Двадцатипятитысячники в Сибири: опыт социокультурной адаптации

Актуальность темы

Взяв в 1929 г. курс на ускоренную трансформацию сельскохозяйственного сектора, органы партийного и советского руководства выдвинули в качестве приоритетной цели социально-политическое обеспечение коллективизации, сознательно отложив решение ключевой задачи подведения под колхозное движение «серьезной машинной базы». Это, в свою очередь, потребовало максимально быстрого привлечения в деревню значительных кадровых ресурсов. Между тем еще до развертывания кампании по радикальному преобразованию аграрной экономики высшим партийно-советским органам становилось всё сложнее обеспечить адекватную практическую реализацию своего курса на местах. Это объяснялось отсутствием на селе прочной социально-политической опоры в виде развитых структур власти и дефицитом грамотных, квалифицированных кадров, имеющих опыт организации крупного коллективного сельскохозяйственного производства и управления им.

Председатель Колхозцентра Г. Н. Каминский в своем докладе на ноябрьском (1929 г.) Пленуме ЦК ВКП (б) заявил о необходимости немедленного набора порядка 25 тысяч рабочих — организаторов для «колхозного строительства». Предложение это основывалось на убеждении, что только из представителей рабочего класса партия может в максимально сжатые сроки подготовить политически надежных грамотных организаторов аграрного производства. Несмотря на дефицит постоянных кадров в промышленности, участники Пленума согласились с подобной необходимостью.

Кампания по мобилизации 25 тысяч промышленных рабочих для работы в деревне широко освещалась в официальной пропаганде, став затем важным элементом и советской историографии. Однако освещение данной кампании в пропагандистском ключе предопределило односторонний характер дававшихся ей оценок. Многие связанные с мобилизационной кампанией проблемы остались вне поля зрения исследователей. На современном этапе назрела необходимость переосмысления оценки участия двадцатипятитысячников (далее — 25-тысячников) в коллективизации, что подтверждается появлением в последние годы, впервые в постсоветской историографии, ряда специальных статей.

Указанная тематика актуализируется необходимостью ее рассмотрения с нескольких позиций. Во-первых, мобилизационные приоритеты и технологии продолжают играть важную роль в деятельности современного российского государства, требуя для своего обеспечения квалифицированного ретроспективного исторического анализа в таких принципиальных аспектах, как определение форм, методов, границ и возможностей подобного рода воздействий. Во-вторых, исследование адаптивности тех или иных групп в условиях социальной мобилизации представляет несомненный научный интерес, поскольку мобилизационные кампании являлись сущностным, неотъемлемым элементом в отношениях между идеократическим партийно-советским государством и социумом.

25-тысячники оказались той референтной мобилизационной группой, в отношении которой делаются самые неоднозначные историографические суждения. Для обоснования более взвешенных оценок необходимо расширить предметное поле исследования, соединив политическую составляющую событий, анализ состава и облика 25-тысячпиков с их деятельностными и поведенческими характеристиками, в частности, определить, как и в какой степени индустриальные рабочие адаптировались к новым социальным функциям и экстремальным для них условиям жизнедеятельности.

Участие 25-тысячников в коллективизации сельского хозяйства и различные аспекты их деятельности широко освещены в литературе. В отечественной историографии можно выделить несколько этапов разработки этой темы: 1) начало 1930;х гг.- 2) конец 1940;х- 1980;е гг.- 3) постсоветский период.

Уже в 1930;е гг. выходили публицистические работы, носящие отчасти аналитический характер (некоторые оценки и обобщения), основанные главным образом на письмах 25-тысячников (преимущественно в газеты), заявлениях, газетных статьях, свидетельствах очевидцев, материалах, собранных авторами во время поездок в деревню1. Эти брошюры, пропагандистские по форме и содержанию, ценны прежде всего как источниковый материал.

В начале 1930;х гг. вышла в свет и первая книга знаменитой «Поднятой целины», созданная «по горячим следам событий» очевидцем коллективизации на.

1 Макашов А. Двадцатипятитысячники в колхозах. J1., 1931; Гурович E.H. Пролетариат на колхозной стройке. М., 1931; Курейко М. Двадцатипятитысячники на колхозной стройке. М.- Л., 1931; Ефимов Г. В., Марлюрштейн КБ. О двадцатипятитысячниках. JL, 1931. С. 44.

Дону и талантливым писателем Михаилом Шолоховым1. Художественная форма, в которую облачены события романа, позволила показать непростую повседневную работу 25-тысячника в колхозе, его личностные переживания, победы и неудачи. В то же время, в качестве прототипов главного героя выбраны рабочие, которым автор откровенно симпатизирует, что определяет некоторую заданность оценок.

Во второй половине 1930;х — первой половине 1940;х гг. новых работ о 25-тысячниках не выходило. Научная разработка темы фактически началась во второй половине 1940;х гг. и была вызвана необходимостью послевоенного восстановления сельского хозяйства и требованиями привлечь в деревню новые руководящие кадры из города.

Основные концептуальные положения, характерные для советской историографии темы, нашли свое отражение уже в первой специальной научной публикации, принадлежащей Е. Б. Зомбе (1947 г.)2. В ней предпринята попытка обобщения опыта работы 25-тысячников в стране в целом. Исследователь достаточно широко освещает общественно-политическую деятельность 25-тысячников. Как основной фактор, обеспечивший успех их работы, Е. Б. Зомбе рассматривает организацию или укрепление групп бедноты, «бедняцко-батрацкого ядра». Не осталось без внимания и то, что одной из функций 25-тысячников стала сигнализация в центральные органы о недочетах «на местах». По мнению автора, это «способствовало улучшению работы партийного и советского аппарата, очищению его от чуждых элементов"3.

Е.Б. Зомбе признает, что ещё до приезда рабочих в деревню против них шла агитация среди крестьян. Но попытки «поссорить трудовое крестьянство с рабочими-организаторами», по утверждению автора, были «обречены на неуспех», а распространение подобных слухов он объясняет тем, что «кулак» хорошо понимал политическое значение приезда промышленных рабочих.

Бытовые трудности, испытываемые рабочими в деревне, Е. Б. Зомбе связывает с действиями «вражеских антисоветских элементов деревни», ошибками местных организаций и отдельных работников. На основании анализа писем 25-тысячников исследователь приходит к выводу, что преодолеть огромные препятствия рабочим.

1 Шолохов М. А. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1986. Т. 5.

2 Зомбе Е. Б. Двадцатипятитысячники // Вопросы истории. 1947. № 5.

3 Там же. С. 13, 16−17. помогло то, что они ощущали себя «творцами новой жизни, новых общественных отношений"1.

Дальнейшую разработку проблемы продолжила В. М. Селунская. Важной заслугой исследовательницы является расширение круга источников, привлечение нового фактического материала. Автор уделяет внимание вопросам отбора рабочих, подготовки их на курсах, распределению по регионам и использованию на местах. В качестве главной задачи, поставленной партией перед 25-тысячниками, рассматривается перенесение в сельское хозяйство опыта борьбы за повышение производительности труда3.

Исследовательница признает, что на митингах и собраниях, посвященных отправке рабочих в колхозы, звучали заявления «о нерентабельности колхозов, о нецелесообразности посылать в них квалифицированных рабочих, которые, будучи незнакомы с сельским хозяйством, не смогут. принести там никакой пользы». Среди рабочих распространялись «ложные» слухи о трудностях работы на селе. «Враждебные элементы» пытались проникнуть в число 25-тысячников, «чтобы своей подрывной работой дискредитировать это мероприятие партии». В силу идеологических рамок, ограничивавших советских исследователей, В. М. Селунская оценивает эти явления как «вражеские вылазки», получившие решительный отпор со стороны партийных организаций и самих рабочих4.

Начиная с 1950;х гг. шла разработка темы на материалах различных регионов СССР, в том числе изучение специфики деятельности 25-тысячников в нацио.

1 ЗомбеЕ.Б. Указ. соч. С. 10, 19−20.

2 Селунская В. М. Двадцатипятитысячники — проводники политики партии в колхозном строительстве (1929;1930 гг.) // Вопросы истории. 1954. № 3.

3 Там же. С. 23−24, 30, 32.

4 Там же. С. 22−23. пальных районах1. Первой по времени в этом ряду является статья В. П. Тюшева Л.

25-тысячники в Бурят-Монгольской АССР", опубликованная в 1952 г.

Как в 1950;е гг., так и в дальнейшем (вплоть до конца 1970;х гг.), участие 25-тысячников в коллективизации в той или иной мере привлекало внимание большинства исследователей, обращавшихся к теме руководства рабочего класса социалистическим переустройством сельского хозяйства и истории колхозного движения в о целом. Особо актуализировался опыт 25-тысячпиков в связи с решением ЦК КПСС и Совета министров от 25 марта 1955 г. об отправке из городов в сёла около 30 тыс. добровольцев для руководства отстающими колхозами. Это спровоцировало публикацию обширных подборок документов, введение в научный оборот новых материалов, появление исторических очерков и научных трудов о 25-тысячниках4.

Заметный вклад в изучение темы внес Ю. С. Борисов. Его книги открывают череду строго научных работ, написанных с привлечением широкого круга источников, хотя первая из них, «25-тысячники» (1959 г.), представлена в популярной фор

1 Тюшев В. П. Двадцатипятитысячники в Бурят-Монгольской АССР // Записки Бурят-Монгольского научно-исследовательского института культуры. Улан-Удэ, 1952. Вып. 15- Алексе-енкоИ.И. Рабочие-двадцатипятитысячники в колхозном строительстве Хакассии (1930;1931 гг.)// 250 лет вместе с великим русским народом. Абакан, 1959; Богомолова К. А. Двадцатипятитысячники в Таджикистане // Доклады AM ТаджССР. Сталинабад, 1953. Вып. 9- Ефременков Н. В., Муха-чевВ.И. Двадцатипятитысячники-уральцы на колхозной работе в 1930 г. // Труды Уральского политехнического института (работы кафедры марксизма-ленинизма). Свердловск, 1957. Сб. 86- Пи-чугин И. Г. Роль 25-тысячников в коллективизации сельского хозяйства Казахстана // Ученые записки Казахского университета. Алма-Ата, 1957. Т. 31, вып. 3.

2 Тюшев В. П. Посланцы партии и рабочего класса — двадцатипятитысячники — проводники ленинской национальной политики (по материалам Бурятской АССР) // Из опыта партийного руководства социалистическим строительством в восточной Сибири. Иркутск, 1967. Вып. 28. ъ Калашников В. Н. Борьба КПСС за укрепление и развитие союза рабочего класса и колхозного крестьянства в период подготовки и введения новой Конституции. М., 1959; Иванов H.A. Помощь ленинградских рабочих в коллективизации сельского хозяйства подшефных районов // Рабочие Ленинграда в борьбе за победу социализма: сб. ст. М.- J1., 1963; Ленинградские рабочие в борьбе за социализм. 1926;1937. Л., 1965; Гущин Н. Я. Рабочий класс Сибири в борьбе за создание колхозного строя. Новосибирск, 1965; Спектор Н. П. Рабочие промышленных центров в борьбе за создание и упрочение колхозного строя (1929;1935 гг.) // От Октября к строительству коммунизма: сб. М., 1967; Лизогуб Ю. М. Участие рабочего класса в осуществлении сплошной коллективизации сельского хозяйства (1929;1932 гг.) // Роль рабочего класса в социалистическом преобразовании деревни в СССР: сб. М., 1968; Немаков НИ. Коммунистическая партия — организатор массового колхозного движения. М., 1966; Силин В. К. Ведущая роль рабочего класса в коллективизации сельского хозяйства. Ярославль, 1973; Союз созидателей нового общества. М., 1979.

4 Ивницкий H.A. Двадцатипятитысячники и их роль в коллективизации сельского хозяйства в 1930 г.: вводная статья // Материалы по истории СССР. М., 1955. Вып. 1. С. 390−519- Исторический архив. 1956. № 1. С. 99−131 (вводная статья H.A. Ивницкого «Двадцатипятитысячники-москвичи на колхозной работе») — Розенфельд В. Я. Двадцатипятитысячники. М., 1957; Алексеен-коИ.И. Рабочие-двадцатипятитысячники — проводники политики партии в колхозном строительстве // К сорокалетию Великой Октябрьской социалистической революции. Красноярск, 1957; Борисов Ю. С. 25-тысячники. М., 1959; Маслов К. П. Руководящая роль рабочего класса Советского Союза в социалистическом переустройстве сельского хозяйства (1928;1932 гг.). Горький, 1955. ме1. В книге используются опубликованные документы, дневники, брошюры, а также, видимо, архивные материалы, однако ссылки на них отсутствуют. Интерес представляет широкое привлечение Ю. С. Борисовым в качестве источника элементов интервью, бесед с рабочими, принимавшими участие в коллективизации сельского хозяйства. Таким образом он прослеживает биографию нескольких 25-тысячников до современности (конца 1950;х гг.). Однако ценность обращения к названному материалу ограничивается тем, что исследователь беседовал только с теми рабочими, которые закрепились в деревне надолго.

Значительное внимание в книге уделено вопросам вербовки отряда 25-тысячников и их мотивациям к поездке на колхозную работу. В качестве одного из главных мотивов Ю. С. Борисов выделяет понимание рабочими, что без укрепления мощи сельского хозяйства не сможет развиваться тяжелая индустрия. Особое чувство, по словам историка, влекло в колхозы тех рабочих, «которые в прошлом познали горечь крестьянской доли». Однако стремились в деревню и «шкурники, плохие работники, зеленая молодежь, жаждущая приключений «с наганом против кулака», старики, мечтающие отдохнуть среди лугов и лесов"3.

В качестве факторов, обеспечивавших стойкость 25-тысячников перед трудностями, в том числе перед «кулацким» террором, Ю. С. Борисов выделяет и высоко оценивает поддержку сельского актива, помощь пославших их предприятий и государства, центральных и местных партийных организаций''. Подробно в книге рассматривается организационная деятельность 25-тысячников, отмечается их особая роль в создании машинно-тракторных станций (МТС).

Ю.С. Борисов впервые подробно рассматривает вопрос о сроках пребывания 25-тысячников в деревне. Историк приходит к выводу, что ориентировочный срок изначально определялся от одного до трех лет. И этот срок в основном был выдержан. Однако число 25-тысячников в деревне за это время существенно сократилось. К концу первой пятилетки 25-тысячники практически полностью слились с другими организаторскими кадрами сельского хозяйства. К началу 1933 г., по неточным сведениям, приведенным Ю. С. Борисовым, не вернувшихся на производство насчитывалось примерно 40% от первоначального состава. Начавшийся с.

1 Борисов Ю. С. Указ. соч.

2 Там же. С. 29.

3 Там же. С. 15.

4 Там же. С. 28−30. первых же месяцев работы в деревне отсев 25-тысячников автор связывает с рядом причин: выездом на учебу, гибелью от рук кулаков, болезнями, откомандированием на предприятия.

Другой значимой работой Ю. С. Борисова является монография «Подготовка производственных кадров сельского хозяйства СССР в реконструкционный период"1 В соответствии с общей тематикой книги, в главе о 25-тысячниках подробно проанализированы принципы отбора и подготовки рабочих для участия в коллективизации сельского хозяйства, состав 25-тысячников по партийному и производственному стажу, по тендерному и другим признакам.

В данной книге Ю. С. Борисов впервые акцентирует внимание на том, что переключение значительной массы квалифицированных рабочих из промышленности в сельское хозяйство стало чрезвычайной мерой. Признавая, что помощь рабочего класса деревне являлась характерной чертой социалистического общества, историк, однако, указал на то, что «систематическая перекачка работников из города в деревню отрицательно сказалась бы на промышленности», а кроме того, «культивировала бы в деревне иждивенческие настроения». В связи с этим Ю. С. Борисов поставил вопрос о численности 25-тысячников и впервые (путем подсчета по каждой отдельной области) показал, что, вопреки распространенному в источниках и л литературе мнению, в сёла было направлено не 27 тыс., а около 35 тыс. рабочих .

Одним из самых основательных трудов по истории мобилизации 25 тысяч рабочих в колхозы является монография В. М. Селунской, вышедшая в 1964 г. 3 Автор исследования привлекает материалы местных партийных организаций, районную, окружную и областную партийную печать, материалы совещаний 25-тысячников по организации труда, стенограммы и протоколы слетов 25-тысячников, акты обследования их работы органами НК РКИ. В. М. Селунской предпринята попытка привлечь источники, исходящие непосредственно от крестьян и выражающие их отношение к присылке рабочих. Но в основном в книге проиллюстрированы те же тезисы, что и у других авторов 1950;1960;х гг. Как и большинство авторов советского периода, В. М. Селунская не видела необходимости проводить исследование деятельности 25-тысячников в 1931;1932 гг., объясняя это тем, что по методам и содержанию она «не.

1 Борисов Ю. С. Подготовка производственных кадров сельского хозяйства СССР в реконструкционный период. М., 1960.

2 Там же. С. 80−82.

3 Селунская В. М. Рабочие-двадцатипятитысячники. М., 1964. отличалась чем-либо существенно новым" в сравнении с 1930 г. 1 Однако уже в 1970 г. в историографическом обзоре В. И. Погудина было отмечено, что сосредоточение внимания историков только на 1930 г. вело к тому, что «в тени» оставались «реальные результаты» деятельности 25-тысячников2.

В 1960;1970;е гг. вышло множество статей и брошюр о работе 25-тысячников в отдельных республиках и областях: на Украине, в Белоруссии, среднеазиатских республиках, Казахстане, Западной и Восточной Сибири, на Урале, в Чувашской АССР и др.3 Некоторые из них посвящены специально деятельности Коммунистической партии и профсоюзных организаций по руководству 25-тысячниками4. Однако в большинстве такого рода публикаций не ставилось каких-либо новых задач и, соответственно, не делалось новых выводов. Основной их.

1 Селунскап В. М. Рабочие-двадцатипятитысячники. С. 19.

2 Погудин В. И. Проблема союза рабочего класса и крестьянства // Вопросы истории. 1970. № 7. С. 3−15.

3 Захаров С. М. Рабочие-двадцатипятитысячники — активные участники социалистического переустройства сельского хозяйства Узбекистана // Ученые записки Каршинского пединститута. Карши, i960. Вып. 4. Ч. 1- Тимофеев А. Н. Двадцатипятитысячники — проводники политики партии в колхозном строительстве на Украине (1929;1932 гг.) // Из истории борьбы коммунистической партии Украины за социалистическое переустройство сельского хозяйства. Киев, 1961; Сусликов A.A. Партийные организации Кузбасса во главе движения двадцатипятитысячников П К истории партийных организаций Кузбасса. Кемерово, 1962. Вып. 1 Дуйшемалиев Т. Участие 25-тысячников в колхозном строительстве Киргизии // Известия АН КиргССР. Фрунзе, 1963. Т. 5- Гущин Н. Я. Рабочий класс Сибири в борьбе за создание рабочего строя. Новосибирск, 1965; Гущин Н. Я., ЖуровЮ.В., Боженко JI. K Союз рабочего класса и крестьянства Сибири в период построения социализма (19 171 937 гг.). Новосибирск, 1978. С. 302−311- МейерА. Из истории деятельности политических и профсоюзных организаций Средней Азии по мобилизации рабочих-двадцатипятитысячников и их использованию в колхозном строительстве // Из истории коммунистической партии Киргизии. Фрунзе, 1967. Вып. 3- ТюшевВ.П. Новые данные о работе двадцатипятитысячников (по материалам красноярских архивов) // Вопросы истории Сибири. Иркутск, 1967. С. 86- Он э/се. Посланцы партии и рабочего класса — двадцатипятитысячники.- Он же. Деятельность рабочих-двадцатипятитысячников в колхозах Иркутской области // Октябрь и Восточная Сибирь. Иркутск, 1968; Он же. Коммунистическая партия — организатор деятельности двадцатипятитысячников в Восточной Сибири // Там жеИванов Н. И. Роль рабочих бригад и двадцатипятитысячников в коллективизации Чувашской АССР (1929;1932 гг.) // Ученые записки НИИ при Совете министров Чувашской АССР. Чебоксары, 1968. Вып. 40- Мухачев В. И. Деятельность партийных организаций Урала по руководству двадцатипятитысячниками (1930;1932 гг.) // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала. Свердловск, 1968. Сб. 2- Ерошкин В. А. Рабочие-двадцатипятитысячники в Марийской АССР // Вопросы истории рабочего класса Марийской АССР. Йошкар-Ола, 1969; Герман К. К Двадцатипятитысячники Белоруссии. Минск, 1971; Ходжаев Х. К. К вопросу о роли двадцатипятитысячников в колхозном движении в Таджикистане // Некоторые вопросы истории КПСС. Ленинабад, 1972; МадановХ.М. Двадцатипятитысячники. Алма-Ата, 1972; Сафонов В. Д. Коммунистическая партия — организатор помощи рабочего класса деревне в осуществлении сплошной коллективизации и организационно-хозяйственного укрепления колхозов в 1929;1934 гг. // Из истории борьбы партии за коллективизацию и дальнейшее развитие сельского хозяйства. Краснодар, 1973; МачинГ.В. Приезд рабочих-двадцатипятитысячников в Узбекистан // Сборник научных трудов Ташкентского гос. университета. Материалы по истории, историографии и археологии. Ташкент, 1978. № 556.

4 Сусликов A.A. Указ. соч.- МейерА. Указ. соч.- Сафонов В. Д. Указ. соч. цсипостыо является накопление фактического материала по отдельным регионам страны.

К рассматриваемому нами региону относится вышедшая в 1962 г. статья A.A. Сусликова «Партийные организации Кузбасса во главе движения 25-тысячников"1. Автор основывался на документах Партийного архива Кемеровской области, но главным образом, на материалах местной печати. В статье приведены данные о том, сколько рабочих отобрали в счет 25 тысяч в различных округах Кузбасса, каков был их состав по партийности и квалификации. Однако непосредственная деятельность рабочих в деревне автором не рассматривалась.

Особого внимания заслуживает монография Н. Я. Гущина (1965 г.), в одной из глав которой впервые специально рассматривается деятельность 25-тысячников Л в целом по Сибири. В книге говорится не только о ленинградских рабочих, приводится также статистика отбора «в счет 25-ти тысяч» по некоторым промышленным центрам Сибири. Однако 25-тысячникам — сибирякам внимания уделено мало, что объясняется немногочисленностью источников.

По утверждению Н. Я. Гущина, потребность в руководящих кадрах в Сибири была выше, чем в других регионах. Не отрицая, что в ряде сёл имели место выступления против приезда 25-гысячпиков, историк приписывает протестные настроения только «кулакам"3. Н. Я. Гущин высоко оценивал роль 25-тысячников в контроле над проведением политики партии, исправлением «искривлений». В то же время исследователь отмечал случаи, когда ленинградцы сами «извращали политику партии в колхозном строительстве и допускали серьезные ошибки" — однако считал эти случаи единичными.

Автор давал положительную оценку руководству партийных организаций деятельностью рабочих-колхозников, но признавал и недостатки: частые переброски 25-тысячников из одного колхоза в другой, отвлечение от непосредственной колхозной работы, отсутствие порой необходимой помощи, плохое снабжение4.

В монографии рассматривается динамика численности 25-тысячников в Западной Сибири. Приведены неполные данные отборочной комиссии при агитмассовом отделе крайкома партии на февраль и апрель 1931 г. (в том числе состав ос.

1 Сусликов A.A. Указ. соч. С. 73−77.

2 Гущин Н. Я. Рабочий класс Сибири в борьбе за создание колхозного строя.

3 Там же.

4 Там же. С. 72. тавшихся в Сибири рабочих по партийному и производственному стажу, распределение по должностям), на начало 1932 г. Указано, что в Сибири, как и в других регионах, многие 25-тысячники оставались на колхозной работе до конца первой пятилетки, а некоторые остались на всю жизнь1.

С широким привлечением материала новосибирских архивов написана статья Н. Немакова и Т. Исакова2. Значительное внимание авторы уделили вопросу о приеме и распределении ленинградских рабочих на работу в сельском хозяйстве Сибири3.

Разработку проблемы на материалах Восточной Сибири (Красноярского и Иркутского округов) начал В.П. Тюшев'1. Он установил, что в Восточной Сибири значительная часть 25-тысячников набиралась окружными организациями на местных предприятиях5. Впервые в историографии В. П. Тюшев отметил, что рабочие, мобилизованные округами сверх установленного центром плана, не получали доплат с предприятий. Их финансирование полностью возлагалось на местный бюджет6.

Изучение писем 25-тысячников и других материалов привело В. П. Тюшева к выводу о том, что в Восточной Сибири им приходилось работать в крайне тяжелых условиях: «питались хлебом и водой, снабжение промтоварами отсутствовало, плохо было с жильем, особенно семейным». Исследователь подробно пишет о ленинградце И. Н. Шилове, убитом в июне 1932 г. по дороге в райцентр, приписывая это нападение «кулакам». Также он упоминает о рабочих, оставшихся в сибирской деревне на всю жизнь8.

1980;е годы можно назвать своего рода переходным этапом историографии. С одной стороны, продолжалось накопление эмпирического материала и исследование деятельности 25-тысячников в отдельных регионах страны (на Украине, в Молдавии,.

1 Гущин Н. Я. Рабочий класс Сибири в борьбе за создание колхозного строя. С. 73−74.

2 Немаков К, Исаков Т. Двадцатипятитысячники в коллективизации сельского хозяйства // Из истории коммунистической партии Киргизии. Фрунзе, 1965.

3 Там же. С. 33, 37.

4 Тюшев В. П. Новые данные о работе двадцатипятитысячников в Восточной Сибири (по материалам красноярских архивов) // Вопросы истории Сибири. Иркутск, 1967; Он же. Деятельность рабочих-двадцатипятитысячников в колхозах Иркутской области // Октябрь и Восточная Сибирь: матер, юбилейной науч.-теор. конф. в Иркутске. — Иркутск, 1968.

5 Тюшев В. П. Деятельность рабочих-двадцатипятитысячников. С. 73.

6 Тюшев В. П. Новые данные. С. 76.

7 Тюшев В. П. Деятельность рабочих-двадцатипятитысячников. С. 75−76.

8 Там же. С. 81−82- Тюшев В. П. Посланцы партии. С. 101.

Марийской АССР, Краснодарском крае, Поволжье)1. С другой стороны, в эти годы рядом исследователей более основательно начала прорабатываться историография темы, появилось разнообразие в формулировках исследовательских задач, уточнялись и более критично оценивались результаты работ предшественников. Так, В. А. Поляков в статье «К вопросу о 25-тысячниках в Нижнем Поволжье"2 выделяет как один из самых спорных вопросов темы установление количества 25-тысячников в целом по стране и по регионам. Автор отмечает, что подсчет, произведенный в 1960 г. Ю. С. Борисовым путем сложения количества 25-тысячников в различных регионах, нельзя считать окончательным, так как отсутствуют точные сведения о количестве завербованных в каждом регионе (что справедливо, в том числе для Сибири). В. А. Поляков ставит задачу уточнить численность и распределение 25-тысячников в Нижнем Поволжье и на основании тщательного подсчета устанавливает число, выдерживающее проверку источниками.

В кандидатской диссертации И. П. Мельничука предпринята одна из первых попыток периодизации литературы о 25-тысячниках. Автор опровергает принятое в историографии мнение, что изучение форм и методов работы 25-тысячников в 1931;1932 гг. не представляет особого интереса. По его наблюдению, в конце пятилетки перед рабочими встали новые задачи в области колхозного строительства, которые невозможно было решать старыми методами3. В своем исследовании И. П. Мельиичук освещает деятельность 25-тысячников на материалах Украинской ССР, в том числе в малоизученный период 1931;1932 гг.

Уже с конца 1980;х гг. в художественной литературе встречаются попытки по-новому взглянуть на события, происходившие в годы первой пятилетки. Одной.

1 Поляков В. А. К вопросу о двадцатипятитысячниках в Нижнем Поволжье // Аграрная революция и социалистические преобразования в советской деревне. Горький, 1980; Моисеев И. К. Двадцатипятитысячники в борьбе за социалистическое преобразование сельского хозяйства МАССР // Актуальные проблемы истории социалистического строительства в Молдавии. Кишинев, 1982; Алексееико Е. И. Роль рабочих-двадцатипятитысячников в укреплении колхозов на Кубани (19 301 931 гг.) Краснодар, 1985; Алексееико Е. И. Коммунистическая партия — организатор деятельности двадцатипятитысячников в колхозном строительстве 1929;1932 гг.: автореф. дне.. канд. ист. наук. Нальчик, 1986; Мельиичук И. П. Движение двадцатипятитысячников и его роль в социалистическом преобразовании сельского хозяйства, 1928;1932 гг. (На материалах УССР): автореф. дис.. канд. ист. наук. Киев, 1986; Оглаев Ю. О. Ленинградские рабочие-двадцатипятитысячники в Калмыкии // Проблемы аграрной истории Поволжья в переходный период от капитализма к социализму (1917;1937 гг.). Саранск, 1988.

2 Поляков В. А. К вопросу о двадцатипятитысячниках. С. 66−74.

3 Мельиичук И. П. Движение двадцатипятитысячников и его роль. С. 14. из таких попыток стала повесть С. Антонова «Овраги», где коллективизация деревни описывается глазами мальчика — сына 25-тысячника1.

Постсоветский период характеризуется снижением интереса историков к проблемам рабочего класса и одновременно началом активной разработки проблем, связанных с насильственной коллективизацией сельского хозяйства, с опорой на зарубежные наработки и переосмыслением её цены для непосредственных участников (прежде всего, крестьян). В связи с этим в 1990;е гг. наибольшее внимание привлекали к себе темы огульного «раскулачивания» и голода, а о 25-тысячниках если и вспоминали, то лишь как об организаторах проводимых партией мероприятий.

Новый рост интереса к 25-тысячникам наметился лишь в последние пять-шесть лет. Внимание исследователей на этот раз привлек вопрос о том, какова же была цена участия в коллективизации сельского хозяйства для самих мобилизованных рабочих2. По наблюдению A.C. Левакина, разрабатывающего близкую нашему исследованию тему, перед колхозными управленцами, в том числе 25-тысячниками, ставились две задачи, которые в начале 1930;х гг. были взаимоисключающими: поддержание рентабельности вверенных им хозяйств и выполнение и перевыполнение многочисленных государственных обязательств. Стремясь осилить одну из этих задач, руководители колхозов обычно не справлялись с другой, что «соответствующим образом сказывалось на их профессиональной карьере и, разумеется, на эмоционально-психическом самочувствии"3.

В.И. Носач и Н. Д. Зверева, авторы монографии «Расстрельные 30-е годы и профсоюзы"4, обращают внимание на то, что при помощи рабочих Сталин пытался придать вид революционной законности насилию, которому подвергались крестьяне: «рабочий класс — гегемон вел за собою в социализм отсталый класс — крестьянство». Авторы констатируют, что попадание в эпицентр социальных конфликтов в.

1 Антонов С. П. Овраги // Антонов С. П. Царский двугривенный. Овраги. Васька. М., 1990.

2 Левакин A.C. Рабочие-двадцатипятитысячники в составе колхозной администрации на юге России: бытовые и профессиональные аспекты // Известия Российского гос. пед. университета им А. И. Герцена. 2008. № 33(73) — Он же. Социальная депрсссивность колхозных администраторов на юге России в первой половине 1930;х. Причины и поступки // Там же. № 34(74). С. 282−286- Околоппша М. В. Рабочие 25-тысячники и сельские жители: проблема взаимоотношений (по материалам Ивановской промышленной области) // Государство, общество, церковь в истории России XX века: матер. VI Междунар. науч. конф. Иваново, 2007. С. 404- Носач В. И., Зверева Н. Д. Расстрельные 30-е годы и профсоюзы. СПб., 2007. С. 88−94.

3 Левакин A.C. Рабочие-двадцатипятитысячники в составе колхозной администрации.- См. также: Левакин А. С. Социальная депрессивность колхозных администраторов. С. 282−286.

4 Носач В. И., Зверева Н. Д. Указ. соч. деревне влекло за собой драматические для 25-тысячников психологические последствия, а порой ломало им судьбы.

В ряду современных публикаций также заслуживает внимания статья А. Н. Сахарова, где 25-тысячники упоминаются в контексте эксцессов в ходе коллективизации деревни. Основываясь на донесениях из сводок ОГПУ, историк показал 25-тысячников в весьма неприглядном ракурсе: «В большинстве своем, по их [информаторов ОГПУ] данным, это были политически слабо развитые люди, совсем не пригодные для работы в деревне в качестве авангарда коллективизации, немало среди них было прогульщиков, людей, отличавшихся рваческими наклонностями. Прибыв в сельскую местность, 25-тысячники действовали с «перегибами», .применяли репрессии, .отличались грубостью, устраивали мордобой, пьянствовали, присваивали конфискованное имущество, принуждали колхозниц к «половому сожительству» «1.

На Западе одним из первых к теме обратился Роберт Конквест в книге «Жатва скорби», разоблачающей коллективизацию как основную причину голода начала 1930;х гг. 2 Английский историк неоднозначно оценивал мобилизацию 25-тысячников. Он признавал их весомую роль в советизации некоторых районов, поскольку они, как и другие активисты и посланцы партии на селе, зачастую составляли основу (если не большинство) коммунистов сельской местности. Опираясь на воспоминания очевидцев, автор причислял 25-тысячников к активистам тех лет, которые «готовы были оправдать любые преступления, чтобы скорее прорваться к коммунизму». Вместе с тем исследователь делал вывод о том, что «даже на 25-тысячников» власти не всегда могли положиться: некоторые из них, стремясь к дешевой популярности, попустительствовали расточительствудругие же и вовсе отказывались проводить в жизнь решения партии, так как не имели «твердокаменной идеологической установки».

Р. Конквест упоминал и о многих проблемах, с которыми 25-тысячники столкнулись в деревне. Во-первых, о негативной реакции крестьян на приезд промышленных рабочих и о том, что в Казахстане многие 25-тысячники были захваче.

1 Сахаров А. Н. 1930: год «коренного перелома» и начала «большого террора» // Вопросы истории. 2008. № 9. С. 57.

2 Конквест Р. Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом [Электронный ресурс]. URL: http:/Avwvv.beloiisenko.coin/books/giilaa/conq"est harvest ofsorrow. htm (дата обращения 04.05.2012). ны волной сопротивления колле1сгивизации и убиты. Историк затрагивал также проблему взаимного непонимания крестьян и 25-тысячников, присланных на Дон, причиной которой стал языковой барьер (фактически эта проблема была актуальна для всех национальных районов). Во-вторых, Р. Конквест указывает на то, что деньги 25-тысячникам поступали нерегулярно, что вынуждало многих из них бежать домой.

Несомненным историографическим событием следует считать выход в 1987 г. в Торонто первого специального зарубежного исследования о 25-тысячниках. Его автор, канадский историк Лини Виола, рассматривает социальные корни, убеждения и повседневную деятельность 25-тысячников1. Источниковая база исследования JI. Виолы очень широка — от популярных памфлетов до воспоминаний, от периодики до архивных документов. Важнейшим источником исследования стали советские газеты и журналы, в том числе региональные. Кроме того, автором широко привлекаются архивные материалы фондов центральных и смоленских советских органов, впервые открытых в те годы для западных историков (в партийные архивы исследовательница доступа не получила). J1. Виола приходит к выводу, что рабочие искренне верили в необходимость коллективизации и активно выступали в роли революционного авангарда. Как и советские историки, она фиксирует высокую значимость 25-тысячников для создания колхозной системы, хотя и с другой идейной позиции: J1. Виола видит в 25-тысячниках участников репрессивных действий государства. По ее мнению, покушения на 25-тысячников следует рассматривать как естественную реакцию крестьян на попытку государства установить тотальный контроль над деревней.

Американский историк Шейла Фицпатрик в своем исследовании по социл альной истории советской деревни обращает внимание на 25-тысячников в связи с проблемой отличий и взаимоотношений «чужих» и «местных» колхозных руководителей. По её словам, в первые годы коллективизации председателями колхозов «чаще становились чужаки: рабочие — 25-тысячники, коммунисты, присланные из города, — чем члены сельской общины"3. Преимуществом этих людей было то, что.

1 Viola Ly/ine. The Best Sons of the Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization. Toronto, 1987.

2 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история советского общества: деревня. М., 2001.С. 63.

3 Там же. С. 209. они «чаще всего не имели никаких местных связей», а недостатком — то, что они «чаще всего ничего не знали ни о деревне, ни о сельском хозяйстве"1. Пришлые руководители в начале 1930;х гг., по сути, выполняли функцию «странствующих профессиональных ликвидаторов узких мест"2.

Чужие председатели", в особенности первые из них, не всегда выполняли требование быть членом колхоза, не зависели всецело от трудодней, получая оклад наличными. Если в конкретной местности председатель являлся чужаком, то «по своему положению был ближе к председателю сельсовета, получавшему должностной оклад, а если местным членом сельской общины, — то к остальным крестьянам, напоминая по своему статусу и функциям прежнего сельского старосту"3. 25-тысячники в некоторых аспектах имели даже более высокий статус, чем председатели сельсоветов: к примеру, снабжение они должны были получать из закрытых распределителей (что, как свидетельствуют источники, далеко не всегда реализо-вывалось на практике). В то же время 25-тысячники видели некоторые преимущества местных руководителей: они держали собственный скот, имели приусадебный участок и, следовательно, могли себя прокормить (особенно это подчеркивали рабочие, пережившие голод). Между 25-тысячниками и работниками районных и сельских советов нередко вспыхивали конфликты, на что также указывает Ш. Фицпатрик4.

Проведенный обзор историографии показывает, что сама кампания по привлечению промышленных рабочих для участия в коллективизации сельского хозяйства изучена широко, однако преимущественно в традиционном для советской эпохи ключе восхваления «передовых представителей рабочего класса». Если в советской историографии накоплен богатый эмпирический материал о 25-тысячниках, то этого нельзя сказать о современной научной литературе. Само обращение к проблемам истории рабочих в 1990;е — начале 2000;х гг. было редкостью, и новые оценки исследуемой нами мобилизационной кампании можно было встретить преимущественно в общих работах, посвященных коллективизации. Лишь в последние годы внимание к мобилизации 25-тысячников несколько усилилось, и исследователи перенесли акцепт на то, каковы оказались издержки, цена и последствия данной кампании для её.

1 Фицпатрик Ш. Указ. соч. С. 63.

2 Там же. С. 210−211.

3 Там же. С. 209,214.

4 Там же. С. 121. непосредственных участников, агентов коллективизации. Однако ощутимых результатов в переосмыслении роли данной мобилизационной когорты в радикальном переустройстве деревни пока не достигнуто. Отсутствует и комплексное исследование на материалах Сибирского региона. Обзор исторической литературы позволяет сделать вывод о новизне и научной актуальности нашей работы.

Объектом данного исследования выступает социальная группа рабочих -25-тысячников, сформированная и направленная директивным указанием партии для работы в сибирскую деревню. Предметом изучения является процесс социокультурной адаптации 25-тысячников к условиям жизни и деятельности в экстремальной обстановке форсированной коллективизации сибирской деревни.

Цель исследования состоит в выявлении объективных и субъективных условий формирования сибирского отряда 25-тысячников, а также в определении дея-тельностных и поведенческих характеристик исследуемой группы для реконструкции на этой основе факторов, средств и результатов адаптации её представителей к условиям работы в сибирской деревне.

Из цели вытекают следующие задачи исследования.

— изучить ход кампании по мобилизации 25-тысячников для работы в сибирских сельских организациях;

— проанализировать динамику численности и состава и социокультурный облик 25-тысячников в Сибири на протяжении 1930;1933 гг.;

— установить характер и особенности взаимоотношений 25-тысячников с местным населением и сельскими партийно-административными органами;

— определить основные барьеры адаптации 25-тысячников в сибирской деревне и средства, используемые рабочими для их преодоления;

— установить влияние базовых факторов социализации 25-тысячника до мобилизации (происхождение, образовательный уровень и др.) на дальнейшую адаптацию к новым условиям жизнедеятельности;

— оценить влияние адаптационного фактора на результаты деятельности 25-тысячников в сибирской деревне.

Методология и методы исследования. Базовыми в работе над темой выступали принципы объективности и историзма. Принцип объективности (опора на факты, не искаженные и не подогнанные под схему) предполагает максимально полное выявление всех видов и групп источников и объяснение содержащихся в них противоречий. Согласно принципу историзма факты, явления и события рассматриваются в соответствии с конкретно-исторической обстановкой, в их взаимосвязи и взаимообусловленности.

Функцию общенаучного уровня в нашем исследовании выполняет системный подход, согласно которому изучаемый объект (социальный) должен рассматриваться как система и, одновременно, как элемент более общей системы. Системный подход ориентирует исследование на раскрытие целостности объекта и обеспечивающих её механизмов, на выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теоретическую картину. В соответствии с этой моделью объект исследования, 25-тысячники, выступает как социальная общность, сформированная целевым образом из представителей рабочего класса, являющегося более значительной системной общностью. В то же время 25-тысячников следует рассматривать и как часть другой сложной системы/общности, в которую они входили: партийно-советского управленческого аппарата в целом и сельских администраторов в частности. Таким образом, исследуемая нами как система социально-профессиональная общность представлена в динамике: на «входе» это рабочие (с присущими данной группе структурно-функциональными характеристиками), которые проходят форсированный путь трансформации и становятся на «выходе» частью другой, номенкла-турпо-управлепческой общности. Для изучения механизма превращения данной группы рабочих в органичный элемент бюрократии необходимо применение системного подхода.

На конкретно-научном уровне исследования существует несколько подходов к изучению отечественной истории советского периода, среди которых базовыми выступают тоталитарная и модернизационная концепции. Историческая реконструкция взаимодействия институтов власти и социума требует обращения к обеим названным концепциям, несмотря на различия в их базовых принципах анализа исторических процессов. Так, положения и подходы тоталитарной концепции эффективны для анализа процессов в сфере политики, функционирования институтов власти и управления. В то же время для рассмотрения процессов социокультурной динамики и трансформации различных элементов социума большим исследовательским потенциалом обладает теория модернизации, в рамках которой события сталинского периода рассматриваются в контексте перехода от традиционного аграрного общества к новому, индустриальному.

В процессе изучения радикальной трансформации политических, экономических и социокультурных систем в эпоху «великого перелома» обращает на себя внимание специфика методов её осуществления. Одна из методологических основ нашего исследования — представление о том, что отличительной чертой и сущностной характеристикой сталинского режима являлись социальные мобилизации, к разновидности которых относится и кадровая по форме и социально-политическая по содержанию мобилизация рабочих — 25-тысячников с целыо эта-тизации деревни. Под социальной мобилизацией нами вслед за С. Н. Ушаковой понимается «целенаправленное воздействие институтов власти на массы, основанное на подавлении или искажении свободных и рациональных предпочтений, мотиваций и действий отдельных индивидов и групп для приведения социума в активное состояние, обеспечивающее поддержку и реализацию целей и задач, объявляемых приоритетными и признаваемых общественным большинством"1. Социальные мобилизации позволяют государству максимально сконцентрировать имеющиеся ресурсы (людские, материальные, финансовые и др.) для решения поставленных и признаваемых социумом задач. Исследователи выделяют следующие основные виды социальных мобилизаций: воинские, экономические (трудовые), финансовые и кадровые.

В сталинской модели взаимодействия власти и общества социальные мобилизации осуществлялись в форме кампаний — идеолого-пропагандистских и иных (как правило, они являлись ответом на реальные проблемы, возникавшие прежде всего в экономике страны2). Исследуемую нами кампанию следует рассматривать как кадровую мобилизацию, призванную, в свою очередь, обеспечить социальную мобилизацию на селе (проведение хозяйственно-политических кампаний, привлечение экономических ресурсов и т. п.). Решение кадровых проблем экстраординарными, мобилизационными методами было характерно для советского государства на протяжении всего периода существования (продотряды времен «военного коммунизма», выдвиженчество, рабфаки, «тридцатитысячники» и т. п.), однако наи.

1 Ушакова С. Н. Идеолого-пропагаидистские кампании в практике функционирования сталинского режима: новые подходы и источники. Новосибирск, 2009. С. 3−4.

2 Ульянова С. Б. Массовые хозяйственно-политические кампании в системе стимулирования труда в 1920;е гг. //Социальная история: Ежегодник. 2001. Вып. 2. С. 143. больший размах это явление получило в конце 1920;х и в 1930;е гг. (непрерывные мобилизации различных профессиональных групп, шефские бригады, призыв депутатов горсоветов на работу в сельские советы и т. д.).

Мобилизация промышленных рабочих в деревню была призвана, подобно продотрядам времен Гражданской войны, решить чрезвычайную задачу обеспечения государства сельскохозяйственной продукцией и вместе с тем долгосрочную задачу создания коллективных хозяйств как регулярного и эффективного механизма выкачивания этой продукции из аграрного сектора экономики. Учитывая размеры (преимущественно аграрной) страны, очевидно, что реализация столь масштабной программы была не под силу 25 тысячам человек, даже мотивированным и тщательно отобранным. Поэтому можно полагать, что руководство рассчитывало скорее на социально-психологический аспект воздействия на массовое крестьянское сознание. Деревне декларировали, что её преобразованием займутся грамотные, передовые представители рабочего класса, накопившие опыт участия в создании крупного индустриального производства. 25-тысячпикам отводилась роль «приводного ремня партии», призванного повести «отсталую деревню по социалистическому пути» (а в реальности обеспечить город продовольствием, а промышленность — сырьем). Однако это не означало реальной готовности всей отобранной «в счёт 25 тысяч» социально-профессиональной когорты к исполнению данной роли.

В описанном контексте не случайно обращение к другому опорному для нашего исследования понятию социокультурной адаптации. Процессы адаптации постоянно проистекают в любых обществах. В условиях же государства, основанного на мобилизационных методах управления, в эти процессы вынуждено включаться всё общество. Под социокультурной адаптацией понимается взаимодействие личности или социальной группы с социальной средой, в ходе которого согласовываются требования и ожидания его участников1. Социокультурная адаптация охватывает как социальную, так и биологическую и психическую (ментальную) сферы бытия человека2. Это одновременно и процесс, и состояние. Показателем успешной социально-культурной адаптации является результативная деятельность, высокий социальный статус индивида в данной среде, а также его удовлетворенность этой.

1 ОльшанскийД.В. Адаптация // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 13.

2 Карако U.C. Адаптация // Новейший философский словарь. Минск, 2003. С. 9- Пелипенко A.A., Яковенко КГ. Культура как система. М., 1998. С. 7−10. средой в целом (что, в свою очередь, зависит от его мировоззрения, образованности, политической культуры, и т. п.)1. Перемещение индивида в иную социокультурную среду и, как следствие этого, конфликты и сбои в новой функциональной деятельности либо отклоняющееся поведение являются показателем неуспешной социальной адаптации.

Социолог Л. В. Корель считает необходимым выделять адаптацию в условиях эволюции и бифуркации. Для бифуркационной среды характерно большое число социально-экономических изменений в единицу времени. В нашем случае можно говорить именно об этой модели социальной среды, так как мы имеем дело с эпохой радикальных преобразований, проводимых, как уже отмечалось, мобилизационными методами. Исследуемая кампания привела не только к перемещению 25-тысячников в социально-чуждую среду, но и к изменению их социальной роли3: в ходе форсированной кампании они из первоначального состояния объекта мобилизации становились субъектом мобилизационного процесса в деревне. Смена ролевых функций лишала рабочих возможности использовать прежние стереотипы поведения, создавая для них тем самым адаптивную ситуацию.

Мобилизационный характер взаимоотношений власти и общества способствовал порождению маргинальных групп, искусственно поддерживаемых и культивируемых сталинским режимом4. В результате принятого партийным руководством решения о мобилизации промышленных рабочих для руководства организацией колхозов изучаемая группа оказалась в маргинальном положении: сохранив статус рабочих, функционально 25-тысячники являлись уже агентами власти. Потенциалом такого понятия, как «маргинальность», мы также можем воспользоваться применительно к изучению модели неадаптивного/дезадаптивного поведения исследуемой общности.

Таким образом, используя такие категории, как «социальная адаптация», «мобилизация», «маргинальность», при условиях их операционализации к задачам нашего исследования, можно в адекватной мере реализовать принципы системного.

1 Ролш М. В. Адаптация личности в социуме: Теоретико-методологический аспект. Новосибирск, 2002. С. 183.

2 Корель Л. В. Социология адаптации: этюды апологии. Новосибирск, 1997. С. 24−25.

3 В отличие от кампаний эпохи «великого перелома», таких как мобилизации счетных работников, депутатов горсоветов, технической интеллигенции и т. п.

4 Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920;1930;е годы) / ред. С. А. Красилышков. Новосибирск, 2004. С. 5. подхода к теме, изучив общность 25-тысячников в динамике ее структурно-функциональных, ролевых, статусных и поведенческих изменений.

Среди конкретных методов исследования важнейшими являются методы исторического анализа (сравнительно-исторический и проблемно-хронологический). При помощи этих методов была прослежена динамика структуры и численности отряда 25-тысячпиков в Сибири на протяжении изучаемого периода, соотнесены их функции на разных этапах кампании.

При анализе личных дел 25-тысячников использовались методы просопо-графии. Под просопографией подразумевается «жанр исследований, предполагающий изучение массовых источников с целью создания на основе статистического анализа их информации динамических «коллективных биографий» определенных социальных групп, страт и т. п. при возможности сохранения и изучения биографий отдельных индивидуумов, составляющих данные социальные группы и страты"1. Этот жанр «исключительно историчен, т.к. сосредоточен на изучении главного действующего лица истории — человека (людей)», и позволяет сохранить внимание к объективному и закономерному в силу массовости в историческом развитии, показав, одновременно, индивидуальное и неповторимое, случайное и стихийное, эволюционное и традиционное2.

Источниковая база исследования. Для решения поставленных в исследовании задач нами привлекался широкий круг письменных источников различных видов: директивные документы, делопроизводственная документация, статистические материалы, материалы периодической печати, документы личного происхождения, публицистика.

Директивные документы — обязательные для исполнения документы, принятые Политбюро ЦК ВКП (б), съездами, пленумами и партийными конференциями, которые фактически выполняли функцию законодательства. К этому разряду документов относится резолюция ноябрьского (1929 г.) Пленума ЦК ВКП (б) «Об итогах и дальнейших задачах партийного строительства», где зафиксировано решение об отправке на работу «в колхозы, машинно-тракторные станции, кустовые объединения и т. п. не менее 25 тысяч рабочих» и другие решения высших партий.

1 Юмашева Ю. Ю. Историография просопографни // Известия Уральского гос. университета. 2005. № 39. Серия: Гуманитарные науки. Вып. 10: История. С. 95−127.

2 Там же. но-государственных инстанции. Документация такого рода затем оформлялась в так называемом советском порядке, приобретая статус законодательных источников. Часть данной документации публиковалась в открытой печати, официальных изданиях, а также в тематических сборниках («Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления коммунистической партии и советского правительства» и др.).

Основу источниковой базы исследования составила делопроизводственная документация, содержащаяся в фондах федеральных и региональных архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ, фонд 5451 (ВЦСПС)), Российского государственного архива экономики (РГАЭ, фонд 7446 (Колхозцентр)), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ, фонд 17 (ЦКВКП (б)) — Государственного архива Новосибирской области (ГАНО, фонды П-2 и П-3 (Сибирский и Западно-Сибирский краевые комитеты ВКП (б)), фонд Р-627 (Западно-Сибирский краевой совет профсоюзов)), Государственного архива новейшей истории Иркутской области (ГАНИИО, фонд 16 (Иркутский окружной комитет ВКП (б)), фонд 123 (Восточно-Сибирский краевой комитет ВКП (б)) — Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПб., фонд 6276 (Ленинградский областной совет профсоюзов)). Из разряда делопроизводственной документации нами анализировались следующие категории источников:

— нормативные документы партийных, советских и профсоюзных органов;

— протокольная документация (протоколы и стенограммы);

— деловая переписка (деловые письма, телеграммы, заявления и письма «во власть»);

— учетная документация;

— личные листки по учету кадров;

— информационные документы (материалы обследований, информационные сводки, справки, характеристики и др.);

— отчетные документы (отчеты, доклады, докладные записки и т. п.).

В группу нормативных документов входят постановления, резолюции, циркуляры, инструкции ЦК ВКП (б) (в основном опубликованные), СНК СССР и РСФСР, а также их отдельных наркоматов и ведомств, вовлеченных в реализацию указаний по руководству, учету, контролю и материальному обеспечению 25тысячниковВЦСПС, Ленинградского областного и Сибирского (а также Западносибирского) краевого отделов СПС, Колхозцентра СССР и РСФСР, крайкомов (Сибирского, Западно-Сибирского, Восточно-Сибирского) и др. Нормативные документы позволяют проследить основные установки партийного аппарата, определявшие направление деятельности всех партийных, советских и профсоюзных органов в отношении 25-тысячников. В то же время данные установки далеко ие в полной мере воплощались в жизнь, о чем свидетельствуют материалы делопроизводства.

Среди использованной в работе протокольной документации важное место занимают стенограммы и протоколы заседаний партийно-государственных и профсоюзных органов разных уровней (от районного до центрального), в том числе стенограмма ноябрьского Пленума ЦК ВКП (б), принявшего решение о мобилизации крупного отряда рабочих для переброски в сельскохозяйственный секторстенограммы всесоюзных, региональных и местных совещаний 25-тысячников. Подобные совещания носили эпизодический характер, а участие в них, в особенности на уровне региона и союза, принимали в основном рабочие, проявившие себя на колхозной работе с положительной стороны. Предметом обсуждения на этих слетах формально являлись либо сугубо хозяйственные вопросы, либо вопросы борьбы с «кулачеством». Однако фактически значительную долю времени, как правило, отнимали жалобы 25-тысячников на создавшиеся тяжелые бытовые условия, отсутствие помощи со стороны партийных и профсоюзных организаций и т. п.

Учетная документация по теме включает списки рабочих, личные листки по учету кадров и т. п. На протяжении первых лет пребывания 25-тысячников в деревне краевыми партийными и профсоюзными органами по указанию сверху не раз предпринимались попытки полного или выборочного учета 25-тысячников. В наше распоряжение попали списки 25-тысячников с результатами отбора для дальнейшей работы в деревне, составленные осенью 1930 г. в райкомах партии по заданию Западно-Сибирского крайкома ВКП (б) (далее — Списки), а также аналогичного назначения списки января-февраля 1932 г. Кроме того, в фондах ГАНО встречаются списки 25-тысячников по отдельным районам, датируемые промежуточными периодами (весна 1931 г. и т. п.).

Возможность использования данной группы источников ограничена тем, что все они относятся к Западной Сибири. Кроме того, обнаружить удалось Списки не всех районов, а сопоставить данные 1930 и 1932 гг. — только по 30 районам. Поскольку Списки составлялись в районных центрах, а не на местах (в сёлах), персональные данные о 25-тысячниках (фамилия, имя, отчество, возраст, производственный стаж, место прежней работы и др.) зачастую были не полны, в них закрадывались ошибки (о чем свидетельствует хотя бы сопоставление фамилий в списках 1930 и 1932 гг.). В то же время в целом конкретная информация, содержащаяся в Списках, выдерживает проверку сведениями других источников.

Содержащиеся в Списках характеристики, данные райкомами ВКП (б) 25-тысячникам, носят субъективный характер. Оценки их работы, безусловно, не могли не зависеть от отношений, сложившихся с районными партийными органами. Порой снятие колхозного руководителя использовалось районным партийным начальством для того, чтобы самому уйти от ответственности за хозяйственно-политические прорывы, о чем говорил ещё Я.А.Яковлев1. Дабы избежать потери тех кадров, которые могли бы ещё проявить себя па деревенской работе, Крайком отзывал некоторых 25-тысячпиков, получивших отрицательную оценку, в своё распоряжение. В результате, часть из них в дальнейшем продолжала работать в других районах.

С целыо извлечения максимальной информации из Списков потребовалось проанализировать последние как массовый источник. Основанием для этого служит наличие в них массовых данных, или «стереотипного ограниченного набора сведений», к которым относятся: 1) фамилия, имя, отчество рабочего- 2) пол- 3) возраст- 4) социальное положение- 5) партийность (партийный стаж) — 6) предприятие, с которого прибыл рабочий- 7) должность на предприятии- 8) производственный стаж- 9) должность, занимаемая в деревне- 10) краткая характеристика работы в деревне, составленная в райкоме ВКП (б) — 11) решение районной партийной организации о возможности дальнейшего использования 25-тысячника на данной работе в деревне- 12) решение крайкома ВКП (б) относительно необходимости оставления рабочего в Сибири- 13) район, где находился рабочий. Преимущество об.

1 Фищатрик Ш. Указ. соч. С. 212. ращения к массовым данным состоит в том, что множественность наблюдений позволяет обнаружить закономерности, незаметные при единичных наблюдениях.

Необходимым этапом комплексного использования массовых источников является составление базы данных. В этой сфере существует два основных подхода: проблемно-ориентированный и источнико-ориептированный. Целям нашего исследования и имеющимся источникам в большей степени соответствовал проблемно-ориентированный подход. Впрочем, наличие в Списках неформализованных элементов, таких как характеристики и резолюции партийных органов об использовании 25-тысячника, не позволяют нам на начальном этапе работы полностью отказаться от источнико-ориентированного подхода, при котором в электронный вид переносится полный объем информации, содержащейся в источнике. А уже на этапе обработки и анализа неформализованные данные подверглись кодированию, что соответствует проблемно-ориентированному подходу. Так, всем характеристикам присваивался коэффициент, соответствующий качеству работы 25-тысячника в деревне по оценке районного партийного руководства (от -2 до +2- соответственно, от крайне отрицательной оценки до крайне положительной). Составленная нами база данных «25-тысячники в Западной Сибири» содержит информацию о 965 рабочих.

При анализе отсева 25-тысячников, произведенного по результатам составления Списков, нами группировались резолюции, выносимые крайкомом ВКП (б) по вопросу о возможности дальнейшего использования рабочего. Они извлекались нами либо непосредственно из бланков Списков, либо из протоколов заседаний специальной комиссии при Запсибкрайкоме ВКП (б) по рассмотрению Списков, работавшей в конце 1930 — начале 1931 г. в Новосибирске. Все резолюции КК ВКП (б) удалось свести к семи сравнительно однородным группам, которые представлены в табл. 9 (гл. 1).

Анализ Списков как массовых источников и применение к ним статистических методов (группировка, сводка, сопоставление однопорядковых показателей) позволяют сделать достаточно обоснованные выводы о качественном составе и использовании 25-тысячников, находившихся осенью 1930 г. в Западной Сибири (до сих пор в историографии приводились преимущественно сведения официальной статистики, относящиеся к периоду прибытия ленинградских рабочих на места). Кроме того, такого рода анализ дает возможность обобщить оценки, данные 25тысячникам районными партийными органами, и на этом основании выявить, какие группы рабочих в большей степени оправдывали свое назначение в деревне, по мнению райкомов. Исследование Списков способствует также выявлению основных причин отсева рабочих и преждевременного возвращения на производство. В то же время выводы на основании этих данных следует делать с большой осторожностью, поскольку оценки и резолюции райкомов не могли не зависеть от отношений, сложившихся между мобилизованными рабочими и районным партийным аппаратом.

Особую группу источников составляют личные дела 25-тысячников — членов партии. Их поиск осуществлялся путем поименного сопоставления Списков (а также авторов проанализированных нами писем и заявлений) с описями документов Западно-Сибирского крайкома ВКП (б) по личному составу за 1930;1937 гг. В результате были обнаружены личные дела 107 чел. Большинство из них включает только личный листок по учету кадров. Личные листки содержат формализованные данные, заполненные по единым правилам. Хотя формуляр несколько изменился в начале 1930;х гг., в целом эти документы позволили использовать их как массовый источник.

Изначально нами была составлена источнико-ориентированная электронная база данных со следующей информацией: 1) Ф.И.О.- 2) год рождения- 3) место рождения- 4) национальность- 5) социальное происхождение (бывшее сословиеосновное занятие родителей) — 6) социальное положение- 7) основная профессия- 8) стаж по профессии- 9) стаж в ВЛКСМ- 10) стаж в ВКП (б) — 11) состоял ли ранее в ВКП (б) (до последнего вступления в партию) или в других партиях- 12) профсоюз- 13) профсоюзный стаж- 14) общее образование- 15) политическое и другое дополнительное образование (в т.ч., если есть информация, когда и сколько учился, какую специальность получил) — 16) служба в армии- 17) опыт участия в революции и Гражданской войне- 18) был ли за границей- 19) место работы и должность (в разное время) — 20) участие в выборах (кем, где, когда и на какую должность был избран) — 21) знание иностранных языков- 22) награды- 23) привлекался ли к судебной ответственности, административным или дисциплинарным взысканиям- 24) подвергался ли партийным взысканиям- 25) проходил ли чистку госаппарата- 26) дата составления личного листка.

Для удобства анализа источнико-ориентированная база была переработана, и на её основе составлена проблемно-ориентированная просопографическая база данных, где, помимо основных личных данных (пол, возраст, образование, опыт военной службы и т. п.), отдельно вынесена информация о том, был ли у 25-тысячника до 1930 г. опыт общественной работы (и какой именно), а также каков был основной род его занятий на протяжении следующих выделенных нами периодов:

— до момента мобилизации: 1) до 1914 г.- 2) в 1914;1917 г.- 2) во время революции 1917 г.- 3) во время Гражданской войны- 4) с Гражданской войны до середины 1930 г.- 5) во второй половине 1920;х гг.;

— с момента мобилизации: 1) в 1930;1931 гг.- 2) 1931 г.- 3) 1931;1932 гг.- 4) 1932 г.- 5) 1933 г.- 6) 1934 г.- 7) 1935 г.- 8) 1937 г.

Столь дробное деление периодов с 1930 г. объясняется тем, что для мобилизованных рабочих была характерна чрезвычайная мобильность, отследить которую представляло несомненный интерес для нашего исследования. В силу того, что личные дела уехавших в другие регионы страны, как правило, перемещались в соответствующие партийные органы, фактически до 1931 г. нам удалось отследить судьбы 102 рабочих, до 1932 г. — 72, до 1933 г. — 48, до 1934 г. — 33, до 1935 г. — 24, до 1936 г. — 10, до 1937 г. — 4 рабочих. Прерывание личного дела не всегда означало, что 25-тысячник одновременно покидал край, т.к. вместо старого личного дела могло заводиться новое, и уже оно в дальнейшем передавалось вслед за уезжавшим рабочим. Это предположение подтверждается при сопоставлении личных дел с изученными нами заявлениями: в ряде случаев 25-тысячники продолжали работу в сёлах после того, как прерываются их личные дела (имевшиеся в нашем распоряжении).

Некоторые личные дела, помимо личного листка по учету кадров, содержат также характеристики рабочих. Дела, заводившиеся в связи с какими-то особыми обстоятельствами, имеют более сложный состав (до 20−30 стр.) и, как правило, включают также протокольную документацию, деловую переписку.

Информационные документы — материалы обследований использования 25-тысячников, их непосредственной работы, обеспеченности руководством, материального положения и т. д.- информационные сводки, справки, характеристики и др.

К информационным документам также относятся сводки писем 25-тысячников, таблицы с указаниями основных вопросов, затронутых рабочими в письмах.

Отчетные документы — отчеты, доклады, докладные записки в основном свидетельствуют о фактическом исполнении предписаний различных директивных и нормативных документов, относящихся к 25-тысячникам, содержат материалы обследований работы 25-тысячников и созданных для них в сёлах условий. Основным недостатком последних двух групп источников, помимо возможной недостоверности (в силу стремления руководителей разных уровней скрыть свои промахи), как правило, является неполнота и фрагментарность содержащихся в них сведений.

Деловая переписка — письма, заявления, телеграммы, резолюции на письма рабочих. Деловая переписка 25-тысячников с партийно-государственными органами, их письма, заявления и телеграммы были использованы, в том числе, для расширения информативности электронной базы данных. Партия, направив рабочих в деревню, дала им указание сообщать о своей работе и о встреченных трудностях в форме писем в краевые и центральные парторганизации. Однако этому указанию реально следовали далеко не все 25-тысячники. Ценность привлечения к исследованию деловой переписки ограничивается тем, что обращение в органы власти было наиболее свойственно тем рабочим, которые пытались привлечь к себе внимание либо для решения определенных проблем, либо в стремлении к поощрению своей деятельности. Высказывание недовольства низовыми органами в письменной форме, не только со стороны 25-тысячников, в целом характерно для конца 1920;хначала 1930;х гг.

В нашем исследовании используется деловая переписка, отложившаяся в фондах Сибирского и Западно-Сибирского крайкомов партии ГАНО (ф. П-2 и П-3). Эта переписка содержит, в частности, письма, адресованные в центральные партийно-государственные органы (в ЦК, лично И. В. Сталину и т. п.), а также в газеты. Больше всего в крайком поступало заявлений с просьбами об отпуске на производство. Особенно их число растет к концу первой пятилетки — началу второй. Как и из писем, из заявлений 25-тысячников можно почерпнуть информацию о том, с чем столкнулись рабочие в деревне.

Деловая переписка 25-тысячников представляет интерес для анализа, прежде всего, как массовый источник. Письма и заявления являются неформализованными текстами. Но их содержание по некоторым критериям сходно или сопоставимо.

Для анализа этих источников нами была составлена проблемно-ориентированная электронная база данных по 130 письмам и заявлениям 25-тысячников за 19 301 933 гг., которая включает основное содержание документа, темы и причины обращения, дату написания, район, в котором работал 25-тысячник, и, если это отражено в документах, биографические данные рабочего и резолюции различных органов по поставленным в обращении вопросам.

Информация о деятельности 25-тысячников была также почерпнута из касающейся 25-тысячников деловой переписки крайкома ВКП (б) с районными партийными организациямиКолхозцентра и ВЦСПС с региональными колхозсоюзами и советами профсоюзов, а также всесоюзными руководящими органами.

Как особую группу источников можно выделить дидактические материалы. Опубликованные и неопубликованные учебные планы, программы курсов и методическая литература, изданная для 25-тысячников, дают представление о том, какими знаниями вооружались рабочие, направляемые на проведение коллективизации. Однако стоит иметь в виду, что в полном объёме программы курсов были заведомо не выполнимы в отведенные на них сроки (даже если представить, что все рабочие были способны усвоить объем информации, запланированной к изучению). По прибытии же в деревню многие 25-тысячники были лишены возможности знакомиться с литературой, а зачастую и не считали нужным.

Статистические источники, использованные в диссертационном исследовании, фактически содержатся в различных делопроизводственных документах и представляют собой статистические таблицы и сводки информации о численности, качественном составе'25-тысячников, их распределении и использовании на местах. Затруднения при анализе статистических материалов связаны с тем, что в период мобилизациоиной кампании информация о 25-тысячпиках — сибиряках и ленинградцах собиралась преимущественно отдельно. Причем сводных статистических данных о сибиряках, по всей видимости, просто не существовало. В дальнейшем статистическую информацию о 25-тысячниках пытались собирать посредством различных обследований, а также обработки учетной документации (Списков 25-тысячников с результатами отбора для дальнейшей работы и т. п.). Однако эти материалы отличаются неполнотой и неточностью в связи с тем, что посланцы партии были разбросаны по множеству районов, а зачастую жили в глухих отдаленных сёлах. Кроме того, после прибытия 25-тысячников в деревню во всех статистических источниках о них упоминается уже как о единой группе, местные и приезжие не разделяются. А это ограничивает возможности сопоставления данных о 25-тысячииках в начале кампании и на её протяжении. К 1932;1933 гг. статистические данные об исследуемой группе становятся всё более отрывочными. В дальнейшем они постепенно сходят на нет, так как большинство 25-тысячников покидает деревню, а оставшиеся растворяются среди прочих сельских руководителей.

Привлечение такого вида источников, как периодическая печать, позволило более полно реконструировать социально-политическую атмосферу, в которой проводилась кампания отправки в деревню отряда рабочих, и то, как эта кампания преподносилась широкой общественности. В данном исследовании были использованы материалы органа ЦК ВКП (б) — газеты «Правда», «Ленинградской правды» — органа Ленинградского обкома ВКП (б), «Советской Сибири» — органа Сибирского (позднее — Западно-Сибирского) крайкома ВКП (б), а также органа СНК СССР -«Сельскохозяйственной газеты». В этих изданиях, несмотря на их явную тенденциозность, достаточно разносторонне и подробно освещался ход мобилизации 25 тысяч рабочих, а в дальнейшем публиковались сообщения о пенормальностях в деятельности 25-тысячников. Кроме того, в газетах нередко появлялись воззвания к 25-тысячиикам, призывы участвовать в тех или иных политических и хозяйственно-политических кампаниях. ЦК ВКП (б) и СНК СССР постоянно призывали печать держать связь с 25-тысячниками и освещать их деятельность, благодаря чему и появлялись многие публикации. Однако, в силу кампанейского характера мобилизации рабочих, большинство газетных публикаций относится к начальному её периоду. Уже с марта-апреля 1930 г. о посланцах партии в деревню вспоминали в печати лишь эпизодически. То же относится и к фабричным многотиражным газетам, подшивки которых за конец 1929, 1930 и 1931 гг. отсмотрены нами в Российской национальной библиотеке. Среди них наиболее обширный материал содержится в газете «Красный треугольник», ежедневно издававшейся фабрично-заводским комитетом и фабричным комитетом ВКП (б) одноименного завода.

Следующую группу источников представляют документы личного происхождения. К мемуарным источникам следует отнести «записки» 25-тысячников, посвященные их участию в коллективизации и написанные по следам событий1. Им присуща изначальная идеологическая заданность. Следует учитывать, что сам факт публикации «записок» в период, когда преобразования деревни ещё не были завершены, означает приверженность авторов официальной политике партии. Подобные издания использовались партией в пропагандистских целях. Рассматриваемые источники к тому же создавались не рядовыми 25-тысячниками, а рабочими достаточно образованными, обладающими даже определенными писательскими способностями. Нельзя не учитывать и того, что тексты подвергались существенной редактуре и цензурной проверке в соответствии с издательской практикой советского времени. Несомненная ценность «записок» участников кампании в том, что они передают субъективный взгляд на события, достаточно точно отражая господствующие настроения эпохи, пользуясь её языком. Всё сказанное в полной мере относится и к опубликованному в 1930 г. дневнику 25-тысячпика Р. Белбея2.

Воспоминания, связанные с движением 25-тысячников, публиковались и в дальнейшем3. Однако возможность использования опубликованных источников личного происхождения ограничивается тем, что большинство из них не соответствует территориальным рамкам нашего исследования. В ряду опубликованных воспоминаний 25-тысячников к Сибирскому региону относятся мемуары A.M. Пантюшкиной (Барнаульский округ) и М. И. Неклюдовой (Бурят-Монголия) в сборнике «По зову партии"4. Несмотря на заведомо пропагандистский характер данного сборника, из него можно почерпнуть ценную информацию: рабочие от первого лица рассказывают о том, как они отнеслись к призыву партии поехать в деревню, какова была встреча их с крестьянами, какие трудности приходилось преодолевать в процессе коллективизации и т. п.

Не соответствуют территориальным рамкам исследования и мемуары, написанные в начале 1970;х гг. и отложившиеся в фонде Института истории партии Ленинградского обкома КПСС, хранящегося в ЦГА ИПД СПб. Среди них для нас.

1 Василеостровцы в борьбе за социалистическую деревню. 1923;1933. JL, 1933; БерсонЛ. Весна 1930 г. Записки двадцатипятитысячника. М., 1931; Отшко К. Первые шаги. (Записка 25-тысячника). М., 1931.

2 Белбей Р. За или против. М., 1930.

3 Незабываемые годы. Воспоминания двадцатипятитысячников // Известия Северо-Кавказского научного центра высшей школы. Общественные науки. 1987. № 1- Русаков A.B. Посланцы русского рабочего класса в Таджикистане // Вопросы истории. 1972. № 7- По зову партии. Сборник воспоминаний и статей ленинградцев — двадцатипятитысячников и тридцатитысячников. Л., 1961.

4 По зову партии. С. 61−70, 146−164. представляют интерес воспоминания А. Скачкова, который наблюдал за отбором, подготовкой 25-тысячников и их отправкой из Ленинграда. В своих мемуарах А. Скачков подробно рассказывает об организованных для 25-тысячников курсах, на которых сам автор работал преподавателем.

Как уже отмечалось в разделе «Историография», в качестве источников может рассматриваться публицистика начала 1930;х гг. К типичным работам этой эпохи относится брошюра Р. Белбея «Двадцать пять тысяч рабочих в колхозы"1, объясняющая смысл кампании, одновременно являющаяся и инструкцией для тех, кому предстояло организовать отбор 25-тысячников, и наказом для отъезжающих в деревню.

В публицистике нашёл свое, хотя и схематичное, отображение механизм отработки и практической реализации мобилизационной директивы. Трудности и отрицательные моменты здесь также зарегистрированы, однако лишь постольку, поскольку они препятствовали выполнению непосредственных задач рабочих в деревне. Так, авторы ряда публикаций (А. Максимов, E.H. Гурович, М. Курейко и др.2) отмечали, что на селе «не всегда радушно встречали» промышленных рабочих, из различных районов страны регулярно поступала информация о нападениях на 25-тысячников, поджогах их домов и т. д. Впрочем, акты враждебности трактовались как действия «кулаков». «Кулачеству» же приписывалось распространение слухов о том, что в деревню едут «новые помещики», «комиссары», а также стремление списать на действия рабочих многочисленные «перегибы». В то же время в литературе 1930;х гг. априори подразумевалось, что «кулацкая агитация» не имела значительного распространения среди крестьянства.

Среди причин отсева части 25-тысячников Г. В. Ефимов и Б. О. Марморштейн выделяют две категории просчетов со стороны руководящих органов: 1) ошибки при вербовке и комплектовании и 2) неумение использовать рабочих низовыми органами на местах3. На то, что профорганизации «не везде обратили серьезное внимание на качество вербовочной работы, на отбор выделяемых в деревню рабочих», указывают также А. Максимов и М. Курейко4. Как мы уже отметили, авторы рассматриваемых брошюр главным образом стремились указать на те ошибки, кото БелбейР. Двадцать пять тысяч рабочих в колхозы. М., 1930.

2 Макашов А. Указ. соч.- Гурович E.H. Указ. соч.- Курейко М. Указ. соч.

3 Ефимов Г. В., Марморштейн И. Б. Указ. соч. С. 44.

4 Курейко М. Указ. соч. С. 14−15- Максимов А. Указ. соч. С. 39. рые можно было исправить. Поэтому больше внимания уделялось ошибкам такого рода, как «неправильное использование» 25-тысячников, отсутствие должного руководства и снабжения, частые переброски мобилизованных рабочих с одной должности на другую. Данные ошибки списывались на местное руководство, отправившие 25-тысячников предприятия и профсоюзные организации и расценивались как проявление правого или левого оппортунизма1.

Признавая трудности, с которыми пришлось столкнуться 25-тысячникам в деревне, авторы публикаций начала 1930;х гг. рассматривали «дезертирство» с.

•у фронта колхозной работы" если не как преступление, то как проявление «трусости». А. Максимов, в частности, формулирует свою точку зрения так: «Если бы этих трудностей не было, [25-тысячника] не посылали бы в деревню». Кроме того, не отрицались случаи, когда рабочие «позорили доверившие им организации» своим бюрократизмом, растратами колхозного имущества, пьянством. Некоторые не работали специально, чтобы вернуться на производство. А. Максимов привёл даже примеры 25-тысячников, усомнившихся в необходимости колхозного строительства и правильности линии партии4.

В то же время утверждалось, что для большинства рабочих характерно бесстрашие перед трудностями, способствующее реализации их функций: «Если 25-тысячиик не может добиться немедленного успеха и ликвидировать искажения и перегибы, он не сдается и сигнализирует партийным и советским организациям об обнаруженных им неполадках"5. Заслуги рабочих в коллективизации сельского хозяйства оценивались очень высоко, и подробнее всего расписывались их успехи. Ценность публицистики растёт за счёт того, что в ней нередко встречаются обширные цитаты из документов, уже утраченных.

Выявленные и взятые в своей совокупности группы источников, а также примененные для их обработки традиционные и современные методы анализа дают возможность решить задачи, поставленные в нашем исследовании.

1 Максимов А. Указ. соч. С. 12−14, 28−30, 47- Курейко М. Указ. соч. С. 18−21- Гурович E.H. Указ. соч. С. 7.

2 Там же.

3 См., напр.: Курейко М. Указ. соч. С. 14.

4 Максимов А. Указ. соч. С. 32−38- Фурман Г. Как помогли колхозам двадцатипятитысячники. М., 1930. С. 37.

5 Фурман Г. Указ. соч. С. 35.

Территориальные рамкн исследования охватывают Сибирский край, существовавший на момент мобилизационной кампании и разделенный 30 июля 1930 г. на Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский края1. Основное внимание в работе уделено Западной Сибири, где располагались основные зернопроизводящие районы региона и куда в начале 1930 г. было направлено большинство 25-тысячников из Ленинграда.

Хронологические рамки работы обусловлены временем участия рабочих-25-тысячников в коллективизации сельского хозяйства. Нижняя граница определяется принятием на ноябрьском (1929 г.) Пленуме ЦКВКП (б) решения о направлении в деревню «не менее 25 тысяч рабочих». Верхняя граница исследования (1933 г.) определена тем, что изучаемая категория к этому времени выполнила свою основную мобилизационную миссию, постепенно растворившись в массе сельских управленцев. В источниках упоминание деятельности 25-тысячников как особой группы к 1934 г. исчезает.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем впервые получили комплексное освещение механизмы формирования отряда 25-тысячников для работы в Сибири и социокультурный облик данной группы (в т. ч. на основе обработки массовых источников). С использованием метода про-сопографии создана коллективная биография изучаемой региональной группы 25-тысячников, выявлены основные препятствия и средства их социокультурной адаптации в условиях форсированной коллективизации сибирской деревни, определена доля рабочих, не сумевших адаптироваться. Установлены динамика и масштабы возвращения 25-тысячников в индустриальную сферу. Значительная часть используемых в работе документальных источников введена автором в научный оборот впервые.

Практическая значимость. Полученные результаты могут быть использованы в научной и преподавательской деятельности, при написании обобщающих работ, разработке и чтении курсов отечественной истории и спецкурсов по истории коллективизации сельского хозяйства, истории участия промышленных рабочих в преобразованиях деревни, проблемам социокультурной адаптации различных групп населения к условиям форсированной модернизации экономики страны.

1 В состав Восточной Сибири в 1930 г. вошли также Читинский и Сретенский округа ДальнеВосточного края, деятельность 25-тысячников в которых в данном исследовании не рассматривается.

Основные научные положения, выносимые на защиту.

1) «Движение 25-тысячников», представленное в советской пропаганде как форма шефства города над деревней и добровольная помощь передовых рабочих крестьянству в проведении массовой коллективизации, являлось директивно организованной кадровой мобилизационной кампанией, инструментом достижения тотального огосударствления аграрного сектора экономики.

2) В рамках проведенной массовой кампании добровольчество имело управляемый характер, регулируемый посредством директив и методов разверстки. В ряде округов Сибирского региона (в т. ч. Иркутском и Красноярском) большинство 25-тысячников вербовалось путем мобилизации членов партии.

3) На адаптивность мобилизованных рабочих влияло сложное сочетание объективных и субъективных факторов. Большую адаптивность к работе в деревне среди 25-тысячников проявили мужчины в сравнении с женщинами. Наиболее адаптивной возрастной группой оказались рабочие в возрасте от 21 года до 40 лет. Среди членов ВКП (б) выделялись рабочие со значительным партийным стажем (вступившие в партию не позднее 1924 г.), хотя значительной по численности категорией оказались и вступившие в партию накануне «великого перелома».

4) Успешной адаптации 25-тысячников в деревне препятствовали три типа барьеров: ситуативные, информационные и индивидуальные. В преодолении различных ситуативных и индивидуальных барьеров большей части 25-тысячников помогала вера в значимость своей миссии. С информационными барьерами рабочим помогал справиться их социальный и жизненный опыт. Дезадаптация в новой обстановке влекла за собой такие поведенческие формы, как пренебрежение работой, конфликты с местной администрацией, асоциальные поступки, самовольные возвращения в Ленинград и даже самоубийства.

5) Для значительной части (до половины) мобилизованных рабочих реализация функции активных агентов власти в радикальных аграрных преобразованиях не повлекла закрепления в управленческом социальном статусе. Фактически в маргинальном положении оказались те, кто не справился с работой на предложенных управленческих должностях, дезертировал с колхозного «фронта» или скомпрометировал себя асоциальным поведением.

6) Другая часть направленных в Западную Сибирь 25-тысячников уже в 1930 г. сумела адаптироваться в экстремальных условиях и реализовать свой потенциал в качестве организаторов и руководителей низового звена на хозяйственно-политической работе. Опыт, накопленный ими в первый год работы, позволил временно или на длительный срок влиться в сельскую номенклатуру. Однако и в позитивной адаптационной модели присутствовало социокультурное противоречие между сохранением у 25-тысячников «пролетарских» ценностей и установок и усвоением новых корпоративно-управленческих правил жизнедеятельности.

7) Миссия 25-тысячников в качестве «ударного» социально-мобилизационного кадрового ресурса, используемого в целях форсированной эта-тизации деревни, была выполнена в 1930;1931 гг. Она сопровождалась значительными потерями и издержками, понесенными самими рабочими (маргинализация одной части и незащищенность от последующих дискриминаций, чисток и репрессий другой, номенклатурной, части).

Степень достоверности результатов проведенных исследований.

Достоверность результатов проведенного исследования обосновывается репрезентативностью источниковой базы и корректным применением исторических методов при анализе источников, в том числе составлением электронных баз данных для анализа делопроизводственной документации в качестве массовых источников. Диссертантом использованы сведения из фондов Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива социально-политической истории, Государственного архива Новосибирской области, Государственного архива новейшей истории Иркутской области, Центрального государственного архива Санкт-Петербурга, где отложились документы основных органов, принимавших решение о мобилизации 25-тысячников, осуществлявших координацию и руководство их вербовкой, распределением и работой на местах (ЦК ВКП (б), Колхозцентр, ВЦСПС, Сибирский, Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский краевые комитеты ВКП (б), Сибирский краевой СПС, Ленинградский областной отдел СПС). В работе использованы также материалы печатных изданий: всесоюзных газет «Правда» и «Социалистическое земледелие», региональных газет «Советская Сибирь», «Власть труда» и «Ленинградская правда», а также фабричных многотиражных газет («Красный треугольник» и др.).

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертационного исследования изложены в виде докладов на международных научных студенческих конференциях «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, 2006;2008) — Всероссийской научной конференции «Проблемы аграрного и демографического развития Сибири в XX — начале XXI в.», посвященной памяти Н. Я. Гущина (Новосибирск, 2009) — региональной молодежной конференции «Исторические исследования в Сибири: проблемы и перспективы» (Новосибирск, 2010), а также в 11 публикациях в научных изданиях, в т. ч. в трех статьях в журналах, рекомендованных ВАК. Общий объем публикаций по теме диссертации 5,5 а. л.

Заключение

.

Феномен 25-тыеячников ярко характеризует использование большевистским партийным государством директивных методов в сфере управления путем мобилизационной переброски необходимых кадровых ресурсов на проблемные участки системы для решения широкомасштабных хозяйственно-политических задач в сжатые сроки и экстраординарными мерами. Начавшаяся после ноябрьского (1929 г.) Пленума ЦК партии кампания имела, помимо ярко выраженной идейно-политической окраски, социально-профессиональную директивную установку (обозначив особый приоритет рабочих в преобразовании деревни), что также носило пропагандистскую направленность. От обычных кадровых кампаний данная отличалась не только публичностью и масштабностью, но и форсированными сроками проведения, отсутствием практического опыта массовой организации колхозов в сочетании с резко обострившимся социальным напряжением в деревне. Руководство страны полагало, что привилегированный статус, которым оно наделило мобилизуемых рабочих, и отсутствие связей в деревне позволят 25-тысячникам действовать решительно, не оглядываясь на недовольство сельского населения проводимыми преобразованиями и их методами. То, что кампания частично финансировалась предприятиями, позволило партийным лидерам привлечь дополнительные ресурсы для проведения коллективизации за счет промышленности.

В соответствии с целями кампании вербовку рабочих для участия в форсированном преобразовании деревни предполагалось провести на добровольной основе. Однако в условиях дефицита времени фактически приходилось прибегать к разнарядке, сделав ядром призыва членов партии в привычной для них форме кадровой мобилизации. Принцип добровольности не мог быть реализован во всем объеме, поскольку стояла задача отсечь тех, кто имел «корыстные побуждения», «неподходящее» происхождение и прошлое, не обладал требуемым для участия в кампании общественно-политическим опытом и т. д. Базовые критерии для прохождения отбора не отвергали принципа добровольности, но существенно его лимитировали. Даже те рабочие, которые с готовностью откликались на призыв партии, воспринимали его как мобилизацию «на фронт коллективизации», то есть акцию добровольно-принудительную.

Исследование показало, что, проводя мобилизационную кампанию, директивные органы, центральные и краевые, имели завышенные ожидания, рассчитывая её на двухлетний период. Получив в свое распоряжение дополнительный кадровый ресурс, региональные органы власти стремились максимально использовать мобилизационный потенциал 25-тысячников, препятствуя в 1930 и даже в 1931 г. их возвращению на производство. Драматичность ситуации состояла в том, что испытание управленческой работой длилось вплоть до осознания местной номенклатурой того, что оставлять 25-тысячника в деревне не только не целесообразно, но и вредно для дела. Отсев неспособных или скомпрометировавших себя своей деятельностью и поведением мобилизованных рабочих осуществлялся в Сибирском регионе непрерывно, и столь же непрерывным был встречный процесс их закрепления на местах. Кадровая мобильность (и восходящая, и нисходящая) протекала в среде 25-тысячников с высокой интенсивностью. При этом если в 1930 г. абсолютное большинство 25-тысячников было «брошено» на руководящую колхозную работу, то в дальнейшем региональные партийные органы стремились использовать прибывших рабочих как мобильный резерв для замещения в широком диапазоне управленческих должностей местного звена.

Поскольку отправке «25 тысяч» рабочих в деревню придавалось большое политическое значение, вопросы руководства мобилизованными, связи с ними и их материального обеспечения разрабатывались партийно-советскими органами довольно тщательно. Это способствовало формированию у самих 25-тысячников представления о себе как некой привилегированной группе. Фактическая же реализация обещаний, данных 25-тысячникам, требовала больших организационных и материальных затрат, которые в экстремальных условиях первой пятилетки обеспечить было сложно. Для руководства партии принципиальной являлась результативность мобилизационных функций 25-тысячников, и с этой целыо оно регулярно публиковало постановления о необходимости создания нормальных условий жизнедеятельности для мобилизованных рабочих, перелагая практическую реализацию этих постановлений на региональные и районные структуры, не обладавшие для этого достаточными материальными и финансовыми средствами. Партийно-государственное руководство, развертывая данную кампанию, фактически не рассчитало её длительность, ресурсоёмкость и последствия для участников, бросаемых в экстремальные условия коллективизируемой деревни.

В рамках поведенческой типологии рабочие, прибывшие советизировать крестьянство, демонстрировали как крайние полюса активизма (протестного активизма и активизма в выполнении своих функций агентов власти), так и «умеренное» поведение. Протестные, асоциальные формы поведения, которые продемонстрировала определенная часть 25-тысячников уже по приезде в регион (пьянство, грубость, халатное отношение к работе, самовольные отъезды из деревни, самоубийства и т. п.), имели двойственную природу. С одной стороны, они стали результатом неспособности многих промышленных рабочих адаптироваться к условиям жизни и работы в селе. С другой стороны, эта асоциалыюсть поведения отражала то, что, несмотря на усилия, предпринятые партийными и профсоюзными органами при вербовке рабочих, часть 25-тысячпиков обладала низким культурным уровнем и не имела глубокой мотивации для работы в деревне.

Оказавшись в обстановке фактически развернувшейся в деревне социальной войны, 25-тысячники попадали в тяжелое положение, не только в материально-бытовом плане, но и в психологическом. Трудиться, как правило, приходилось не от звонка до звонка, как в промышленности, а от зари до зари, занимаясь непривычной для большинства 25-тысячпиков руководящей хозяйственной и организационно-политической работой. Не имея четкого представления о сроках своего пребывания в деревне, рабочие «от станка» находились в маргинальном положении временных «постоянных кадров» (последнее словосочетание нередко применялось по отношению к 25-тысячникам в отличие от участников шефских кампаний города над деревней и т. п.). Формально привилегированный статус и некоторые финансовые преференции в оплате труда, которыми наделялись 25-тысячники, создавали для них проблемы, не позволявшие им органично влиться в ряды сельских руководителей. Возникновение конфликтов между местными и присланными руководящими кадрами было заложено уже в самой идее кампании (сформировать политически надежную управленческую опору в деревне за счет отряда пролетариев, в противовес местной верхушке). Противоречия с местными руководящими органами и стремление последних переложить на 25-тысячников ответственность за допущенные на местах просчеты приводили к тому, что рабочие нередко оказывались в двойной изоляции, «снизу» и «сверху». В ходе лавирования руководства партии между форсированием и сдерживанием темпов коллективизации 25-тысячникам постоянно приходилось подвергаться обвинениям в «перегибах» как «левого», так и «правого» толков.

С участием в создании массового колхозного движения рабочие связывали надежды не только на подтверждение и укрепление, но и на повышение своего социального статуса. Благодаря анализу корпуса источников, отразивших сведения о жизненных путях рабочих, нами были получены сведения о карьере тех 25-тысячников, у которых она складывалась относительно успешно. Выдвижение в ряды 25-тысячников, а также образование, доступ к которому расширялся для участников кампании, давали возможность роста в сфере управления. Уже к 1933— 1934 гг. большинство из тех, чей жизненный путь удалось проследить, по социальному статусу являлись не промышленными рабочими, а служащими и руководящими работниками сельскохозяйственной и производственной отраслей или частью партийно-советской номенклатуры. Вернувшиеся в город после года и более работы в деревне на легальной основе, с разрешения региональных органов, зачастую также использовались на руководящих должностях. В то же время вернувшихся домой самовольно ожидали дискриминационные меры, выговоры и всевозможные публичные порицания.

Проведенный выше анализ позволяет установить, что мобилизованные рабочие рассматривались как агенты власти для осуществления форсированной советизации деревни с приоритетом создания колхозной системы. В целом 25-тысячники оказались универсальной кадровой силой, потенциал которой в определенной степени не соответствовал возлагавшимся на данную группу полномочиям. В силу действия объективных и субъективных факторов, только около половины прибывших в регион рабочих-выдвиженцев преодолели трудности и барьеры адаптационного процесса, став на недолгий период одним из источников формирования новой генерации сельской номенклатуры. Мобилизационный потенциал 25-тысячников оказался фактически исчерпан к 1933 г., что в известной мере подтвердилось проведением новой социально-мобилизационной кампании по созданию в сельской местности политотделов МТС и совхозов.