Идеология и программа монархического движения русской эмиграции

Эмиграция представляет собой неотъемлемую часть отечественной истории. Являясь реакцией и выражением глубокого раскола общества, она всегда возрастала в кризисные периоды жизни нашей страны. В эмиграцию всякий раз уходили те социальные слои, духовная жизнь которых противостояла образу жизни окружающей их значительной части населения.1 Так произошло и после Октября 1917 г. Именно это событие большинство отечественных историков принимают за отправную точку изучения феномена русского Зарубежья. Лишь весьма немногие ученые отмечают, что процесс отъезда из России начался задолго до 1917 г., при этом среди них нет единого мнения о его начальной точке отсчета как массового явления.

Как показали исследования, мощный поток эмигрантского движения можно разделить на три периода: первый — 1917 — 1939 гг., связанный с Октябрьской революциейвторой — 1939 — конец 1950;х гг., вызванный событиями второй мировой войны, и третий — 1960;е — начало 1990;х гг., связанный с диссидентством, насильственным лишением гражданства.3.

После революции 1917 г., во время и после Гражданской войны Россию покинуло, по разным источникам, от 1,5 до 3 млн. человек.4 Среди причин, вызвавших массовую эмиграцию, и отечественные, и зарубежные исследователи называют:

— гибель старой российской государственности, ставшей результатом Февральской и Октябрьской революций 1917 г.;

— жесточайшую Гражданскую войну;

— разгром Белого движения и установление Советской власти.5.

Долгие годы в отечественной исторической науке было принято определение российской политической эмиграции как «белой», «контрреволюционной». Считалось также, что по своему социальному составу она была «дворянской» и «буржуазной». Однако сами же изгнанники эту точку зрения не раз опровергали. За пределами родины оказались представители всех социальных слоев старой России, которых объединил страх перед «красным террором» и массовое неприятие большевистского режима.

Пореволюционная волна эмиграции была поначалу, как по духу, так и по характеру своих устремлений, отражением политических настроений старой России. «В „общественном“ обозе белых армий за границу ушел весь политический спектр дореволюционной России (кроме большевиков): с одной стороны, — социалисты и кадеты, то есть движущие силы февраляс другой — их недавние противники: монархисты, вплоть до самых крайне правых».6.

В целях формирования четкого представления о предмете исследования данной работы необходимо остановиться на самом понятии «правых» партий и общих принципах их идеологии.

К правым партиям обычно относят консервативно-монархические партии крайнего и умеренного толка, отстаивавшие традиционный уклад жизни и выступавшие за сохранение общественно-политических основ существующего строя. При этом понятие традиционного уклада распространялось на экономику, социальную, политическую и духовную сферы общества. Правый лагерь никогда не был однороден, в нем имелись свои «правые» и «левые» течения. На правом фланге располагались партии, отличавшиеся крайней консервативностью своих устремлений, на левом же, — несущие в своих идеях либеральные черты. Однако при общем идеологическом разлете в лагере монархистов имелись значительные идейно-теоретические сходства. Характеризуя взгляды правоконсерваторов на доктринальном уровне, В. В. Шелохаев выделяет следующие общие черты: 1) в вопросе государственного управления — отстаивание самобытного пути развития, прежде всего, самодержавного устройства русского государства (на этом фоне — отрицания необходимости перенесения на русскую почву западноевропейского политического опыта и либеральных ценностей) — в системе государственного управления — избавление от «бюрократического нароста», отделявшего царя от народав стратегии хозяйственного развития — предпочтение сельскому хозяйству, а в промышленности — среднему, мелкому и кустарному производствув области политического устройства — отстаивание традиционного для России унитарного государствав области национально-конфессиональной политики — отстаивание первенства православия на коренной территории российского государства, первенствующей роли русской нации и русского языкаво внешнеполитическом курсе — ориентиры на родственные России монархические режимы.8.

После Февральской революции 1917 г. монархические политические объединения сошли с политической сцены. Они не участвовали в формировании Временного правительства. Монархисты начали организовываться только в ходе Гражданской войны, составляя, по существу, заговорщические офицерские группировки, которые вели подрывную деятельность в тылу у большевиков. Затем на Дону и в других районах, где власть переходила к белым, эти группы легализовывались и издавали свои газеты и журналы.9 Созданные организации разрабатывали свои программные установки. В них содержались не только традиционные для монархистов идеи о приоритете государства, православной церкви, обязанностях по отношению к ним, но и новые представления о правах граждан и о необходимости для их осуществления провести в жизнь реформы, задуманные П. А. Столыпиным. В программах также отразилась идея народного представительства, характерная для конституционной монархии.10 Это символизировало появление качественно новой волны монархизма. Однако попытки возродить монархическое движение были весьма разрозненны и не увенчались успехом. Правомонархические партии начала XX в. ушли в историю вместе с тем строем, который они защищали. Эти партии «не повторились» в последующее время, даже за рубежом среди эмиграции.

Представителей правых партий и организаций называли по-разному: монархистами, консерваторами, «истинно-русскими людьми», национал-патриотами, «революционерами справа», «охранителями», однако содержание каждого из названных терминов весьма расплывчато и условно. До революции монархическими, патриотическими, консервативными были и партии конституционно-монархического толка, в то время как для крайне правых принцип конституционного монархизма был неприемлем.11 После революционных событий, в эмиграции, все эти партии объединились в единый право-монархический ряд, что, впрочем, представляло собой лишь внешнее единство: «монархическая эмиграция в 20−30-е гг. была слишком разброшена и сориентирована на разные центры и разных лидеров».12.

Правоконсервативная группировка Русского Зарубежья оформилась раньше других, чему способствовали объективные причины, прежде всего, фактор ее социального состава. В ряды правых входили представители высшей аристократии и чиновничества, которые не вернулись в Россию уже после Февральской революции или покинули страну при Временном правительстве. Существенную часть правой эмиграции составили монархически настроенные офицеры белых армий Врангеля, Деникина, Миллера, Юденича. Кроме того, в русло зарубежного монархизма влилась новая социально-политическая сила в лице разочаровавшейся в демократических ценностях либеральной интеллигенции. Разрушившая либеральные идеалы «изнанка» западной цивилизации заставила ее переосмыслить отечественный консервативный опыт. Пестрый социально-политический состав естественным образом обуславливал дифференциацию русского зарубежного монархизма, и, как следствие, — множественность идеологических доктрин среди разных направлений монархической мысли.

Само понятие «идеология» было введено французским философом 1.

Дестют де Траси в период Французской революции. Идеология в ее классической форме представляет целостные модели общественного переустройства, включающие в себя систему теоретических, идеологических, программных, стратегических установок, формы, механизмы и возможности их реализации. При этом следует иметь в виду, что ни одна теоретическая конструкция не является застывшей, она меняется под воздействием определенных ситуационных подвижек.

Целью настоящего исследования является детальный и системный анализ идейно-теоретических установок правого крыла эмиграции. При этом автор стремится проследить эволюцию мировоззрения русских консерваторов за рубежом, отталкиваясь от концепции дореволюционного консерватизма.

В связи с обозначенными целевыми установками перед исследователем стоят следующие задачи:

— показать особенности формирования правоконсервативной идеологии в эмиграции, определить причины поляризации мировоззренческих ориентиров правых;

— на основе анализа системы взглядов теоретиков и практиков монархической эмиграции рассмотреть представляемую ими модель устройства России, включая все ее составные элементы: общую систему идей, политическую доктрину, экономическую, социальную, внешнеполитическую программу, пути и механизмы национального возрождения;

— сравнительно-аналитическим путем выявить общие и особенные черты, характерные для зарубежного монархизма в целом и для его отдельных направлений и течений;

— опровергнуть утвердившееся о правой эмиграции мнение как об узко реставрационном политическом движении;

— объяснить причины несостоятельности монархических проектов.

В ходе реализации поставленных задач в ракурс исследования попадает организационная деятельность сторонников монархии по объединению отдельных правомонархических организаций в единый лагерь. В связи с этим подробно рассматривается работа двух крупнейших эмигрантских форумовСъезда Хозяйственного Восстановления России в Бад-Рейхенгалле (1921г.) и Русского Зарубежного Съезда в Париже (1926 jr.). Некоторые современные ученые утверждают о низкой степени изученности этих политических событий в истории русской эмиграции.14 Советские историки, под давлением идеологических догм, характеризовали «эмигрантские слеты» не иначе, как «возню», «склоки» правой эмиграции, стоявшей на платформе реставраторства и вооруженной борьбы с большевиками.15 Автор работы представляет деятельность зарубежных съездов как попытку поиска компромисса в разрозненных рядах правомонархических сил, попытку создания общей идейно-теоретической основы.

В спектр исследуемой проблематики неизбежно попадает деятельность Русской Православной Церкви за рубежом, истоки и причины ее раскола, роль в эмигрантском обществе.

Хронологические рамки работы (1920;30-е гг.) обусловлены спецификой темы. Она охватывает период наибольшей популярности и активности монархического движения на политической арене Зарубежья. Именно в это время происходит его организационное и идеологическое становление как самостоятельной политической силы, представлявшей серьезную альтернативу большевикам. Означенное двадцатилетие наиболее демонстративно раскрывает трансформацию зарубежного монархизма в зависимости от изменившийся политической ситуации: 20-е гг. стали временем активного обсуждения вопроса о судьбе России, причинах постигшего ее катаклизма, о ее прошлом, настоящем и будущем, когда вся монархическая эмиграция жила ожиданием быстрого крушения большевистского режима и возможности скорейшего возвращения на родину- 30-е гг. свидетельствовали о том, что обстановка в правоконсервативной среде (впрочем, как и в среде всей эмиграции) резко изменилась. Этому способствовал ряд объективных факторов: Советская Россия преодолела разруху и голод, многие страны, в том числе и те, на чью помощь рассчитывала Белая армия, установили с ней дипломатические отношения, среди эмигрантов произошел ощутимый возрастной сдвиг — подросло новое поколение, которое имело смутное представление о старой России, и в значительной степени адаптировалось к стране пребывания. В этих условиях споры об историческом пути России стали отходить на второй план, монархические организации начали перестраивать свои позиции в поисках согласия с укрепившейся в России советской системой.

Правые сошли с общественно — политической сцены, но часть их идейного наследия представляет сегодня определенный интерес. Комплексная оценка деятельности зарубежных правомонархических организаций, анализ их программно-теоретических концепций, важен не только как историографический факт. Изучение идеологии русского эмигрантского монархизма необходимо, прежде всего, с точки зрения современных проблем развития российского общества, когда страна переживает период, обостряющий проблемы будущего российской государственности, ее модернизации. Реальные условия времени во многом соприкасаются с постреволюционными событиями 1917 г. Их характеризует: крушение прежней государственности, институтов власти, рождение новой системы, неизбежно усиливающей социально-политическую конфликтность в обществе. Все это заставляет обратить внимание на политический опыт прошлого, осмыслить и переоценить его применительно к сегодняшнему дню, ибо нереализованное в одних исторических условиях может быть востребовано в других.16 Поэтому обращение к изучению теоретических концепций и программных установок русских пра-воконсерваторов в эмиграции представляет как научный, так и практический интерес, подчеркнутый целым рядом факторов:

— во-первых, зарубежный консерватизм синтезировал не только весь предшествующий опыт, но и аккумулировал наиболее рациональные моменты либеральной идеологической доктрины;

— во-вторых, монархисты в эмиграции стремились выработать программы, способные учесть интересы различных слоев российского общества;

— в-третьих, правомонархическая идеология была направлена на создание Великой России, несущей в себе идеи сильной государственности, единой и неделимой империи, авторитетной на международной арене, патриотизма и духовности.

Двадцатый век, начавшийся в России войнами и революциями, принес пересмотр многих жизненных ценностей, вызвал еще один период подъема национальной идеи. Сегодня, как и в веке минувшем, Россия стоит перед поиском новой, объединяющей россиян, национальной идеологии. Ее духовным воплощением всегда являлась «русская идея». При этом сама «русская идея», не замыкалась только в рамках православной духовности, развивалась на основе содружества, соучастия, соборности всего многонационального русского народа. После Октября 1917 г. первыми, кто предпринял серьезный анализ кризиса «русской идеи», оказались русские мыслители. Своей главной идеологической установкой теоретики зарубежного монархического движения ставили стремление обрести единство русского духа, утраченное в начале века.

Между Россией внутренней и зарубежной есть и всегда существовало духовное взаимодействие, даже в советский период, когда тема эмиграции была окружена идеологическим туманом и рассматривалась отдельно от контекста российской истории. На протяжении длительного периода времени история русской эмиграции считалась в отечественной историографии составной частью борьбы с контрреволюцией. Вплоть до 80-х гг. XX в. отечественные историки видели в белой эмиграции исключительно «мозговой центр и вдохновителя всей российской реакции», смотрели на русских изгнанников как на «классового врага».17 Идеологизация исторической науки, а также засекреченность большинства архивных источников крайне затрудняли непредвзятое осмысление феномена послереволюционного Зарубежья.

В отечественной историографии по российской истории можно выделить четыре периода всплеска интереса к эмигрантской тематике: I — 20-е -40-еII — 50-е — 60-еIII — 70-е — 80-еIV — 90-е гг. XX в.

Период 20-х — 40-х гг. максимально сужал рамки проблематики, ограничивая ее лишь изучением деятельности отдельных контрреволюционных группировок, направленной на борьбу с Советской Россией, а также работой советских спецслужб по ее нейтрализации. С начала 30-х гг. исследование проблемы осложнилось тем, что большинство проливающих на нее свет источников оказались в спецхранах архивов и библиотек. Всю изучавшуюся в эти годы литературу можно разделить на несколько групп: 1) публицистика, агитационно-пропагандистская литература- 2) перепечатка воспоминаний, дневников, работ белогвардейцев- 3) публикация материалов лиц, возвратившихся из эмиграции, их личных наблюдений, впечатлений, переживаний. Все публикуемые материалы должны были работать на формирование отрицательного отношения к классово чуждым элементам, предавшим народные.

1 ft интересы и бежавшим за границу. Своеобразие данного этапа исследования состоит в том, что сегодня публикации 20-х-30-х гг. XX в. можно рассматривать не только как часть историографии, но и как источники.

Основная доля работ по истории русского Зарубежья, изданных в 50-е -60-е гг. состояла из воспоминаний эмигрантов, возвратившихся в Россию после 2-й мировой войны. В то же время 60-е гг. стали переломными в изучении российской эмиграции: именно в означенный период эмигрантская тематика начала выделяться в самостоятельную. Во многом это было связано с открывшейся возможностью доступа к части закрытых прежде архивных фондов.

Расширение источниковой базы предопределило появление в 1970;е -80-е гг. целого ряда новых научных исследований, в основном концентрирующих внимание на деятельности русских политических организаций за рубежом. В 1977 г. были опубликованы две работы, касающиеся политических сил Зарубежья: Г. З. Иоффе «Крах российской монархической контрреволюции» и В. В. Комина «Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом». Несмотря на созвучие тем, названные труды отличаются по своим целевым установкам. В исследовании Г. З. Иоффе освещается борьба Советского государства с Белым движением, характеризуется расстановка политических сил в эмиграции, формы и методы борьбы с советской властью. Работа В. В. Комина в большей степени концентрирует внимание на характеристике политического спектра зарубежья, его идейно-политических платформах. Кроме того, автор, первый из отечественных исследователей, обратил внимание на проблему возвращения русских эмигрантов на родину и отношения к ним Советского государства. По своей аналитической линии близка к работе В. В. Комина монография аналитической линии близка к работе В. В. Комина монография Г. Ф. Барих-новского «Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции» (Л., 1978). Анализ зарубежного политического спектра был продолжен в исследовании Ю. В. Мухачева «Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР». (М., 1982).

Отдельной характеристики заслуживает работа JI.K. Шкаренкова «Агония белой эмиграции». В свое время эта книга, выдержавшая несколько переизданий (1981, 1986, 1987 гг.), вызвала интерес не только у историков, но и у широкого круга читателей. В ней, наряду с политической борьбой эмиграции против СССР, были впервые затронуты вопросы культуры и быта русских эмигрантов.

Однако активизация в 70−80-е гг. научного интереса к эмигрантской тематике не затронула методологических основ изучения русского Зарубежья: оно по-прежнему оценивалось в крайне негативном ключе. Изменения политического климата в СССР вызвали острую необходимость пересмотра многих аспектов российской истории, в том числе и истории зарубежной России. В связи с этим обозначились две тенденции в области изучения проблемы: 1) расширение исследовательского поля, аспективности эмигрантской тематики- 2) курс на слияние отечественной и эмигрантской историографии.

Выделяя характерные черты нового историографического этапа, следует отметить значительное увеличение источниковой базы исторических исследований (1. републикация источников, 2. доступность бывших спецхранов, архивов, 3. выявление, использование, возвращение зарубежной росси-ки) — формирование новой познавательной ситуации, новых методологических подходов.19 Если в первой половине 1990;х гг. проблемное поле изучения пореволюционной эмиграции структурировалось, в первую очередь, под углом зрения историко-культурного подхода, 20 то уже в середине десятилетия столь же отчетливо проявляется интерес к политико — идеологической, 21.

22 23 социальной истории Зарубежья, проблеме военной эмиграции. В последние годы появился целый ряд исследований, посвященных эмиграции в от.

24 дельных странах рассеяния.

Активная разработка эмигрантской тематики обусловила необходимость появления фундаментальных справочных изданий. Были опубликованы более полные путеводители по архивным фондам и материалам периодической печати, оказавшие большую помощь в работе: «Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках: Аннотированный указатель книг, журнальных и газетных публикаций, изданных за рубежом в 1917;1991 гг.» в.

4-х тт.-25 «Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий РусЛ*' ского зарубежья в библиотеках Москвы (1917;1996)" — «Фонды Русского Заграничного исторического архива в Праге. Межархивный путеводитель"-27 «Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории белого движения и эмиграции" — «Личные фонды Государственного архива Российской Федерации (1917;2000)». 29.

Говоря о крупных справочных изданиях, подготовленных современными российскими историографами, нельзя не упомянуть биографический словарь «Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века» (под ред. В.В. Шелохаева).30 Авторы проекта, по сути, воплотили в жизнь идею, возникшую у русских деятелей культуры в Париже еще в 1950 г. Осуществить ее удалось лишь в конце 1990;х. Словарь включает 417 имен, представляя в их биографиях разные сферы жизни эмигрантского общества.

Характерной тенденцией новейшей историографии эмиграции является формирование комплексного подхода к ее исследованию. Такую традицию заложил целый ряд изданий. Так, учебное пособие «Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов. (Гражданские беженцы, армия, учебные заведения)» (под ред. Е. И. Пивовара, Н. П. Герасимовой и др).31 содержит сведения о расселении русских беженцев в начальный период эмиграции, их социальной адаптации. Ценность представляемого пособия состоит не только в новом методологическом подходе, но и в основательной источниковедческой базе, задействованной в работе: материалы.

Российского исторического зарубежного архива, находящиеся в ГАРФ, эмигрантская периодика и мемуары писателей-эмигрантов.

В 1999 г. под ред. Е. И. Пивовара вышла в свет коллективная монография «Россия в изгнании. Судьбы российских эмигрантов за рубежом», в которой Зарубежье подвергается комплексному исследованию с позиции анализа разных социальных срезов: военного, предпринимательского, интеллектуального и др.

Традицию комплексного подхода продолжил сборник, подготовленный коллективом РГГУ, под общим названием «Русские без Отечества» (Ред. С.В. Карпенко).33 В нем ставится цель рассмотреть эмиграцию через призму внутренних конфликтов ее различных социальных групп. В 2004 г. опубликована новая работа под редакцией С. В. Карпенко «Между Россией и Сталиным: Российская эмиграция и Вторая мировая война», 34 открывающая следующую страницу истории Зарубежья.

В 2004 г. вышел сборник статей «Русский исход» (Отв. ред Е.А. Миронова), 35 в котором рассматривается процесс выезда из страны различных социальных групп населения, освещаются проблемы создания основ зарубежной России.

С 2000 г. на базе Российского Государственного Гуманитарного Университета издается журнал «Новый исторический вестник» (главный редактор С.В. Карпенко), являющийся, своего рода, прожектором новых исследований по истории эмиграции.

В последние годы существования СССР, и особенно в период политического определения страны, начал пробуждаться интерес к идеологическим воззрениям отечественных традиционалистов. Был введен в научный оборот целый ряд исследований, рассматривающих исторические, философские, юридические взгляды русских консерваторов. При этом подавляющее количество работ замыкается в рамках анализа дореволюционных консервативных концепций.36.

Тема эмигрантского консерватизма изучалась мало, и только начинает заходить в зенит научного интереса. В 90-е гг. историческая наука пополнилась новыми исследованиями деятельности политиков и идеологов русской эмиграции. Из них значительная часть посвящена либерально-консервативным воззрениям И. А. Ильина и П. Б. Струве.37 Их мировоззренческие основы рассматривались в ходе работы целого ряда международных научных конференций: «Консерватизм и либерализм: созвучия и диссонансы» (Пермь, 1995) — «Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы» (Москва, 1998) — «Либеральный консерватизм: история и современность» (Ростов н/Д, 2000).40.

Из исследований по проблеме идеологии эмигрантского консерватизма нельзя не упомянуть диссертацию О. О. Баскакова «Идеология русской монархической эмиграции 20 — 30-х годов XX века», защищенную в МГУ в 1999 г. Положительно оценивая данную работу, вместе с тем, следует обратить внимание на два момента. Во-первых, автор, по сути, свел многогранную исследовательскую проблему к рассмотрению идеологии легитимизма, прежде всего, младороссов. Во-вторых, нельзя также не заметить узость ее источникового и историографического полей, что было связано в то время с определенными трудностями объективного характера.

В числе исследований, вышедших в последнее время следует отметить монографию Е. И. Тимонина «Исторические судьбы русской эмиграции (1920 — 1945 гг.)» 41 В ней автор пытается проследить жизнь эмигрантского общества, исходя из всестороннего анализа его политического спектра. При этом монархическое движение рассматривается в работе как часть политической палитры зарубежной России, что предопределяет освещение вопросов теоретической и практической деятельности монархистов лишь в общем виде.

Серьезным систематическим исследованием идейно-политического развития первой волны эмиграции является книга М. В. Назарова «Миссия русской эмиграции».42 В поле зрения названной работы оказывается организационное становление, деятельность, идеология эмигрантского монархизма.

Ценность работы обусловлена также и тем, что в ней впервые использованы источники, хранящиеся в зарубежных архивах.

Русская политическая эмиграция стала объектом изучения зарубежной историографии. Соответственно в 1924 и 1927 гг. в Германии опубликовал свои труды, рассматривающие различные эмигрантские политические группировки, немецкий ученый Ганс фон Римша: «Гражданская война в России и русская эмиграция. 1917;1921 гг.» и «Зарубежная Россия в 1921;1926 гг.».43 Почти через сорок лет другой немецкий историк Ганс Эрик Фолькман, анализируя русскую эмиграцию в Германии в 1919 -1929 гг., 44 поставил перед собой цель: наряду с вопросами политики, охватить проблемы социальной адаптации русских эмигрантов, их взаимоотношений с немецким населением и властями. На политической деятельности русских эмигрантов фокусировал внимание и американский ученый Роберт Вильяме. Его работа по русской эмиграции в Германии была опубликована в Лондоне в 1972 г. 45 Общей чертой всех вышеупомянутых научных трудов является подчеркнуто критическое отношение к зарубежным монархическим группировкам, признание их политической обреченности.

Современные зарубежные исследования русской эмиграции выдержаны в несколько ином ключе: в них ставится цель проанализировать эмиграцию как часть российского общества с его ментальностью и культурой, мо-рально-психилогическими проблемами. В этом контексте исследовательского внимания заслуживают работы современных финских историков. Так, в книге Ю. Суомела «Зарубежная Россия. Идейно-политические взгляды русской эмиграции на страницах русской европейской прессы в 1918;1940 гг."46 на фоне обзора эмигрантской периодики дается анализ идеологии эмиграции, ее представлений о событиях европейской и советской истории, поиске путей возвращения на Родину. Другая книга финского автора П. Невалайнен «Изгои: Российские беженцы в Финляндии (1917;1939)"47 на основе обширного круга источников характеризует жизнь эмигрантского общества в Финляндии, концентрируя значительную долю внимания на политической деятельности монархистов.

Формирование новых и переосмысление старых направлений изучения российского Зарубежья происходит на основе публикации колоссального количества прежде недоступных источников. В настоящее время опубликован значительный пласт документов, освещающих политическую деятельность русской эмиграции, в том числе и ее правомонархического крыла. Эти материалы широко задействованы в работе.

В частности, помощь в исследовании оказала выпущенная в 1999 г. в издательстве «ВЛАДОС» хрестоматия «Политическая история Русской эмиграции. 1920;1940: Документы и материалы» под ред. А. Ф. Киселева, охватившая широкий спектр движений и идеологий Русского Зарубежья.48.

Часть документальных источников по военной эмиграции представил большой публикационный свод, подготовленный институтом военной истории Министерства обороны РФ, совместно с ФСБ РФ и СВР РФ. «Русская военная эмиграция 20-х-40-х годов: Документы и материалы».49 В настоящее время вышло три тома задуманного авторами 10-томного издания. Его материалы проливают свет на характер противоборства антибольшевистских эмигрантских организаций с советским государством, роль и место белого движения в этом противоборстве.

Программные установки Народной монархической партии, входившей в конституционное крыло зарубежного монархического движения, отражены в комплексном документальном обзоре Российских политических партий «Права и свободы человека в программных документах основных политических партий и объединений России. XX век», выпущенном в 2002 г. издательством РОССПЭН.50.

Работа не была бы полной без использования источников мемуарного характера. Оторванность от Родины обусловила появление большого количества произведений мемуарного жанра. Произведения авторов русского зарубежья дают возможность увидеть спектр новых проблем, не затрагивавшихся ранее в советской историографии, прежде всего, интересующую нас проблему внутренней борьбы в противобольшевистском лагере. В воспоминаниях характеризуются мировоззренческие, нравственно-психологические и идейно-политические установки участников Белой борьбы, прослеживаются причины, помешавшие их объединению в единый политический лагерь.

В 1920;1930;е гг. вышла весьма значительная часть мемуаров, посвященных событиям Гражданской войны. Одним из первых издал свои «Очерки русской смуты» бывший командующий Добровольческой армии, а затем Главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России А. И. Деникин. Его «Очерки», выдержавшие несколько переизданий, открывают собой длинный ряд воспоминаний по истории Гражданской войны в России.

В исследовании также использованы «Записки» П. Н. Врангеля, впервые опубликованные в Берлине в 1928 г. в сборнике «Белое дело: Летопись белой борьбы» (под ред. А.А. фон Лампе) и неоднократно переизданные в современный период.

Ценным источниковедческим материалом являются мемуары В. В. Шульгина. Полный корпус произведений этого автора еще не выявлен и тем более не опубликован, однако его работы «Годы», «Дни», «1920 год», «Три столицы» также несколько раз переиздавались. В 2002 г. вышло в свет одно из последних изданий воспоминаний В. В. Шульгина «Годы», дополненное новым материалом, воспроизведенным автором уже после возвращения в Россию.51.

Тематика данного исследования охватывает широкий диапазон проблем, в том числе и проблему зарубежного православия. Важным историографическими источниками, привлеченными к работе, стали мемуары иерархов Русской Зарубежной православной Церкви. Среди них: Воспоминания Митрополита Евлогия «Путь моей жизни». Париж, 1947 (Изданы в Москве в 1994 г.) — Воспоминания Митрополита Вениамина (Федченкова) «На рубеже двух эпох». М., 1994.

Значительную базу источников составили работы идеологов русского эмигрантского монархизма, многие из которых уже опубликованы и имеют доступ для широкого круга читателей. Прежде всего, это научные труды И. А. Ильина, П. Б. Струве, И. Л. Солоневича.

Творческая библиотека И. А. Ильина представлена многотомным собранием его сочинений. Произведений П. Б. Струве издано гораздо меньше: за последнее время вышли в свет «Избранные сочинения" — сборники статей «Patriotica: Политика, культура, религия, социализм», «Patriotica: Россия. Росо дина. Чужбина». Безусловным подспорьем в последующих исследованиях станет опубликованный отдельным изданием «Дневник политика».54 Материал вышел из печати совсем недавно, в 2004 г., поэтому автору работы пришлось изучать «Дневник» на страницах газет «Возрождение» и «Россия и славянство». Гармоничное дополнение к уже изданным материалам составили документы архивного фонда П. Б. Струве, хранящиеся в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ).55.

Нестандартность, оригинальность взглядов И. Л. Солоневича всегда привлекала интерес широкого круга исследователей. Последние годы отмечены целой серией публикаций его произведений: «Белая империя», «Наша страна. XX век», «Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия», «Народная монархия».56.

Широкое привлечение архивного материала является одной из исследовательских задач работы. Выявление и анализ архивных источников представлял определенную сложность по причине распыленности интересующего материала по различным фондам. При написании диссертации автором в общей сложности были изучены шесть фондов ГАРФ: Ф. Р-9145. Коллекция отдельных документов различных эмигрантских организацийФ. Р-5881. Коллекция отдельных документов эмигрантовФ. Р-5912. Струве Петр Берн-гардович. 1870−1944; Ф. Р-5826. Русский Общевоинский Союз (РОВС), г. Сремски-Карловцы, Париж. 1924 — 19[37]- Ф. Р-5853. Лампе Алексей Александрович, фон. 1885−1967; Ф. Р-6343. Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей. г. Сремски-Карловцы. 1921;1941.

Особую группу документов составили материалы эмигрантской периодической печати. Советские историки, с начала 30-х гг., игнорировали печать русской эмиграции. Источники эмигрантского происхождения начали активно вводиться в научный оборот только с конца 70-х гг. Они представляют ценность для исследовательской деятельности в силу недостатка программных и иных информационных документов различных монархических организаций в архивных фондах. Их важность также подчеркнута объективностью информации, определенностью политического оттенка.

По подсчетам американских историков, за рубежом с 1918 по 1968 гг. выходило 3182 русских печатных издания. Русская пресса за пределами России была крайне политизирована.57 Она выражала взгляды широкого спектра идейно-политических течений — от черносотенных, реакционных, до неонароднических.58 Немалая доля эмигрантской периодики принадлежала изданиям монархического толка.

Центральным органом зарубежной монархической печати был журнал «Двуглавый Орел», издававшийся с 1920 по1922 г. в Берлине, с 1926 по 1931 г., — в Париже. В нем печаталась официальная информация, отражающая работу монархических съездов, программные и тактические установки правого крыла зарубежного монархизма. В частности, на страницах издания получили подробное освещение два особо значимых для эмигрантского монархизма события: Рейхенгалльский съезд 1921 г. и Русский заграничный православный Собор, состоявшийся в том же году в г. Сремски-Карловцы. Вторым крупным правоконсерватиным изданием являлся еженедельник «Высший Монархический Совет», основанный сразу же после образования ВМС. В нем, как и в предыдущем, обсуждалась судьба России, содержалась информация об организационной структуре и деятельности монархического движения.

К правым изданиям относился журнал «Луч света» (1919;1926 гг., Берлин, Мюнхен). Его редакторами были белогвардейские офицеры, организаторы покушения на П. Н. Милюкова, П. Шабельский-Борк и С. Таборицкий. Очевидно, «Луч света» не примыкал ни к одному из монархических направлений, считая, что монархисты-эмигранты «делятся на обособленные, отчужденные друг от друга партии, всецело пропитанные духом партийности и нетерпимости к чужому мнению».59.

На страницах газеты «Грядущая Россия» (издавалась с сентября 1921 г.) пропагандировали свои идеи представители конституционного направления монархической мысли. Ее редакторами были члены Высшего Монархического Совета — А. С. Масленников и Е. А. Ефимовский.

Особое место в эмигрантской печати занимала газета «Возрождение», выходившая до 1927 г. под редакцией П. Б. Струве (затем, — Ю.Ф. Семенова). С 1928 г. аналитическую работу издания возглавил профессор Н. С. Тимашев. В начале 20-х гг. он работал в берлинском «Руле», что свидетельствовало о постепенном откате газеты на либеральные позиции. «Возрождение» выражало чаяния значительной части русского офицерства и «наиболее разумной» правой эмиграции, проделавшей сложный путь от либерализма к консерватизму. Эту газету можно назвать неофициальным органом объединенного монархического движения, свидетельством чего является подробное и объективное освещение на ее страницах всеэмигрантского съезда в Париже.

К зарубежной периодике правоконсервативного толка относился также журнал «Русский колокол», издававшийся И. А. Ильиным в Берлине (19 271 930 гг.). На страницах журнала печатались статьи, касающиеся перспектив развития России, возможностей и путей ее национального возрождения. К подобного рода изданиям можно причислить выходившую в Париже (19 281 934 гг.) газету «Россия и славянство».

Внушительное количество зарубежной печати отражало идеи легитимистского движения. Однако к работе была привлечена лишь небольшая группа этих источников (по причине обилия документов легитимного направления в архивном фонде): «Вестник Русского монархического объединения в Баварии», впоследствии сменивший свое название на «Вестник Русского легитимизма», ранее мало задействованная в исследованиях газета «Луч» (Белград, 1931;1933 гг.). В названных периодических изданиях помещался разнообразный материал, касающийся организации, деятельности, программных установок представителей легитимного крыла эмигрантского монархизма.

В ряд использованных источников вошел «Царский вестник» — орган народного движения за восстановление престола православного Царя-Самодержца.60 Его редактором и постоянным автором был поручик Н. П. Рклицкий, имевший славу острослова, яркого публициста, пропагандиста национальных сил русской эмиграции. Эмоционально окрашенный, содержательный материал его выступлений, безусловно, привлекает к себе внимание.

Неофициальный печатный орган Русского Общевоинского Союза (РОВС) журнал «Часовой» (начал издаваться во Франции с 1929 г.) нельзя назвать прямо монархическим. Однако в нем нередко помещались статьи, отражавшие монархические настроения русской военной эмиграции.

Замыкает круг использованных периодических изданий газета «Сигнал» (редактор — Н.В. ПятницкийПариж, 1937;1939), представлявшая идейно-теоретические построения Русского Национального Союза Участников Войны (РНСУВ).

Детальный источниковедческий анализ позволяет заключить о наличии основательного базового материала по изучаемой тематике, отличающегося пестротой и разнообразием, что является непременным условием всестороннего и всеобъемлющего освещения стоящей перед исследователем проблемы.

1 См.: Пархоменко T.A. Русская эмиграция: истоки, проблемы и перспективы // Культурная миссия Российского Зарубежья: История и современность: Сб. ст. / М-во культуры РФ. Рос. ин-т культурологииОтв. ред. Э. А. Шулепова. М., 1999. С. 14.

2 См.: Квакин А. В. Культурная миссия российской интеллигенции в эмиграции: к постановке проблемы. //Культура Российского Зарубежья: Сб ст. М., 1995. С. 19- Глушакова Ю. П. Русские в Италии в первой половине XIX века // Роль русского Зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры: Тез. докл. науч. конф. М., 1993. С. 66 и др.

3 См.: Пронин А. А. Историографические аспекты феномена российской эмиграции //Клио. 1997. № 1. С. 46.

4 Спирин J1.M. Классы и партии в Гражданской войне в России (1917 — 1920 гг.). М., 1968. С. 382 — 383.

5 См.: Онегина С. В. Пореволюционные политические движения российской эмиграции в 20−30-е гг.: (К истории идеологии) // Отечественная история. 1998. № 4. С. 87.

6 Назаров М. Миссия русской эмиграции. М., 1994. С. 56.

7 См.: Кирьянов Ю. И. Правые партии в России. 1911 — 1917 гг. М.: РОССПЭН, 2001. С. 3.

8 См.: Шелохаев В. В. Многопартийность в России: особенности формирования // Политические партии России. Страницы истории. М., 2000. С. 34 -35.

9 Таковыми были: «Союз русских национальных общин" — «Союз спасения России».

10 См.: Права и свободы человека в программных документах основных политических партий и объединений России. XX век. / Под ред. акад. РАЕН А. Н. Аринина (отв. редактор), акад. РАЕН С. И. Семенова, акад. РАЕН B.B. Шелохаева. М.: РОССПЭН, 2002. С. 154.

11 См.: Кирьянов Ю. И. Указ. соч. С. 12.

12 Широкова Е. А. Генерал А.А. фон Лампе и его дневник: взгляд на военную эмиграцию // Новый исторический вестник. 2000. № 2. С. 77.

13 См: Модели общественного переустройства России. XX век / Отв. ред. В. В. Шелохаев. М.: РОССПЭН, 2004. С. 9.

14 См.: Смагина С. М. У истоков формирования историографической традиции освещения Зарубежного съезда (апрель, 1926 г., Париж): П. Н. Милюков и П. Б. Струве // История Российского Зарубежья. Проблемы историографии (конец XIX—XX вв.). Сб. ст. М., 2004. С. 177.

15 См.: Омельченко Н. А. В поисках России: Общественно-политическая мысль русского зарубежья о революции 1917 г., большевизме и будущих судьбах российской государственности (историко-политический анализ). СПб., 1996. С. 109.

16 См.: Шелохаев В. В. Либеральная модель переустройства России. М., РОССПЭН, 1996. С. 4.

17 См: Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982. С. 7.

18 См. Бочарова З. С. Основные тенденции развития отечественной историографии российской эмиграции за восемьдесят лет (1920;2000) // История российского зарубежья. Проблемы историографии (конец XIX—XX вв.). Сб. ст. M., 2004. С. 47.

19 Там же. С. 50.

20 Его импульс определило издание в 1994 году в Москве русского перевода книги Раева M. «Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции, 1919 — 1939 гг.».

21 Омельченко Н. А. В поисках России: Общественно-политическая мысль русского зарубежья о революции 1917 г., большевизме и будущих судьбах российской государственности (историко-политический анализ). — СПб. 1996; Бочарова З. С. Идея возвращения на Родину в программах политических партий Русского Зарубежья в начале 20-х гг. M., 1992.

22 Постников С. П. Политика, идеология, быт и ученые труды русской эмиграции, 1918 — 1945, в 2-х т. Нью-Йорк, 1993; Сабенникова И. В. Российская эмиграция (1917;1939): сравнительно-типологическое исследование. Тверь, 2002; Еременко Л. И. Русская эмиграция как социально-культурный феномен: Автореф. дис. канд. филос. наук. M., 1993; Социально-экономическая адаптация российских эмигрантов (конец XIX — XX в.): Сб. статей. М., 1999 и т. д.

23 Ершов В. Ф. Российское военно-политическое зарубежье в 1918;1945 гг. М.: МГУ сервиса, 2000; Голдин В. И. Армия в изгнании. Страницы истории Русского Обще-Воинского Союза. Архангельск-Мурманск.: СО-ЛТИ, 2002; Домнин И. В. Русское военное зарубежье: дела, люди и мысли (20 — 30-е годы) // Вопросы истории. 1995. № 7. С. 109 — 120- Дырин И. А. Военно-политическая мысль русского зарубежья 20 — 40-х гг. XX века о военной доктрине: Автореф. дис. канд. политол. наук. M., 1996; Ершов В., Парфенова Е., Пивовар Е. Российская военная эмиграция в 1920 — 1930;е гг. Нальчик, 1998; Российский военный сборник. Выпуск 16. Военная мысль в изгнании: Творчество русской военной эмиграции. М.: Военный университет, «Русский путь», 1999 и др.

Опубликовано большое количество работ о лидерах Белой борьбы: Бортневский В. Г. Загадка смерти генерала Врангеля. Неизвестные материалы по истории русской эмиграции. СПб., 1996; Ипполитов Г. М. Деникин. М&bdquo- 2000; Рыбас С. Генерал Кутепов. M., 2000; Черкасов-Георгиевский В. Генерал Деникин. Смоленск, 1999; Он же. Вожди белых армий. Смоленск, 2000; Козлов А. И. Генерал Деникин //Генерал Деникин. Симон Петлюра. Ростов н/Д., 2000 и т. д.

24 Русская эмиграция в Манчьжурии: военно-политическая деятельность. Южно-Сахалинск, 1994; Казнина О. А. Русские в Англии: Русская эмиграция в контексте русско-английских литературных связей в первой половине XX века М., 1997; Серапионова Е. П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике. 20 -30-е гг. М., 1995; Кудрякова Е. Б. Российская эмиграция в Великобритании между двумя войнами. М., 1995; Русская эмиграция в Югославии. М., 1996; Русская эмиграция в Европе, 20-е — 30-е годы XX века. М., 1996;

Ипполитов С.С., Недбаевский В. М., Руденцова Ю. И. Три столицы изгнания: Константинополь, Берлин, Париж. Центры зарубежной России 1920;х — 1930;х гг. М., 1999 и др.

5 Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках: Аннотированный указатель книг, журнальных и газетных публикаций, изданных за рубежом в 1917;1991 гг. В 4-х тт. Т. 1 / Науч. ред. А. Г. Тартаковский, Т. Эммонс, О. В. Будницкий. М.: РОССПЭН, 2003; То же. Т. 2. М.: РОССПЭН, 2004; То же. Т. 3. М.: РОССПЭН, 2004.

26 Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий Русского Зарубежья в библиотеках Москвы (1917 — 1996 гг.). М.: РОССПЭН, 1999.

27 Фонды Русского Заграничного исторического архива в Праге. Межархивный путеводитель. М.: РОССПЭН, 1999.

28 Путеводитель. Том 4. Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории белого движения и эмиграции. М.: РОССПЭН, 2004.

29 Путеводитель. Том 5. Личные фонды Государственного архива Российской Федерации (1917;2000). М.: РОССПЭН, 2001.

30 Русское зарубежье: Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века. Энциклопедический биографический словарь. М.: РОССПЭН, 1997.

31 Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). М.: Гетгинген, 1994.

32 Россия в изгнании. Судьбы российских эмигрантов за рубежом. М.: ИВИ РАН, 1999.

33 Русские без Отечества: Очерки антибольшевистской эмиграции 20 — 40-х годов. М.: РГТУ, 2000.

34 Между Россией и Сталиным: Российская эмиграция и Вторая мировая война / Отв. ред. С. В. Карпенко. М.: РГТУ, 2004.

35 Русский исход / Отв. ред. Е. М. Миронова. СПб.: Алетейя, 2004. (Русское зарубежье. Источники и исследования).

36 См.: Репников A.B. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999; Давиденко А. В. Эволюция правомонархических концепций политического устройства России. 1900 — 1917. Дисс. канд. ист. наук. Хабаровск, 2001; Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и реформа. 1907 — 1914. Пермь, 2001 и др

Александрова А. В. Революция и Белая идея в философских исканиях И. А. Ильина // Белая Россия. Опыт исторической ретроспекции: Мат. междунар. науч. конф. в Севастополе / Отв. ред. А. В. Терещук. СПб-М.: Посев, 2002. (Библиотечка россиеведения. Вып. 7) — Волкогонова О. Д. Образ России в философии русского зарубежья, М.: РОССПЭН, 1998; Гусев В. А. Проблемы государственного устройства в трудах И. А. Ильина // Социально-политические науки. 1992. № 2/3. С. 72−80- Пайпс Р. Струве: Биография. В 2-х т. М.: Мос.шк.полит.исслед, 2001. Т. 1. Струве: Левый либерал, 1870−1905 / Пер. с англ. А. Цуканова. Т. 2. Струве: Правый либерал, 1905;1944 / Пер. с англ. А. ЗахароваГнатюк О. Л. Русская политическая мысль начала XX века: Н. И. Кареев, П. Б. Струве, И. А. Ильин. Спб.: С.-Петерб. гос. техн. ун-т, 1994. Зотова 3.M. Петр Бернгар-дович Струве: Ист. портр. // Вопросы истории. 1993. № 8. С. 55−72- Струве: К 125-летию со дня рождения: Сб. науч. тр. Спб.: Третья Россия, 1996.

38 Консерватизм и либерализм: Созвучия и диссонансы: Материалы междунар. науч. конф., Пермь, 24 — 26 мая 1995 г.: К 125-летию со дня рождения П. Б. Струве / Сост. и науч. ред. П. Ю. Рахшмир. Пермь: Перм. ун-т, 1995.

39 Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы / Матер, междун. науч. конф. М.: РОССПЭН, 1999.

40 Либеральный консерватизм: история и современность. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. М.: РОССПЭН, 2001.

41 Тимонин Е. И. Исторические судьбы русской эмиграции (1920 — 1945 гг.). Омск: Изд-во СибАДИ, 2000.

42 Назаров M.B. Миссия русской эмиграции. Ставрополь: Кавказский край, 1992; Назаров М. Миссия русской эмиграции. Т.1. Изд. 2-е, испр. М.: Родник, 1994.

43 Rimsca Н. Der russische Biirgerkrieg und die russische Emigration, 1917 — 1921. Jena, 1924; Rimsca H. RuBland jenseits der Grenzen 1921 — 1926. Ein Beitrag zur russischen Nachkriegsgeschichte. Jena, 1927.

44 Volkmann H.-E. Die russische Emigration in Deutschland. 1919 — 1929. Wurzburg, 1966.

45 Williams R. Culture in exile: Russian dmigres in Germany. 1881 — 1941. London, 1972.

46 Суомела Ю. Зарубежная Россия. Идейно-политические взгляды русской эмиграции на страницах русской европейской прессы в 1918;1940 гг. / Авт. перв. с финск. Л. В. Суни. СПб.: ИД «Коло», 2004. (Зарубежные ученые об истории России).

47 Невалайнен П. Изгои: Российские беженцы в Финляндии 1917;1939 гг. / Сокр. авториз. пер. с фин. МЛеппя. СПб.: Изд-во «Журнал «Нева», 2003.

48 Политическая история русской эмиграции. 1920;1940 гг.: Документы и материалы: Учеб. пособие / Под ред. А. Ф. Киселева. М., ВЛАДОС, 1999.

9 Русская военная эмиграция 20-х — 40-х годов: Документы и материалы. Т.1. Так начиналось изгнанье. 1920;1922 гг. Кн. 1. Исход. М.: Гея, 1998; Русская военная эмиграция 20-х — 40-х годов: Документы и материалы. Т.1. Так начиналось изгнанье. 1920;1922 гг. Кн. 2. На чужбине. М.: Гея, 1998; Русская военная эмиграция 20-х — 40-х годов: Документы и материалы. Т.2. Несбывшиеся надежды. 1923 г. М.: Триада-Х, 2001; Русская военная эмиграция 20 — 40-х годов. Документы и материалы. Т. З: Возвращение. 1921;1924 гг. М.: Триада-ф, 2002.

50 Права и свободы человека в программных документах основных политических партий и объединений России. XX век. М.: РОССПЭН, 2002.

51 Шульгин В. В. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны. М.: ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир, 2002. (Эпохи и судьбы).

52 В настоящее время издательством «Русская книга» опубликовано более 25 книг его работ.

53 Струве П. Б. Избранные сочинения. М.: РОССПЭН, 1999; Струве П. Б. Patriotica: политика, культура, религия, социализм / Сост. В. Н. Жукова и А. П. Поляковавст. ст. В. Н. Жукова. М.: Республика, 1997. (Мыслители XX века) — Струве П. Б. Patriotica: Россия. Родина. Чужбина / Сост. и статья А. В. Хашковского. СПб.: Изд-во РХГИ, 2000.

54 Струве П. Б. Дневник политика (1925 — 1935) / Вступ. ст. М. Г. Вандалковской, Н. А. Струвеподг. текста, коммент., указатели А. Н. Шаханова. М.: Русский путьПариж: YMCA-Press, 2004.

55 Струве Петр Бернгардович. 1870−1944. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. Р-5912, 2 оп., 643 ед. хр.

56 Солоневич И. Белая Империя. М.: Изд-во журнала «Москва», 1997; Он же. Наша страна. XX век / Сост., вступ. ст. и примеч. М. Б. Смолина. М.: Изд-во журнала «Москва», 2001; Он же. Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия. М.: Москва, 2003; Он же. Народная монархия. М.: Изд-во Эксмо, 2003.

57 См.: Неизвестные письма Д.П. Святополк-Мирского середины 1920;х годов // Диаспора: новые материалы. Вып. 2. СПб., Феникс, 2001. С. 365.

58 См.: Тимонин Е. И. Указ. соч. С. 16.

59 Луч света. 1925. № 6. С. 10−11.

60 См.: Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий Русского Зарубежья в библиотеках Москвы (1917 — 1996 гг.). М.: РОССПЭН, 1999. С. 376.

Заключение

.

Комплексный анализ идейно-теоретических концепций монархистов позволяет сделать общий вывод об их определенной эволюции в эмиграции. Дореволюционные правомонархические партии, возникшие как реакция на политические события в России 1905 года и безмолвно сошедшие с политической сцены в февральско-мартовские дни 1917, играли заметную роль в партийном спектре страны. При этом эффективность их практической деятельности, несмотря на легальное положение и большую, по крайней мере, в 1905;1906 гг., численность, была весьма и весьма скромной.1 Массовость правых партий в период первой революции объяснялась широкой распространенностью монархических взглядов среди различных слоев населения, что связывалось с подсознательной надеждой получить «награду» в виде облегчения своего положения.2.

Совершенно иная картина создается в эмиграции. Оказавшись за рубежом, монархические партии потеряли свою прежнюю социальную базу. В то же время вливание в консервативный лагерь интеллигенции правого типа несколько «обновило кровь» русского монархизма. В эмиграции последний все больше приобретает либерально-консервативные черты, что, естественным образом, оказало влияние на определенную трансформацию консервативной идеологии. Консервативные мыслители русского Зарубежья стремились найти объяснение воссоединению двух, некогда противостоящих, идеологических доктрин. Так, И. А. Ильин писал: «Здоровая, мудрая, спасительная политика всегда консервативна, ибо она охраняет, оберегает, поддерживает все историческое наследие страныохраняет и тогда, когда совершенствуетоберегает и тогда, когда видоизменяетподдерживает и тогда, когда приспособляет и обновляет». В то же время «спасительная, мудрая здоровая политика всегда прогрессивна, ибо она совершенствует, видоизменяет, приспособляет, и обновляет историческое наследие страны — именно ради его поддержания и ограждения». Поэтому «„правая“ партия, не умеющая быть прогрессивной, — есть явление нелепое, обреченное, опасное».3.

В эмиграции большинство правых постепенно отошло от лобового отстаивания идеи «неограниченного самодержавия». Лишь небольшая часть из них была уверена в возможности возвращения к порядкам, существовавшим в России до Манифеста 17 октября 1905 г. и издания Основных законов Российской империи 1906 г. Большинство же сумело перестроить свое мировоззрение с учетом политических изменений, произошедших в Советской России. Исходя из этого, теоретические устремления сторонников монархии выражались в попытке строительства на старом «фундаменте» здания обновленной монархической государственности, обрамляя его либо либеральными элементами, либо элементами, показавшей свою жизнеспособность, социалистической системы. Таким образом, в условиях эмиграции монархические идеологи продемонстрировали возможность к самоперестройке «адекватно логике модернизационного процесса».4.

Цель правых состояла не только в том, чтобы создать программу, сориентированную на восстановление монархической власти в России, но и в том, чтобы сделать ее конкурентоспособной программе большевиков. Отсюда установка их теоретической деятельности базировалась на необходимости адаптации предлагаемой ими системы государственной власти к новым политическим реалиям.

Программа конституционного крыла монархизма, планировавшего перестроить самодержавные институты власти с помощью либеральных преобразований, сохраняла преемственность с дореволюционной либеральной моделью реформирования власти. Как одна их альтернатив большевистскому режиму, она нашла наибольшее число сторонников в первые годы эмиграции, дававшие надежду на скорое возвращение на родину.

С середины 20-х годов, по мере укрепления социалистических устоев в России и ослабевания надежды на близкое возвращение, возникла необходимость более радикальной перестройки мировоззрения правых. Традиционное отрицание западных политических институтов, — с одной стороны, и осознание того, что «советы» как форма организации власти прижились в России, с другой, породило идею соединения монархии и «советов». Ее появление говорило о готовности монархистов пойти на любые уступки (даже на фактическое признание эффективности политической системы своих противников) ради восстановления единственно приемлемого для них монархического режима.

Разумеется, далеко не весь правоэмигрантский лагерь был способен принять столь радикальный мировоззренческий переворот. Степень идеологических перемен имела прямую взаимосвязь с социальными интересами группировавшихся вокруг монархической идеи политических сил. Теория «советской монархии» была воспринята легитимистами именно потому, что большинство из них составляли люди, не связанные с бывшим господствующим классом.

Несмотря на известную динамику, монархическая идеология, в общем и целом, сохранила традиционные ценности, «разрушение которых грозило гибелью всему государственному зданию».5 Отстаивая сильную монархическую власть, правые остались верны своим прежним мировоззренческим ориентирам: национальному единству (лозунг Единой и неделимой России), первенству православной веры и русской нации.

Государство, монархия и общественная иерархия традиционно связывались монархистами с определенными религиозными принципами. Установление любой другой формы правления, кроме монархической, повлекло бы за собой, по мнению ее сторонников, не только деформацию, но и деструкцию. Указывая на тесную взаимосвязь монархии и православия, И. А. Ильин писал: «Кризис христианства и кризис монархической государственности идут рука об руку».6 Эта формула продемонстрировала свою действенность в период глубоко идеологического раскола Русского Православия. Однако кризис Русской Православной Церкви не изменил ее роли в жизни общества: в эмиграции Церковь взяла на себя функцию попечителя общественных организаций с целью оказания им помощи «выйти на путь подлинно православного и подлинно русского миропонимания и общественногосударственного идеала».7 Ее главная задача состояла в том, чтобы сохранить в условиях изоляции от России исторически свойственные русским духовные основы, возродить и реализовать в будущем идею существования русского народа как единой духовной общности.

В подходах правых к решению всего комплекса проблем общественного бытия приоритетное значение имели вопросы национальной и конфессиональной политики. Отстаивая принцип «единой и неделимой России», а также исключительные, привилегированные права русского народа на Российское государство (под русским народом понимались представители трех ветвей славянского населения России — русских, украинцев, белорусов), монархисты с трудом перестраивались по национальному вопросу. В большинстве своем они идеализировали модель «национального сожительства», существовавшую в царской России, доказывая, что сложившийся стереотип России как «тюрьмы народов» не соответствует действительности: в российском ци-вилизационном и полиэтническом пространстве все народы, как правило, сохраняли свой образ жизни, свою веру, свои социокультурные традиции. При этом сторонники монархии понимали, что события в России не позволяют оставить традиции национальных отношений в неизменном виде, требуют скорректировать национально-политический курс. Компромисс позволил найти вариант синтеза либерального и консервативного подходов, что в конечном итоге воплотилось в модели этнонациональной государственности. Ее эффективность определялась наличием разветвленной системы институтов местного самоуправления, способствующих законодательной деятельности с учетом специфики жизни и быта населения в различных частях страны. Эта модель противопоставлялась федеративному принципу государственного устройства, регулировавшему национальные отношения в Советской России.

Вторым, радикальным для монархистов, решением было единодушное признание независимости отколовшихся от России Финляндии и Польши, что объяснялось не только национально-культурной спецификой названных регионов, но и присутствием сильных националистических настроений в этих, некогда входивших в состав империи, областях.

Новые подходы к решению национальных проблем означали значительный прорыв в идеологии правых. Однако они так и не смогли избавиться от присущего им субъективизма в области еврейского вопроса. Несмотря на явное стремление монархистов смягчить свою позицию по отношению к евреям, большинство их программ осталось пропитано духом антисемитизма, дискриминации еврейского населения в России.

Важным идеологическим сдвигом было то, что правые отказались от отягощавшего их мировоззрение своеобразного изоляционизма в политической, экономической, культурной и других областях, развивавшегося под лозунгом самобытности исторического пути России. Внешнеполитическая линия сторонников монархического лагеря была направлена на поиск точек соприкосновения русского общества с мировым обществом, не взирая на различия социальных систем и политических режимов.

Подводя итог осмыслению идеологических ориентиров зарубежного монархизма, невозможно обойти стороной риторический вопрос: могла ли правая эмиграция действительно составить альтернативу большевикам.

Ввиду социальной неоднородности в правоэмигрантских рядах не было организационного единства, антибольшевистский фронт всегда был слаб своей разрозненностью, а, еще больше, — отсутствием общих идеалов. В то же время «динамичный» большевизм, опирающийся на первоклассную организацию своих партийных рядов и материальные ресурсы целого государства, неуклонно использовал противоречия и несогласованность своих политических противников. Именно в эмиграции, после, обернувшегося трагедией для многих русских, неудачного исхода Белой борьбы, к монархистам пришло осознание того, что не голое отрицание, а только положительные идеи смогут обеспечить необходимое единение. Однако эта наиважнейшая задача так и осталась нерешенной. При этом усложняло ситуацию то, что русские правые не имели большого опыта в партийном строительстве. Пестрота монархического спектра, острые разногласия в его среде, затрудняли создание единой партийной структуры, и, как следствие, целостной политической программы. При наличии общей цели — восстановление монархической формы правления в России, правые в эмиграции имели разное представление о модели государственного устройства, расходясь в ориентирах в области системы организации власти и управления, стратегии социально-экономического развития, внешней политики и т. д. Кроме того, к прежним разногласиям по программным вопросам добавилось инакомыслие по вопросам тактическим, прежде всего, по планам возвращения на родину.

Однако расхождение монархистов в элементах постройки «здания» монархической государственности не затронуло фундаментальных основ самой конструкции. Исходя из этого, четко обозначилась общетеоретическая модель общественного переустройства, синтезировавшая в себе несколько субмоделей, реализованных в программах различных монархических организаций.

Анализируя аналитические выкладки правых, можно заключить, что они создавали идеальный образ государственного устройства, больше учитывая желаемое, и в меньшей степени — реальные условия. Любая политическая модель должна быть адекватна среде восприятия.8 Утопичность правоэми-грантских проектов состояла, прежде всего, в их оторванности от самого российского общества, наивной вере в его приверженность монархическому идеалу.

Подсознательно чувствуя свое заблуждение, консервативные идеологи стремились объяснить причину «общественного недуга» в России. Они усматривали симптомы болезни в глубоком духовно-нравственном кризисе, исцелением от которого, по их мнению, являлось возрождение религии, просвещения, правопорядка, хозяйства, семьи и быта. Отсюда следовал вывод: Россию нельзя возродить только «внешними» — экономическими и политическими средствами, прежде всего, необходимо ее «внутреннее» духовное оздоровление. Вопрос заключался лишь в том, чтобы подготовить почву к восприятию этой идеи.

Немало было ошибок, заблуждений и соблазнов у русской правой эмиграции. Многое из того, что говорилось и писалось ею, не оправдалось и сейчас кажется абсурдным. В то же время не стоит отрицать, что отдельные элементы монархической идеологии (в частности, сильное государственное начало, национальное единство) впоследствии успешно реализовались в советском обществе. Отсюда, рассматривая программно-теоретические установки правых, нельзя говорить о полной несостоятельности их проектов. Монархисты никогда не были реставраторами в чистом виде, однако традиционно отличались тем, что слишком тяжело перестраивались, поэтому наиболее слабым звеном их политической деятельности было упущенное время и возможности.

1 См.: Кирьянов Ю. И. Правые партии в России. 1911 — 1917 гг. М., 2001. С. 425.

2 См.: Там же. С. 426.

3 Ильин И. А. Кто мы? // Возрождение. 1925. № 2.4 июля. С. 1.

4 См.: Модели общественного переустройства России. XX век. М., 2004. С. 558.

3 См.: Репников А. В. Консервативная концепция российской государственности. М., 1999. С. 143.

6 Ильин И. А. О монархии и республике И Ильин И. А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 460.

7 См: Деяния Второго Всезарубежного Собора Русской Православной Церкви за границей. Белград, 1939. С. 160−169,252−253.

8 См.: Шелохаев В. В. Либеральная модель переустройства России. М., 1996. С. 263.