностью отрицал подходы, связанные с учетом специфики региона.

Современники достаточно осторожно давали оценки деятельности высших государственных органов в Сибири. Б. Струве в своих воспоминаниях пытается вообще уйти от этой проблемы. Тем не менее, анализируя обстановку конца 40-х — первой половины 50-х гг. XIX в., он неоднозначно намекает на необходимость создания особого центрального органа по управлению краем, поскольку имел факты расхождения позиций Министерства иностранных дел и финансов с одной стороны, и генерал-губернатора Восточной л.

Сибири Н. Н. Муравьева с министром внутренних дел, с другой. Еще более отчетливо прослеживается эта мысль, когда он рассказывает о поведении генерал-губернатора Западной Сибири князя П. Д. Горчакова, который «во всех своих наружных проявлениях разыгрывал царька"3.

П. А. Кропоткин дал жесточайшую критику петербургской власти в целом и деятелям II Сибирского комитета в частности. Так, рассказывая о поездке в столицу по поручению генерал-губернатора, он указывал, что там не верят сибирякам: «Высшие чиновники, заведовавшие в Петербурге сибирскими делами, были восхитительны в своем полном неведении края. Единственный человек., который относится вполне серьезно к делу, был военный министр Милютин"4. Несколько неожиданными являются его представления о влиянии центральной власти на местную сибирскую администрацию: «Высшая сибирская администрация имела самые лучшие намерения., состояла она, во всяком случае, из людей гораздо лучших, гораздо более разви.

1 Нотович, О. К. Основы реформ местного и центрального управления. — СПб.: Тип. газеты «Новости», 1882. — С. 99.

2 Струве, Б. Воспоминания о Сибири // Русский вестник. — 1888. — Кн. 4. — С. 4, 85−86.

3Там же. — С. 13.

4 Кропоткин, П. А. Записки революционера. — М.: Мысль, 1990. — С. 182−183. тых и более заботившихся о благе края, чем остальные власти в России. Но все же то была администрация — ветвь дерева, державшегося своими корнями в Петербурге. И этого вполне было достаточно, чтобы парализовать все благие намерения и мешать местным самородным проявлениям общественной жизни и прогресса. Попытка немедленно парализовывалась не столько вследствие дурных намерений., но просто потому, что сибирские власти принадлежали к пирамидальной централизованной администрации. Уже один тот факт, что они были ветвью правительственного дерева, коренившегося в далекой столице, заставлял сибирские власти смотреть на все, прежде всего, с чиновничьей точки зрения. Раньше всего возникал у них вопрос не о том, насколько то или другое полезно для края, а о том, что скажет начальство там, как взглянут на это начинание заправляющие правительственной машиной"1. Правда, мы должны понимать, что «Записки революционера» писались уже зрелым, сложившимся идеологом анархизма, который по своему мировоззрению отрицает государственную власть.

На первый взгляд может показаться странным, что Кропоткину в оценке местной сибирской власти вторит в «Автобиографии» (написал ее уже после отставки) бывший западносибирский генерал-губернатор А. О. Дюгамель в 1873 г.: «Я могу, по совести сказать, что не только относительно правильности в производстве дел, но и относительно честности чиновников, эта обширная, практически равняющаяся целому королевству область управлялась лучше, чем большая часть внутренних губерний, где воровству и хищничеству полный простор, в чем я неоднократно имел случай убедиться. В особенности Тобольская губерния, благодаря энергической инициативе и неутомимой деятельности ее губернатора Деспот-Зеновича могла считаться образл цовою». Однако противоречия здесь нет. Просто Кропоткин давал положительную характеристику местного регионального управления с целью обос.

1 Кропоткин, П. А. Записки революционера. — М, 1990. — С. 196.

2 Дюгамель. Автобиография // Русский архив. — 1885. — Кн. 10. — С. 183. новать свой взгляд на вред государства, а Дюгамель — подводя итог своей собственной административной деятельности.

В мемуарах отставного генерал-губернатора четко прослеживается борьба центра с представителями высшей местной администрации. Только, объясняется она честолюбивыми интригами отдельных лиц, поскольку «в Петербурге всегда есть множество генералов без места, которые ищут должности». Заметно, что местный чиновник тяготится контролем из центра и пытается поставить себя в прямое подчинение только императору: «Под мое служебное положение старались подкопаться сколько могли, и следует по правде сказать, что только Государь отдавал мне справедливость и защищал меня против тех, которые старались уронить меня в его глазах. В числе последних я могу прежде всего назвать г. Буткова, который находился во главе Сибирского комитета и невзлюбил меня, не знаю за что"1. Характерно, что Бутков никогда не был главой Комитета, а отвечал за делопроизводство, подготовку вопросов, контролировал выполнение решений. Но это уже само по себе создавало условия для трений между местной и высшей администрацией.

В дореволюционной литературе широко дискутировался вопрос о генерал-губернаторской власти. Еще в начале 60-х гг. XIX в. в связи с вопросом о новом административном делении Сибири началось обсуждение степени необходимости сохранения этого института. Оно было инспирировано не только поиском новых оптимальных форм управления восточными окраинами, но и тем, что сам этот орган вызывал постоянную критику. Н. М. Ядрин-цев указывал на такие особенности управления Сибирью, как «с одной стороны, свойство деятельности в крае требовало особых полномочий, быстрой.

1 Дюгамель. Автобиография // Русский архив. -1885. — Кн. 10. — С. 11.

2 Сборник историко-статистических сведений о Сибири и сопредельных ей странах. -Т. 2.-СПб., 1875.-С. 1. распорядительности и обозрения дел на местах, с другой — отдаленность края требовала особенного контроля и надзора за правителями."1.

Все это представляло для правительства колоссальную проблему. Местные условия предписывали необходимость наделения доверенных чиновников особыми полномочиями. Но особенности геополитического положения края способствовали превращению их в тиранов. Это было связано не только с отсутствием постоянного контроля со стороны центра и тем, что генерал-губернаторы являлись доверенными лицами самого императора, но и с тем, что они часто приходили в столкновения с представителями местной купеческой элиты, которая не была заинтересована в государственном контроле за своей хозяйственной деятельностью.

М. Венюков уже в начале 70-х гг. XIX в. отмечал, что в Западной Сибири «почти вовсе не нуждаются в генерал-губернаторском управлении"2. Этот тезис находил себе поддержку в определенных слоях общества, поскольку мнение о том, что эта власть наместника вела к самовластию, была Л доминирующей. Об этом прямо говорили некоторые исследователи .

К. Соколов особо подчеркивал: «Само существо генерал-губернаторской власти, весь смысл которой в чрезвычайных, дискреционных полномочиях, исключает возможность урегулирования ее законом"4. Правда, ученый не ставил перед собой задачу исследовать вопрос о том, как же центр осуществлял контроль за наместниками на местах.

Не обошли исследователи и проблему о сущности губернаторской власти на местах. В связи с этим определенный интерес представляет точка зре.

1 Ядринцев, Н. Сперанский и его реформы в Сибири // Вестник Европы. — 1876. — Т. 3. -С. 94−95.

2 Венюков, М. О новом разделении Азиатской России // Известия императорского РГО. -1872.-№ 8.-С. 313.

3 Анучин, Е. Исторический обзор развития административно-полицейских учреждений в России с Учреждения о губерниях 1775 г. до последнего времени. — СПб.: Тип. Министерства внутренних дел, 1872- Соколов, К. Н. Очерк истории и современного значения генерал-губернаторов // Вестник права. — 1903. — Кн. 7. — С. 173- Крыжановский, В. О состоянии и изменениях высшего местного управления Восточной Сибири с 1822 по 1887 год // Русский архив. — 1913. -№ 7. — С. 19.

4 Соколов, К. Очерк истории. — Кн. 8. — С. 76. ния В. М. Госсена о том, что, с одной стороны, они были представителями высшей правительственной власти, с другой — постепенно превращались в орган Министерства внутренних дел1.

А. Кизеветтер, исследуя местное самоуправление России, показал закономерность появления полицейского бюрократического государства, когда власть стремится «оцепить своим направляющим воздействием все без исключения стороны народной жизни». Это государство, в котором «не остается почти никакого места для общественной самодеятельности в какой бы то ни было форме"2. Ученый указывал на неограниченную силу правительственной опеки над всеми, даже самыми малейшими, проявлениями общественной жизни «в силу соединения всего управления в руках одной неответственной исполнительной власти и совершенного отсутствия независимого и авторитетного суда вся русская администрация представляла. систему злоупотреблений, возведенную в степень государственного устройства"3. Можно частично согласиться с данными оценками ученого. Только за скобками остается ответ на вопрос: в силу каких обстоятельств в Сибири отмечалась неразвитость общественного мнения и, как следствие этого, слабое развитие местных общественных институтов? Думается, возлагать вину за это на имперское правительство было бы неверно. Корни многих явлений лежали внутри самого сибирского общества. Такой глубокий наблюдатель и, бесспорно, патриот Сибири, как Г. Н. Потанин писал в 1873 г. Н. М. Дцринцеву с нескрываемым чувством горечи: «Компанией Зеновича (имеется в виду работа комиссии по обсуждению проекта нового административного деления Сибири под председательством А. И. Деспот-Зеновича — В. В.) никто не интересуетсямолодежь к общественным делам индифферентна, только люди 60-х годов думают и что-нибудь в самой мизерной доле делают"4.

1 Госсен, В. М. Вопросы местного управления. — СПб., 1904. — С. 57−58.

2 Кизеветтер, А. Местное самоуправление в России IX-XIX ст.: Исторический очерк. -Пг.:Задруга, 1917.-С. 6.

3 Там же.-С. 105.

44 Письма Г. Н. Потанина. — Т. 2. — Иркутск: Изд-во Иркутск, ун-та, 1988. — С. 17.

В связи с этим стоит отметить, что и местное начальство не проявляло никакой инициативы. Так, в литературе указывалось, что развитие народного образования в крае тормозилось еще и тем, что «местная администрация более чем в какой бы то ни было другой местности относилась враждебно или вполне равнодушно"1.

Сибирские областники выступая с идеей реформы административно-территориального устройства страны, настаивали на разграничении полномочий центра и регионов, исходя из того, что Сибирь представляет собой экономически обособленную область, которая противопоставлялась современной России, а значит и государственному центру. Г. Н. Потанин, рассуждая о местных интересах, писал, что под ними он подразумевает «автономию провинции»: «Мы хотим жить и развиваться самостоятельно, имея свои права и законы, читать и писать, что нам хочется, а не то, что прикажут из России, воспитывать детей по собственному желанию, по своему собирать налоги и тратить их только на себя же». По сути дела это было развитие представлений одного из родоначальников земско-областнической теории А. П. Щапова, писавшего: «Русская история. есть по преимуществу история областей, разнообразных ассоциаций провинциальных масс народа — до централизации и после централизации». Здесь не могло быть положительных оценок любой политики централизации и правительственного контроля регионов. Отсюда и интерес к малым государственным образованиям. Так, Г. Н. Потанин сообщал в феврале 1874 г. Н. М. Ядринцеву: «Я хочу написать статейку, чтобы показать, как хорошо бывает в маленьких государствах. где для каждого в общественных] делах существует самый проницательный контроль, где последствия нового закона не только скоро обнаруживаются, но даже легко предвидятся"4.

1 История России в XIX веке: В 9 т. — Т. 4. — СПб.: А. и И. Гранат, 1907. — С. 93.

2 Письма Г. Н. Потанина — Т. 1. — Иркутск: Изд-во Иркутск, ун-та, 1987. — С. 3−9.

3 Щапов, А. П. Великорусские области и смутное время (1606−1613) // Щапов, А. П. Собрание сочинений. — Т. 1. — СПб.: Изд. Пирожкова М. В., 1906. — С. 648.

Письма Г. Н. Потанина. — Т. 2. — С. 79.

В исторической науке XIX в. определенное отражение нашла деятельность Сибирских комитетов. В. Вагин дал оценку деятельности М. М. Сперанского в I Сибирском комитете не только как «души» этого органа, но и как единственного его деятеля1, явно принижая роль и значение этого института. Составители юбилейного издания, посвященного деятельности Министерства финансов, не давая оценки, отмечали, что учреждение особых вневедомственных комитетов является характерной особенностью центрального управления царствования Николая I. В то же время авторы многотомной работы «Три века», исходя из своих резко отрицательных оценок политики Николая I, указывали, что он «действительно правил Россией через комитеты и свою канцелярию», так как они находились в непосредственной зависимости от императора2.

Следует сказать, что давать столь однозначную оценку деятельности комитетов было бы не совсем верно. Думается, они в достаточной мере повышали эффективность управления. Например, в литературе еще начала XX в. отмечалось, что через комитеты проходило достаточно много законодательных инициатив. Но как только дела Западного, Еврейского и Сибирского комитетов после прекращения их деятельности были переданы в Комил тет министров, это существенно увеличило нагрузку на последний. Определенный интерес представляет работа известного юриста И. Я. Фойницкого «Управление ссылки», вышедшая в 1880 г. Он полагал, что деятельность II Сибирского Комитета была малоэффективна4. С данной точкой зрения трудно согласиться, поскольку исследователь изучал только одну специфичную сторону деятельности этого органа. В тоже время его несомненная за Вагин, В. Исторические сведения о деятельности графа М. М. Сперанского в Сибири с 1819 по 1822 гг. — Т. 2. — СПб.: Тип. II отделения СБИВ канцелярии, 1872. — С. 339.

2 Три века. Россия от Смуты до нашего времени. — Т. VI. — М.: Т-во И. Д. Сытина, 1913. -С. 80.

3 Середонин, С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. — Т. 3. Ч. 1. -СПб.: Канцелярия Комитета министров, 1902. — С. 43.

4 Фойницкий, И. Я. Управление ссылки // Сборник государственных учений. — Т. VIII. -СПб., 1880.-С. 251. слуга состоит в том, что он первым использовал архивные фонды Комитета, существенно расширив источниковую базу изучения проблемы.

В целом можно отметить, что большинство исследователей XIX — начала XX вв. оценивали состояние управления Сибирью в целом отрицательно. Своеобразный итог подвел Н. Н. Козьмин, который, с одной стороны, характеризовал административную систему Сибири как «несостоятельную, с накопленными веками злоупотреблениями, с тысячами мощных мелочей"1, с другой стороны, исследователь, давая характеристику сибирского общества до 60-х гг., указывал, что оно «представляло инертную, безликую массу, как бы нарочно созданную для административных экспериментов"2. В связи с этим характерны замечания А. А. Корнилова. Он прямо указывал на Сибирь как на «область, требующую особого управления», критикуя взгляды иркутского губернатора А. Д. Горемыкина, не понимавшего этого. А. А. Корнилов резко осуждал Санкт-Петербург за то, что чиновники высшего ранга совершенно не знают края, которым призваны управлять. Он дает резкие характеристики представителей дореформенной сибирской власти: «взяточник, не гнушавшийся доносами, бестактный, возбудивший к себе ненависть всего населения"4.

В советской исторической науке вопросы управления Сибирью долгое время не занимали должного места. Авторы коллективной монографии «М. М. Сперанский: сибирский вариант имперского регионализма» JI. М. Дамешек, И. Л. Дамешек, Т. А. Перцева и А. В. Ремнев отмечали, что в 20−30-е гг. наука основное внимание сосредотачивала на истории народов Сибири, а в 40−50-е гг. — на проблемах социально-экономической истории. «Вопросы внутренней политики, текущего управления и реформ затрагива.

1 Козьмин, Н. Н. Очерки прошлого и настоящего Сибири. — СПб.: Тип. «Печатный труд», 1910.-С. 67.

2 Там же. — С. 45.

3 Корнилов, А. А. Воспоминания // Минувшее. Исторический альманах. — Вып. 11. — М.- СПб., 1992.-С. 91,93.

4 Корнилов, А. А. Указ. соч. — С. 75. лись в этот период или мимоходом, или в общих трудах по истории отдельных народов Сибири"1.

Почти 20 лет назад в советской историографии по вышеуказанным вопросам была сделана попытка разделить развитие научной мысли на три этапа: I. 1917 — середина 1930;х гг.- II. Вторая половина 1930;х — середина 1950;х гг.- III. Вторая половина 1950;х гг. до настоящего времени. Данная периодизация была предложена в свое время И. Б. Марковой, которая опиралась на критерии развития науки, выделенные в советский период и не предполагала развития событий 1990;х гг. С середины 90-х гг. XX в. начинается новый этап в отечественной историографии, который характеризуется резким усилением интереса исследователей к данной проблеме. В целом же предложенная данным автором периодизация не очень убедительна, поскольку не совсем ясны критерии выделения этих этапов.

По мнению И. Б. Марковой, на первом этапе внимание историков привлекали отдельные вопросы управления края, в частности, вопросы управления коренными жителями Сибири. Они были рассмотрены С. В. Бахрушиным, который пришел «к выводу о том, что «Устав.» был направлен на консервацию экономической и социальной жизни коренных жителей Севера, что определило неприемлемость закона для края"3. Работой, лежавшей на стыке первого и второго этапов, стала небольшая статья С. Б. Окуня «Сибирский комитет», которая содержит источниковедческую характеристику документов, сохранившихся в фондах I Сибирского комитета4. Автор дает периодизацию деятельности этого органа, характеристику его основных функций и, в определенной мере, намечает перспективу изучения проблемы организации высшего управления Сибирью. Основное внимание исследователь уделил.

1 М. М. Сперанский: сибирский вариант имперского регионализма. — Иркутск: Оттиск, 2003.-С. 16.

2 Маркова, И. Б. Вопросы организации управления Сибирью периода позднего феодализма в советской историографии // Вопросы историографии Сибири и Алтая. — Барнаул: БГПИ, 1998, — С. 52.

3 Маркова, И. Б. Указ. соч. — С. 52.

4 Окунь, С. Б. Сибирский комитет // Архивное дело. — 1936. — № 1 (38). — С. 92−103. характеристике обширной документальной базы, отложившейся в фондах I Сибирского комитета, который в настоящее время хранится в Российском государственном историческом архиве.

И в 1950;е гг. вопрос об управлении Сибирью так и не стал темой самостоятельных исследований. Обращение к ней в диссертации JI. И. Светличной было продиктовано изучением реформаторской деятельности М. М. Сперанского в Сибири1. Преувеличивая капиталистические тенденции в развитии сибирской экономики в первой четверти XIX в., диссертант сделала вывод о буржуазной направленности реформ М. М. Сперанского, которые, по мнению исследовательницы, «отражали объективный процесс развития Сибири». Концепцию J1. И. Светличной о том, что реформа 1822 г. отражала капиталистические тенденции в развитии Сибири подверг критике иркутский историк JI. М. Дамешек, который посвятил несколько работ оценке «Устава об управлении инородцами"2 и сделал вывод об объективно-прогрессивном значении «Устава.».

Н. Н. Степанов отмечал как положительные, так и отрицательные стороны «Устава об инородцах» 1822 г. В частности, подчеркивалось, что Устав 1822 г. — «единственный в своем роде законодательный документ, не имеющий аналогий в законодательствах Западной Европы и Америки. Устав обобщал и систематизировал то, что сложилось в административной практике управления народностями Сибирисоставители Устава Сперанский и Ба-теньков не отбрасывали обычное право народов Сибири, считались с ним и стремились ограничить вмешательство чиновников в «степное управление»,.

1 Светличная, J1. И. Преобразовательные планы М. М. Сперанского в Сибири (18 191 822 гг.) / Автореф. дисс. канд. ист. наук. — М., 1952.

2 Дамешек, Л. М., Кузнецов, А. С. Сибирская реформа 1822 г. // Очерки истории Сибири, — Вып. III. — Иркутск: ИГПИ, 1973. — С. 116−146- Дамешек, JI. М. «Устав об управлении инородцами» М. М. Сперанского и Г. С. Батенькова // Памяти декабристов. — Иркутск: Изд-во Иркутск, ун-та, 1975. — С. 21−45. ограничить их злоупотребления. Фактически, правда, последнее осталось на бумаге"1.

Вместе с тем, исследователь указал на то, что «совершенно случайным, не основанным на изучении жизни кочевых народов Сибири, было разделение их на «оседлых», «кочевых» и «бродячих». Искусственной являлась сама рубрика «бродячие», так как бродячих народов, передвигающихся без определенного порядка, в России вообще не было. Искусственной была и конструкция родовых управлений, требовавшая наличия стойбища в 15 семейств. При этой конструкции живая ткань родовой организации у народов, у которых она вообще сохранялась, — разрывалась, более крупные роды раздроблялись, более мелкие присоединялись к другим. Прямым следствием этого являлось создание так называемых «административных родов"2.

Н. Н. Степанов пришел к выводу, что «именно в Уставе 1822 г. получил законодательное оформление наметившийся еще в XVII в. союз правительства с патриархально-феодальной знатью народов Сибири. Поддерживая патриархально-феодальную знать, укрепляя ее привилегированное положение, Устав превращал ее в свою агентуру, проводника своей политики. Вместе с тем, он, не вполне доверяя и ей, ставил ее под строгий контроль административного и судебного имперского аппарата"3.

К пониманию «Устава.», направленного на консервацию экономической и социальной жизни коренных народов Западной Сибири, пришла Н. А. Миненко. По ее мнению, у обских народов на рубеже XVIII—XIX вв. под влиянием товарно-денежных отношений шел процесс разложения первобытнообщинных институтов, который в этот период времени «достигает стадии патронимии — особой общественно-исторической формы, возникновение которой было связано с глубоким разложением старых родовых отноше.

1 Степанов, Н. Н. Реформы Сперанского и усиление тойонского гнета // История Якутской АССР. — Т. И. -М.: Изд-во АН СССР, 1957. -С. 171.

2 Там же.

3 Там же.-С. 172. ний"1. Она называет и новые черты в законодательстве, что выразилось в том, что «реформа Сперанского положила начало «активной» консервации быта, социальной организации, хозяйства народов"2.

При анализе всех отмеченных выше работ легко заметить, что их авторы интересовались вопросами применения «Устава об управлении инородцами», оставляя без внимания другие моменты реформы М. М. Сперанского. Во многом это объяснялось политико-идеологической позицией ученых, которая выражалась в неприятии и критике самодержавия и в поисках любых негативов этой политики. И. Б. Маркова отметила, что в работах «советских историков рассматривались лишь отдельные вопросы организации управления Сибирью в период позднего феодализма: административная деятельность М. М. Сперанского, история разработки и проведения реформы 1822 г., функционирование высших и местных учреждений, составлявших систему управления"3.

Насколько неактуальной для советской историографии была проблема управления, свидетельствуют и некоторые коллективные труды, вышедшие в 60−80-е гг. XX в. В первую очередь это относится к единственной фундаментальной обобщающей работе — пятитомной «Истории Сибири». Разделы, посвященные управлению зауральскими землями в эпохи феодализма и капитализма, здесь очень скромны.

А. Н. Копылов, написавший в этом труде раздел об управлении Сибирью с конца XVI до начала XVIII вв., справедливо отметил, что «управлять Сибирью — далекой и огромной «государевой вотчиной» — на обычных началах было очень трудно. Поэтому здесь рано сложилось областное деление (разряды), в известном смысле предварившее губернское управление XVIII в."4. Охарактеризовав структуру воеводского управления в Сибири, ав Миненко, Н. А. Северо-Западная Сибирь в XVIII — первой половине XIX в.: Историко-этнографический очерк. — Новосибирск: Наука, 1975. — С. 185−186.

2 Там же. — С. 225.

3 Маркова, И. Б. Вопросы организации управления. — С. 60.

4 История Сибири с древнейших времен до наших дней. — Т. 2. — JI.: Наука, 1968. — С. 125. тор значительное внимание уделил описанию злоупотреблений воевод, находившихся вдали от контроля центра.

Тема злоупотреблений сибирских властей, воспринятая от демократической публицистики XIX в., проходит красной нитью во всей последующей историографии. А. Н. Копылов отмечает, что преобразования Петра I в области управления, особенно образование коллегий и вторая областная реформа, «сблизили местное управление Сибири с общерусским, что выразилось, в частности, в делении Сибири на провинции и дистрикты и в появлении новых должностных лиц, которые ведали определенным кругом вопросов и подчинялись непосредственно центральным коллегиям. Кроме того, на Сибирь была распространена судебная реформа, по которой в провинциях учреждались надворные, а в уездах — нижние суды, городское население впервые получило право на самоуправление. Все эти нововведения касались только русского населения. В управлении ясачным населением Сибири ничего принципиально нового внесено не было"1.

А. Н. Копылов чуть раньше указывал, что система управления Сибирью на протяжении веков, хотя внешне и меняла свою форму, внутреннее содержание оставалась фактически прежней. Одной из существенных сторон управления краем было то, что правительство не разрушало внутреннюю организацию аборигенных народов, а стремилось опереться на нее, привлекая, таким образом, на свою сторону местную знать .

В 1967 г. А. И. Парусовым была защищена докторская диссертация, которая посвящена административным реформам в России в первой четверти XIX в. Интересно, что автор рассматривал реформу управления Сибирью.

1 История Сибири с древнейших времен до наших дней. — Т. 2. — С. 136−137.

2 Копылов, А. Н. Организация центрального и воеводского управления Сибири в конце XVI—XVII вв. // Известия СО АН СССР: Серия общественных наук. — 1965. — № 9. -Вып. 3. — С. 82.

1822 г. на общем фоне тех реформ, какие проводились в стране в это время. Был сделан вывод о том, что реформа не имела радикального значения1.

О. Н. Вилков и Ф. А. Кудрявцев рассматривали управление Сибирью 20−80-х гг. XVIII в. на фоне общероссийской административной политики. Вместе с тем, они указали и на некоторые особенности в распределении зауральских земель между различными административными центрами. В частности, «распределение городов по провинциям предоставлялось на усмотрение сибирского губернатора, как будет удобнее по местным условиям"2. Этими же авторами впервые было отмечено, что после разделения в январе 1736 г. обширной Сибирской губернии на две независимые друг от друга административные единицы, «было положено начало административного делел ния Сибири на Западную и Восточную». Иркутская провинция была отдана под управление особого вице-губернатора, подчиненного непосредственно Сибирскому приказу, в ведении же сибирского губернатора остались Тобольская и Енисейская провинции. Причину такого шага центральной власти ученые видели в больших расстояниях между городами.

Управлению Сибирью эпохи феодализма (с конца XVI в. и до 1861 г.) уделили внимание и авторы коллективного труда, посвященного крестьянству Сибири. Однако в силу специфики проблемы, которой посвящена данная работа, В. В. Рабцевич, автор раздела об управлении, увязала его характеристику с крестьянским вопросом. Давая очень кратко очерк административно-территориального деления Сибири преимущественно в XVIII в. (отдельно к тому прилагалась «Таблица-схема административно-территориального деления Сибири в XVII—XIX вв.»), она, в основном, рассмотрела управление государственными крестьянами Сибири на волостном уровне, а также с точки зрения классового подхода. Главным, по мнению В. В. Рабцевич и других.

1 Парусов, А. И. Административные реформы в России в первой четверти XIX в. в связи с экономической и социально-политической обстановкой / Автореф. дисс.. д-ра ист. наук. -Казань, 1967. 5 История Сибири. — Т. 2. — С. 307.

3 Там же.-С. 308. представителей советской исторической науки, был контроль за деятельностью крестьянства со стороны государства и его органов в лице сибирской администрации1. Постоянно подчеркивалось, что государство было орудием для подавления народных движений, но упускалось из виду, что одной из его главных функций была управленческая. В то же время следует признать, что «на протяжении XVII—XIX вв. система государственного управления регионом непрерывно усложнялась, становилась гибче и эффективнее».

В этой связи В. И. Шишкин справедливо пишет: «Мероприятия царского правительства по административно-правовой унификации региона с европейской Россией, предпринятые в XVIII в. и преследовавшие интеграционные цели, оказались явно преждевременными и малопродуктивными. Принятая в европейской части страны система не соответствовала большим размерам административно-территориальных единиц в Сибири, не учитывала низкую плотность населения и уровень его грамотности, слабую сеть коммуникаций, что затрудняло эффективность работы органов власти». Вместе с тем, реформы М. М. Сперанского «объективно препятствовали интегративно-унификаторским тенденциям», так как они «сыграли роль своеобразного барьера, затруднившего распространение на Сибирь реформ 60−70-х годов, имевших демократический характер"2. Но нельзя отрицать и очевидного факта выполнения государством в лице его сибирских органов полицейских функций.

Всплеск интереса к проблемам управления в России вообще и в Сибири, в частности, падает на последнее десятилетие XX в. В значительной степени этот интерес был следствием распада СССР, ослаблением федерального центра и усилением, в свою очередь, местных органов власти на уровне областей и республик. Парад суверенитетов выявил серьезные пробелы в законодательстве, а перед властью возникла реальная угроза потери контроля за.

1 Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. — Новосибирск: Наука, 1982. — С. 330−336.

2 Шишкин, В. И. Государственное управление Сибирью. — С. 2,9. происходившими процессами и возможного распада государства. В этой ситуации историки и обратились к изучению данного вопроса.

С 1996 г. в Новосибирске проходят научные конференции, посвященные проблемам истории местного управления Сибири с момента присоединения ее к России и до настоящего времени. Спектр вопросов достаточно широк.

Серьезный прорыв в изучении вопроса управления Сибирью в XIXначале XX вв. был сделан омским исследователем А. В. Ремневым. В ряде монографий и целой серии статей автор осветил административную политику самодержавия в XIX — начале XX вв.1 Эти работы легли в основу его докторской диссертации. Сложный характер вопросов заставил исследователя акцентировать внимание на двух проблемах, находящихся в основании всего комплекса вопросов, связанных с управлением Сибирью.

Первую можно определить как эволюцию правительственных представлений о Сибири, ее роли и месте в империи. Автор рассматривает длительный и внутренне противоречивый процесс разрушения прежних стереотипов, нарастания в правящих кругах внимания к краю, вызванных как его социально-экономическим развитием, так и активизацией внешней политики России в Азии. Другая ключевая проблема — поиск центром оптимального варианта административно-территориального устройства Сибири и разграничения компетенции высших, центральных и местных органов власти. Стремление правительства унифицировать управление Сибирью и ввести его в рамки общероссийских административных институтов постоянно приходи Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика в первой половине.

XIX в. — Омск: Изд-во ОмГУ, 1995; Он же. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX — начала XX веков. — Омск: Изд-во ОмГУ, 1997.

2 Ремнев, А. В. Административная политика самодержавия в Сибири в XIX — начале.

XX веков / Автореф. дисс. д-ра ист. наук. — СПб., 1997.

3 Зверев, В, А., Матханова, Н. П. Рец. на кн.: Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика в первой половине XIX в. — Омск, 1995; Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика второй половины XIX — начала XX веков. — Омск, 1997 // Гуманитарные науки в Сибири. — 1999. — № 2. — С. 105. ло в противоречие со спецификой зауральского региона'. «Самодержавие как бы топталось на месте, придавая проблемам административной политики в отношении сибирского региона «вечный» характер"2.

С. В. Кодан, анализируя региональное законодательство дореформенной России на примере материалов сибирской реформы 1822 г., указывал, что «в условиях коммуникационных сложностей Сибири довольно подробная (иногда даже излишняя) регламентация деятельности сибирских властей по самым различным вопросам (административным, хозяйственно-финансовым и др.) отводила законодательству важную информационную функцию». Это едва ли не первое обращение к данной стороне сибирского законодательства.

Н. Г. Суворова считала, что осознание необходимости введения однообразной системы управления во всех частях государства на примере реализации задачи управления государственными крестьянами в Сибири встречало препятствия со стороны местных чиновников, охранявших ведомственные интересы, а также крестьян, которые негативно воспринимали изменения в традиционном образе жизни4. Для нас важно то, что исследователь поставил, по сути, вопрос о том, что нельзя однозначно оценивать меры правительства как отрицательные и переоценивать прогрессивность устремлений отдельных частей сибирского общества.

JI. Е. Лаптева, указывая на обширность территории государства, его многонациональный характер, отмечала сложность организации управления. Она подчеркивала, что правительство стремилось унифицировать управле.

1 Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. — Омск, 1997. — С. 247−251.

2 Ремнев, А. В. К вопросу о периодизации административной политики самодержавия в Сибири XIX — начала XX вв. // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI — XX веков. — Новосибирск, 1999. — С. 37.

3 Кодан, С. В. Региональное законодательство дореволюционной России как исторический источник // Методология, историография и источники изучения исторического опьгга регионального развития. — Вып. 2. — Свердловск, 1990. — С. 23.

4 Суворова, Н. Г. Реформа П. Д. Киселева на государственных землях Западной Сибири: проблемы реализации // П. А. Столыпин и исторический опыт реформ в России. — Омск: Изд-воОмГУ, 1997.-С. 163. ние. Однако «реальной централизации добиться не удалось. местные чиновники, особенно генерал-губернаторы, пользовались достаточной свободой принятия решений"1. О. В. Морякова писала о стремлении правительства Николая I к усилению надзора, что привело к созданию новых органов управления2.

В 1999 г. А. В. Ремнев говорил о несовпадении основных этапов административной политики правительства с общепринятой периодизацией истории Сибири, обращая внимание на то, что «малопродуктивным представляется желание жестко увязать периодизацию региональных управленческих процессов с общеимперскими намерениями и действиями центральных властей"3. Он выделил следующие этапы административной политики царизма в регионе: 1801−1822 гг. — создание общей региональной системы управления- 1822−1850 гг. — реализация реформы Сперанского и первые попытки ее корректировки- 1851−1891 гг. — пересмотр административно-территориального устройства и реорганизация государственного устройства Сибири, попытка выработки комплексной программы ее освоения- 1891−1905 гг. — реформа сибирского управления в связи со строительством Транссибирской магистрали- 1906;1917 гг. — ускоренное хозяйственное освоение региона4.

И. JI. Дамешек, рассматривая Сибирь в системе имперского регионализма в конце XVIII в. — 50-х гг. XIX столетия, провела анализ формирования имперской модели управления восточными окраинами России, включения их в общегосударственную систему административного устройства5. Она же проанализировала отношение местного сибирского общества к высшей ре.

1 Лаптева, Л. Е. Региональное и местное управление в России (вторая половина XIX века). — М.: Ин-т гос-ва и права РАН, 1998. — С. 8.

2 Морякова, О. В. Система местного управления России при Николае I. — М.: Изд-во МГУ, 1998.-С. 4.

3 Ремнев, А. В. К вопросу о периодизации административной политики самодержавия в Сибири XIX — начала XX вв. // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI—XX вв.еков. — Новосибирск, 1999. — С. 37.

4 Там же. — С. 38.

5 Дамешек, И. JI. Сибирь в системе имперского регионализма (компаративное исследование окраинной политики России в первой половине XIX в.). — Иркутск: Оттиск, 2002.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ гиональной администрации. Ею было указано, что, ftff?>fiWfiiE5Rc v нтеграции.

Сибири в государство и учитывая геополитическое положение региона, правительство проводило «частые изменения в административной политике государства по отношению к этому краю. Стремясь максимально унифицировать управление этой территорией в соответствии с общероссийской системой, правительство, с одной стороны, пыталось игнорировать сибирскую специфику, а с другой — соглашалось с доводами своих представителей в крае. о необходимости учета особенностей последней"1.

В. Е. Зубов, изучая вопросы реформирования государственной отечественной службы, утверждал, что наличие окраин с их особенностями определило «необходимость создания различных механизмов интеграции окраинных регионов в состав государства с целью обеспечения функционирования его как единого целого». Для нас данный тезис интересен тем, что он обосновывает отношение центра к региону как неотъемлемой части империи, но не как к колонии. М. В. Шиловский также указывал на изменения в правительственной политике по отношению к Сибири со второй половины XIX столетия, направленные на включение региона в общеимперское пространство и ликвидацию определенной специфики в системе управления, социально-экономическом развитии и правовом поле3. Он же выделил основные элементы «государственного феодализма» по отношению правительства к краю. Среди них указал на «произвол административных структур, формируемых выходцами из Европейской России, не связанных с интересами населения и рассматривавших «сибирскую службу» как способ личного обогаще.

1 Дамешек, И. JI. Административно-территориальное деление и высшая сибирская администрация в оценке местного общества XVII — первая половина XIX вв. (ретроспектива) // Административно-государственное и правовое развитие Сибири XVII—XXI вв.еков. — Иркутск: Восточносибирский институт МВД России, 2003. — С. 44.

2 Зубов, В. Е. Реформа государственной службы в контексте модернизационных процессов в Сибири конца XVIII — начала XX вв. // Сибирское общество в контексте модернизации XVIII—XX вв. — Новосибирск, 2003. — С. 292.

3 Шиловский, М. В. Основные направления политики правительства по отношению к Сибири во второй половине XIX — начале XX в. // Сибирское общество в контексте модернизации. -С. 41−43. ния"1.

В 1990;е гг. проявился интерес к истории личностей сибирской бюрократии, в основном к ее высшему составу. Авторы ряда работ хотели через биографию отдельных лиц дать характеристику административной политики правительства в сибирской окраине. Так, Н. П. Матханова в серии статей и монографии представила портретные характеристики ряда крупных представителей восточносибирской администрации. Аналогичные характеристики западносибирским губернаторам дал А. В. Ремнев3. Эти исследования положили начало для создания в будущем словаря сибирских губернаторов, про.

1 Шиловский, М. В. Областничество и регионализм: эволюция взглядов сибирского общества на пути инкорпорации Сибири в общероссийское пространство // Административно-государственное и правовое развитие Сибири XVII—XIX вв.еков. — Иркутск: Восточносибирский ин-т МВД России, 2003. — С. 6.

2 Матханова, Н. П. От Трескина до Муравьева-Амурского (биография сибирского чиновника) // Гуманитарные науки в Сибири. — 1994. — № 2. — С. 15−21- Она же. Чиновник и мемуарист Бернгардт Васильевич Струве // Гуманитарные науки в Сибири. — 1995. — № 1. -С. 37−43- Она же. Генерал-губернатор в системе управления России: закон и практика (на примере Восточной Сибири середины XIX в.) // Проблемы истории местного управления Сибири XVII — XX веков. Тезисы докладов региональной научной конференции. 5−6 декабря 1996 г. — Новосибирск, 1996. — С. 33−37- Она же. Губернаторский корпус Восточной Сибири в середине XIX в. // Гуманитарные науки в Сибири. — 1996. — № 2. — С. 3−9- Она же. Немцы — деятели Восточносибирской администрации XIX в.: Источники для изучения проблемы менталитета и стратификации // Российские немцы: историография и источниковедение: Материалы Международной научной конференции. Анапа, 4−9 сентября 1996 г. — М., 1997. — С. 250−259- Она же. Генерал-губернатор Восточной Сибири М. С. Корсаков // Из глубины времени: Альманах. — Вып.8. — СПб., 1997. — С. 72−79- Она же. Полномочия губернатора в России середины XIX века: закон и действительность // Гуманитарные науки в Сибири. — 1998. — № 2. — С. 13−29- Она же. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX века: В. Я. Руперт, Н. Н. Муравьев-Амурский, М. С. Корсаков. — Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1998. — 428 с.

3 Ремнев, А. В. Генерал-губернатор Западной Сибири А. П. Хрущев и его омский дневник (60−70-е гг. XIX в.) // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея. — 1994. — № 3. — С. 81−87- Он же. Западносибирские генерал-губернаторы первой половины XIX в.: (Биографические очерки) // Страницы исторического прошлого Омска. (XIXначало XX вв.): Краеведческий сборник. — Омск: ИИФФ РАН, 1994. — С. 5−31- Он же. Тобольский губернатор А. И. Деспот-Зенович (60-е гг. XIX в.) // Таре — 400 лет: Проблемы социально-экономического освоения Сибири: Материалы научно-практической конференции. Омск, Тара, 1994 г. — Ч. 1. История и краеведение. Тара и города Сибири и России. — Омск: Изд-во ОмГУ, 1994. — С. 22−27- Он же. Генерал-губернатор Западной Сибири А. О. Дюгамель // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея.-1996,-№ 4.-С. 136−144. тотипом которого стали «Материалы к словарю-справочнику органов государственной власти и местного самоуправления"1.

Современные исследователи отмечают зависимость административной организации зауральских земель «от целого ряда как внутренних, так и внешних факторов. При несомненной важности задач хозяйственного освоения региона, обусловленных неравномерностью заселения различных районов, изменением аграрной и промышленной конъюнктуры, сменой ориентиров в приоритетах развития экономики, существенное влияние на формирование административных границ, на комбинацию управленческих модулей (роль такого модуля долгое время в Сибири играл уезд), на появление новых внутрирегиональных центров, оказывали общеимперские политические и военные установки, диктуемые петербургской элитой. Несовпадение взглядов как в центре, так и на месте на уровень и перспективы развития различных районов Сибири, на формы региональной управленческой иерархии приводило к появлению многочисленных проектов административно-территориального переустройства Сибири и сопредельных территорий"2. Ими же были определены и основные направления дальнейшего изучения административной политики самодержавия в Сибирском регионе: «а) поиск оптимального административного устройства регионаб) разграничение компетенций высших, центральных и региональных учреждений во властной вертикали управленияв) определение принципов и форм организации властной горизонтали управленияг) формирование системы государственных учреждений в Сибирид) правительственная политика по организации госул дарственного аппарата в сибирском регионе» .

1 Власть в Сибири XVI — начала XX века: Межархивный справочник. — Новосибирск, 2002.-С. 141−262.

2 Рабцевич, В. В. и др. Итоги и проблемы изучения административной политики самодержавия в Сибири (XVII-XX вв.) / Рабцевич, В. В., Ремнев, В. А., Конев, А. Ю. // Культурное наследие Азиатской России: Материалы I Сибиро-Уральского исторического конгресса (25−27 ноября 1997 г., г. Тобольск). — Тобольск, 1997. — С. 33.

3 Там же.

Существенное значение для понимания процессов, происходивших в Сибири, имеет статья В. П. Зиновьева1.

В советский и постсоветский периоды много сделано для изучения управления алтайскими заводами2. Нас этот вопрос интересует постольку,.

1 Зиновьев, В. П. Сибирь в экономике России XVIII — начала XX вв. // Сибирь в составе России XIX — начала XX вв. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. — С. 9−40.

2 Бородавкин, А. П. Реформа 1861 г. на Алтае. — Томск, 1972; Громыко, М. М. К вопросу о социальной сущности заводов Западной Сибири в XVIII в. // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. — Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1961. — С. 85−96- Она же. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. — Новосибирск: Наука, 1965. — С. 107−130- Жеравина, А. Н. Очерки по истории приписных крестьян кабинетского хозяйства в Сибири (вторая половина XVIII — первая половина XIX вв.). — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1985; Жидков, Г. П. Кабинетское землевладение (1747−1917). — Новосибирск, 1973. — 264 с.- Карпенко, 3. Г. Горная и металлургическая промышленность Западной Сибири в 1700—1860 годах. — Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1963. — С. 60−61, 141- Она же. Горняки и металлурги Сибири при феодализме // Промышленность и рабочие кадры досоветской Сибири. — Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1978. — С. 13−19- История Сибири. — Т. 2. — С. 216, 231−232- Лукичев, С. С. Заводская барщина приписных крестьян Колывано-Воскресенского горного округа в предреформенный период XIX в. // Вопросы истории Сибири. — Вып. 4. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 1969. — С. 97−103- Соболева, Т. Н. Управление Колывано-Воскресенским (Алтайским) горным округом в XIXначале XX вв. (К историографии вопроса) // Вопросы историографии и источниковедения Сибири периода капитализма. — Томск: Изд-во ТГУ, 1985. — С. 115- Она же. Об управлении городами и горнозаводскими поселками Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа в первой половине XIX в. // Города Алтая: Эпоха феодализма и капитализма. — Барнаул: Изд-во Алтайск. гос. ун-та, 1986. — С. 94−113- Она же. Управление Колывано-Воскресенского (Алтайского) горного округа (1822−1896 гг.) / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — Томск: ТГУ, 1987. — 18 с.- Она же. Управление Кабинетским земельно-арендным хозяйством на Алтае в конце XIX в. // Проблемы истории дореволюционной Сибири. — Томск: Изд-во ТГУ, 1989. — С. 146−155- Она же. Административные преобразования 60−80-х гг. XIX в. на Алтае и их влияние на экономическое развитие Кабинетского округа // Проблемы генезиса и развития капиталистических отношений в Сибири. — Барнаул: Изд-во Алтайск. гос. ун-та, 1990. — С. 145−160- Она же. К вопросу об административно-территориальном устройстве юга Западной Сибири в 1822 году // Областная научно-практическая конференция, посвященная 275-летию города Омска. Секция: История Омска и Омской области. — Омск: Изд-во ОмГУ, 1991. — С. 7−9- Она же. Управление приписными крестьянами Алтайского горного округа в 20−50-е гг. XIX в. // Хозяйственное освоение Сибири. История, историография, источники. — Вып. 1. — Томск: Изд-во Томского гос. ун-та, 1991. — С. 29−36- Соболева, Т. Н., Разгон, В. Н. Очерки истории кабинетского хозяйства наАлтае (вторая половина XVIII — первая половина XIX в.): управление и обслуживание. — Барнаул: Изд-во Алтайск. гос. ун-та, 1997. — 258 е.- Она же. Административно-территориальное устройство Алтайского округа в 1856—1917 годах // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI—XX вв.еков: Материалы III Региональной научной конференции, 19−20 ноября 1998 г. — Новосибирск, 1998. — С. 56−60- Она же. Управление Алтайского (горного) округа и Змеиногорского края в 1861—1917 гг. // Серебряный венец России: Очерки истории Змеиногорска. — Барнаул, 1999. — С. 238−266. поскольку он отражает развитие исторической мысли не только по отношению к отдельному объекту, но и к вопросам управления Сибирью в целом.

О росте интереса со стороны ученых к вопросам управления Сибирью свидетельствует появление в последние годы ряда диссертационных исследований1. Их авторы основное внимание обращали на организацию управления на местах, деятельность отдельных представителей высшей бюрократии, анализ положения чиновничества.

Вместе с тем следует отметить, что практически совсем не исследованы вопросы функционирования центральных органов власти в Сибири в целом, и Сибирских комитетов, в частности. Характеристику Сибирских комитетов пытались дать уже их современники, однако, как уже было отмечено выше, в советской историографии к характеристике I Сибирского комитета обратился лишь С. Б. Окунь, который охарактеризовал источниковедческую базу его материалов. Не стали исключением и работы Н. П. Ерошкина', посвященные истории государственного аппарата дореволюционной России.

1 Зубов, В. Е. Административный аппарат Западной Сибири в конце XVIII — первой половине XIX в. / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — Новосибирск, 1997. — 26 е.- Шаходано-ва, О. Ю. Центральные и местные органы управления Западной Сибирью в конце XVIначале XVIII века / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — Тюмень, 2000. — 29 е.- Панина, С. Л. Становление и развитие городского самоуправления в Восточной Сибири в 18 701 917 гг. / Автореф. дис. канд. ист. наук. — Красноярск, 2002. — 24 е.- Палин, А. В. Томское губернское управление в 1895—1917 гг.: структура, компетенция, администрация / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — Кемерово, 2002. — 27 е.- Вакулов, В. Е. Военная и политическая деятельность Н. Н. Муравьева-Амурского / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — М., 2003. — 26 е.- Кошкаров, А. Ю. Российская историография губернского управления в Сибири в 1708—1822 гг. / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — Тюмень, 2003. — 22 е.- Кускашев, Д. В. Исторический опыт деятельности органов городского самоуправления Енисейской губернии в социально-хозяйственной сфере. (1870 — 1914 гг.) / Автореф. дисс. канд. ист. наук. — Абакан, 2003. — 22 е.- Мишков, А. В. Институт губернаторства в России: политико-правовой анализ / Автореф. дисс.. канд. юрид. наук. — М., 2003. -22 е.- Осипенко, С. В. Общественно-политические проекты Г. С. Батенькова / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — М., 2003. — 22 е.- Павлов, А. А. Губернатор И. И. Крафт: опыт управления Якутской областью / Автореф. дисс. канд. ист. наук. — Якутск, 2003. — 24 е.- Поповичева, Ю. Н. Дальневосточное чиновничество во второй половине XIX века / Автореф. дисс. канд. ист. наук. — Владивосток, 2003. — 30 е.- Харитонова, Г. Б. Государственная и политическая деятельность М. М. Сперанского. 1797−1838 гг. (Исторический аспект исследования) / Автореф. дисс. канд. ист. наук. — М., 2003. — 22 е.- Растягаева, Г. И. Чиновничий аппарат главного управления Западной Сибири (1822−1882 гг.) / Автореф. дисс. канд. ист. наук. — Омск, 2006. — 28 с.

Исследователь отметил, что «на правах высших учреждений в первую половину XIX в. существовал в России ряд специальных высших комитетов: два Сибирских комитета (первый — в 1821—1838, а второй — в 1852—1864 гг.). были созданы для разработки и введения на соответствующих национальных окраинах нового управлениядля этих же окраин они являлись законосовещательными и высшими административными учреждениями, а также органами надзора за деятельностью их местного аппарата"1. Сибирским комитетам уделила внимание в своей диссертации и Т. Г. Архипова «Высшие комитеты России второй четверти XIX в. (К истории кризиса феодально-крепостнической государственности)"2. К сожалению, характеристика комитетов сведена к перечислению вопросов, которые рассматривались на их заседаниях. В целом, деятельность комитетов Т. Г. Архипова оценивает как безрезультатную. В этой связи, следует согласиться с И. Б. Марковой, которая отметила, что «исчерпывающую оценку Сибирским комитетам можно дать лишь в том случае, если рассматривать их не изолированно, а в контексте всей реформаторской деятельности самодержавия в период кризиса феодальной формации» .

Особый интерес представляет II Сибирский комитет, действовавший в 1852—1864 гг. как орган высшего управления и надзора за местной сибирской администрацией. Комитет был создан как реакция на доклад по итогам ревизии, проведенной генерал-адъютантом Н. Н. Анненковым в Западной Сибири. Именно комитеты, в частности Главные, в царствование императора Николая I являлись органами, с помощью которых самодержавие пыталось повысить эффективность управления окраинами. Ерошкин, Н. П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. — М.: Учпедгиз, 1960. — С. 196- Он же. Крепостническое самодержавие и его политические институты. — М.: Мысль, 1981. — С. 199.

2 Архипова, Т. Г. Высшие комитеты России второй четверти XIX в. (К истории кризиса феодально-крепостнической государственности) / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. -М.: МГИАИ, 1970.-22 с.

3 Маркова, И. Б. Вопросы организации управления Сибирью периода позднего феодализма в советской историографии // Вопросы историографии Сибири и Алтая. — Барнаул: БГПИ, 1998.-С. 57−58.

О том, как мало внимания в нашей исторической науке уделялось изучению деятельности Сибирских комитетов свидетельствуют данные о них в фундаментальных трудах конца 60-х гг. XX в. В «Истории Сибири» отмечалось создание I Комитета, его закрытие, последовавшие за этим проблемы управления и создание II Комитета. Характерно, что оба органа рассматривались как один1.

В статье «Советской исторической энциклопедии» присутствует тот же подход. Комитет рассматривается как «высший законосовещательный и административный орган царской России по делам Сибири». Автор материала Н. П. Ерошкин, правда, указал, что на втором периоде «преобладали вопросы высшего управления». Он выделил такие направления деятельности этого органа, как рассмотрение отчетов генерал-губернаторов и губернаторов, меры по управлению государственным имуществом, горной промышленностью, просвещением. Интересно, что отчеты Комитетом не рассматривались, в дела Кабинета он не вмешивался, а что касается госимущества и просвещения, то эти сферы не были главными в его работе.

Сравнивая статьи в «Советской исторической энциклопедии» и «Энциклопедическом словаре» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, необходимо отметить, что в 1895 г. информация была даже более обширна: отмечалась роль в создании II Комитета, который, правда, рассматривался как восстановление л первого, ревизии Анненкова, определялись функции .

Одним из первых, кто в отечественной исторической науке обратил внимание на II Сибирский комитет, был А. С. Кузнецов. В статье «Сибирская программа царизма», вышедшей в 1972 г., им была поставлена цель проанализировать взгляды правительства на Сибирь в середине XIX в., на основании двух документов: «Проекта общего и подробного плана всех работ, предстоящих Комитету по устройству Сибири» и «Исчисления работ». Ис.

1 История Сибири. — Т. 2. — С. 459.

2 Советская историческая энциклопедия (далее СИЭ). — Т. 12. — М., 1969. — С. 826.

3 Брокгауз, Ф. А., Ефрон, И. А. Энциклопедический словарь. — Т. 15а. — СПб., 1895. -С. 843. следователь выделил причины возрастания интереса правительства к восточным окраинам с 30-х гг. XIX в., указав на такие, как появление и развитие частной золотопромышленности в регионе, актуализация вопроса о ссылкеук-зывал на ересь архимандрита Израиля, чувство реальной угрозы отторжения региона от России, исходившее от Англии и Соединенных Штатов. Перед правительством встал вопрос: «Чьим резервом будет Сибирь в назревающем в стране конфликте? Отсюда потребность разработки общей «концепции» Сибири и определения магистральных линий правительственной деятельности по отношению к ней"1.

Ученый проанализировал планы правительства в развитии горного промысла, обрабатывающей промышленности и торговли, сословной политики, совершенствования волостного управления, проведения землеустройства, национальной налоговой политики, местного управления, образования и пришел к выводу, что «царизм рассматривал Сибирь как внешнюю область, не имеющую органической связи с историческим ядром государства. Правительство квалифицировало отношения центра и окраины как отношения метрополии и колонии"2. В целом, принятая программа правительства носила «консервативный, а подчас и прямо реакционный характер"3.

Признавая большую заслугу А. С. Кузнецова в постановке проблемы, нельзя согласиться со столь односторонней оценкой позиции правительства. Более того, он сам отмечал сложность ситуации, указывая на то, что, с одной стороны, поставленная центром задача слияния восточных окраин с прочими частями государства носила прогрессивный характер, с другой, средства, по его мнению, приводили к противоположному результату. Правда, не понятно, как средства могли не только тормозить прогресс, но и иметь противоположные поставленным целям результаты. В итоге интеграция Сибири в об.

1 Кузнецов, А. С. Сибирская программа царизма 1852 г. // Очерки истории Сибири. -Вып. 2. — Иркутск: ИГПИ, 1971. — С. 13.

2 Там же. — С. 25.

3 Там же. щероссийское пространство в конечном итоге состоялась как непреложный факт.

Позже исследователь существенно расширил свои взгляды на II Сибирский комитет1. Он показал значение ревизии Н. Н. Анненкова для создания Комитета, частично определил его состав и предпринял попытку характеристики отдельных членов. Достаточно много внимания ученый уделил анализу функций этого органа, который с момента возникновения в общем порядке государственного управления стоял как-то особняком. Законосовещательная функция делала Комитет как бы «малым Государственным советом» по делам Сибири. Однако А. С. Кузнецов указал и на то, что «разграничение ведомства с настоящим Государственным советом было крайне неопределенл ным». Исследователь показал борьбу в Комитете по определению предмета программы его деятельности, по вопросам компетенции, учреждения дворянства в Сибири, ссыльного и волостного управления, об организации переселения крестьян из Европейской России, устройства ссыльных. Было отмечено, что решающую роль в определении направления работы и подходов в решении вопросов сыграл Николай I. Важно, что к концу 50-х гг. XIX в. территориальные функции данного органа существенно расширились в связи с решением вопросов управления Русской Америкой. Автор широко использовал материалы фонда 1265 Российского государственного исторического архива (далее РГИА) описей 1, 6, 8, 10, где отложились подготовительные материалы. Однако журналы заседаний Сибирского комитета почему-то не были исследованы. Им было отмечено, что в отечественной исторической науке в целом проблема изучена довольно слабо.

1 Кузнецов, А. С. Второй Сибирский комитет // Политика царизма в Сибири в XIX — начале XX в. — Иркутск: ИГПУ, 1987. — С. 25.

2 Там же. — С. 7−8.

Уже в 1990 г. А. В. Ремнев обратил внимание на этот же вопрос- «сибирскую программу» царизма в 1852 г. 1. Его взгляды были обобщены в двух монографиях, вышедших в 1995 и 1997 гг. Анализируя результаты ревизии Н. Н. Анненкова, он указал, что «.постепенно под влиянием местных обстоятельств и осознания необходимости переосмыслить общие подходы к формированию правительственной политики по отношению к Сибири заурядная ревизия превратилась в мероприятие, приведшее к значительным последствиям. Результаты ревизии побудили самодержавие внимательней отнестись к нуждам сибирского края» .

Во второй монографии исследователь посвятил отдельный параграф л.

II Сибирскому комитету и его программе. Им определено, что создание данного органа было продиктовано возрастающим значением региона в азиатской политике правительства, а также комплексом причин управленческого и социально-экономического характера. Ученый указал на такие причины, как изменения в сибирской администрации и существование разных подходов к решению вопросов совершенствования управления, недостатки которого были видны всемнеспособность Комитета министров эффективно решать задачи регионального управления.

А. В. Ремнев заметил, что сама по себе попытка составления программы по Сибири была новым подходом, хотя итоговый документ можно назвать программой «лишь с большой долей условности"4. Это связано с борьбой министров за сохранение прежнего порядка. Много внимания в работе уделено попытке составления «наказов» для губернских и окружных учреждений. Говоря о ликвидации Комитета в 1864 г., исследователь основную причину этого видит в личных амбициях В. П. Буткова, явно не принимая во.

1 Ремнев, А. В. К истории создания «сибирской программы» царизма 1852 г. (некоторые аспекты источниковедческого анализа) // Проблемы источниковедения и историографии Сибири досоветского периода. — Омск: ОмГУ, 1990. — С. 58−69.

2 Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. — Омск, 1995. — С. 191−192.

3 Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. — Омск, 1997. — С. 53−69.

4 Там же. — С. 61. внимание изменившиеся подходы к вопросам управления в высших правительственных сферах, которые наметились в первой половине 60-х гг. XIX в. Говоря о значении Комитета, А. В. Ремнев отмечал, что, несмотря на то, что ему не удалось существенно переменить отношение верхов империи к Сибири, тем не менее, этим органом был поставлен ряд проблем, начата их разработка. Исследователь уловил основные тенденции правительственной политики в области управления. Комитет «повысил управляемость регионом, обеспечил принятие многих важных управленческих решений"1. А. В. Ремнев в одной из своих работ поставил вопрос в целом о значении высшей государственной власти в вопросах управления регионом2.

А. В. Комаров, со своей стороны, обратил внимание на то, что Сибирские комитеты улучшили управление регионом, вносили в деятельность имевшихся правительственных структур новое содержание. Главным недостатком в работе II Комитета было то, что «основываясь на правовой базе, созданной в процессе работы I Сибирского комитета, он не произвел необходимых изменений этой базы, заложив лишь основы необходимых преобразований"3. В своем диссертационном исследовании он, изучая вопросы, связанные с организацией деятельности особых органов центрального управления Сибирью на протяжении более 200 лет, уделил особое внимание Сибирским комитетам. Вместе с тем, если применительно к первому комитету, А. В. Комаров выделил основные вопросы, рассматриваемые на нем, то, анализируя период 1852—1864 гг., ученый этого не сделал4.

1 Ремнев, А. В. Самодержавие и Сибирь. — Омск, 1997. — С. 69.

2 Ремнев, А. В. Комитет министров и высшие территориальные комитеты в 60−80 гг. XIX в.: Российский вариант организации регионального управления // Общественное движение и культурная жизнь Сибири (XVIII-XX вв.). — Омск: Изд-во ОмГУ, 1996. -С. 55−66.

3 Комаров, А. В. «Особые комитеты» в административной политике Российской империи.

XIX в. // Административно-государственное и правовое развитие Сибири XVII—XXI вв.еков. — Иркутск, 2003. — С. 125.

4 Комаров, А. В. Особые органы центрального управления Сибирью в XVII — начале.

XX вв. / Автореф. дисс.. канд. ист. наук. — Иркутск, 2004. — С. 17−19.

В своем фундаментальном труде И. JL Дамешек представила информацию об отдельных сторонах деятельности объекта нашего исследования1.

В последнее время в нашей стране было высказано мнение: «Наиболее интересные — в смысле оригинальности и нетрадиционности взгляда — исследования истории нашей страны всегда, с древнейших времен, создавали иностранцы. Возможно здесь сказывается суровая непредвзятость объективнол го научного критицизма?». Так предварил публикацию на русском языке книги Д. Хоскинга «Россия и русские» анонимный отечественный «эксперт» в аннотации к данной работе. Американский ученый пришел к выводу: «Она (Россия. -В. В.) продолжит играть главную роль в формировании мира XXI в. и, бесспорно, роль отрицательную"3.

Каждая точка зрения имеет право на существование, если она подтверждена фактами, архивными материалами. Однако о каком «объективном научном критицизме» может идти речь, когда данное исследование носит компилятивный характер. Вместо анализа различных данных приводятся выдержки из отдельных работ. Более того, Сибирь существует для американского ученого только в XVII в., как объект русской колониальной экспансии. Позже, ни в XVIII, ни в XIX столетиях положение в ней не интересует человека, взявшего на себя труд дать историю страны. Так, говоря о регионах, где не были введены земства, он не преминул упомянуть Польшу, Прибалтику, Кавказ, но забывает о Сибири4.

В целом для большинства западноевропейских и американских исследователей характерны европоцентризм, пренебрежение источниками, тяготение к рассуждениям более политологическим, чем историческим, отсутствие внимания к восточным окраинам. Различия они могут видеть только в плане национальном, но никак не в региональном и социальном.

1 Дамешек, И. JI. Российские окраины в имперской стратегии власти (начало XIX — начало XX вв.). — Иркутск: Изд-во Иркутск, ун-та, 2005. — С. 183−200.

2 Хоскинг, Д. Россия и русские. — Кн. 1. — М.: Транзиткнига, 2003. — С. 4.

3 Там же. — С. 5−6.

4Там же.-С. 367.

Очень характерна в этом отношении статья Дж. П. ЛеДонна «Административное районирование в Российской империи», в которой автор вообще не рассматривает Сибирь, за исключением однократного упоминания Омска, где располагался штаб Отдельного корпуса1.

Правда, и на основе указанных подходов иногда можно прийти к правильным, на наш взгляд, выводам. Так, А. Ридер полагает, что Россия всегда была полиэтническим государством, без доминирующей нации. Он полагает, что ей присущи национальная терпимость и отсутствие дискриминации, привлечение к управлению аристократии разных народов2. Это подтверждает мысль о том, что Россия не может ассоциироваться с империями, созданными западноевропейскими государствами.

Другие исследователи, пытаясь понять механизмы управления обширной страной, указывали на такие особенности, как укрепление личной зависимости и патернализма из-за обширности территорий и необходимости опираться на военную силузакономерности проведения политики централизации власти с целью обеспечения стабильности3.

Некоторые ученые пытались изучить правительственный аппарат России, его состав, учреждения, их функции4. Только они не сделали попытки связать его с местной администрацией, установить механизмы их взаимодействия.

Объектом нашего исследования является II Сибирский комитет как составная часть системы имперского управления восточными окраинами Рос.

1 Le Donne, J. P. Administrative regionalization in the Russian empire 1802−1826 // Cahiers du Monde russe. — 2002. — № 43/1 (Janvier-mars). — P. 5−29.

2 Rieber, A. J. Persistent factors in Russian foreign policy: an interpretative essay // Imperial Russian Foreign Policy / by ed. Ragsdale, H. — Cambridge: Hardcover, 1993. — P. 347.

3 Brunt, P. A. Social Conflicts in the Roman Republic. — London: Chatto & Windus, 1971. -P. 48−50- Le Donne, J. P. The Russian Empire and the World, 1700−1917: The Geopolitics of Expansion and Containment. — New York, 1997. — P. 1−20.

4 Lincoln, W. B. In the Vanguard of Reform: Russia’s Enlightened Bureaucrats. 1825−1861. -DeKalbIllinois: Northern Illinois University Press, 1982; Pintner, W. M. The Social Characteristics of the Early Nineteenth-Century Russian Bureaucracy// Slavic Review. — 1970. — Vol. 29. — № 3. — P. 429−443- Feld, D. The End of Serfdom: Nobility and Bureaucracy in Russia, 1855−1861. — CambridgeMass.- London: Harvard Univ. Press, 1976. сии. Данная система имела длительную эволюцию становления, развития, формирования и совершенствования структуры. Изменение подходов центра к проблемам управления регионами определялось степенью освоения края, ходом колонизации, его геополитическим положением, степенью централизации власти в стране, уровнем социального и экономического развития, внутриполитической ситуацией и внешнеполитической обстановкой.

Предметом исследования определена деятельность Сибирского комитета как органа имперского управления регионом с присущими ему функциями, определенными не только указом об учреждении Комитета, но и выработанной программой деятельности, практическим функционированием этого органа на протяжении всего периода его работы.

Цель исследования -] выявить механизм^ деятельности II Сибирского комитета по управлению восточными окраинами Российской империи во всех сферах экономической, социальной, культурной жизни региона.

Из широкого спектра проблем, связанных с реализацией указанной цели необходимо решить следующие задачи:

— выявить комплекс причин создания Комитета;

— раскрыть и проанализировать основные положения программы деятельности этого органа и определить пути их реализации;

— определить персональный состав, взгляды членов Комитета;

— выявить основные направления деятельности данного органа по вопросам хозяйственного управления, сословной политики, освоения казахстанской степи, национальной политики, землепользования, образования и связи, совершенствования функционирования органов власти на местах;

— раскрыть механизмы взаимодействия с министерствами, Государственным советом, генерал-губернаторами, Главными управлениями Западной и Восточной Сибири;

— определить уровень эффективности работы данного органа;

— установить причины ликвидации Комитета;

— определить роль и значение данного органа в развитии Сибири, совершенствовании управления на восточных окраинах империи.

Мы не ставим отдельной задачи по исследованию деятельности правительства в сфере управления кабинетскими землями. Во-первых, они управлялись собственно Кабинетом, находились на особом положении и являлись отдельным субъектом права в Сибири. Во-вторых, отечественные историки уже изучили многие аспекты управления и функционирования всего комплекса кабинетского хозяйства в Алтайском и Нерчинском округах.

Территориальные рамки исследования охватывают территорию Западной и Восточной Сибири, Дальний Восток, Казахстан до реки Чу. Площадь всей территории составляла более 15 млн. кв. км1. Население в начале 50-х гг. XIX в. насчитывало около 3 млн человек. Из них русских было более 2 млн2.

Хронологические рамки работы включают 50-е — середину 60-х гг. XIX в. — время функционирования Сибирского комитета как высшего органа государственной власти по управлению восточными окраинами империи. С тем, чтобы проследить имевшие место тенденции и предпосылки многих явлений, с которыми сталкивалось правительство, иногда приходится затрагивать более ранние периоды.

Источииковая база классифицируется по следующим видам: законодательные акты, делопроизводственная документация, статистические источники, документы личного происхождения (мемуары, дневники, письма), периодическая печать. Большинство неопубликованных материалов отложилось в фондах Российского государственного исторического архива.

Как известно, при образовании II Сибирскому комитету было поручено приступить к решению дел, касающихся Сибири, которые рассматривались в различных центральных ведомствах страны. В связи с этим министерства и.

1 Россия: Энциклопедический словарь. — JI.: Лениздат, 1991. — С. 865,868,869.

2 Подсчитано нами по: Гагемейстер, Ю. А. Статистическое обозрение Сибири. — Ч. 1. -СПб.: Типография 2 отделения СБИВ Канцелярии, 1854. — С. 1−3. ведомства Российской империи в течение лета 1852 г. передали все дела в Сибирский комитет. Всего было передано в комитет 134 дела, из них неоконченных было 102. Так был сформирован первоначальный состав делопроизводственного корпуса II Сибирского комитета.

В процессе деятельности II Сибирский комитет значительно расширил свое делопроизводство. За тринадцать лет работы сформировался архив этого органа, включающий в себя без малого 3 тыс. дел. Из общей их массы можно выделить наиболее емкие по своему содержанию журналы комитета (опись 13). Они составлялись по результатам заседаний комитета и являются важнейшим видом документов. В них излагались проблемы, стоящие на повестке заседаний, приводились точки зрения различных министров и главноуправляющих по одним и тем же вопросам, их видение проблемы и содержались принятые решения. Однако это не стенограммы, поскольку несколько выступлений одного и того же должностного лица излагались как единое целое. Окончательные решения аргументировались теми фактами, какими оперировала победившая сторона. Журналы представлялись на утверждение императору.

Формуляр документа имел четкую, устоявшуюся структуру, которая сама по себе дает интересный материал. На титульном листе указывался номер заседания, дата. Всегда отмечался председатель, присутствующие члены, относительно отсутствовавших указывалась причина отлучки. Далее шли разделы «Слушали» и «Положения комитета». В первом излагалась суть вопроса, аргументы различных ведомств, без указания фамилий докладчиков. Нередко здесь же помещались исторические и юридические справки. Решения также сопровождались аргументами и обоснованиями. После основных вопросов помещались утвержденные решения министерств и ведомств. Все присутствующие подписывали протоколы заседаний Комитета, что говорит о том, что они составлялись позже, спустя несколько дней после заседаний. Следует отметить, что составление документа осуществлялось оперативно.

Период после заседания и подписания протоколов императором составлял самое долгое три недели, а иногда — семь дней.

Все остальные документы, хранящиеся в фонде 1265, представляют собой дела, возникшие при рассмотрении каких-то отдельных проблем. Делопроизводственные документы фонда, составляющие его большинство, интересны, прежде всего, тем, что они позволяют проследить не только точки зрения различных министров и других высокопоставленных чиновников, но и выяснить, как формировались их взгляды, на что они опирались при выработке своих предложений. Эти дела содержат многочисленные вспомогательные документы, приложения, отчеты губернаторов и других лиц, участвовавших в выработке окончательного решения. Использование только журналов Комитета не может дать полную картину положения дел, тем более данным видом источников фонд 1265 не исчерпывается. Большой интерес представляют материалы, систематизированные в описях 1−10. Сюда входят погодные первичные материалы, связанные с подготовкой того или иного решения. Именно здесь отложились сведения о том, как принимались конкретные решения по всему спектру поднимаемых проблем.

Например, по итогам ревизии Н. Н. Анненкова по отдельным направлениям имеются дела, охватывающие практически все замечания и обнаруженные недостатки. Только в описи 1 имеются материалы по вопросам: «По всеподданнейшим докладным запискам ревизовавшего Западную Сибирь генерал-адъютанта Анненкова: и о некоторых изменениях в порядке нынешнего управления Сибирьюи о необходимости введения в Сибири тех же сословий, какие существуют в других частях империи» (д. 1), по ревизии Тобольского и Томского губернских правлений (д. 8), Тобольской казенной палаты (д. 10), об образовании в Сибири дворянского сословия и о нехватке благонадежных и способных чиновников (д. 167), о состоянии волостного управления (д. 178), об устройстве ссыльных (д. 188), об окружном управлении (д. 201), о главных управлениях (д. 203).

В отличие от журналов, излагавших разные точки зрения схематично, здесь представлен весь спектр мнений и предложений по конкретным вопросам. В том же первом деле помимо записок ревизора помещены мнения управляющего Министерством финансов, товарища министра внутренних дел (далее — МВД), министров юстиции, государственных имуществ, главноуправляющего II отделением собственной его императорского величества (далее — СЕИВ) канцелярии. Внимательный, скрупулезный анализ этих материалов позволяет понять ту борьбу, которая шла в правительственных верхах по отдельным предложения Н. Н. Анненкова. Запискам министров, главноуправляющих, генерал-губернаторов принадлежала важная роль во всей системе делопроизводства, поскольку именно в них содержались основные сведения по рассматриваемым проблемам, приводились фактические данные, статистические материалы, давалась развернутая аргументация в пользу того или иного мнения. Часто они сопровождались ссылками на историю вопроса, приводились положения действующего законодательства.

Только внимательный разбор мнений А. И. Чернышева, В. А. Долгорукова, К. В. Нессельроде, П. Ф. Брока, П. Д. Киселева, Д. Г. Бибикова, А. С. Норова, А. Ф. Орлова, JI. А. Перовского, П. А. Клейнмихеля, В. Н. Панина показывает отношение высшей чиновной бюрократии к вопросу о составлении программы правительственных мер по отношению к Сибири. Если в журнале записано только решение, то материалы дела 132 первой описи показывают весь драматизм ситуации, спектр разных подходов к решению одной проблемы.

Большой интерес представляют сведения о делах, находящихся в министерствах и ведомствах, которые ежегодно представлялись Комитету. Для нас они важны в том отношении, что дают материал для выявления механизма взаимодействия данного органа с отдельными структурами управления.

Сибирский комитет никогда конкретно не рассматривал отчеты генерал-губернаторов императорам, поскольку это не входило в его компетенцию. Однако данное обстоятельство не говорит о том, что данный вид документов был вне поля его деятельности. Каждое замечание самодержца находило отклик в решениях Комитета. JI. Е. Шепелев, ссылаясь на мнения А. Н. Куломзина и Ф. П. Корнилова, поставил под сомнение эффективность работы Комитета министров в этом направлении1. Данное мнение может быть признано правильным только относительно Комитета министров конца 60-х гг. XIX в., когда на этот орган обрушился вал дел. Что касается Сибирского комитета, то можно сказать, что все пометки и резолюции императора на отчетах находили разрешение в ходе его работы.

Именно подготовительные материалы дают информацию о положении дел во всех сферах экономической, социальной, управленческой жизни восточных окраин. Делопроизводственные документы показывают и то, как относились к решению той или иной проблемы местные власти. Следует отметить, что практически все они были хорошо оформлены и тщательно подготовлены к длительному хранению.

Использование только фонда Сибирского комитета могло сузить ис-точниковую базу исследования. Поэтому при подготовке работы использовались и другие фонды, сформированные в ходе государственной деятельности, материалы которых отложились в РГИА. Любопытны материалы Комитета министров, где имеются данные о функционировании Особого комитета для рассмотрения дел по Сибирскому краю, созданного в 1813 г. и являющегося прообразом всех последующих главных комитетов. Использовались частично материалы I Сибирского комитета (Ф. 1264) с целью определения, насколько застарелыми были те или иные вопросы, рассматриваемые в 50-е гг. Думается, что оправданным является обращение к материалам фонда 1178, где отложились материалы дела об учреждении в 1846 г. Особого комитета для рассмотрения соляной части в России. Они позволяют судить о том, на.

1 Шепелев, JI. Е. Чиновный мир России. XVIII — начало XX в. — СПб.: Искусство, 2001. -С. 61. сколько остро стоял перед правительством вопрос стимулирования этой отрасли хозяйства.

В отделе рукописей Российской национальной библиотеки имеется фонд 637 — фонд Репинского К. Г., чиновника II отделения СЕИВ канцелярии. Именно здесь находим свидетельства, показывающие, как готовились первичные материалы для министров и то, как высшие чиновники осуществляли редакцию полученных справок, сглаживая острые углы и затушевывая противоречия. Здесь же, в фонде 124 — «Собрание П. Л. Вакселя» — собраны письма Н. Н. Муравьева-Амурского к Н. А. Милютину и П. Д. Киселеву. Их значение нельзя переоценить. Во-первых, они носили личный характер и были намного откровеннее, чем официальные записки, рапорты и отчеты, которые отправитель составлял, занимая официальную должность. Во-вторых, послания дают возможность определить, какие группировки складывались в правительстве по отношению к проводимым в Сибири мерам.

Важным звеном в структуре органов управления, связанных с деятельностью II Сибирского комитета, являлись Главные управления Западной и Восточной Сибири. Делопроизводственные документы этих органов отложились в фондах Государственного архива Омской области (ф. 3. — Главное управление Западной Сибири) и Государственного архива Иркутской области (ф. 24 — Главное управление Восточной Сибири). Документы этих фондов обширны и разнообразны по своему составу. Фонд Главного управления Западной Сибири (далее ГУЗС) отличается тем, что в нем сосредоточены материалы ревизии генерал-адъютанта И. Н. Анненкова, результаты которой и вызвали создание II Сибирского комитета. В целом же оба фонда Главных управлений содержат большой материал по истории хозяйственного развития региона, они позволяют оценить, как принятые решения Сибирского комитета были реализованы на месте. Документы этих фондов открывают любопытные подробности «пробуксовки» различных мероприятий, проводимых Сибирским комитетом. Они демонстрируют то, что некоторые вопросы были проработаны без учета всех обстоятельств и специфики развития региона. Вместе с тем, общий курс на интеграцию Сибири в общероссийское правовое, социальное и хозяйственное пространство, проводимый Сибирским комитетом, в целом отвечал нуждам региона. Документы фондов Главных управлений Западной и Восточной Сибири позволяют также проследить этапы взаимодействия центральных и местных органов власти в период деятельности II Сибирского комитета.

Следующим звеном в иерархии неопубликованных архивных источников можно считать документы губернских управлений и других губернских учреждений (казенных палат, статистических и тюремных комитетов). Здесь большой интерес представляют протоколы заседаний губернских советов и правлений, где отражена реакция местных властей на правительственные меры. Интересно проследить, как инициатива, возникшая в Санкт-Петербурге, проходила обсуждение в главных управлениях, поступала в губернии, оттуда по назначению в отдельные структуры управления, а затем вновь проходила всю административную цепочку, приобретая форму окончательного решения. Иногда дело затягивалось из-за отсутствия необходимых данных или нерасторопности отдельных чиновников.

IВ диссертации использованы документы Тобольского филиала Государственного архива Тюменской области. В фонде Тобольского губернского попечительного о тюрьмах комитета (ф. 659) отложились материалы о распределении ссыльных по Сибири, некоторые законодательные инициативы по реорганизации ссылки. Из Государственного архива Томской области были использованы также документы фонда главного инспектора училищ Западной Сибири (ф. 125), в котором сохранились материалы о развитии образования в Западной Сибири в середине XIX в.

В качестве вспомогательных рассмотрены документы Государственного архива Кемеровской области. В частности, в фонде Кузнецкого окружного суда (ф. Д-28) сохранились документы о проведении ревизий губернского уровня, они дают возможность проследить схему проведения самих ревизий и использования их результатов для совершенствования делопроизводства. Из фонда Мариинского горного округа (ф. Д-3) этого же архива были привлечены документы о развитии золотопромышленности в Томской губернии. Документы губернского уровня позволяют детализировать многие сюжеты, изучаемые в диссертации. Хотя губернские учреждения практически не находились в контактах с Сибирским комитетом, документы их фондов все же представляют определенный интерес, так как именно в них готовились основные материалы, которые потом поступали в Главные управления и использовались при подготовке отчетов, отправляемых в Санкт-Петербург. Фонды губернских учреждений, как и фонды Главных управлений Западной и Восточной Сибири, дают сведения об особенностях реализации принятых в Сибирском комитете решений.

Опубликованные источники можно разделить на группы законодательных, статистических материалов, мемуарную литературу и периодическую печать. Законодательные акты, касающиеся истории II Сибирского комитета, опубликованы во втором собрании Полного собрания законов Российской империи (далее ПСЗРИ). Прежде всего, это некоторые важные решения самого Сибирского комитета. Они были изданы еще в период деятельности комитета и касались различных сфер. В них отражена законодательная реакция на деятельность Комитета, который зачастую сам являлся инициатором принятия отдельных актов. Через него проходило обсуждение тех или иных положений, у истоков которых стояли отдельные центральные ведомства или генерал-губернаторы.

Большую часть документов ПСЗРИ представляют решения Сибирского комитета по административному устройству Сибири. В полном собрании опубликованы штаты различных административных учреждений, законы о территориальных изменениях и т. д. Вместе с тем, в ПСЗРИ помещались и другие документы Сибирского комитета, в частности, положения по некоторым хозяйственным вопросам (золотопромышленности, винокурении, солеварении).

Естественно, в силу характера данных источников нужно учитывать, что они неравнозначны по своей важности с точки зрения анализа характера и особенностей управления. Приходится проводить определенный их отбор. Тем не менее, необходимо констатировать, что даже самые незначительные из них дают ценную информацию по механизму взаимодействия центральных и местных органов власти, показывают знание в центре особенностей края, дают возможность выявления приоритетов и основных направлений государственной политики в регионе.

Именно здесь опубликованы указы о создании и ликвидации Комитета, что позволяет определить его задачи и функции, уровень компетенции. Только так можно выяснить эффективность деятельности данного органа. В связи с этим следует отметить, что в нашей литературе сформировалось целое направление, определяющее эффективность работы тех или иных органов, учреждений с точки зрения современных оценок, подходов и представлений. Не отрицая правомерности такого подхода, отметим, что он является не столько историческим, сколько политологическим. Эффективность следует определять с точки зрения тех целей и задач, какие ставились при создании того или иного органа.

Особую группу источников составляют статистические материалы, которые нашли отражение в изданном Ю. А. Гагемейстером «Статистическом обозрении Сибири». Работа Гагемейстера в источниковедческом плане интересна уже тем, что в ней впервые были опубликованы сведения, составленные на основании отчетов губернаторов, материалов Министерства финансов. Несмотря на то, что вопрос о достоверности губернаторских отчетов до сих пор является спорным в нашей исторической науке, отметим, что эти данные могут быть использованы при анализе, поскольку позволяют в любом случае проследить тенденцию, развитие того или иного процесса хозяйственной жизни, демографии. Статистические сведения, имеющиеся в архивных делах, позволяют не только проверить достоверность официально опубликованных данных, но и существенно их дополняют, дают возможность проследить динамику исследуемых процессов.

Существенное значение имеет то обстоятельство, что с начала 50-х гг. правительство стало больше внимания уделять статистике. 30 декабря 1853 г. министр внутренних дел Д. Г. Бибиков направил циркуляр начальникам губерний «О должном направлении действий губернского статистического комитета», в котором потребовал усилить связь местных органов с Центральным статистическим комитетом по предоставлению сведений. Отмечалось, что за сбор сведений отвечают губернские правления, городская и земская полиции, другие местные управления. Была поставлена задача: «Собирание сведений возобновлять ежегодно, так чтобы по всем предметам данные выражали совершенное их состояние"1.

Однако более чем через три года новый министр С. С. Ланской вынужден был признать: «Трехлетний опыт показал, что собирание необходимых для правительства сведений по означенным формам вовсе не достиг своей цели"2. Отмечалось, что данные, поступающие из губерний, неточные, наблюдаются ошибки в подведении итогов и небрежность при составлении материалов, которые часто присылаются несвоевременно. Как видим, правительство хорошо знало проблему. Тем не менее, для нас важно не столько получить конкретные цифровые данные, сколько проследить тенденции развития.

Определенный интерес представляют материалы личного происхождения — особенно записки, переписка лиц, в той или иной мере связанных с управлением регионом. Так, В. Б. Струве оставил интересные воспоминания.

0 Сибири, относящиеся к периоду конца 40 — начала 50-х гг. Б. Г. Кубалов.

1 Государственный архив Томской области (далее — ГАТО). — Ф. 234. — On. 1. — Д. 1. -Л. 72.

2 Там же. -J1. 3. сохранил для нас много сведений о деятельности Н. Н. Муравьева-Амурского. Письма Г. Н. Потанина показывают отношение передового местного общества к мерам, проводимым правительством. Интересно, что иногда люди, стоявшие на противоположных мировоззренческих позициях, могли приходить к совершенно одинаковым выводам. Например, П. А. Кропоткин полностью солидаризуется с А. О. Дюгамелем в положительной оценке местной сибирской администрации. Тот и другой были не правы. Первый, исходя из своих взглядов на роль центра, второй, стремясь преувеличить свои собственные заслуги на посту генерал-губернатора Западной Сибири.

Примером крайней необъективности могут служить «Воспоминания» Д. Завалишина. Человек несомненно талантливый, обладавший определенными данными администратора, не сумел подняться хоть сколько-нибудь выше своих амбиций, приписывая собственной персоне такие заслуги, каких не мог себе позволить ни один чиновник, даже самого высшего ранга.

Сибирская периодическая печать в изучаемое время находилась в зачаточном состоянии. Только в конце 50-х гг. были созданы официальные издания — «Губернские ведомости». Поскольку они существовали как органы местной администрации, то в них практически невозможно найти анализа насущных проблем региона в целом и губерний в частности. Вместе с тем, даже анализ данных в официальных отделах позволяет судить о направлениях деятельности местного начальства, определить, как оно реагировало на задачи, поставленные правительством. Здесь печатались распоряжения правительства, предписания генерал-губернаторов, указы о производстве в чины.

Определенное значение имеют материалы неофициальных отделов. Так, только в «Томских губернских ведомостях» за 1858 г. здесь были помещены публикации, касающиеся открытия золотых приисков в губернии, статистическое описание Нарымского края, описание Бухтарминского краяматериалы о Тобольской Мариинской женской школе, исторический очерк Кузнецкаматериалы о Семипалатинске, женской гимназии в Томске и мноroe другое. Это дает право судить о том, как на местах претворялись в жизнь многие решения правительства.

В то время появление печатного органа, не связанного с администрацией, было крайне затруднено. Об этом может свидетельствовать мимолетная судьба независимой газеты «Амур».

Организаторами этого нового предприятия явились сотрудники «Иркутских губернских ведомостей» М. В. Петрашевский, Ф. Н. Львов и М. В. Загоскин. Они заручились поддержкой местных властей, без одобрения которых Сибирский комитет ни в коем случае не утвердил бы издание частной газеты. Правительство разрешило издание, но с условием, что в нем не будут освещаться политические вопросы, а только касающиеся промышленности и торговли. Обязанности цензора были возложены на генерал-губернатора.

Первый номер вышел 1 января 1860 г. Но через три года газета прекратила существование. Дело в том, что власти постоянно высказывали недовольство публикациями, вмешивались в финансовую деятельность издания. В итоге уже с 1862 г. в нем публиковались сообщения о перемещениях чиновников, о судебных вызовах, о зачислении в казну золотых приисков. Много было материалов о чрезвычайных происшествиях. Животрепещущие вопросы оказались под запретом.

Все источники используются в комплексе, что позволяет нам представить целостную картину правительственной деятельности в Сибири через мероприятия II Сибирского комитета.

В настоящее время методология исторического познания стала предметом острых дискуссий ученых. Уже с начала 90-х гг. XX столетия многие отечественные исследователи, указывая на поляризацию взглядов и подходов, заговорили о кризисе российской исторической науки'. Однако пробле.

1 См.: Гуревич, А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». — М., 1993; Поляков, Ю. А. Наше непредсказуемое прошлое. — М., 1995; Могильницкий, Б. Г. Об исторической закономерности как предмете исторической науки // Новая и новейшая история. ма несовершенства марксистско-ленинской методологии проявилась несколько ранее — в начале 1980;х годов. Так, оценивая состояние исторических исследований того времени, JI. И. Семенникова указывала на то, что это привело к «увлечению моделированием других идеалов — парадигм: «социализм с человеческим лицом», «капитализм с человеческим лицом» и др."1. Можно полагать, что причины данного явления коренятся не только в отказе от прежних методологических подходов, произошедшем после краха господствовавшей ряд десятилетий государственной идеологии, но и в других факторах.

В отечественной исторической науке сформировалось такое разнообразие оценок, подходов, концепций, которое привело к теоретико-методологической неопределенности. Во многом дискуссии свелись к замене одной теоретической конструкции другой. «Введение концепций, давно используемых западной исторической наукой (тоталитаризм, модернизация, и т. д.), несколько расширило операционное поле, но они также страдают односторонностью, так как сформулированы под давлением определенных идеологических реалий и несут в себе заряд конфронтационности, требуют уточнений и корректировки». Следует отметить, что кризис методологии исторического познания не является чисто российским и носит глобальный характер. Так, Жак Ле Гофф писал: «Конец XX в. — время складывания новой методологии истории». Он указал на кризисное состояние позитивизма, марксизма, школы «Анналов». Еще Марк Блок обосновывал закономерность проявления кризиса тем, что «история. — стремление к лучшему по.

1997. — № 2. — С. 3−15- Шаповалов, В. Ф. Как понять Россию? (Этюды о «российской экзотичности») // Общественные науки и современность. — 1998. -№ 1. — С. 89−102.

1 Семенникова, JI. И. Концепт цивилизации в современной историографической ситуации в России // История России: Теоретические проблемы. — Вып. 1. — М.: Наука, 2002. — С. 31.

2 Там же. — С. 30.

3 Jle Гофф, Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентации на христианском Западе XII—XIII вв.) // Одиссей: Человек в истории: Культурно-антропологическая история сегодня. — М.: Наука, 1991. — С. 25. ниманию, следовательно — нечто, пребывающее в движении"1. Последнее же всегда осуществляется в условиях преодоления противоречий, где кризисы играют одну из основных ролей.

В настоящее время магистральные пути развития человеческого общества рассматриваются различными учеными в основном через призму двух направлений исторической мысли: формационную теорию и цивилизацион-ный подход. Иногда противоречия между сторонниками двух указанных направлений приобретают крайние формы, знаменуются отказом даже от принятия или учета элементов противоположных представлений. На наш взгляд, такой подход по своей сути бесперспективен и мало что дает для научного познания исторических процессов. Мы поддерживаем точку зрения руководителя теоретического семинара «Российский исторический процесс: теоретико-методологические проблемы» Института российской истории РАН А. С. Сенявского, который считает, что «основными мета-подходами к изучению исторического процесса являются два: цивилизационный и стадиальный. Лишь они являются хронологически „сквозными“, причем „вписывающими“ конкретное общество в контекст общечеловеческой истории» .

Учение об общественно-экономических формациях представляет собой четкую, сложившуюся теорию, со своим научным, терминологическим аппаратом, системой методов и доказательств. Отечественная историческая наука несколько десятилетий развивалась под влиянием данной доктрины, в ее рамках были достигнуты важные результаты, научно освещены многие сюжеты исторического процесса. Можно с большой долей уверенности сказать, что это был важный этап развития методологии истории. Самым существенным здесь является положение о единстве всемирно-исторического процесса, представление о том, что новое формируется на базе складывания его пред.

1 Блок, Марк. Апология истории или ремесло историка. — Изд. 2-е. — М.: Наука, 1986. -С. 11.

2 Сенявский, А. С. Цивилизационный подход к российской истории: теоретико-методологические аспекты // История России: Теоретические проблемы. — Вып. 1. М.: Наука, 2002.-С. 60. посылок в недрах предшествующей эпохи. Гегелевские законы, связанные с переходом количественных изменений в качественные, с единством и борьбой противоположностей, отрицанием отрицания, способствуют научному объяснению многих общественных явлений так же, как и философские категории, на основе которых сформированы важные определения, понятия, устоявшиеся термины.

Формационная теория ценна сама по себе еще и тем, что дает возможность рассматривать историю в вертикальном плане, прослеживать эволюцию любого объекта на основе анализа его сущности. Вместе с тем, эпоха абсолютного господства основных или мнимых постулатов данной теории привела к тому, что «марксисты уделили практически все свое внимание обоснованию единства исторического процесса, отбрасывая, как второстепенное, многообразие исторических судеб народов и культур, не разрабатывая проблему сложения общего потока из множества мелких, иногда разнонаправленных движений, проблему однолинейности как равнодействующей много-векторности. Именно этот недостаток формационной теории, ее сухость и безвариантность, вызвали наибольшее недовольство историков и привели многих из них, если брать в расчет только гносеологический аспект, к обращению к цивилизационному подходу"1.

Jle Гофф справедливо писал: «Марксистская методология истории, извращенная догматизмом эпохи „реального социализма“, рушится на наших глазах, несмотря на то, что, с нашей точки зрения, было бы желательно, чтоб Маркс, очищенный от компрометирующих его учение измышлений наследников, оставался в числе тех, кто вдохновляет современные исследования в области истории и других общественных наук» .

Мы также считаем, что формационный подход не может быть универсальным, поскольку не объясняет всего многообразия существовавших об.

1 Алаев, Л. Б. О некоторых новейших цивилизационных подходах к России. Смутная теория и спорная практика // История России: Теоретические проблемы. — Вып. 1. — М.: Наука, 2002. — С. 71.

2 Jle Гофф, Жак. Указ. соч. — С. 25. щественных, экономических и межкультурных отношений и связей. Экономика, производство, конечно же, играют существенную роль в жизни общества, так же как и борьба классов, социальных групп. Но, с другой стороны, сводить всю историю человечества к формам собственности и производственным отношениям было бы неправильно.

Однако эти проблемы, требующие изучения, могут быть разрешены с позиций цивилизационного подхода.

Он учитывает многие элементы общественного развития, которые в формационной теории затушевывались или отходили на второй план: при-родно-географическая среда, самобытность и менталитет народа, культура, религиозные, профессиональные и другие факторы. В нашем случае использование данного подхода дает объяснение многим понятиям и явлениям, связанным с изучением объекта и предмета исследования, которые невозможно объяснить с точки зрения формационной теории.

С точки зрения цивилизационного подхода объяснимы, казалось бы, неразрешимые вопросы относительно определения сущности так называемой имперской политики России и других европейских стран, поскольку здесь один термин применяется к явлениям разных цивилизаций и, следовательно, единства быть не может. В этой же плоскости можно объяснить неразрешимость проблемы определения Сибири как колонии или окраины. В западноевропейской историографической традиции существует свое определение данного явления. Но указанный термин не совсем применим к России относительно Сибири и правильнее было бы использовать такое определение, как окраина.

Некоторые ученые полагают, что «именно характер социума является определяющим фактором, формирующим особенности национальной экономики"1. Отмечается, что основными чертами российской хозяйственной сис.

1 Кривяков, С. В. Влияние цивилизационного фактора на формирование особенностей национальной экономической модели / Автореф. дисс.. канд. экон. наук. — Томск, 2002. -С.З. темы являются: «значительное место государства в экономической жизни., преимущественно неэкономическое принуждение к труду., широкое распространение коллективных форм организации экономической деятельности"'.

Вместе с тем, следует отметить, что и цивилизационный подход не может дать исчерпывающих ответов на многие вопросы, поставленные исторической наукой. Во-первых, это связано с тем, что в нем нет общего понятия категории цивилизации. Исследователи дают около шестидесяти определений данной категории. Это само по себе уже создает опасность в определении сути указанной типологической единицы. Во-вторых, по сути, отрицается наличие единых универсальных подходов к объяснению картины мира. Различия между цивилизациями как локально-пространственными историческими образованиями, имеющими свои характерные отличительные черты, зачастую воспринимаются через призму жестких границ, которые непреодолимы в условиях нормального функционирования данного культурного образования. Отрицательную роль здесь играет не то, что выделяется самобытность и уникальность, а то, что снимается частично или полностью вопрос поиска общих закономерностей развития человеческого общества.

На наш взгляд, при проведении исторических изысканий нельзя сбрасывать со счетов также достижения ученых XIX в. До сих пор актуальным остается сравнительно-исторический метод С. М. Соловьева, который указывал, с одной стороны, на общие черты России и Западной Европы, а с другой, отмечал своеобразие России, заключавшееся, по его мнению, в промежуточном положении страны между Европой и Азией. При изучении истории он считал необходимым «стараться объяснить каждое явление из внутренних причин."2. Процесс освоения русскими Европейской России и Сибири ученый не разделял по своей сущности, указывая: «И там и здесь преимущественно происходило население, колонизация страны"3.

1 Кривяков, С. В. Указ. соч. — С. 22.

2 Соловьев, С. М. Сочинения. — Т. 1. — Кн. 1. — М.: Мысль, 1988. — С. 51.

3 Там же. — С. 58.

Еще совсем недавно Государственная школа считалась «апологией монархического государства», историки, стоявшие на ее позициях, обвинялись в том, что «не были способны разрешить проблему объективных закономерностей русского исторического процесса"1. Однако и сегодня большой интерес представляют их выводы о специфических природных условиях России и особенностях колонизационного процесса, внимание к изучению роли государства и его институтов, обращение к юридическому законодательному материалу. Государство рассматривалось здесь как важная сила общественного развития.

Общество, по своей сути, является многомерным, поскольку в нем наличествует целый ряд институтов общественно-государственной жизни, характеризующихся своими закономерностями функционирования и развития, сложностью взаимодействия между ними. Нам приходится иметь дело как с обществом в целом, развитие которого определяется закономерностями исторического процесса, так и с отдельными институтами, имеющими свою специфику развития, определяемую «горизонтальными» связями. По мнению А. С. Сенявского, историческое исследование должно «не только стремиться к формированию общей теории исторического процесса (опираясь на конкретно-исторические исследования), но и интегрировать (предварительно адаптировав для собственных нужд) теории, методы, подходы конкретных социальных и точных наук, работающих и с «тематическими срезами» общества, и с динамикой абстрактных систем"2.

Исходя из вышеизложенного, методологической основой данного исследования является теория научного познания окружающей среды, покоящаяся на теории отражения, позволяющей дать научную картину изучаемого объекта в ходе проводимого субъектом исторического исследования. Она.

1 Советская историческая энциклопедия. — Т. 4. — М.: Советская энциклопедия, 1963. -С. 621,622.

2 Сенявский, А. С. Цивилизационный подход к российской истории: теоретико-методологические аспекты // История России: Теоретические проблемы. — Вып. 1. -М.: Наука, 2002. — С. 59−60. была наиболее последовательно сформулирована в середине 90-х гг. XX в. академиком И. Д. Ковальченко и получила известность под названием теоретико-методологического синтеза. Он позволяет объективно и исторически подойти к изучению процессов, исключает претензии на создание универсальных теорий исторического познания, дает возможность понять, что любое теоретическое построение вносит свой вклад в развитие науки, позволяет выработать историчную, пусть и ограниченную в той или иной мере, теорию, с присущими ей достижениями и просчетами. Плюсы и минусы определяются современным состоянием общества, накопленным научным багажом, полнотой и доступностью источников, методами их обработки и приемами анализа имеющейся литературы. Нельзя не согласиться с тем, что познание сущности конкретных исторических процессов определяется степенью сбалансированности заложенных, взаимодействующих в них сил, когда происходит процесс объективизации результатов субъективной человеческой деятельности.

Большое значение имеет мнение о том, что в ходе исторического развития первопричиной конкретных явлений и процессов могут быть любые проявления общественной жизни, в основе которых лежат потребности индивидов, отдельных социальных групп, рост которых опережает возможности их удовлетворения. В связи с этим, декларации отдельных социальных страт о своих потребностях не обязательно носят прогрессивный характер, поскольку не всегда сообразуются с реальными возможностями общества и его политических, государственных и общественных институтов'.

В одной из последних прижизненных работ И. Д. Ковальченко писал: «Центральной методологической проблемой является в настоящее время вопрос о соотношении формационного и цивилизационного подхода в изуче.

1 См.: Ковальченко, И. Д. Сущность и особенности общественно исторического развития (Заметки о необходимости обновленных подходов) // Ковальченко, И. Д. Методы исторического исследования. Изд. 2-е. — М., 2003. — С. 454−481. нии общественно-исторического процесса"1. В то время цивилизационный подход виделся как прямая противоположность формационной теории, однако еще в начале 1980;х годов появились работы В. Ж. Келле и М. Я. Коваль-зона2, в которых говорилось о перенесении идеи многомерности в методологию социально-исторического познания. Теория многомерности ориентируется на целостный подход к обществу и изучение его истории, отрицающее разграничение различных сфер жизни, поскольку при изучении частностей теряется понимание целого. По мнению одного из авторов концепции «понятия формации и цивилизации отнюдь не исключают друг друга. Но последнюю было бы неверно рассматривать лишь в рамках формационных характеристик. Никакой иерархии здесь быть не может. И цивилизация, и общественная формация характеризуют общество как целое, а не какую-то его часть"3.

При решении методологических проблем исторического исследования в условиях, когда сняты требования единого подхода, существует плюрализм взглядов и мнений, важно подходить к решению проблем с точки зрения синтеза различных мнений, идей, представлений при отрицании практики механического отторжения одних и предпочтения другим.

Исходя из того, что теория общественно-экономических формаций позволяет рассматривать объект исследования в контексте общих закономерностей развития с учетом присущих ему противоречий, а цивилизационный подход позволяет опираться на характерные особенности предмета, правомерным будет выбор формационно-цивилизационной (или многомерной) методологии данного исследования. Это позволяет раскрыть все стороны, внут.

1 Ковальченко, И. Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований // Новая и новейшая история. — 1995. — № 1. — С. 23.

2 Келле, В. Ж., Ковальзон, М. Я. Важнейшие аспекты методологии социально-философского исследования // Вопросы философии. — 1980. — № 7. — С. 116−129- Келле, В. Ж., Ковальзон, М. Я. Теория и история: Проблемы теории исторического процесса. — М.: Политиздат, 1981. — 288 с.

3 Келле, В. Ж. Проблемы многомерности в методологии социально-исторического познания // Проблемы исторического познания. — М.: ИВИ РАН, 2002. — С. 40. реннюю структуру деятельности II Сибирского комитета по управлению восточными окраинами России на переломном этапе развития государствадает возможность учета как внутренних, так и внешних факторов, влиявших на развитие Сибири, Дальнего Востока и Казахстанаспособствует определению роли и значения центральных органов управления на развитие региона.

Главными принципами теории научного познания в изучении исторических процессов являются объективность и историзм. Именно они позволяют отразить целостную, всеобъемлющую картину любого исторического явления, дать более или менее целостную характеристику объекта исследования.

Принцип объективности влечет за собой необходимость учета всех факторов при исследовании данного объекта, связанных как с закономерностями его внутреннего развития, так и с влиянием внешних факторов. При анализе исторических явлений следует учитывать, что в специфических условиях функционирования отдельного объекта решающую роль на его эволюцию могут оказывать как внутренние, так и внешние обстоятельства. Фактор доминирования определяется как конкретной исторической ситуацией отдельных периодов, так и положением объекта в социальной среде, политической системе, уровнем его способности адаптироваться к меняющимся условиям. Гносеологическая функция указанного принципа позволяет более или менее точно определить предмет исследования, выделив его из общей системы изучаемого объекта. В отношении рассматриваемого исследования принцип объективности требует избегать крайних оценок политики правительства на восточных окраинах. С одной стороны, это нацеливает на критическое отношение к высказываниям представителей центральных органов власти относительно мер, проводимых в изучаемом регионе, с другой, заставляет с осторожностью относиться к критике этих мероприятий со стороны противников власти. Следует всегда учитывать то обстоятельство, что обе стороны имели зачастую диаметрально противоположные интересы, рассматривали процессы с разных позиций.

Принцип историзма требует от исследователя нацеленности на полное отражение изучаемых процессов и явлений в их совокупности, и предписывает воспроизводить прошлое с учетом специфики изучаемого времени. Бесспорно, что задумываемые меры зачастую приводили не к тем результатам, которые виделись их инициаторам в начале претворения в жизнь тех или иных проектов. Но это не должно служить основанием для отрицательной оценки предпринимаемых мер. Во-первых, происходила закономерная корректировка поставленных задач в связи с изменением ситуации, общеполитического курса, появлением новых обстоятельств. Во-вторых, меры, которые спустя несколько десятилетий могут рассматриваться как неэффективные, в конкретных исторических условиях были оправданы и рассматривались современниками как положительные. Нельзя забывать и то, что действенность тех или иных мероприятий могла в разных слоях общества оцениваться с диаметрально противоположных позиций.

Как видим, вышеуказанный принцип, при всей своей универсальности, имеет внутренние противоречия, преодолеть которые можно только используя историко-ситуационный и историко-ретроспективный подходы. Первый нацеливает на рассмотрение конкретных исторических явлений в определенных условиях протекания процесса, второй раскрывает сущность прошлого тогда, когда уже прошло время и стали явными результаты исторической деятельности1. Следует отметить, что использование двух указанных подходов не снимает полностью имеющихся противоречий, поскольку перед исследователем стоит вопрос выбора предпочтений. Наиболее правильным, на наш взгляд, является отражение ученым двух этих противоречивых явлений. Упор на ситуационный подход может привести к утрате исторической пер

1 Ковальченко, И. Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований // Новая и новейшая история. — 1995. — № 1. — С. 4−5,30−31. спективы, а предпочтение ретроспективных оценок уводит исследователя из сферы истории.

Принципы объективности и историзма обеспечивают содержательную часть исследования, его научность, учет всей необходимой совокупности фактов, выявление основных тенденций развития предмета исследования со всеми присущими ему противоречиями, с учетом внешних влияний на определенном отрезке времени. Использование данных принципов позволяет научно определить хронологические и территориальные рамки исследования. С точки зрения хронологии важно не столько изучить более продолжительный отрезок развития объекта, сколько выбрать такой этап его функционирования, анализ которого позволяет определить тенденции развития в целом, выявить его основные характеристики на базе достаточного количества источников, позволяющих дать объективную характеристику предмета научных изысканий, решить поставленные задачи и всесторонне осветить тему.

Применение указанных принципов к выбору территории обуславливает наличие ее определенного единства как объективной данности с присущими общими элементами, внутренними закономерностями развития, одной исторической судьбой. Здесь существенное значение имеют такие факторы, как внутреннее осознание предметом исследования себя как единого целого, пусть даже и на определенном этапе развития, признание этого единства внешней средой.

Все это требует всестороннего рассмотрения развития объекта в целом и его компонентов в частности. Данный подход, получивший со второй половины XX в. широкое распространение, требует анализа внутреннего строения системы, ее компонентов по уровням, анализа ее структуры, функций, внешних условий. В основе нашего видения исторического процесса лежит представление, что историческая реальность состоит из совокупности взаимосвязанных и взаимодействующих объектов, которые и определяют целостное, системное образование. II Сибирский комитет рассматривается как подсистема, входящая в большую структуру — систему управления империей, образованную из других подсистем (министерства, генерал — губернаторы, Главные управления, губернаторы, губернские правления), элементов (органы губернского и окружного правления, институты министерских структур на местах и т. п.).

Все вышеизложенное требует применения таких общенаучных методов, как логический, дедуктивный, восхождение от абстрактного к конкретному. Отличительными чертами их использования можно считать системность, целостность, что способствует раскрытию законов функционирования и совершенствования общественных систем. Не исключаются и количественные методы исследования. В ходе анализа перед нами стоят задачи по раскрытию структуры, выявлению внутренней логики развития предмета исследования, определению функций государственных структур.

В основу исследования положен историко-системный метод, что позволяет рассматривать деятельность II Сибирского комитета как целостной системы, раскрыть внутренние механизмы его развития и его функционирования. Это дает возможность понимать, что все процессы не только причинно обусловлены, но и функционально связаны. Необходимо вычленить исследуемую систему из органически единой иерархической высшей общности, каковым является институт управления империей. При этом изучаемая система рассматривается не со стороны ее отдельных свойств, а как целостное образование.

Проблемно-хронологический метод позволяет расчленять широкие темы, проблемы на ряд более узких, каждую из которых можно анализировать в хронологическом порядке, изучая процессы развития. Именно данный подход определил структуру диссертационного исследования. В связи с истори-ко-системным подходом появляется возможность лучше усвоить особенности того или иного явления, события, исторического факта в ходе их естественной эволюции. Это позволяет исследователю выявить и проанализировать характерные черты хода исторического процесса в целом, исследуемого объекта в частности, дать ответы на поставленные вопросы.

Возможность рассматривать предмет исследования как определенную сумму взаимосвязанных элементов и характеристик представляется в связи с использованием метода структурно-функционального анализа, основанного на системном подходе. Однако стремление делать упор только на данный метод существенно сужает возможности познания содержания и сущности объекта. Форма важна нам как образование, которое не только само развивалось под воздействием внутренних факторов, но и испытывало существенное влияние со стороны внешней среды и конкретной политической, экономической и социальной ситуации того или иного периода.

Метод статистического анализа позволяет использовать количественные показатели при характеристике тех или иных явлений. При всей ограниченности применения он дает возможность проследить динамику некоторых процессов, направления развития в целом или же определенных сторон исследуемого предмета. Наиболее приемлем данный подход при изучении экономических, демографических явлений, некоторых сторон законотворческой деятельности, социальных и культурных процессов.

Использование вышеуказанных методов позволяет определить внутреннюю сущность процессов, происходящих в определенных регионах в отдельный временной отрезок. На одинаковые показатели могли влиять совершенно различные факторы экономического, политического, социального и культурного развития. Даже для определения явлений одного порядка, например, кризиса, в разных условиях необходимы свои определения и система доказательств.

Методология данного исторического исследования базируется на синтезе основных мировоззренческих позиций, в первую очередь — формацион-ного и цивилизационного подходов, которые, по сути, не находятся в антагонистическом противоречии, а дополняют друг друга, придавая традиционным школам динамизм и способствуя накоплению материала для объективной характеристики изучаемых явлений. При работе над диссертацией автор, основываясь на теории многомерности социально-исторического познания, предпринял попытку комплексно применить различные общенаучные, исторические и междисциплинарные методы. Все это позволяет изучить механизм деятельности II Сибирского комитета по управлению восточными окраинами Российской империи в основных сферах жизни обширного региона, выявить причины создания данного органа, особенности его функционирования, влияние на развитие края.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые комплексному исследованию подвергнуты основные направления деятельности Второго Сибирского комитета как важнейшей части системы имперского управления восточными окраинами России в переломный период экономического, политического и социального развития страны. На конкретном материале выявлен стиль, существенные черты и подходы центра империи к управлению обширным регионом, составные части которого имели свою специфику, особенности, различный национальный и социальный состав и были связаны между собой часто лишь административными органами. В ходе исследования обозначилась новая тенденция в изучении правительственной политики самодержавия, выразившаяся в анализе деятельности конкретного органа имперской власти. В диссертации впервые освещены вопросы взаимодействия отдельных министерств, главных управлений по координации правительственной политики в отношении Сибири, Дальнего Востока, территории нынешнего Казахстана. По новому определено значение принятия сибирской программы царизма, проанализированы пути и методы ее реализации. Показана роль и значение ревизии Н. Н. Анненковым Западной Сибири и киргизской степи при определении задач модернизации управления восточными окраинами. Были конкретизированы вопросы взаимодействия органов центрального и местного управления в условиях имеющихся противоречий интересов как внутри структур высших эшелонов государственной власти, так и на уровне их взаимодействия с местными генерал-губернаторами и губернаторами. Выявлен механизм обсуждения имевшихся проблем, принятия решений и их реализации.

В исследовании проанализированы вопросы эффективности принимаемых центральными органами мер по важнейшим направлениям внутренней политики на основе изучения положения в губерниях, отдельных органов местного управления. Для исследования этих процессов впервые широко привлечены журналы заседаний Сибирского комитета, подготовительные материалы, использован широкий круг опубликованных и неопубликованных источников, многие из которых вводятся в научный оборот впервые.

Практическое значение диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы для выработки рекомендаций при формировании законодательной базы, определяющей взаимодействие центральных (федеральных) органов управления с субъектами федерации, федеральными округами и муниципальными образованиями. Особенно это важно в настоящее время, когда делается попытка разграничения их полномочий в ходе реформирования системы управления и формирования правовой базы для этого. Материалы, положения и выводы исследования могут быть использованы в научной деятельности при написании трудов по отечественной истории, истории государственного управления и внутренней политики царизма в отношении восточных окраин Российской империи. В учебном процессе полученные результаты могут найти приложение при подготовке курсов лекций по истории России, Сибири, государственных учреждений, истории государства и права, при подготовке спецкурсов. Материалы диссертации также могут способствовать ориентации исследователей в работе с документами архивов.

Важнейшие положения диссертации докладывались на Международных конференциях в Горно-Алтайске — 2004 г., Кемерове — 2006, 2006 гг.- на.

Всероссийских конференциях в Новосибирске — 2003, 2006 гг., Иркутске.

2005 г., Томске — 2005 г., Белове — 2002, 2004 гг., Кемерове — 1996 г.- на региональных научных конференциях в Барнауле — 2002, 2006 гг., Томске -2003 г., Новокузнецке — 2003 г., Кемерове — 1994, 1995, 1996, 2004, 2005,.

2006 гг. Материалы диссертации обсуждались на кафедре Отечественной истории Кемеровского государственного университета, в лаборатории Истории Южной Сибири института Экологии человека Сибирского отделения РАН. В 2004;2005 гг. работа выполнялась в рамках государственного контракта по региональному заказу Кемеровской области по теме «Изучение опыта управления Сибирью в условиях коренных изменений социально-экономических отношений».

Задачи исследования определили структуру диссертационного исследования, которое состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В конце 40-х гг. XIX в. российское правительство пыталось всеми мерами поднять эффективность управления всех звеньев империи. Это было обусловлено рядом важных обстоятельств: недостатками существующей системы, новыми современными требованиями к организации функционирования государственной власти, кризисом общественно-экономических отношений. Однако одного понимания положения было мало. Остро ощущалась необходимость поиска эффективных средств. В силу инерции мышления, сословных предрассудков, косности взглядов на происходящие изменения власти не могли пойти на коренную ломку сложившихся отношений, предпочитая действовать традиционно, через проведение ревизий, создание главных комитетов.

Восточные окраины занимали особое место в планах правительства поскольку, во-первых, стояла задача дальнейшего продвижения на восток и обеспечения выхода на естественные рубежи для государства. Во-вторых, закрепление на юге Казахстана также обеспечивало геополитические интересы России. Всё это требовало особого внимания к региону, обеспечению здесь стабильности государственной власти и социального мира. Нельзя забывать и о внутреннем положении страны, которое во многом зависело от ситуации, складывавшейся на окраинах.

Можно с большой долей уверенности сказать, что создание II Сибирского комитета явилось закономерным явлением, вытекающим из всей логики существующей проблемы, которую необходимо было разрешить в кротчайшие сроки. Поводом для этого послужила ревизия Западной Сибири во главе с генерал-адъютантом, членом Государственного совета Н. Н. Анненковым.

Несомненной заслугой Комитета является разработка и принятие правительственной программы освоения Сибири, получившей название «Исчисления работ, предстоящих Сибирскому комитету по управлению Сибири»: изучение состояния дел в регионе (ревизия, сбор статистических материалов), выработка основных подходов, достаточно широкое обсуждение перед принятием решения, структурирование направлений деятельности, определение перспективы. Недостатком её, в современном понимании, было отсутствие комплексности, финансового обеспечения запланированных мероприятий. Последнее находит объяснение в тяжёлом финансовом кризисе страны в начале 50-х гг., который был усугублен Крымской войной. Но даже в этих условиях, которые были ещё более усложнены подготовкой и отменой крепостного права, Комитет продолжал работать.

В его состав входили высшие чиновники империи, которые по сути определяли всю политику государства. Они хорошо знали проблему в целом, но не всегда понимали специфику Сибири и Казахстана.

Комитету приходилось решать массу вопросов по разнообразным направлениям за весь период его деятельности. Их характер отражает круг правительственных приоритетов по отношению к восточным окраинам империи. На каждом заседании рассматривалась масса как важных, так и второстепенных проблем, поднятых министерствами, главными управлениями и генерал-губернаторами.

Опираясь на анализ вопросов, поставленных в повестку заседаний, способов их решения на местах можно условно выделить несколько этапов в деятельности Комитета: I. 1852 — 1856 гг. — преимущественное решение проблем, связанных с исправлением недостатков, выявленных ревизией Н. Н. АнненковаII. 1857 — конец 50-х гг. XIX в. — активизация деятельности в направлении реализации программы «Исчисление работ, предстоящих Сибирскому комитету по управлению Сибирью" — III. конец 50-х — 1864 гг. — на первый план выходят вопросы, направленные на включение Сибири в общероссийское правовое поле, растёт внимание к проблемам социально-экономического характера. Следует отметить, что речь идёт только о приоритетах, поскольку на протяжении всей деятельности Комитета ставились, вне зависимости от периода, вопросы, так или иначе имевшие особую актуальность ранее, или внимание к которым возрастёт в будущем.

Сибирский комитет сыграл большую роль как в развитии Сибири, так и в изменении взглядов на неё. С одной стороны, сохранилось традиционное представление о регионе как о едином целом организме, несмотря на существенные природные, демографические и социальные различия отдельных его частей. С другой, именно в связи с организацией его работы однозначно был высказан правительственный взгляд на Сибирь как на равноправную часть государства, но не как на колонию. Нам не удалось выявить ни одного существенного факта, свидетельствовавшего бы о принятии дискриминационных решений по отношению к краю как сырьевому придатку центральной части государства. Более того, все решения, связанные с отношением к местному коренному населению, независимо от того, касалось ли это исконных сибирских жителей или обитателей Казахстана, были направлены на включение их в государство как равноправных членов имперского сообщества. Наоборот делались попытки развития здесь образования, медицины, упорядочения управления при опоре на местные общественные институты. Отсутствовало всякое вмешательство в жизнь первичных социальных ячеек.

Именно в 50-е — первой половине 60-х гт. XIX в. возрос интерес не только правительства, но и столичного общества к восточным окраинам, в которых стали видеть не только бремя для власти, но и регион, с которым связано будущее страны, обеспечение её геополитических интересов. В это время был осуществлён выход в южный Казахстан и обеспечена гегемония России в Средней Азии, что в конечном итоге остановило развитие британской колониальной экспансии в Центральной Азии. На востоке закрепление Приамурья не только упрочило отношения с Китаем, но и обеспечило в будущем присутствие России в бассейне Тихого океана, окончательно закрепило за страной обширные просторы Дальнего Востока, способствовало миграции сюда русского населения.

В сложнейших условиях правительству в лице Сибирского комитета удалось решить ряд важнейших вопросов организационного, политического, социального и национального характера. В рамках его функционирования обеспечивалась координация деятельности министерств, главных управлений, Государственного совета, Правительствующего сената, СБИВ канцелярии, сибирских генерал-губернаторов, был решён ряд важнейших для региона вопросов. Именно тогда сделаны шаги в направлении усовершенствования административно-территориального деления края. Здесь Комитет пошёл дальше намечаемых ранее планов. Если в начале предусматривались преобразования только на волостном и окружном уровнях, то в итоге в связи с продвижением на восток была создана Забайкальская область, изменено управление Камчатской области и осуществлено переименование её в Приморскую, произошло разделение Нерчинского округа. В Казахстане упорядочено управление местным населением в связи с созданием Семипалатинской области и Алатавского округа. Началось геологическое изучение степи и предгорий.

Комитетом был установлен действенный контроль за местной сибирской администрацией. Министерства и главные управления стали обращать больше внимания на организацию власти восточных окраин, прекратились вопиющие злоупотребления со стороны генерал-губернаторов и гражданских губернаторов, что было характерным явлением для всех предшествующих периодов. Отметим, что даже реформы М. М. Сперанского не предотвратили этого. Во многом этому способствовало принятие мер по ликвидации нарушений, обнаруженных ревизией Н. Н. Анненкова.

Деятельность правительства была направлена на совершенствование социальной структуры общества. В рамках проведения общероссийской реформы ликвидированы немногочисленные группы крепостных крестьян и дворовых людей. Но значение проведения данной меры выходило далеко за местные рамки. Здесь попытка создания института временнообязанных как промежуточного звена оказалась несостоятельной. Боясь потерять рычаги управления частью населения, в условиях отсутствия слоя поместного дворянства, власти предпочли перевести бывших крепостных на положение государственных крестьян.

Больше внимания стало уделяться вопросам организации переселения в Сибирь государственных крестьян из Европейской России. Несмотря на то, что в финансовом отношении это мероприятие было дорогостоящим, организация дела была налажена неудовлетворительно, всё же продолжалось переселение в Западную и Восточную Сибирь и началось заселение Приамурья.

В казачестве правительство видело одну из основных опор государственной власти, гаранта социальной стабильности в регионе и охраны границ. На протяжении первой половины 50-х гг. XIX в. осуществлялось статуирова-ние Забайкальского войска, в конце 50 — начале 60-х гг. — создание Амурского. В это же время произошло переименование Сибирского линейного казачьего войска в Сибирское казачье войско, что поставило его в один ряд по значению с другими иррегулярными формированиями.

Колоссальное значение имело решение о введении частной собственности на землю в Западной Сибири. В первой половине 60-х гг. данная мера только начала осуществляться. Но в перспективе это создавало возможность для внедрения передовых рыночных отношений в хозяйственную жизнь, способствовало развитию не только сельского хозяйства, но и промышленности, торговли.

Много было сделано для упорядочения штатов управления регионом, улучшения положения чиновничества, обеспечения определённых социальных гарантий членам их семей. Здесь Сибирский комитет, несмотря на трудности с финансированием, был настроен особенно решительно в проведении мер, улучшающих их положение. Это было связано с пониманием необходимости укрепления социальной базы власти, поиском поддержки обеспечения лояльности со стороны местного чиновничества.

Впервые правительство приступило к решению вопросов улучшения качества образования в Сибири для подготовки кадров мелких и средних служащих, расширению круга сибирских студентов, обучающихся в университетах центральной России. Была проведена реорганизация управления учебной частью в крае, что создало предпосылки для открытия в будущем отдельного учебного округа и университета.

В отношении ссыльнопоселенцев и ссыльнокаторжных осуществлён ряд мер, направленных на гуманизацию отношения к ним, улучшение их положения.

Создание Комитета способствовало тому, что вопросы хозяйственной деятельности в его работе стали занимать большое место. Все попытки найти выход из кризисного состояния за счёт традиционных источников доходов казны (винокурение и солеварение), повысить эффективность нового (золотодобыча), в рамках сложившихся представлений и правовых норм оказались безрезультатными. Ситуация в Сибири подтвердила те тенденции, какие ещё в более рельефной форме проявлялись в Европейской России. Обращению к хозяйственным вопросам со стороны правительства способствовали, в первую очередь, фискальные интересы. Но следствием этого явилась разработка многих актуальных проблем региона.

Несомненной заслугой Сибирского комитета было то, что в рамках его деятельности впервые был поставлен ряд важнейших вопросов, имевших большое перспективное значение. Сибирь издавна рассматривалась правительством как край ссылки и каторги. При проведении ревизии, подготовке деятельности данного органа решалась задача изучения положения ссыльных и каторжных, их расселения, обеспечения работой, взаимодействия с местным старожильческим населением. Само по себе обращение к закрытой ранее теме было уже важным шагом на пути постановки вопроса об отмене ссылки на восточные окраины. Впервые власти задумались над вопросом: какое влияние ссыльные оказывают на местное население? Это было важно само по себе, поскольку свидетельствовало о том, что Санкт-Петербург озаботился положением жителей региона.

В первой половине 60-х гг. на повестку дня встал вопрос о коренных изменениях административно-территориального деления Сибири. Тогда это вызвало большую дискуссию в правительственных кругах. Окончательное решение так и не было принято, но стало ясно, что обойти данную проблему, закрыть на неё глаза в будущем не удастся. В дальнейшем можно было спорить о частностях, границах тех или иных административных единиц, целесообразности сохранения генерал-губернаторской власти в той или иной части края, подчинённости округов в Киргизской степи. Необходимость проведения преобразований в этой области осознавали все. Характерно, что теперь это стало делом не только закрытых совещаний, но и вылилось в широкую полемику на страницах газет, в научные публикации.

В Санкт-Петербурге понимали, что обеспечение прочного единства центра и окраин невозможно без создания условий для развития современной единой транспортной системы в виде сооружения железных дорог и телеграфного сообщения. Это объясняет тот интерес, который вызвали проекты железнодорожного и телеграфного строительства на востоке. Но в России не имелось необходимых финансовых средств ни у государства, ни у частных предпринимателей. Так как предложения проистекали от иностранцев, Сибирский комитет, исходя из стратегических интересов страны, временно отказался от осуществления этих планов.

Некоторые вопросы оказались неразрешимыми для правительства. Оказалась утопичной идея введения дворянского сословия в Сибири, учреждения здесь образцового волостного управления для государственных крестьян. Это было связано с некоторым непониманием специфики региона, стремлением перенести старые, отжившие формы в особые условия восточных окраин. Сказывалась и сословная ограниченность взглядов большинства высших чиновников государства. Так, стремясь стимулировать развитие частной золотопромышленности в явно выраженных фискальных целях, они не пошли на снятие сословных ограничений, на занятие этим видом деятельности.

Провалилась попытка создания наказов для губернских и окружных учреждений. Здесь чётко проявились глубокие противоречия всей государственной жизни страны того времени. С одной стороны, важной задачей Комитета являлась унификация управления Сибирью, полное включение её в общероссийское правовое поле. В этом направлении шла основная работа в 50-е — первую половину 60-х гг. XIX в. С другой, власти были не готовы окончательно отказаться от положений реформы 1822 г. Осознавая недостатки учреждения М. М. Сперанского, понимая, что за более чем четверть века произошли важные изменения, требующие корректировок, была сделана попытка углубления подходов в духе конца царствования Александра I. Получалось, что правительство требовало выполнения мер, которые противоречили его основным задачам. Поэтому неудача была закономерной. То же можно сказать и о попытке раздачи земель чиновникам за службу в крае.

Сохранение крепостного права, а затем его пережитков отрицательно сказались на решении многих сибирских проблем. Поздно было принято решение о введении частной собственности на землю, да и то данная мера не распространялась на Восточную Сибирь, что существенно снижало эффективность принятого решения. Медленно шло заселение Приамурья. Правительство по-прежнему продолжало смотреть на Сибирь как на место каторги и ссылки, что оттягивало ресурсы от решения вопросов организации добровольного переселения, отвлекало местную администрацию от решения насущных экономических и социальных проблем региона.

31 декабря 1864 г. Александр II издал указ Правительствующему сенату «О присоединении Сибирского комитета к комитету министров». Говорилось: «Все вообще дела по Сибири, кои, на основании существующих ныне постановлений, вносятся в Сибирский комитет, впредь вносить в Комитет министров"1. Всё делопроизводство передавалось в канцелярию последнего. В течение января-марта 1865 г. в Комитет министров было передано 38 нерешённых дел2. Все они не имели принципиального характера, и их разрешение не оказывало большого влияния на ситуацию в крае.

А. В. Ремнёв считает, что причиной такого решения стали личные амбиции В. П. Буткова. Думается, вышеотмеченное было лишь поводом, причина заключалась в ином. Просто к середине 60-х гг. XIX в. по сравнению с началом 50-х гг. ситуация в стране существенно изменилась. После отмены крепостного права произошла определённая социальная унификация Европейской России и Сибири. Всё это создавало условия для единых подходов к управлению центральными губерниями и восточными окраинами. Отметим, что речь шла только о тех регионах, где преобладало русское население. Председатель Комитета министров князь П. П. Гагарин в докладе императору 24 декабря 1864 г. предлагал рассмотреть вопрос и об упразднении Кавказского комитета4, что осуществлено не было. То же самое касается и Комитета по делам Царства Польского. В основе сохранения данных органов лежали особые, даже чрезвычайные обстоятельства. Характерно, что В. П. Бутков получил личное поручение от Александра II относительно определения «порядка будущего управления всей вообще Киргизской степью"5.

Следующим обстоятельством, которое способствовало передаче функций Сибирского комитета Комитету министров, было то, что проведение в империи других коренных реформ, в частности военной, потребовали сосредоточения здесь больших финансовых средств. Это приводило к необходимости создания экономии их в других областях, следствием чего явилась ус.

1ПСЗРИ. Собрание 2-е. — Т. 39. — Отделение 2. — СПб., 1867. — № 41 631.

2 Подсчитано нами по: РГИА. — Ф. 1265. — Оп. 6. — Д. 145. — Л. 2−50.

3 Ремнёв, А. В. Самодержавие и Сибирь. — Омск, 1997. — С. 57.

4 РГИА. — Ф. 1265. — Оп. 6. — Д. 145. — Л. 1.

5 Там же. — Л. 5. тановка на отказ от дальнейших коренных преобразований на восточных окраинах. Более того, за предшествующие пятнадцать лет были решены многие вопросы, связанные с выполнением задачи, поставленной при учреждении Комитета: «скорейшего водворения в Сибири прочного устройства"1. Нельзя забывать и того, что за это время сменилась высшая сибирская администрация в обеих частях региона. Заметим, это случилось не вследствие ревизии, не в ходе обнаружения крупных недостатков в управлении. Генерал-губернаторы ушли с должностей достойно, а один из них получил даже графский титул (Муравьёв-Амурский), определив себе преемника. Всё это позволяло Санкт-Петербургу думать, что основная цель создания Сибирского комитета достигнута.

Тем не менее, подходы правительства, которые вырабатывались в практике решения вопросов управления Сибирью в 50-е — первой половине 60-х гг. XIX в. имели большое значение как для региона, так и для всей страны. Без этого опыта невозможно было проведение преобразований конца XIX — начала XX вв. II Сибирский комитет послужил прообразом и явился одной из предпосылок для создания Комитета Сибирской железной дороги как органа регионального управления восточными окраинами империи. Это же можно сказать относительно организации массовых переселений в Сибирь в ходе осуществления столыпинской аграрной реформы.

1 ПСЗРИ. — Т. 27. — Отделение 1. — СПб., 1853. — № 26 178.