Южный Кавказ в политике Турции и России в постсоветский период

Предмет исследования. Настоящая диссертация посвящена исследованию российской и турецкой политики на Южном Кавказе в широкой исторической ретроспективе и в постсоветском контексте. Предпринята попытка рассмотреть истоки, стадии и результаты этого процесса. Особое внимание уделено изучению стратегий России и Турции по отношению к социально-экономическим, политическим и этническим проблемам региона в период после холодной войны, а также влиянию этих проблем на взаимоотношения между двумя государствами.

Актуальность темы

Роль Южного Кавказа во внешней политике России и Турции в контексте отношений между этими странами составляет предмет, привлекающий повышенное внимание многих исследователей. Это объясняется тем обстоятельством, что Южный Кавказ, будучи на протяжении многих веков ареной российско-турецкого политического и экономического соперничества, в значительной степени и сегодня остается объектом жизненно важных интересов крупных держав.

Происходящее на Южном Кавказе имеет не только региональное, но и глобальное измерение, в том числе связанное с проблемой сохранения мира, что делает регион предметом повышенной озабоченности Москвы и Анкары. Южнокавказские государства переживают серьезные политические и экономические трудности, осложненные жестокими межэтническими столкновениями. Конфликты в Абхазии и Южной Осетии ставят под сомнение будущее Грузии, нагорно-карабахский вопрос — будущее Азербайджана и Армении, в то время как, проблемы эксплуатации и транспортировки каспийских энергоресурсов являются источником противоречий более широкого международного масштаба, ибо они непосредственно касаются национальных интересов региональных (Россия, Турция, Иран) и внерегиональных держав (США, Европейский Союз).

Но острее всего события на Кавказе касаются России и Турции. Оба государства по-разному понимают южно-кавказские проблемы, отсюда и разные подходы к ним. Это заставляет историков и политических аналитиков исследовать происхождение этих различий и степень их воздействия на российско-турецкие отношения после холодной войны.

Цели и задачи исследования. Главную цель мы видели в определении места и значения Южного Кавказа во внешнеполитических стратегиях России и Турции как в «классическом» историческом контексте, так и в контексте постсоветского десятилетия (1992; 2002 гг.).

Эта общая установка предполагала решение следующих задач.

Изучение исторического фона, на котором разворачивалось политическое соперничество между Россией и Турцией на Южном Кавказе.

Анализ природы тех изменений, которым подверглись внешнеполитические установки двух государств прежде всего в том, что касалось их доктринальных представлений о собственных национальных интересах в условиях распада Советского Союза, представлений, которые, в свою очередь, обуславливали их поведение по отношению друг к другу. Южный Кавказ играл здесь ключевую роль.

Проследить пути формирования внешнеполитических курсов России и Турции в рамках их политических и экономических отношений на южнокавказском направлении.

Выявить в российско-турецких отношениях на Южном Кавказе ту степень симметрии или асимметрии, которая непосредственным образом влияла на процесс формирования доверия между государствами. В этой связи в фокусе внимания оказываются не только объективные противоречия, но и реальные, широко практиковавшиеся Москвой и Анкарой способы их разрешения.

Не меньшую важность представляет также ответ на вопрос о том, кем, как и под влиянием каких обстоятельств принимались ответственные внешнеполитические решения, в какой степени они являлись производными той социально-экономической, политической, идеологической обстановки, которая была характерна для России и Турции.

Плодотворное решение этих задач немыслимо без стремления определить место Южного Кавказа не только в региональной, но и в глобальной конъюнктуре, подверженной подчас резким и непредсказуемым колебаниям.

Новизна исследования. Настоящая диссертация является попыткой заполнить некоторые пробелы в изучении российско-турецких отношений по поводу Южного Кавказа. Подавляющее большинство публикаций по данной теме носит слишком обобщающий характер и сосредоточено преимущественно на проблемах стратегического соперничества между Россией, Ираном, Соединенными Штатами и Турцией, тогда как у российско-турецких отношений есть собственное содержание, а также глубокий исторический, политический и экономический подтекст, сохраняющийся до сих пор. Исторические традиции, подозрения и предрассудки так или иначе продолжают оказывать давление на сознание лидеров и правящие элиты двух государств, порой подсказывая им не лучшие ходы на «шахматной доске» Южного Кавказа.

Кроме того, характерной чертой существующей (особенно западной) литературы по этой теме является избыточно теоретизированный подход к вполне конкретным, требующим соответствующей исследовательской методы, проблемам российско-турецких отношений на Южном Кавказе. Причем, образ действия России в этом регионе неизменно рассматривается как попытка восстановить имперский диктат. Исключительная ответственность за происходящие там негативные события, как правило, возлагается на Москву.

Другим изъяном этой литературы следует считать почти полное игнорирование исторического аспекта. Между тем последний позволяет многое прояснить в природе современных противоречий между Россией и Турцией на Южном Кавказе и, следовательно, указать на возможные пути их смягчения.

И, наконец, нельзя не отметить еще одну особенность исследований по теме. С одной стороны, чрезмерное акцентирование имперской подоплеки турецкой политики на Южном Кавказе, с другой, — ярко-выраженная пан-тюркистская и пан-исламистская тональность, совершенно неуместная для аналитических работ. Хронология.

Настоящая диссертация, посвящена исследованию российской и турецкой политики на Южном Кавказе в постсоветском контексте, рассматривается период с 1992 по 2002, а также исторические аспекты данной проблемы.

Историография.

Российская историография. Проблема преломления национальных интересов России во внешнеполитической стратегии Кремля, в том числе на южно-кавказском направлении, подверглась интенсивному обсуждению в российских академических кругах, что нашло отражение в книгах, статьях, аналитических материалах.1.

1 Arbatov A. «Russia's Foreign Policy Alternatives» // International Security, Vol.18, No.2, (Fall 1993), -Империя или великая держава? // Новое время, № 50, декабрь 1992, с. 20−21. -" Russian Foreign Policy in Transition," in Baranovsky V. (ed.) «Russia and Europe: The Emerging Security Agenda,» Oxford University Press New York, 1997.-Stankevich S. «Russia in Search of Itself'//The National Interest, No.28, Spring 1992, p. 10. -Зубов А. СНГ: цивилизованный развод или новая свадьба? // Новое время. № 36. С. 29. -Sergounin А.А. „Russian Post-Communist Foreign Policy Thinking in the Cross-Roads: Changing Paradigms,“ // Journal of International Relations and Development, Vol.3, No.3, September 2000. -Kozyrev A. „Russia: A Chance for Survival“ // Foreign AfTairs, Spring 1992, Vol.71, No.2, p.10. -» The Lagging Partnership" // Foreign Affairs, May/June 1994, Vol.73, No.3, p.65. — «Russia: A Chance for Survival» // Foreign Affairs, Summer 1992, Vol.71, No.2, p.10. -Trenin D. «Primakov's Russia: Steady as She Goes» // 1С World View, 12 Mach 1998. — «Russia's Security Interests and Policies in the Region», in Bruno Coppieters, (ed.). Contested Border in.

Первая и важнейшая забота России на Южном Кавказе — ее собственная безопасность, угроза которой, по мнению ряда исследователей, может исходить именно из этого региона, учитывая высокую вероятность «экспорта» опасных социальных явлений на территорию Северного Кавказа.2 Аналитики также обращают внимание на высокую социальную чувствительность северокавказского населения к событиям, происходящим за Кавказским хребтом.3.

В историографии нашли отражение две базовые концепции российской политики по отношению к региону. Первая основана на традиционных принципах «игры с нулевой суммой». Правила такой игры (в данном случае) предполагают интеграцию постсоветских государств под эгидой Москвы в качестве главного рычага для возрождения геополитической мощи России и ее статуса влиятельного глобального актора. Часть российских аналитиков, преимущественно коммунистического и националистического толка, рассматривает проблему безопасности России через призму имперского мышления и ратует за восстановление Советского Союза или Российской империи. В рамках такой установки первостепенная задача Москвы видится в провозглашении всего постсоветского пространства сферой особых, исключительных интересов России. Любое препятствие на пути реализации этой установки и, в частности, усиление позиций крупных держав на южной периферии бывшего Советского Союза, расценивается как открытый вызов России. Таким образом, широкое политическое и военное проникновение России в этот регион объявляется оборонительной задачей. 4.

Аналитики умеренно-либерального крыла считают, что внешняя политика государства прямо обусловлена его внутренним социально-экономическим и политическим состоянием. Поэтому Россия должна направить свои истощающиеся the Caucasus, (Brussels: VUB Press, 1996), p.123. -Zaitsev A. «Russia and Transcaucasia» // International Affairs, (Moscow), Vol.43, No.5, 1997, p.34. -Chemiavskii S. «Russian Diplomacy in Transcaucasia» // Russian Politics and Law, vol.39, no.3 May-June, p.8. -Repin A. «The Role of Follower is nor for Us: Yevgeniy Primakov on Basic Guidelines of Russia’s Foreign policy», FBIS-SOV-96−124, 25 June 1996. -Sokolov A. «Russian Peacekeeping Forces in the Post-Soviet Area», in «Kaldor Mary and Vashe Basker (eds.). «Restructuring the Global Military Sector: New Wars», p.9. Лукин В. Советская внешняя политика: русский аспект, Известия, 18 января 1990. — Козырев А. Преобразование России в новом мире, Известия, 2 января 1992.

2 Zagorski A. «Traditional Russian Security Interest in the Caucasus and Central Asia: Perceptions and Realities», in Rjan Menon, Yuri E. Federov and Ghia Nodia (eds.), «Russia, The Caucasus and Central Asia: 21st Security Environment», EastWest Institute, New York, 1999, pp.62−63. -Trenin D. «» Russia’s Security Interests and Policies in the Region", in Bruno Coppieters (ed.), Contested Border in the Caucasus, (Brussels: VUB Press, 1996), p.123.

3 Pain E. A. «Contagious Ethnic Conflicts and Border Disputes Along Russia’s Southern Flank», in Rjan Menon, Yuri E. Federov and Ghia Nodia (eds.). «Russia, The Caucasus and Central Asia: 21s' Security Environment», EastWest Institute, New York, 1999, p.181.

4 там же. ресурсы на решение «домашних» дел (прежде всего связанных с крупномасштабными реформами), приведя внешнеполитические расходы в соответствие со своими возможностями. Утверждалось также, что наилучшим образом осуществить свои национальные интересы на постсоветском пространстве Россия сможет лишь тогда, когда ее будут окружать независимые, стабильные, процветающие и, если не дружественные, то, по крайней мере, нейтральные государства. Именно такое окружение способно играть роль надежного барьера, защищающего Россию от деструктивных процессов, протекающих в исламском мире. Исходя из этой концепции, России следует сделать все от нее зависящее для урегулирования социальных и этнических конфликтов на Южном Кавказе, включая миротворческую деятельность и сотрудничество с заинтересованными державами. Естественно, такой подход подразумевает признание необратимости результатов распада Советского Союза и понимание фундаментального несоответствия имперской модели организации постсоветского пространства современным международным реалиям и тенденциям их развития.5 По мнению сторонников подобных взглядов, России требуется не соперничество с США, Европой и Турцией на Южном Кавказе, а партнерство с ними с целью ускорения экономической и социальной модернизации новообразованных государств.

Российские ученые включают в понятие «национальная безопасность» также вопросы, касающиеся производства и транспортировки энергоресурсов Каспия. Здесь еще явственнее звучит мысль об угрозе российским национальным интересам6, хотя в последнее время все чаще раздаются призывы перейти от жесткой оппозиции планам Турции и Запада утвердиться на энергетическом рынке Южного Кавказа к практике взаимовыгодного сотрудничества.7.

Что касается турецких интересов в регионе, то российские авторы предпочитают говорить о гегемонистской и экспансионистской политике Анкары на Южном Кавказе. Часто встречаются ссылки на «исторический» характер турецкой устремленности в сторону Кавказа и приводятся примеры, свидетельствующие о пан-тюркистском и пан-исламистском подтексте такой ориентации. Характерная.

5 там же.

6 Zubarevich N. Federov Y. Е. «Russian-Southern Economic Interaction: Partner and Competitors» in Rjan Menon, Y. E. Federov and Ghia Nodia (eds.), «Russia, The Caucasus and Central Asia: 21″ Security Environment», EastWest Institute, New York, 1999, pp. l 19−143.

7 Fedorov Y. E. and Nodia G. «Regional Security for Russia, the Caucasus, and Central Asia: Going From Zero-Sum to Positive-Sum Policies», in Rjan Menon, Y. E. Federov and Ghia Nodia (eds.), «Russia, The Caucasus and Central Asia: 2 Is1 Security Environment», EastWest Institute, New York, 1999, pp.249−256. -Y. E. Federov., «Russia's Policies Toward the Caspian Region Oil: Neo-Imperial or Pragmatic», in website www.cpss.org/casianw/octpers.html для прошлых веков модель поведения турецкого государства механически проецируется на наше время. Турцию обвиняют в попытках установить свое господство в тюркских и мусульманских странах СНГ, руководствуясь неооттоманской идеологией. Особо подчеркивается несовместимость такой политики со стратегической задачей возрождения России на основе сохранения ее целостности.8 Определенные основания для российских подозрений дает тот факт, что Турция, как член НАТО, вольно или невольно воспринимается в качестве военно-политического инструмента Запада на постсоветском пространстве.

Важное значение для понимания общеметодологических и теоретических позиций российской историографии имеет 4-томная хрестоматия «Внешняя политика и безопасность современной России. 1991;2002». 9 В этом уникальном в своем роде издании собраны аналитические статьи ведущих российских специалистов-международников, а также важнейшие документы, позволяющие глубоко изучить все векторы не только внешнеполитической мысли России, но и внешнеполитической деятельности соответствующих ведомств.

В историографическом плане безусловный интерес представляет 3-томный обобщающий труд «Очерки истории Министерства иностранных дел России», содержащий огромный фактический материал по истории внешней политики и дипломатии Российского государства.10.

Западная историография. Особенности формирования и характер колебаний российской и турецкой внешней политики в постсоветский период, а также степень влияния на эти процессы нового понимания Москвой и Анкарой своих национальных интересов попали в центр внимания западного академического сообщества.11 See Zagorski. рр.61−84, Надин-Раевский В. Россия и Турция на пороге XXI века: на пути в Европу или Евразию?, Научный доклад, № 14, Москва: Московский центр Карнеги, 1997, стр. 68−83.

9 Внешняя политика и безопасность современной России. 1991;2002. Хрестоматия в четырех томах / Составитель Т. А. Шаклеина. (Т-1. — Исследование. / T.IV. -Документы.) М.: Московский государственный институт международных отношений (У) МИД РоссииРоссийская ассоциация международных исследованийАНО «ИНО-Центр (Информация. Наука. Образование)" — «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2002. а Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802−2002: В 3 т. Т.1-. 860−1917 гг. -М.: ОЛМАПРЕСС, 2002. Nicholai N. Petro, Alvin Z. Rubinstein., Russian Foreign Policy: From Empire to Nation-State, Addison Wesley Longman, New York, 1997, -Amin Saikal and William Maley «From Soviet to Russian Foreign Policy», in Amin Saikal, (ed.) Russian in Search of Its Future, Cambridge University Press, Cambridge, 1995. Hannes Adomeit, «Russia as A Great Power in World Affairs: Images and Reality» // International Affairs, vol.71. No. I, January 1995. — Nodari A. Simonia, «Priorities in Russian Foreign Policy and the Way It Works», in Adeed Dawisha and Karen Dawisha (eds.). The Making of Russian Foreign Policy in Russia and the New States of Eurasia, M.E. Sharpe, Arnionk, 1995. -Jeffrey Checkel, «Structure, Institutions, and Process: Russia’s Changing Foreign Policy», in Adeed Dawisha and Karen Dawisha,(cds.) pp. 53−54. -Jacop W. Kipp. «The Zhirinovsky.

В ряде исследований подчеркивается политическое и экономическое значение региона для Запада вообще и для США в частности, и в этой связи высказываются соображения о том, какой быть американской политике на Южном Кавказе.12 Причем, в подходах к этой чувствительной, с точки зрения благополучия Запада, теме наблюдается не столько теоретический уклон, сколько вполне практический интерес к проблеме эксплуатации нефтяных и газовых месторождений Каспия. Поскольку Южный Кавказ преподносится как арена жесткого российско-турецкого соперничества, вполне логичными в глазах западных исследователей выглядят призывы всячески поддержать Турцию против России.13.

Ряд исследователей трактует политику России на Южном Кавказе как следствие имперских и гегемонистских устремлений.14 Москва по сути обвиняется в провоцировании политических, экономических и межэтнических осложнений в регионе. Иногда российский образ действий преподносится не как умысел, а как банальная ошибка в расчетах: иначе говоря, то, что замышляется как способ достижения стабильности, приводит к прямо противоположным последствиям. Есть и крайние точки зрения, сторонники которых прямо указывают на разжигание.

Threat" // Foreign Affairs, May/June 1994, Vol.73, No. 3, pp.72−86. -John W. R. Lepingwell, «The Soviet Legacy and Russian Foreign Policy» // RFE/RL Research Report, Vol.3, No.23, 10 June 1994, p.7. -Richard Sakwa, «Russian Politics and Society», Routledge, London, 1993, pp.286−321. -Scott Parish, «Primakov on Russian Foreign Policy», OMRl Daily Digest, 31 January 1996. -Lena Johnson, «Comments on NATO Enlargement and the CIS» in Oldberg, Ingmar, (ed.), Priorities in Russian Foreign Policy, FOA, Stockholm, 1996, p.68. -Celeste A. Wallander. «War of the West: Russian Security at Millenium» // Arms Control Today, March 2000, p.9. -Ariel Cohen «Putin's Foreign Policy and US-Russian Relations», The Heritage Foundation Backgrounder, no.1406, 18 January 2001, p.l. -Stephen Sestanovich, «Where Does Russia Belong?» // The National Interest, no. l, Winter 2000, p. 13. -M.A. Smith, «Russian Hegemony in the Near Abroad», Conflict Studies Research Center Report, The Royal Military Academy Sanhurst, England, July 1994, p. 18. -Sherman Gamett, «Russian Power in the New Eurasia» // Comparative Strategy, Vol. 15, No. l, pp.31−32. -Peter Shearman, «Defining the National Interest: Russian Foreign Policy and Domestics Politics», in Roeger E. Kanet, and A.V. Kozhemiakin, (eds.), The Foreign Policy of the Russian Federation, MacMillian Press, London, 1997, p. l 1. -Suzanne Crow, «Russia Seeks Leadership in Regional Peackeeping,» // RFE/RL Research Report, vol.2, no. 15, 9 April 1993, p.28. -Paul A. Gobble. «Russia as a Eurasian Power: Moscow and Post-Soviet States,» in Stephen Sestanovich, (ed.), Rethinking Russia’s National Interests, Center for Strategic and International Studies, Washington, 1994, p.47. -Gerard Holden, «Russia after the Cold War: History and the Nation in the Post-Soviet Security Politics», Campus/Westview, Frankfurt, 1994, p.67. -Paul Kolstoe, «Russians in the Former Soviet Republics», Hurst Publishers, London, 1995. — Uwe Hallbach and Henrich Tiller, «Russia and Its Southern Flank» // Aussen Politik, Vol.45, no.2, 1994, p. l58. -Paul Henze, «Russia and the Caucasus» // Perceptions, Vol. I, no.2, June/August 1996, pp.53−7I. -Roland Goetz, «Political Spheres of Interest in the Southern Caucasus and In Central Asia» // Aussen Politik, vol. 48, no. 3, p.260. -David Nissman, «Russia and the Caucasus: Maintaining Imbalance of Power» // Perceptions, Vol.1, No. 2, June/August 1996, p.80.

12 Peter Pavillionis, Richard Giragosian, «The Great Game: Pipeline Politics in Central Asia» // Harvard International Review, Winter 96/97, VOL 19, Issue 1, p.29. Ariel Cohen, «Paving the Silk Road: US interests in Central Asia and the Caucasus» // Harvard International Review, Winter/Spring 2000, Vol.22, Issue I, p.70. Frederick S. Starr, «Power Failure: American Policy in the Caspian» // National Interest, Spring 97, Issue 47, p.20.

Lyle Goldstein, «Flashpoint: Conflict in the Caucasus May Escalate» // Harvard International Review, Fall93, Vol.16, Issue I, p.42. u Uwe Hallbach and Henrich Tiller, «Russia and Its Southern Flank» // Aussen Politik, Vol.45, no.2, 1994, p. 158. — Paul Henze, «Russia and the Caucasus» // Perceptions. Vol.1, no.2, June/August 1996, pp.53−71.

Москвой межэтнических конфликтов, в частности, нагорно-карабахского, с целью установления своего господства в Армении и Азербайджане.15.

Западные ученые усматривают тесную взаимозависимость между этническими проблемами региона и международным соперничеством за каспийские ресурсы, доходя до открытых обвинений в адрес России по поводу преднамеренного обострения ситуации на Южном Кавказе, с тем чтобы предотвратить осуществление проекта Баку-Джейхан.16.

В целом можно говорить о том, что исторические корни этнической борьбы игнорируются западными исследователями. Последние также недооценивают того обстоятельства, что многонациональная Российская Федерация имеет право на озабоченность положением на Южном Кавказе, поскольку чувствуют себя недостаточно уверенно перед лицом тех опасностей, которыми угрожает ей внутренняя ситуация в Грузии и Азербайджане. Как характерную особенность западной историографии следует отметить ее недостаточное внимание к российским источникам информации и к логике российской стороны. Естественно, это понижает уровень объективности исследований.17.

Самостоятельным направлением в западной историографии можно считать изучение турецкой политики на Южном Кавказе после распада Советского Союза. Аналитики пришли к выводу, что принципиальные перемены во внешнеполитической стратегии Анкары обуславливаются превращением биполярного международного порядка в многополярный.18 По мнению многих экспертов, Турция может потерять свое прежнее стратегическое значение в глазах Запада, что заставит ее радикально изменить свое поведение на международной арене. Каковы будут эти изменения — вот вопрос, которым задаются на Западе.19.

У ряда ученых уже есть ответ на этот вопрос. Они не исключают, что осложнение отношений с Европейским Союзом заставит Турцию перенацелить.

13 John W.R. Lepingwell, «Russian Peackeeping in the Near Abroad» // Survival, vol.36, No.3, Fall 1994, p.50.

Kevin O’Brien, «Russian Peacekeeping in the Near Abroad», Peacekeeping in the Near Abroad" // Peacekeeping the International Relations, vol. 23, no. 4, July/August 1994, p. 16.

16 Jan Knippers, Black, «Ethnic Conflict and Pipeline Politics in the Caucasus» // USA Today Magazine, May 2000, Issue 2660, p.22.

17 Stephen Blank, «Russia's Real Drive to the South» // Orbis, Summer 95, Vol.39, Issue 3, p.369.

17 Shireen Hunter, «Bridge or Frontier? 'Turkey's Post-Cold War Geopolitical Posture» // The International Spectator, Vol XXXIV, No. I, January-March 1999.

18 Shireen Hunter, «Bridge or Frontier? 'Turkey's Post-Cold War Geopolitical Posture'// The International Spectator, Vol, XXXIV, No. 1, January-March 1999.

19 Ian O. Lesser., «Turkey's Strategic Options» // The International Spectator, Vol. XXXIV, No. I, January-March 1999. свои усилия на Кавказ и Среднюю Азию, что потенциально грозит обернуться негативными последствиями для Запада.20.

Некоторые западные исследователи предпочитают акцентировать исторические предпосылки и «имперскую» составляющую в нынешнем стремлении Турции проникнуть на Кавказ и в Среднюю Азию. Не обойдены вниманием также культурные, языковые и конфессиональные связи, представляемые в качестве объективной основы для возрождения пан-тюркистского и пан-исламистского духа.21 Впрочем, имеются и существенные модификации в таком подходе. Так, некоторые эксперты, не отрицая признаков возрождения пан-тюркизма и панисламизма, утверждают, что в новой версии этой идеологии уже нет прежней имперской и интервенционистской природы — лишь культурные и экономические мотивы.22.

Другая группа исследователей однозначно расценивает Турцию как стратегического союзника Запада в его борьбе против России за Каспийские нефтяные ресурсы и маршруты их доставки в Европу.23.

Имеется также исследования, в которых причины активизации Турции на Южном Кавказе непосредственно объясняются турецкой внутриполитической ситуацией и соответствующими национальными интересами. В этом контексте приоритетное внимание уделяется механизму влияния экономики, политических сил и лоббистов на процесс формирования общей стратегии Анкары на Южном Кавказе.24.

20Graham E. Fuller, 'Turkey's New Eastern Orientation' in Fuller, Graham E. (eds.), Turkey New Geopolitics: From the Balkans to Western China, (West view Press, Boulder, 1993)., — Alan Makovsky., «The New Activism in Turkish Foreign Policy' // SAIS Review, Winter Spring 1999, vol.19, No. l, p.93., — Ian 0. Lesser., «Turkey's Strategic Options» // The International Spectator, Vol XXXIV, No. l, January-March 1999., — Laurent Ruseckas., 'Turkey and Eurasia' // Journal of International Affairs, Fall 2000, vol. 54, Issuel, p.16., — Heinz Kramer., 'Will Central Asia Become Turkey’s Sphere of Influence?'// Perceptions, vol.!, no. l, March/May 1996, p. l 13.,-Shireen Hunter., «Bridge or Frontier? 'Turkey's Post-Cold War Geopolitical Posture'// The International Spectator, Vol, XXXIV, No. l, January-March 1999., — Paul Henze., «The Lands of Many Crossroads: Turkey’s Caucasian Initiatives» //Orbis, Vol.45, No. l, (Winter 2001), pp.90−91.

P. Khosla., Turkey Search For a Role" // Strategic Analysis: A Monthly Journal of the IDSA, June 2001, Vol. XXV.

21 Garet Winrow., «Turkey and Former Soviet Central Asia: national and ethnic identity» // Central Asia Survey, 11,(1), pp.101−111.

22Dietrich Jung and Wolfango Piccoli., «Pan-Turkist Dreams and Post-Soviet Realities: The Turkish Republic and the Turkish States in the 1990s, in website, www.akademiskopgavbank.dk/opgaver/lP-svnopsis samplet.pdf.

25 Svante, E Cornell., «Small Nations, Great Powers: A Study of Ethnopolitical Conflict in the Caucasus», (England, Curzon Press, 2001)., -Brent Sasley., «Turkey's Energy Politics in the Post-Cold War Era» // Middle East of International Affairs, Vol.2, No.4, December 1998, pp.28−39., — Stephen J. Blank., «Every Shark East of Suez: Great Power Interests, Politics, Tactics in the Trans-Caspian Energy Wars» // Central Asian Survey, Vol.18, No.2, June 1999, p.451., -Freedy De Pauw., «Turkey Policies in Transcaucasia» in Bruno Coppieters, ed. Contested Border in the Caucasus, (Brussels: VUB Press, 1996).

24 Winrow G. «Turkey and the Caucasus: Domestic Interest and Security Concerns», (The Royal Institute of International Affairs Press, 2000), p.22.

Турецкая историография. Политика России и Турции на Южном Кавказе привлекла внимание целого ряда турецких историков, политологов и экономических аналитиков в 1990;е годы. Особый интерес вызвали две темы: 1) л # пассивность Турции по отношению к советским тюркам, 2) резкая активизация Турции на постсоветском пространстве.26 Турецкая историография, естественно, не могла обойтись без обращения к причинам столь резкого поворота.

Историческая борьба между Россией и Турцией в Закавказье давно стала традиционным сюжетом для турецких историков и политологов. Они склонны объяснять побудительные мотивы проникновения России на Кавказ имперскими соображениями, применяя эту концепцию и к современной ситуации. Некоторые работы порождают впечатление, будто Россия представляет собой главную угрозу безопасности региона, а российское вмешательство в этнические конфликтыничто иное, как наследие имперского прошлого. России по сути отказано в праве иметь свои интересы в регионе и обосновывать их, в том числе и историческими обстоятельствами.

Несколько особняком стоят работы видного турецкого ученого Дуйгу Сезер.27 Она исследует корни того недоверия, которое было характерно для российско.

25 TUtUncO M. «'The Caucasus Policy of Turkey (1990;1997): An Evaluation» in TUtUncU (eds.), Caucasus: The New World Disorder and Caucasia, (Haarlem: SOTA 1998), p. 198, -Aydin M. 'Turkey and Central Asia, Challanges of Change', in Central Asian Survey, vol. 15 no.2, Summer 1996, p. 160.

26 Sayan S. «Turkish Foreign Policy in the Post-cold War Era» // Journal of International Affairs, Vol.54, Issue. 1, Fall 2000, p.34 and «Turkey, the Caucasus and Central Asia» in Ali Banuazizi and Myron Weiner, (eds.), The New Geopolitics of Central Asia and its Borderlands (Bloomington, IN: Indiana University Press, 1994), pp.175−196., -The Controversy Over the Caspian Sea Mineral Resources: Conflicting Perceptions, Clashing Interests // Europe-Asia Studies, 9 668 136, May98, Vol.50, Issue 3. — BolQkba? i S. 'Ankara's Baku-Centered Transcaucasia Policy: Has It Failed?, // Middle East Journal, vol.50, No. l, Winter 1997., — TUtUncU M. «The Caucasus Policy of Turkey (1990;1997): An Evaluation» in TUtUncU (eds.), Caucasus: The New World Disorder and Caucasia, (Haarlem: SOTA 1998), p. 182, -Karaosmanoglu A., «Turkey Objectives in the Caspian Region», in Gennady Chufrin, (ed.), The Security of the Caspian Region, (Oxford: Oxford University Press, 2001), pp.151−152, — Aray O. (ed.), The New Independent states of Inner Asia and Turkey’s Policy, Book II, (Ankara: National Policy Research Foundation, 1998)., -Bal I., «The Turkish Model and the Turkic Republics» // Perceptions, Vol.111, No:3 September/November 1998., — Karaosmaoglu A. «Turkey Objectives in the Caspian Region», in Gennady ChufVin (ed.), The Security of the Caspian Region, (Oxford: Oxford University Press, 2001), p.151., — Cem I. 'Prospect for Co-Operation, Solidarity, and Economic Development in the Caucasus' // Insight Turkey, Vol: 3, No.4, October/December 2001, p.96., — GUI T. and liter T. «Turkey's Emerging Relationship with other Turkic States» in Libby Rittenberg (ed.), The Political Economy of Turkey in the PostSoviet Era: Going West and Looking East? (Westport, CT: Praeger, 1998), pp. 199−200., — Arik U. «The New Independent States and Turkish Foreign Policy», in Karpat K. (eds.), Turkish Foreign Policy: Recent Developments, (University of Wisconsin Press, Madison, 1996)., — ?olakoglu S. 'TUrkiye'nin Giircistan Politikasi (Turkey’s Policy Towards Georgia) in TUtUncU (ed.), Caucasus: The New World Disorder and Caucasia, (Haarlem: SOTA 1998)., — § imsek A. «Turkiye'den Orta Asya Atagi», Cumhuriyet, 24 August 2001, p. 10., — Baskin O., Turkey and North Caucasusfrom High Expectations down to Reality, in (eds.) Ole Hoiris, Sefa Martin YCrukel, 'Contrasts and Solutions in the Caucasus', (England, by Alden Press, 1998), p.443.,.

— Ciloglu, F. 'Post-Soviet Consequences in Georgian and Turkish Policy' in in (eds.) Ole Hoiris, Sefa Martin Yfirtikel, 'Contrasts and Solutions in the Caucasus', (England, by Alden Press, 1998), p.318.

27 Sezer D. «Russia and the South Central Asia and the Southern Caucasus, // European Security, Vol.5 No.2. Summer 1996, p.314″ -» Turkish-Russian Relations: The Challenges of Reconciling Geopolitical Competition with Economic Partnership" // Turkish Studies, vol.1, no.l. Spring 2000, p.60" — «Turkish-Russian Relations in турецких отношений в прошлом и которое в определенной степени сохраняется и поныне. Как бы уравновешивая обвинения в адрес России (вовсе, впрочем, не обелял ее), Сезер подчеркивает, что и у российских властей было достаточно оснований для подозрений по поводу намерений Турции на Южном Кавказе и в Средней Азии.28.

Не лучшим образом сказывается на турецкой историографии ее ориентация преимущественно на западные источники информации, которые подчас создают необъективную картину. Во многих работах чувствуется влияние школы политического реализма. Однако «реалистическое» видение вещей в конечном счете не распространяется на сферу познания причин, заставивших Россию придти на Кавказ и заставляющих ее оставаться там. Только как недоразумение можно расценивать утверждение, содержащееся в отдельных работах, о том, что российско-турецкое соперничество на Южном Кавказе — это новый феномен. Представляются весьма односторонними заявления некоторых аналитиков, согласно которым Россия и Турция ведут на Кавказе элементарную борьбу за власть.

Обзор источников и принципы работы с ними. Источниковую базу исследования составили различные документальные материалы официального происхождения, периодическая печать, работы мемуарного жанра, Интернет-сайты, интервью, взятые нами у турецких политических деятелей. Задача классификации современных источников по теме осложняется тем обстоятельством, что внутри них порой трудно бывает провести грань между разнотипными материалами. К примеру, в журнале или газете может быть помещена статья, где сугубо информативный аспект тесно переплетается с аналитическим, то есть субъективным. Крайне осторожного обращения требует мемуарная литература, несущая на себе отпечаток личного восприятия. В стремлении восстановить более или менее сбалансированную историческую картину мы использовали метод сличения источников, с тем чтобы расширить возможности для выявления достоверных фактов и объективных тенденций. Вместе с тем заведомая предвзятость того или иного источника также представляла для нас интерес, поскольку позволяла точнее отождествить его автора с определенным политико-идеологическим направлением.

Методология. В настоящей диссертации широко использованы теоретико-методологические подходы, практикуемые российскими и западными.

1990s: Form Adversity to Virtual Rapprochement" in Makavosky A. and Sayari S. (eds.), Changing Dynamics of Turkish Foreign Policy, Washington Institute of Near East Policy Press, Washington DC, 2000.

28 Sezer D. «Turkish Russian Relations: geopolitical competition and economic partnership» // Turkish Studies, No. I, Issue I, pp.59−62. исследователями. Наибольшее предпочтение отдано принципам системного анализа, включая его политологическую составляющую. Вместе с тем, автор прибегает и к методикам, с помощью которых решаются научные задачи сугубо исторического, реконструктивного характера, связанные с изучением прошлого на основе конкретных фактов, причинно-следственных связей и последовательно-хронологического выстраивания событий.

Структура диссертации. Настоящее исследование состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии.

Заключение

.

Распад Советского Союза, расцениваемый современными историками как наиболее значимое событие XX века, оставил Россию один на один с необходимостью поиска новой основы для ее безопасности и внешней политики. Это заставило и соседние государства, в том числе Турцию, пересматривать свое отношение к бывшим республикам СССР, а ныне независимым государствам Кавказа и Центральной Азии. Турция и Россия были естественными соперниками на протяжении веков в силу общих геополитических вызовов на общем геополитическом пространстве. Данное обстоятельство порождало неизбежные противоречия, результатом которых стали 13 крупных войн и бесчисленное количество мелких конфликтов на Черном море, на Балканах и Кавказе.

В период, последовавший после окончания холодной войны, ситуация на Южном Кавказе вновь обрела особое значение для российско-турецких отношений. Обе страны воспринимают друг друга как угрозу своим интересам и присутствию в этом регионе. Взаимное недоверие мешает Москве и Анкаре конструктивно развивать российско-турецкий диалог.

Долгая история взаимоотношений России и Турции представляет собой крупный сюжет, охватывающий пять веков. Это время наполнено взаимной подозрительностью, недоверием, непониманием и негодованием по поводу поведения друг друга. Для россиян память о так называемом «татарском иге», образ султана как притеснителя христианских народов и последние всплески пан-тюркизма, направленные против территориальной целостности России, представляют ту призму, через которую она продолжает смотреть на турок. В свою очередь, для Турции образ империалистической России, постоянно вынуждающей османов отступать все дальше и дальше на юг, как бы находил подтверждение в советской политике по отношению к тюркским народам СССР.

Хотя российско-турецкое партнерство эпохи Ленина и Ататюрка оказало позитивное воздействие на стереотипы взаимовосприятия, длилось это недолго. За относительно благополучным периодом, длившемся до Второй мировой войны, последовало обострение отношений в контексте холодной войны. Вплоть до распада Советского Союза эти отношения являлись лишь частным случаем более масштабной политической игры. В период холодной войны Советский Союз и Турция оказались во враждебных, с точки зрения идеологии и военного противостояния, лагерях. Восприятие друг друга стало меняться к лучшему только в 80-е гг. XX века, когда Горбачев превратил Советский Союз в гораздо более открытое общество, что в конце концов привело во второй половине 90-х гг. к небывалой активизации международной торговли и туризма.

В результате распада СССР российско-турецкие отношения вновь привлекли международное внимание, почти в той же мере, в какой это имело место в XVIII и XIX вв. Если в период холодной войны проблема регионального соперничества на Кавказе и в Центральной Азии была в силу очевидных причин не актуальной, то в 90-е гг. на волне возобновления «большой игры» в Евразии обострилась конфронтация по поводу Кавказа и Центральной Азии — сюжет, всецело захвативший воображение военных стратегов, дипломатических экспертов, политологов и историков. Турция вновь заявила о себе как о естественном геополитическом сопернике России. Проблема будущего российско-турецких отношений формулировалась следующим образом: какие императивы возобладают в конечном итоге — геополитические, геостратегические или геоэкономические.

Россия полагала, что Анкара хочет взять у нее реванш за свои исторические поражения и путем избавления России от ее бывших провинций восстановить сферу неооттоманского влияния от Балкан до озера Балхаш в Казахстане. «Пан-тюркизма» боялись не меньше, чем «исламского фундаментализма». Подозревали, что без турецкого участия не обошлось в Чечне, а также в Татарстане и Крыму. Большинство представителей российского правящего класса видят в Турции одно из тех государств, которые крупно выиграли от развала Союза. Хотя прозападно ориентированные лидеры рассматривали Анкару в качестве стабилизирующего фактора на бывшем советском Юге и проводника благотворного западного влияния, все же в середине 90-х гг. российские политики, похоже, стали воспринимать Турцию не только как независимого актора, но и как регионального пособника единственной оставшейся сверхдержавы — США.

В российской внешнеполитической теории и практике на смену почившему в бозе марксизму-ленинизму пришли традиционные геополитические категории, побуждающие Россию рассматривать Турцию как сильного соперника на Кавказе и в Центральной Азии. Квази-альянс Турции с Украиной, Азербайджаном и Грузией служил дополнительным провоцирующим моментом для такого восприятия, как и тот факт, что Москве не удалось построить союзные отношения с Украиной, Грузией и Молдовой. Геостратегические проблемы составили еще одну сферу противоречий между Россией и Турцией. Региональный военный баланс сил на Черном море и на Южном Кавказе изменялся в пользу Турции. После развала СССР акватория Черного моря стала «натовским озером». Пока Россия и Украина спорили о разделе черноморского флота и статусе Севастополя, эта акватория превратилась в испытательный полигон для программы НАТО «Партнерство ради мира». Официально провозглашенный стратегический курс России на сотрудничество с Украиной, который предполагал некий совместный ответ на турецкий вызов, провалился. Проблематичным становится и присутствие российских сил в Грузии из-за тупиковой ситуации в абхазском конфликте. Несмотря на членство в СНГ, Азербайджан де-факто представляет собой союзника Турции. С Россией остается лишь Армения, которая не имеет с ней даже общей границы. И в Абхазии, и в Карабахе Россия не смогла предложить приемлемую для всех форму урегулирования и поэтому попала под перекрестный огонь критики с обеих сторон. Другая группа проблем связана с переплетением геополитики и экономики. Россия и Турция вступили в жесткое соперничество по поводу нефтяных и газовых ресурсов Каспия и Центральной Азии.

Распад Советского Союза, окончание холодной войны и ускоренные темпы европейской интеграции бросают вызов самим основаниям традиционной турецкой внешней политики. Отказ Анкаре в полноправном членстве в Европейском Союзе вызвал у турецких политиков чувство изоляции и неуверенности, серьезно повлиявшее на механизм выработки внешнеполитической стратегии Турции по отношению к бывшим советским республикам. С этой точки зрения, Турция расценивала распад СССР и образовавшийся было вакуум силы на южной постсоветской периферии как возможность реализовать свои амбиции и новые политические задачи в регионе. Это, в свою очередь, как предполагалось, повысило бы стратегическую важность Турции в глазах Запада. Вовлеченность в дела Южного Кавказа и Центральной Азии представляла также жизненную важность для слабой турецкой экономики, поскольку эти регионы располагали не только огромными запасами природных ископаемых, но также служили рынком для размещения инвестиций.

Кроме того, новая постсоветская ситуация давала Анкаре возможность изменить свое традиционное внешнеполитическое поведение и сформулировать новые стратегические ориентиры. Так, Турция не преминула подчеркнуть свою этническую, историческую и культурную связь с новообразованными государствами постсоветского Юга. Турция, используя как некое моральное основание тот факт, что она является страной с демократическим режимом западного типа, светской государственной системы, рыночной экономикой, могла бы претендовала на экспорт этих ценностей на Южный Кавказ и в Центральную Азию и на получение поддержки в этом деле со стороны Запада и особенно Соединенных Штатов.

После краха СССР российское правительство не обнаружило прямой заинтересованности в том, что происходило на Южном Кавказе и в Центральной Азии. Эти регионы считались помехой на пути экономических, социальных и политических преобразований в России. И в самом деле, прозападное руководство Кремля имело резоны думать так, поскольку прямое вовлечение в кавказские проблемы было бы обузой для.

России. Однако трудности экономических реформ в России, расширение НАТО на Восток, растущая турецкая заинтересованность в государствах Южного Кавказа и Центральной Азии укрепили позиции коммунистов и националистов в российском политическом истэблишменте. Другой влиятельный игрок — российская армия — также не была довольна официальным прозападным курсом, который подвергался жестокой критике со стороны военных руководителей страны.

Вслед за внутриполитическими дебатами между западниками и консерваторами по поводу сущности нового российского государства, его внешнеполитических приоритетов, а также принципов определения национальных интересов Россия после 1992;1993 гг. вернулась в постсоветское пространство с более решительными намерениями. Прозападный курс сменился политикой сосредоточения и некоторого изоляционизма. Россия стала демонстрировать непосредственный интерес к бывшим советским республикам и внедрять свое экономическое, политическое и военное влияние в ближнем зарубежье — на Кавказе и в Центральной Азии. Для России любой другой претендент на доминирующую роль на пространстве бывшего Советского Союза был неприемлем, и поэтому московские политики с негодованием воспринимали турецкую активность. Россия прибегала к жесткой стратегии, чтобы держать Турцию подальше от границ СНГ отчасти путем стимулирования интеграционного процесса и отчасти путем угрожающий жестов, адресованных Турции. Кроме того, Россия использовала технологию поддержания баланса сил с помощью установления тесных военных отношений с Арменией, Ираном и Грецией, то есть с окружающими Турцию и «проблемными» для нее государствами.

Для Российской Федерации Турция представлялась не просто еще одним государством, угрожавшим ее гегемонии в регионе, а скорее «длинной рукой НАТО», тянувшейся к Южному Кавказу и Центральной Азии. Более того, Анкара являлась единственным членом НАТО, непосредственно связанным с Советским Союзом историческими, культурными, религиозными и языковыми узами. Для Москвы, с этой точки зрения, Анкара являлась главной угрозой ее присутствию в регионе.

В начале 1990;х гг. Россия и Турция прошли через напряженный период жесткого соперничества на Южном Кавказе. В силу ряда факторов Турции не удалось захватить там лидерство. Анкаре пришлось сконцентрироваться на своих внутренних политических и экономических делах, а также на других внешнеполитических приоритетах в Европе и на Среднем Востоке. Волна исламистского возрождения в турецкой политической жизни, курдский вопрос, натянутые отношения с Европейским Союзом, и экономический кризис помешали активному вмешательству Турции в дела Южного Кавказе и Центральной Азии. Россию, как и Турцию, тоже беспокоили собственные экономические и политические трудности, которые осложнялись в 90-х годах меняющимися внешнеполитическим приоритетами, во многом определявшимися отношениями с Соединенными Штатами.

В середине 90-х гг. Россия, похоже, воспринимала Турцию как серьезный вызов своей безопасности. Так, «Белая книга» российских спецслужб (Москва, изд-во «Обозреватель», 1996) именовала Турцию амбициозной региональной державой, поддерживающей «исламские движения» и вынашивающей «пан-тюркистские идеи" — также утверждалось о возможности ее внедрения в «геостратегическую нишу», образовавшуюся на Кавказе в связи с ослаблением российского государства. Москва неоднократно обвиняла Анкару в моральной и финансовой поддержке чеченских сепаратистов в течение первой чеченской войны. Комментируя вмешательство Турции в дела Южного Кавказа, советник президента России Сергей Караганов заявил в 1996 г.: «Эти территории являются «задним двориком» России. Никто не может играть на этом поле без ее согласия».

Несмотря на наличие у России и Турции противоположных интересов в регионе, постсоветские российско-турецкие отношения развивались в рамках модели, которая заставляла обе страны, несмотря на взаимные противоречия, воздерживаться от риторики времен холодной войны. При том, что Россия и Турция открыто сталкивались по таким вопросам, как Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия, каспийские трубопроводы, фланговые ограничения на Кавказе, продолжающееся российское военное присутствие в Грузии и на армяно-турецкой границе, проблема Чечни и т. д., при том, что Москва и Анкара проявляли исключительную осторожность, чтобы не дать этим противоречиям распространиться по всему спектру двусторонних отношений.

Хотя периодически и наблюдались российско-турецкие осложнения по таким вопросам, как война в Боснии (1991;1995) и Косовский кризис (1999), все же возобладало стремление отделить эти вопросы друг от друга, что способствовало нормализации отношений между Россией и Турцией. Историческое соперничество по поводу Балкан не имело серьезных негативных последствий для остальных вопросов, составлявших содержание двусторонних отношений. Российско-турецкие отношения после окончания холодной войны характеризовались некоторым дуализмом, иначе говоря, сочетанием элементов сотрудничества и конфликта. В конечном итоге в силу исторических и географических факторов поддержание конструктивных отношений с Россией по-прежнему составляет главную проблему безопасности Турции. Конфронтационные тенденции в значительной степени смягчаются российско-турецким экономическим партнерством и осознанием необходимости сосуществования на политическом уровне.

Профессор Дуйгу Сезер из университета Билькент в Анкаре определил российско-турецкие отношения 1990;х гг. термином «подлинное сближение», подразумевая «такое состояние двусторонних отношений, при котором публичные проявления неприязни и враждебности на государственном уровне почти исчезлибыла взаимно признана и официально подчеркнута важность сотрудничества в целом ряде областей для дальнейшего продвижения национальных интересов обеих сторонправительства воздерживаются от взрывоопасной риторики, с тем чтобы не будоражить враждебность обществаофициальные лица поддерживают постоянную связь во имя ограждения двусторонних отношений от внезапного кризиса». Впрочем, Сезер также указал на исторические корни недоверия, страха и подозрений, которые продолжают влиять на сознание тех, кто принимает решения, даже несмотря на острую потребность в сотрудничестве. Такая ситуация мешает сторонам достичь более высокого уровня сближения, который предполагал бы активное сотрудничество в сферах безопасности и экономики.

В конце 1990;х гг. и позже Москва кардинальным образом пересмотрела свое восприятие турецкой политики на Южном Кавказе и в Центральной Азии. Россия стала видеть в Турции скорее полезного партнера, чем опасную угрозу. В таком переосмыслении участвовали два фактора. Один из них, главный, — газовая проблема. Турция наряду с Европой представляет для России основной рынок для сбыта газа. Самые крупные энергетические сделки Россия заключила с Турцией. Недавнее завершение в рамках проекта «Голубой поток» прокладки трубопровода по дну Черного моря повысит турецкую зависимость от российского газа с 66% до 80%. Кроме того, Россия начинает рассматривать Турцию скорее как транзитную страну для своих энергоресурсов, чем просто как экспортный рынок.

Переоценка Москвой турецкого стратегического потенциала является другим фактором, изменившим ее взгляды на поведение Турции в постсоветском ареале. К 2001 г. произошла смена акцентов, в силу чего стало уже привычным воспринимать Турцию не как геополитический вызов, а как слабеющего конкурента, погруженного во внутриполитические и экономические заботы. Российский Совет безопасности, радикально пересмотрев иерархию стоящих перед страной угроз, теперь уже расценивает проникновение Турции на Кавказ как опасность далеко не первого порядка, и острый политико-экономический кризис в Турции в феврале-марте 2001 г. лишь подтвердил правильность этого заключения.

На этой новой стадии российско-турецких отношений Москва с явной готовностью посылала Анкаре дружественные сигналы, демонстрируя тем самым изменение своего отношения к некогда могущественному сопернику. Посол России в Анкаре Александр Лебедев подчеркнул уникальную «евразийскую сущность» обеих стран, заявив, что отношения между ними эволюционировали от состояния соперничества к состоянию сотрудничества в разных сферах. Высокопоставленный российский дипломат также попытался доказать ошибочность бытующих исторических стереотипов. Он сказал, что расхожая историческая идея о перманентной войне между Российской и Оттоманской империями неверна. Посол сослался на совместное исследование российских и турецких историков, которое выявило, что из 500 лет истории взаимоотношений царей и султанов лишь в течение 25 лет они пребывали в состоянии прямого конфликта. Он добавил, что в прошлом Москва и Стамбул заключали союзы против англичан и французов.

Произошли знаменательные подвижки и в области соперничества по поводу маршрутов экспорта каспийской нефти. До недавнего времени Россия и Турция расходились по вопросу о путях доставки нефти на западные рынки. К середине 2001 г. российское правительство сняло свои возражения против проекта Баку-Тбилиси-Джейхан. Вместо того, чтобы саботировать этот проект, Россия предприняла шаги к завершению строительства высокопропускного трубопровода Тенгиз-Новороссийск. Кроме того, Москва призвала российские фирмы принять участие в прокладке и эксплуатации магистрали Баку-Тбилиси-Джейхан.

Москва явно предпочитает рассматривать проблему транспортировки нефти скорее в геоэкономическом, чем в геополитическом контексте, ставя вопрос о рентабельности выше идеи баланса сил и акцентируя свое предпочтение экономического соревнования, а не борьбы за сферы влияния. При Путине Россия со всей очевидностью проводит прагматический курс в этих вопросах. Частные интересы начинают оказывать существенное воздействие на российскую внешнюю политику. Несмотря на сохраняющуюся в московских политических кругах некоторую нервозность по поводу турецких и американских планов на Каспии, все же доминирует стремление избежать конфронтационных тенденций.

Что касается этнических конфликтов на Южном Кавказе, сегодня Россия и Турция выступают за прямой диалог между враждующими сторонами. При наличии определенных разногласий по поводу методов разрешения ситуации обе страны демонстрируют очевидную заинтересованность в претворении в жизнь «Пакта стабильности для Кавказа».

Конечно, потенциал для соперничества между Россией и Турцией полностью не исчез. Анкара проявляет тревогу в связи с наличием российских военных баз в Грузии и Армении. Некоторые высокопоставленные военные в Турции видят в этих базах источник угрозы. Кроме того, Турция хотела бы, чтобы так называемые миротворческие силы СНГ в конфликтных зонах Южного Кавказа (состоящие почти исключительно из российских военнослужащих) были заменены международными контингентами.

Россия, в свою очередь, недовольна сотрудничеством турецких военных и спецслужб с соответствующими ведомствами Грузии и Азербайджана. В январе 2002 г. в Анкаре Азербайджан, Грузия и Турция заключили трехстороннее соглашение о региональной безопасности. Москву особенно раздражают военные контакты между Турцией и Грузией и в частности турецкая помощь в модернизации военно-воздушной базы Марнеули около Тбилиси. Вдобавок, в октябре 2002 г. турецкая военная делегация прибыла в грузинскую столицу для участия в церемонии официального открытия Объединенной Военной Академии, учрежденной при содействии Турции, которая частично укомплектовала это учебное заведение своим преподавательским составом.

Впрочем, продолжающееся сотрудничество между Россией и Турцией в определенной степени уравновешивает конфронтационные тенденции. Сегодня достигнут «беспрецедентно высокий уровень торгового и экономического сотрудничества)), как заявил министр иностранных дел России Игорь Иванов по завершении официального визита в Турцию. Он подчеркнул, что экономические связи приведут к более тесному сотрудничеству России и Турции на международном, региональном и двустороннем уровнях. Обе страны, по мнению Иванова, являются «евразийскими государствами», что создает предпосылки для активного и плодотворного взаимодействия.

Подобное взаимодействие не ограничивается лишь строительной индустрией и газовым сектором. Турция — первое государство-член НАТО, которое в начале 90-х гг. стало покупать российское оружие, вертолеты и бронетехнику для использования их против боевиков РКК (Курдской рабочей партии), базирующихся в юго-восточной Турции и на севере Ирака. Росвооружение предложило идею совместного производства лучшего российского боевого вертолета К-50 «Черная акула» (реализовать проект планируется в начале 2000;х гг.). Контакты в этой области особенно расширились с подписанием в январе 2002 г. во время визита начальника российского Генерального штаба генерала Квашнина в Турцию «Рамочного соглашения по сотрудничеству в военной области и в области подготовки военного персонала)). Ответный визит в Москву его турецкого коллеги генерала Хусейна Киврикоглу в июне 2002 г. явился еще одной вехой в становлении двустороннего сотрудничества в военной сфере.

Несмотря на столкновение интересов, Турция, разочарованная итогами Люксембургского саммита 1999 года, видит в России альтернативу партнерским отношениям с Европейским Союзом. Это саммит еще раз продемонстрировал неготовность ЕС признать Турцию в ближайшем будущем своим полноправным членом. На этом фоне турецкий генерал Килич-Паша предложил, чтобы Турция не привязывалась к Европе, а рассмотрела другие стратегические альтернативы. Он выразил глубокое неудовлетворение политикой ЕС по отношению к Турции и заявил о необходимости обзавестись новыми союзниками. В данном контексте генерал выделил прежде всего Россию. Предложение Килич-Паши спровоцировало жаркие публичные дебаты в Турции. Многие предполагали, что заявления генерала прямо отражали тенденцию, возобладавшую в высших армейских кругах Турции.

Роль Турции в международной политике в значительной степени зависит от ее отношений с Соединенными Штатами и Европейским Союзом. Отсюда то значение, которое приобретает вопрос о полноправном членстве страны в ЕС. Сменявшие друг друга в Анкаре в 90-е гг. правительства однозначно ориентировались на перспективу интеграции в ЕС. Люксембургский (1999 г.) и Копенгагенский (2002 г.) саммиты показали ошибочность такого курса. Страны ЕС и Турцию разделяли разногласия по многим политическим вопросам, включая Кипр и курдскую проблему. Уступать здесь давлению Европы Турция явно не спешила. Нежелание Европейского Союза делать Турцию своим членом вызвало в Анкаре заметное беспокойство относительно безопасности и экономического благосостояния страны. Если одни утверждали, что Турции нужно теснее сближаться с США, то другие настаивали на необходимости продолжать искать пути в ЕС.

В этом смысле турецко-российские отношения приобретают особую важность хотя бы потому, что Россия до сих пор остается великой державой с огромным военным и экономическим потенциалом. Россия при Путине придерживается сугубо прагматической линии во внешней политике, проявляя повышенную заинтересованность в налаживании с Турцией конструктивных отношений в широком политико-экономическом диапазоне, географически охватывающем Кавказ, Центральную Азию и Черноморский бассейн.

Остракизм, которому недавно подверглась Турция, активизировал деятельность турецкой дипломатии. Сразу после Копенгагенского (2002 г.) саммита турецкий премьер Реджеп Эрдоган посетил Москву, где подчеркнул значение России как альтернативного внешнеполитического направления для Турции.

На протяжении 90-х гг. между Россией и западными странами имелись существенные разногласия по поводу расширения НАТО на восток, войны в Югославии (1991;1995 гг.) и Косовского кризиса (1999 г.). Другим источником напряжения между Москвой и Вашингтоном являлось вовлечение США в дела Кавказа и Центральной Азии, которые также являлись объектами российско-турецких противоречий.

11 сентября 2001 года изменило геополитическую ситуацию в мире вообще и на Кавказе и в Центральной Азии в частности. Совместная борьба против терроризма и исламского фундаментализма стала новой сферой эффективного сотрудничества между Россией и западными державами, особенно США. Сегодня российско-американское партнерство в этой области — неоспоримый факт.

Постсентябрьский" мир и возглавленная Соединенными Штатами антитеррористическая кампания дали России и Турции карты в руки. Хотя ни та, ни другая не приняли реального участия в военных действия в Афганистане, Россия играла существенную роль в обеспечении США разведывательной информацией и в деле вооружения афганского Северного альянса. Сегодня России и Турции принадлежит важная роль в умиротворении Афганистана.

Москва, в принципе согласившись на временное иностранное военное присутствие в южных республиках бывшего Советского Союза, тем не менее без особого энтузиазма отнеслась к появлению американских и западно-европейских войск в Центральной Азии в рамках анти-талибовской и анти-алькайдовской кампании, ибо опасается, что эти войска задержаться там на неопределенное время.

Кавказ как единое целое тоже играет важную роль в войне с терроризмом. Сегодня США и Турция не осуждают действия России в Чечне. То же можно сказать о Германии, Франции и других странах. Россия не слишком жестко сопротивляется американским планам строительства военных баз в Грузии, предназначенных для борьбы с международным терроризмом. Это несомненно оказывает позитивное воздействие на характер российско-турецких отношений.

Американская антитеррористическая кампания и вторая чеченская война привели к крупной перегруппировке сил в юго-западной Азии. До 2000 г. можно было говорить о формировании «осевых» антагонизмов, внутри которых один блок образовывали Россия, Армения и Иран, а другой — Турция, Израиль и Азербайджан, поддерживаемые США. Такого разделения больше не существует. В настоящее время Россия, Турция, Грузия, Азербайджан и Армения являются союзниками Соединенных Штатов в борьбе против международного терроризма.

В отношениях России с западными странами также есть простор для сотрудничества во имя мира и стабильности на планете. Масштабы этого сотрудничества разрослись беспрецедентно. В этом смысле недавний саммит НАТО-Россия, состоявшийся в Риме, представляет важное событие. Собравшиеся там главы государств подписали документ под названием «Римская декларация», провозглашавший создание Совета «НАТО-Россия». Эта декларация предполагает всестороннее сотрудничество подписантов, включая такие вопросы, как борьба с терроризмом, сокращение оружия массового уничтожения, взаимодействие в области предотвращения новых угроз, укрепление взаимного доверия, контроль над вооружениями, планирование совместных действий по спасению гражданского населения в чрезвычайных ситуациях, реформы в области обороны и военного сотрудничества. Турция приветствовала эти решения.

Москва и Анкара согласились рассматривать друг друга не как соперников, а как партнеров во многих областях. Далеко не случайным является факт подписания 16 ноября 2000 г. Игорем Ивановым и его турецким коллегой Исмаилом Джемом двустороннего договора «План действий по развитию сотрудничества между Российской Федерацией и Турцией в Евразии». В преамбуле документа заявлено, что «происходящие фундаментальные перемены исторического масштабы открывают новый этап во взаимодействии между Турцией и Россией, который характеризуется новыми возможностями в развитии плодотворного двустороннего и регионального сотрудничества во всех сферах в духе дружбы и взаимного доверия». Необходимость использования всех доступных средств для продвижения сотрудничества в области экономики, торговли, энергетики, транспорта, туризма, защиты окружающей среды названа среди наиболее важных направлений российско-турецкого сотрудничества. Стороны сошлись в том, что укрепление торгово-экономического сотрудничества между ними в Евразии послужить стимулом для прогресса в двусторонних отношениях и приведет к разнообразию форм партнерства. Иными словами, Россия и Турция нацелены на то, чтобы поднять планку двустороннего сотрудничества на Кавказе и в Центральной Азии на более высокий уровень. Посредством постепенного и продуманного осуществления «плана действий» станет возможным распространить богатый опыт российско-турецкого партнерства на другие регионы СНГ.

Таким образом, мы видим, что российско-турецкие «исторические» противоречия не мешают обеим странам идти по пути сближения, на котором они становятся все более и более открытыми для сотрудничества, в том числе на Кавказе и в Центральной Азии. Есть надежда, что в обозримом будущем формирующаяся в двусторонних отношениях атмосфера конструктивного сотрудничества окажет благотворное влияние на состояние всего постсоветского пространства.