Крестьянское самоуправление в государственной деревне Западной Сибири в 60-е гг. XVIII — первой половине 60-х гг. XIX вв.: Орг., функции, правовая регламентация

Развитие политической системы современного общества ученые и политики связывают прежде всего с последовательной реализацией принципов самоуправления общества1. Сложность переходного периода от сверхцентрализованной системы управления, где властно — правовые полномочия и прерогативы были сконцентрированы в высших политико-административных структурах, а общество лишено законных механизмов влияния на процессы социального регулирования, состоит в необходимости кардинальных изменений в правовом регулировании государственных и общественных органов, в поиске оптимальной модели взаимодействия центральных и местных органов, а также в возрождении традиций самоуправления в обществе. Использование зарубежного опыта муниципальных реформ, заимствование западных моделей вряд ли может быть продуктивным, поскольку при этом не учитываются национальные традиции, особенности социально-экономического и политического развития. В связи с этим, для успешного решения современных общественно — политических проблем, закономерно обращение к отечественному опыту организации местного управления с использованием сословно-представительных учреждений. Процесс реформирования власти на местах, начавшийся в 1990;х гг., вновь, как и в период буржуазных реформ второй половины XIX в., поднимает перед российским обществом неразрешенные до сих пор вопросы о политико-правовой природе самоуправления, его функциях и соотношении с административным аппаратом. Современное отечественное муниципальное право находится в стадии становления и пока не выработало единой концепции местного самоуправления, но в ряде публикаций эти проблемы были поставлены2. Значительные пробелы в теоретико-методологических исследованиях местного самоуправления затрудняют изучение конкретно-исторических сюжетов по становлению и эволюции этого института, но накопление эмпирического материала может послужить основанием для разрешения поставленных проблем.

Изучение сибирского варианта крестьянского самоуправления позволяет выявить региональную специфику формирования территориального общества государственных крестьян Западной Сибири и административной политики самодержавия на окраинах по отношению к сельским органам управления и в то же время проследить единые закономерности развития сельского управления и общие тенденции в политике центра к местным сословно-представительным органам власти. Исследование локальной специфики территориального общества государственных крестьян Западной Сибири, обусловленной природно-климатическими, демографическими, этнокультурными и административными факторами, позволит внести некоторые дополнения в характеристику образа жизни сибирского крестьянина и его менталитета.

В дореволюционной отечественной историографии и историко-правовой литературе со второй половины XIX в., в связи с подготовкой и проведением отмены крепостного права и земской реформы стали разрабатываться и обсуждаться теоретические вопросы местного самоуправления. Проблемы взаимоотношений общества и государства, органов самоуправления и бюрократии, природы местных властей являлись предметом постоянной дискуссии и полемики между представителями различных исторических школ и направлений. При обсуждении итогов земской реформы и пореформенной политики самодержавия вопросы организации низового звена местного управления и ретроспективный анализ дореформенного состояния сельского управления становились все более актуальными3. В основном анализ проводился на материалах российского законодательства, но достаточно широко применялся и метод сравнительно-исторического правоведения4. Представители общественно-хозяйственной теории самоуправления и общественного направления ис-торико-юридической школы, преобладавшие в 50-е — 60-е гг. XIX в. как в российской историко-правовой науке, так и в среде государственных и общественных деятелей, рассматривали самоуправляющееся общество и государство как две самостоятельные, независимые друг от друга сферы, интересы и содержание которых не совпадают и не имеют ничего общего5. Органы самоуправления, согласно этим теориям, либо по праву своего происхождения, либо по характеру выполняемых функций должны занимать особое место в системе правительственных учреждений, и их деятельность, в связи с этим, не должна подлежать контролю и опеке коронной администрации. Закономерным итогом эволюции российского дореволюционного государствоведения во второй половине XIX в. было распространение государственной теории самоуправления и, следовательно, признания органов самоуправления государственной властью особого рода6.

Проблемы истории крестьянского самоуправления государственных крестьян Западной Сибири дореформенной эпохи в отечественной дореволюционной историографии не были предметом специального исследования, а затрагивались, в основном, в связи с изучением административного устройства сибирского региона, сибирского крестьянства и поземельной общины.

С позиций формально-юридического метода, несколько преувеличивая роль правовых отношений в истории общества, отдельные сюжеты формирования правовой базы волостных органов Сибири рассматривались в работе исследователя официального направления В. К. Андрие-вича7. В ряде ведомственных изданий Министерства государственных имуществ (МГИ) и статьях чиновников этого ведомства вопросы организации и правовой регламентации органов крестьянского самоуправления освещались на материалах дореформенного российского законодательства. Особенностью работ этого плана является узкая источниковая база, ограничивающаяся в основном законодательными актами, отсутствие научного анализа, подменяемого комментариями, а также некритический подход авторов к рассматриваемым сюжетам в связи с характером изданий. Данные этих исследований могут быть использованы для сравнительного анализа общих и особенных черт процесса инкорпорации институтов мирского самоуправления в структуру местного управления в центре и в регионах8.

Особенности сельского управления в сибирских губерниях были частично освещены в исследовании правоведа В. В. Ивановского, посвященном административному устройству окраин Российской империи9. По мнению автора, специфика сельского управления Сибири была обусловлена правовой обособленностью русского населения от туземного, и невозможностью, в связи с этим, организовать низовую административную единицу на территориальных началах. Значительный фактический материал по административной политике первой половины XIX в. в Сибири, в том числе и в отношении органов крестьянского самоуправления, дополненный публикацией материалов сибирских ревизий, журналами I и II Сибирских комитетов, содержится в монографии чиновника канцелярии Комитета министров С. М. Прутченко10. В работе проанализированы взгляды М. М. Сперанского на проблемы местного управления Сибири, а также влияние его сибирских законов на состояние волостного управления второй четверти XIX в. Рассматривая правительственную политику конца XVIII — первой половины XIX вв. в области административного устройства Сибири, С. М. Прутченко, как сторонник государственной теории самоуправления, главным ее недостатком считал непоследовательное внедрение принципов самоуправления, что проявилось, в частности, в отсутствии специальной законодательной базы для органов крестьянского самоуправления. Особое место в исследованиях по административной политике дореволюционных авторов, придерживавшихся различных идейно-политических и методологических позиций, занимали сюжеты, связанные с ревизией и реформой М. М. Сперанского". В этих работах содержится фактический материал о ходе ревизии, анализ дореформенного состояния административной системы Сибири и основных законопроектов, разработанных М. М. Сперанским. Характеристика, данная Н. М. Ядринцевым сибирскому управлению, особенно такие черты, как отсутствие действенного контроля за органами управления и невозможность его создать, широкая регламентация, самовластие и произвол начальства, вполне правомерны и в отношении органов крестьянского самоуправления12.

Расширением источниковой базы за счет привлечения делопроизводственной документации местных и центральных органов власти, материалов ревизий и других источников, отличаются исследования по истории крестьянства второй половины XVIII — первой половины XIX вв. крупнейшего из профессиональных историков народнического направления В.И. Семевского13. В его работах был собран обширный фактический материал по аграрной политике и правовому статусу различных категорий сельских обывателей, в том числе и сибирских государственных крестьян. Монография выпускника Экономического отделения Санкт-Петербургского политехнического института К. И. Зайцева, написанная также с позиций народнической доктрины, являлась практически первым специальным исследованием по истории крестьянского самоуправления государственных крестьян позднефеодальной России. В этой работе содержится обстоятельный историко-юридический анализ законодательных актов, регламентирующих положение органов самоуправления государственных крестьян с конца XVIII по первую половину XIX вв. Не используя материалы крестьянского делопроизводства, автор не нашел убедительных аргументов для подтверждения существования волостной (погостной) общийы до реформы 1797 г., поэтому сделал вывод о том, что с реформы Павла I начинается «новая эра» крестьянского самоуправления, связанная с введением новой территориальной единицы и характеризующаяся «проникновением правительственной регламентации в самое сердце мирской жизни» 14. По мнению К. И. Зайцева, в отношении органов самоуправления не допустимо использовать любые формы государственного вмешательства, поскольку это подавляет общественную инициативу. Исходя из этого, деятельность местных органов должна опираться не на формальный закон, а на общественные связи, «крепкие своими исконным фактическим существованием». Принципиально неверное понимание сущности самоуправления15 не позволило автору дать объективную оценку правительственным мероприятиям в области сельского управления. Тем не менее, привлечение автором значительного массива документов официального происхождения сохраняет высокую научную значимость этой работы.

Выделяя исследования по крестьянской общине народников, следует отметить, что их положительным моментом было обращение к изучению не только влияния государства на крестьянский мир, но и ответной реакции мира, пристальное внимание к мирским традициям и нормам обычного права16. Рассматривая «правительственное общиноборство» начала XX в., народник К. Р. Качаровский пришел к выводу, что община могла оказывать и постоянно оказывала активное и пассивное сопротивление «приходящему извне бюрократическому закону», поскольку продолжала сохранять достаточно высокую степень прочности и жизнеспособности, а государственное влияние бюрократической власти в России было далеко не всемогущим17. Для Сибири последнее условие, то есть слабость административного аппарата и отсутствие реального контроля за деятельностью крестьянских учреждений, было особенно актуально. Это отмечал в своих работах Н. М. Астырев — представитель левого народнического крыла мелкобуржуазного направления18, оставивший наиболее яркие и колоритные очерки о духовной культуре сибиряков и порядках крестьянского самоуправления российской и сибирской деревни пореформенного периода19. Проницательный взгляд на сибирскую общину позволил Н. М. Астыреву избегнуть характерной для народников идеализации мирских отношений, вернее, отметить принципиальное отличие общинных порядков и обычаев российской деревни от существующих в Сибири. Главной причиной отсутствия в сибирской деревне мирской организации, что отразилось и во взаимоотношениях, и даже в лексике крестьян20, была, до мнению Н. М. Астырева, ссылка, точнее причисление к крестьянскому обществу неполноправных членов, на которых не распространялись нормы мирской демократии.

Следует выделить в дореволюционной историографии весьма продуктивный, но до не конца изученный и реализованный подход областников, характерный и для ранних «сибирских сепаратистов», и для представителей позднего областничества к специфике сибирского населения, обусловленной колонизационными процессами21. Придя в итоге к единому мнению о формировании за Уралом своеобразного этнокультурного типа населения, исследователи этого направления по-разному аргументировали и характеризовали это явление. Выделяя особые черты психологии сибирских крестьян, их религиозного мировоззрения, и в целом образа жизни, авторы объясняли их природно-климатическими, географическими и этнодемографическими и административными факторами. Особо подчеркивалось негативное влияние ссылки на экономический и культурный потенциал сибиряков. У истоков этой концепции стоял представитель демократического направления в сибиреведении А. П. Щапов. Своеобразие народной жизни России исследователь объяснял колонизационными процессами, которые способствовали возрождению децентрализа-ционного миросозерцания населения и создавали широкие возможности для самообразования земских общин на началах «народосоветия» и «поземельного самоуправства» 22. В связи с этим, А. П. Щапов придавал большое значение изучению низшей ячейки «мирского земского строения», в том числе ее сибирского варианта. Специфика колонизации Сибири, по мнению А. П. Щапова, заключалась в образовании «европейско-сибирского», или «великорусско-инородческого» типа населения, для которого были характерны грубость, эгоизм, отсутствие гуманности, что в итоге пагубным образом отразилось на состоянии местной общины. Отмечая упадок и разложение общины, историк объяснял эти тенденции возобпадавшими эгоистическими инстииктами над «высшими общественно-гражданскими социальными стремлениями» 23.

Повышенный интерес к сибирской общине исследователей конца XIX — начала XX в. объясняется возможностью наблюдать в сибирской деревне «живую историю общины» 24. Большую научную значимость сохраняют работы исследователей либерально-буржуазного и мелкобуржуазного направлений, написанные с опорой на земские статистические исследования25. Для работ этого периода было характерно обращение прежде всего к проблемам поземельного устройства сибирской общины, которую рассматривали как единицу землевладения и землепользования. При изучении эволюции поземельных отношений сибирской общины исследователи сделали выводы, пе потерявшие и сегодня научной ценности, о влиянии колонизационного процесса и государства на формирование общины и о несовпадении волости административной или юридической и хозяйственной или поземельной26.

В этот период активизировались исследования местных краеведов, значительно расширивших источниковую базу по истории крестьянских учреждений, вводя в научный оборот материалы волостных правлений и расправ, этнографические заметки и делопроизводственную документацию местных учреждений27.

В целом, следует отметить, что, хотя в дореволюционной историографии проблемы организации, функционирования и реформирования крестьянского самоуправления государственных крестьян Западной Сибири занимали скромное место, тем не менее была расширена исгочниковая база за счет привлечения материалов волостного делопроизводства и судопроизводства, накоплен значительный материал по отдельным сюжетам административной политики и разработан ряд теоретико-методологических аспектов теории самоуправления.

Историко — правовые и конкретно — исторические исследования советских историков и государствоведов долгое время строились на недоверчивом отношении авторов к возможности осуществления принципов самоуправления в классовом, буржуазном обществе28 и негативном отношении к крестьянскому миру, которое, по мнению Н. А. Миненко, «выросло из естественного протеста против реакционно-утопического преувеличения роли общины как зародыша и готовой ячейки социализма русской мелкобуржуазной демократией» 29. Это обстоятельство, а также состояние исторической науки в целом, и послужило причиной того, что проблемы крестьянского самоуправления в эпоху позднего феодализма в советской историографии и сибиреведении до середины 1950;х гг. не изучались. Наличие в современном сибиреведении историографических обзоров литературы по истории сибирского крестьянства и общины, а также по истории управления Сибирью облегчает задачу анализа исследований по проблемам организации, функциональных обязанностей и правовой регламентации крестьянского самоуправления30.

После появления монографии и статей Н. М. Дружинина31, со второй половины 1950;х гг. и в последующие десять — пятнадцать лет, активизировалось исследование социально-экономического развития сибирской деревни периода позднего феодализма32. Характеристика крестьянского самоуправления в государственной деревне в работах этого периода в основном ограничивалась приведением ряда примеров насилия, вымогательства и взяток со стороны низшей сельской администрации.

Для изучения процесса складывания волостного территориального общества важное значение имеют работы по истории заселения Западной Сибири и формирования сословия государственных крестьян 3- Я. Бояр-шиновой, А. Н. Жеравиной, В. М. Кабузана, А. Д. Колесникова, С. М. Троицкого и других авторов.33.

Особое внимание в этот период уделялось изучению аграрной политики в государственной деревне, в частности, проведению реформы П. Д. Киселева в различных регионах34, в том числе и в Сибири35. Следует отметить, что изучение реформы в западносибирском регионе неизменно подменялось исследованием классовой борьбы сибирских крестьян в 40-е гг. XIX в.36, поэтому такие вопросы, как административная политика центра и позиция местной администрации, влияние попечительного курса Министерства государственных имуществ (МГИ) на положение государственной деревни Сибири, проведение эксперимента по введению образцового управления и его итоги не анализировались. В результате подобного подхода были допущены серьезные искажения в освещении этого периода: преувеличивались масштабы и роль волнений сибирских крестьян, неадекватно оценивалась позиция местной администрации и центра. Такой подход был характерен при исследовании не только реформы П. Д. Киселева, но и других сюжетов правительственного реформирования государственной деревни37. В целом, административные преобразования в государственной деревне и попечительная политика государства оценивались исследователями однозначно отрицательно, как направленные на обогащение государства, формирование военно-полицейского режима и укрепление позиций господствующего класса. Слабая изученность интересующей нас темы в советской историографии в 50 — 60-е гг. отразилась в фундаментальном издании «История Сибири» (Т. 2. Л., 1968), где вопросы административной политики, правовой регламентации и организационной структуры крестьянского самоуправления в эпоху позднего феодализма фактически не рассматривались38.

Начиная с 70-х гг., в советской исторической литературе наблюдается возрождение интереса к общинной тематике39. Институт общины рассматривается в рамках господствующего в советской историографии Марксистского направления, что обуславливает преобладание социально-экономической тематики исследований. Классовый подход советских историков, призванный преодолеть односторонность в оценке общины, проявился в негативной характеристике любых форм правительственного воздействия на общину и, соответственно в позитивной — всех черт, привнесенных в этот институт народными массами. Отход от однозначно негативной оценки органов крестьянского самоуправления как придатка фискального аппарата самодержавия стал возможен под влиянием общетеоретических и исторических исследований по аграрной истории и местному управлению, но при этом под крестьянским самоуправлением стала пониматься общественная организация или частно-правовой союз, сфера деятельности которых ограничивается хозяйственной деятельностью по переделу и коллективной эксплуатации угодий и регулированием внутри-общинных и семейных отношений. Проблемы и подходы, характерные для общесоюзной историографии, прослеживаются и в сибиреведении.

В 1964 и 1974 гг. на симпозиумах по истории рабочего класса и крестьянства была выдвинута задача комплексного изучения истории сибирского крестьянства и общины40. Рассматриваемый этап (до середины 90-х гг.) можно охарактеризовать как наиболее продуктивный и значимый в аграрной историографии Сибири, в рамках которого исследователи не только собрали богатый фактический материал, включив в научный оборот новые разноплановые источники, но и перешли на уровень его обобщения41. Этот этап характеризуется также расширением проблематики исследований по истории крестьянской общины. В связи с возрождением интереса к проблемам местного управления дореволюционной России в работах Н. П. Ерошкина, П. Н. Зырянова, О. В. Моряковой и других исследователей42, актуализировалось изучение крестьянской общины как низовой административной единицы. Возрождая традиции дореволюционных историко-правовых исследований, Н. П. Ерошкин и его последователи обратились к изучению политико-правовых институтов дореволюционной России. При этом был разработан понятийный аппарат и выделены основные элементы исследования государственных и общественных организаций43. Крестьянские учреждения наряду с органами городского и дворянского самоуправления расматриваются как дополнительные звенья правительственного административно-полицейского аппарата44.

В начале 70-х гг. было заявлено о необходимости перейти к углубленному изучению и сибиреведами «надстроечных явлений» — проблем внутренней политики и управления Сибирью в период феодализма45. При изучении специфики процесса формирования аппарата управления абсолютной монархии на окраинах и его реформирования исследователями И. Б. Марковой, Г. Г. Павлуцким, В. В. Рабцевич, JI. С. Рафиенко, Т. Н. Соболевой была рассмотрена институциональная структура позднефеодаль-ной Сибири, включая и низшее звено — волостное и сельское управление (на материалах государственной и приписной деревни)46. Значительный вклад в изучение крестьянской общины как нижнего яруса административного аппарата Сибири внесла В. В. Рабцевич, ею были проанализированы важнейшие правительственные реформы волостного управления Западной Сибири последней четверти XVIII — первой четверти XIX вв. и функциональные обязанности крестьянской общины47. Как уже отмечалось в историографическом обзоре Н. А. Миненко, В. В. Рабцевич несколько преувеличивала степень регламентации деятельности крестьянских учреждений со стороны государства48, не учитывая формальный характер делопроизводства и недостаток бюрократических средств коронных органов для организации действенного контроля. Автор рассматривает общину как совокупность различных по целям, функциям и принципам организации структур, в том числе административной, общественной, ассоциативной и соседской49, но недостаточно акцентирует внимание на территориальном несовпадение поземельной общины и административной единицы. При 0 этом только деятельность неформальных организаций в сферах, не регламентируемых государством, рассматривается как самоуправление. Недостаточно отчетливо, на наш взгляд, отмечены принципиальные отличия в организации и компетенции волостных и сельских органов, а также разграничение полномочий между волостной администрацией и распорядительными органами двух уровней. В ряде исследований курганских историков (В. В. Меньшиков, Г. Г. Павлуцких) рассматривались проблемы становления и реформирования волостной системы управления, низового административно-территориального устройства на материалах Южного Зауралья50.

В центре научного интереса сибиреведов оказались дискуссионные проблемы специфики генезиса и структуры сибирской крестьянской общины. Формированию волостного территориального общества государственных крестьян Западной Сибири и юридическому оформлению правовой базы органов крестьянского самоуправления предшествовал длительный период (XVII — первая половина XVIII вв.) стихийного зарождения элементов мирского самоуправления. Этот период освещался в работах В. А. Александрова, 3. Я. Бояршиновой, И. В. Власовой, М. М. Громыко 51. Изучение истоков сибирского варианта русской общины позволило 3. Я. Бояршиновой выявить специфику генезиса этого института, которая заключалась в превалировании организационно — административной необходимости государства и общества в подобной организации над хозяйственными потребностями населения52. В дальнейшем этот подход стал развиваться в исследованиях Н. А. Миненко. В частности, она пришла в выводу, что на протяжении XVIII — первой половины XIX вв. своеобразие сибирской общины заключалось в том, что поземельные функции оставались слабо выраженными53. Но в целом, в советском сибиреведении преобладал унификационный подход к сибирской общине. Возражая против тезиса областников о формировании своеобразного «народно-областнического типа» в Сибири, советские сибиреведы, в первую очередь, подчеркивали преемственность и «генетическую связь» в области материальной и духовной культуры, социальной организации сибиряков и поморов^ силу сходства условий жизни сельского населения этих регионов, существовавших в раадках единой системы государственного феодализма54. При этом слабо учитывались новый этап развития российской государственности и специфика культурного климата Сибири, сформировавшегося под влиянием не «вольных» традиций Новгородской республики, а обычаев инородческого населения, находившегося на более низком уровне формационного развития и ссылки, усугублявшей неоднородность сибирского общества.

Изучение структуры сибирской общины фактически начинается с работ М. М. Громыко, в которых было убедительно доказано наличие двух форм общины (сельской и волостной)55, выделены факторы, от которых зависело возникновение и развитие этих форм, а также официальное их признание. Обобщив богатый фактический материал, М. М. Громыко сделала вывод о территориальном несовпадении однодеревенской общины с сельской (поземельной), низовой окладной (сельское мирское общество) и низовой административной (волость) единицами. В монографии и статьях М. М. Громыко была детально изучена сфера деятельности крестьянской общины как частно-правового, хозяйственного союза, действовавшего на основе норм обычного права56. Анализ социальной структуры крестьянской общины и выделение внутри нее возрастных общностей и территориально-соседских объединений были продолжены в работах Н. А. Миненко и Т. С, Мамсик57. В статьях и монографии II. А. Миненко, посвященных сибирской крестьянской общине, значительное место уделялось изучению институциональной структуры крестьянского самоуправления — исполнительным и распорядительным органам волостной и сельской общины58. Благодаря Н. А. Миненко была всесторонне изучена деятельность сельского и волостного сходов, освещены некоторые этапы их правовой регламентации. Исследуя влияние социального разложения на деятельность схода, автор пришла к важному выводу, что в первой половине XIX века сход сохранял «черты крестьянского демократизма», и зависимость схода от сельской буржуазии следует рассматривать как отступление от правил, а не норму. Изучение Н. А. Миненко поземельной структуры волостной и сельской общин, механизма и принципов правительственного межевания в сибирской деревне подтвердило выводы М. М. Громыко о территориальном расхождении между общинами поземельной и податной.

В статьях и монографии Т. С. Мамсик рассматривалась проблема влияния социального расслоения сибирского крестьянства на функционирование органов самоуправления59. По мнению автора, государство уже в предреформенный период санкционировало и поддерживало власть «лучших людей крестьянского общества» 60, в результате чего «сословный орган, по существу, оказывался во власти внешне — архаического кровнородственного института самоорганизации населения» 61. Учитывая непопулярность и обременительность общественной службы, а также подчиненное и зависимое положение волостных начальников от писаря (который, как правило, не являлся членом данного общества), говорить о слиянии сельской буржуазии и выборной волостной администрации на данном этапе не приходится, хотя вполне очевидно влияние зажиточной части деревни на решения волостной администрации, как и стремление государства предотвратить это.

В работах Н. Ф. Емельянова и В. В. Пундани было продолжено изучение процессов формирования локальной группы сибирского земледельческого населения и складывания сословия государственных крестьян в специфических условиях западносибирского региона62. А. Д. Колесниковым, на первичных материалах ревизий и документов церковного учета, были обстоятельно и глубоко изучены источники и темпы заселения всей территории Западной Сибири, а также факторы, влияющие на размещение и миграцию сельского населения63. Изучение этих проблем продолжено и в новейшей, постсоветской историографии64.

Обстоятельный анализ правительственной политики самодержавия в государственной деревне второй половины XIX в., в том числе и итогов реформы П. Д. Киселева, содержится в монографиях А. Т. Топчия65. В статьях омского исследователя В. П. Осипова освещаются отдельные вопросы деятельности МГИ на территории Западной Сибири, но реформирование волостного и сельского управления по реформе П. Д. Киселева в них не рассматривалось66.

Одним из важных аспектов рассматриваемой проблемы является изучение низовою административно-территориального устройства Сибири. В публикациях по административно-территориальному устройству края волостное деление сибирских уездов не рассматривалось67. В статье В. В. Рабцевич, посвященной волостному уровню управления, анализировались отдельные сюжеты волостного административного устройства конца XVIII в. При этом был сделан вывод о расширении сословного состава волостной общины и о включении в ее состав всех категорий землевладельцев на соответствующей территории и, следовательно, о приближении крестьянской общины к рамкам производственного объединения, но узкие хронологические рамки работы не позволили рассмотреть эту тенденцию в развитии68.

Крайне незначительна литература, затрагивающая вопросы финансовой деятельности органов крестьянского самоуправления и волостных повинностей государственных крестьян. Традиционно авторы ограничивались перечислением основных видов волостных повинностей в рамках изучения «податной политики государства и ее эксплуататорской сущности в период разложения и кризиса крепостничества» и примерами фискального произвола коронной и крестьянской администрации69.

Также к малоизученным вопросам можно отнести изучение принципов формирования крестьянской выборной администрации, ее характера и положения в иерархии местных властей. Эволюция организационной структуры крестьянского самоуправления в отдельные периоды, влияние различных социально-возрастных категорий на решения выборного начальства, проблемы взаимоотношений с чиновниками и членами общества рассматривались попутно в работах по истории сибирского крестьянства и специально (в основном на материалах приписной деревни) — в статьях Е. М. Борблик, Т. С. Мамсик, В. А. Овчинникова70.

В новейшей историографии российские историки-аграрии отходят от узкоклассового подхода в изучении крестьянства и, опираясь на достижсния западного крестьяноведсния71, используя накопленный конкретно-исторический материал, разрабатывают новые подходы, среди которых экологический, этнокультурный, антропологический и другие72. В современных исследованиях дслаются попытки рассмотреть в совокупности влияние различных факторов (природно — климатических, экономических, социальных) на крестьянство и крестьянское хозяйство. Одна из проблем, которая оказалась в центре внимания историков, это особенности социальной организации крестьянства, причины ее устойчивости и внутренней прочности, способность сохранять свою самобытность, сопротивляясь процессам коммерциализации и администрирования73. Одна из первых попыток использования междисциплинарных методов исследования при изучении русской сельской общины была предпринята еще в 1985 г. в работе Б.Н. Миронова74. Исходя из социального и функционального дуализма общины, исследователь пришел к выводу о существовании двух структур в рамках общины: формальной, включавшей официальные институты и учреждения, установленные правительством правовым путем, и неформальной. состоящей из неофициальных норм, ценностей, институтов, возникших стихийно и не санкционированных государством75. Выявив положительные моменты социологического подхода, автор отметил также, что данная модель общины не позволяет учитывать хронологические и географические особенности конкретных общин. Принимая во внимание это замечание, следует признать необходимость и возможность использования данной модели при реконструкции сибирского варианта крестьянской общины, в которой хозяйственные функции оставались слабо выраженными, даже на уровне сельской однодеревенской общины, а складыванию ассоциативной организации препятствовала разобщенность социальных связей крестьянского общества, складывающегося в ходе активного колонизационного процесса и вмешательства государства.

В последнее время появляются историко-социологические исследования, в которых вновь поднимается вопрос об образовании в ходе колонизации своеобразного общественного явления — «переселенческого общества», характеризующегося особым этнокультурным типом населения76. Новый уровень осмысления специфики аграрного общества, возникшего в условиях «колонизационной деятельности на территории с этнически разнородным населением», предложен в докторской диссертации Т. С. Мам-сик77. В исследовании подчеркивается, что в ходе колонизации Сибири не происходит «механического переноса за Урал части уже сформированного великорусского этноса», но складывается особый «этнотип русскоязычного населения». Таким образом, в работах была поставлена проблема специфики социальной структуры «переселенческого общества», но необходимы дальнейшие конкретно-исторические исследования о степени распространенности в этих обществах навыков мирского самоуправления и таких традиционных для русского крестьянина ценностей, как общинность, коллективизм, взаимовыручка, без которых невозможно реальное самоуправление. Одним из аспектов этой проблемы является изучение поведения крестьян по отношению к коронным институтам и чиновникам, а также к собственным выборным органам. В сибиреведении эти вопросы рассматривались в статьях В. А. Зверева, Т. С. Мамсик, Н. А. Миненко78.

Показателем значительных сдвигов в изучении административной политики самодержавия в Сибири являются монография и докторская диссертация А. В. Рсмнсва, посвященные проблемам административной политики самодержавия в Сибири в XIX — начале XX вв., в которых было уделено внимание и организации крестьянского управления и самоуправления79. В данных исследованиях были рассмотрены основные тенденции в правительственной политике самодержавия в отношении органов крестьянскою самоуправления, в том числе попытки установить более тщательный контроль за крестьянским самоуправлением и инкорпорировать выборную крестьянскую администрацию в государственную систему управления.

Следует отметить и несомненные успехи современной историко — правовой науки, предметом иследования которой остаются проблемы становления и развития институтов и норм самоуправления в России, а также сравнительный анализ статуса и функций этого института в системе государственности различных стран, хотя единого подхода в определении природы местного самоуправления по-прежнему не выработано80.

В целом, несмотря на значительные успехи, достигнутые в исследовании проблемы, изучение крестьянского самоуправления как низового звена местного управления в публикациях современных исследователей ограничено тематическими, хронологическими или территориальными границами, что не позволяет представить целостную картину формирования волостного территориального общества и создания правовой базы органов крестьянского самоуправления в государственной деревне Западной Сибири в 60-е гг. XVIII — первой половине 60-х гг. XIX вв., а также проследить влияние инкорпорационной политики государства на функционирование органов волостного и сельского самоуправления. Отсутствие специального обобщающего исследования и недостаточная изученность многих вопросов темы свидетельствуют о необходимости дальнейшего изучения выделенных аспектов рассматриваемой проблемы.

Цель данной работы — исследование организационной структуры, функций и правовой регламентации крестьянского самоуправления государственной деревни Западной Сибири в 60-е гг. XVIII — первой половине 60- х гг. XIX вв. Для достижения указанной цели определены следующие задачи:

— рассмотреть изменения количественных параметров, структуры и сословного состава волостного территориального общества и охарактеризовать факторы, и)(определяющие;

— проанализировать процесс формирования правовой базы органов крестьянского самоуправления и выяснить специфику правового положения сибирских волостных и сельских органов;

— рассмотреть функциональные обязанности и полномочия волостных и сельских органов самоуправления;

— выделить принципы формирования исполнительных и распорядительных органов самоуправления и рассмотреть правительственные мероприятия по подготовке кадров для крестьянской администрации;

— показать структуру доходной и расходной частей волостного бюджета и рассмотреть государственные мероприятия гю упорядочению волостных и земских повинностей;

— проанализировать проекты и мероприятия местной администрации по реализации политики центра на местах.

Цель и задачи диссертационного исследования в значительной степени определили его научную новизну. Диссертация является первым в отечественной историографии специальным исследованием, в котором характеризуются организация, функции и правовая регламентация крестьянского самоуправления в государственной деревне Западной Сибири в период позднего феодализма. С привлечением неиспользовавшихся ранее, неопубликованных делопроизводственных документов местных государственных учреждений, анализируются формирование и эволюция волостного территориального общества, становление правовой базы органов волостного и сельского управления. Отдельная глава диссертационного сочинения посвящена наименее изученному сюжету административной политики второй четверти XIX в. — реализации административной реформы П. Д. Киселева в государственной деревне Западной Сибири, в связи с чем определена позиция местной администрации в отношении попечительного курса, проводимого МГИ под руководством П. Д. Киселева, рассмотрены преобразования в органах крестьянского самоуправления в связи с введением образцового управления.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности применения ее материалов в учебных курсах по истории Сибири, написания обобщающих исследований по истории местного управления Западной.

Сибири, в краеведческой работе. Отдельные сюжеты, связанные с историческим опытом организации сельского самоуправления, возрождением самоуправленческих традиций в обществе, поиском оптимального соотношения самостоятельности органов самоуправления и государственного контроля и другие, могут быть использованы в деятельности местных органов власти.

Хронологические рамки работы охватывают период с 60-х гг. XVIII по первую половину 60-х гг. XIX веков, что позволяет рассмотреть наиболее важные моменты эволюции крестьянского самоуправления — возникновение волостного территориального крестьянского общества и юридическое оформление правовой базы органов волостного и сельского управления. Начальный этап становления крестьянского самоуправления государственных крестьян Западной Сибири обусловлен процессом консолидации различных категорий свободных сельских хлебопашцев в единое сословие. Окончательная отмена десятинной пашни и института приказчиков в государственной деревне Западной Сибири в 60-е — 80-е гг. XVIII в. позволила местной администрации приступить к организации сословного административно — территориального крестьянского общества. В 30-е гг. XIX в. процесс консолидации сословия государственных крестьян практически завершается, и основные категории сельских обывателей Западной Сибири (экономические крестьяне, ямщики, однодворцы^ водворенные ссыльнопоселенцы и их дети, казенные крестьяне, вольные переселенцы из Европейской России, оседлые инородцы) были объединены единой системой управления и налогообложения. Изучение органов самоуправления приписных крестьян и инородческого населения не является задачей данного сочинения, поскольку в рассматриваемый период эти категории сельского населения сохраняли особый правовой статус и специфическую систему управления. Политика «просвещенного абсолютизма» Екатерины II привносит новое понимание роли сословных корпораций в делах местного управления. Новые тенденции нашли отражение в попытках юридического оформления правового статуса сельских обывателей, в том числе прав сословного суда и управления81.

Хронологические рамки второго этапа (40-е — первая половина 60-х гг. XIX в.) взяты с учетом комплекса мероприятий по распространению на государственную деревню Западной Сибири административной реформы П. Д. Киселева. Общепринятая периодизация социально-экономического развития сибирской деревни предреформенный период ограничивает 1861 г., хотя в начале 60-х гг. крестьянская реформа была распространена только на отдельные категории сельского населения Сибири, в том числе на приписных крестьян Алтайского горного округа, помещичьих крестьян и дворовых82. Лишь в связи с изданием законов 18 января и 24 ноября 1866 г., сначала в центре, а затем и на местах, началось обсуждение возможности их распространения на государственных крестьян Сибири. При этом были либо приостановлены, либо вовсе прекращены ранее разработанные мероприятия по устройству сельского управления государственных крестьян. Так, с середины 60-х гг. прекращается открытие новых образцовых волостей и обсуждение наказов для волостных и сельских органов. О начавшемся периоде «ожидания реформ» в Сибири свидетельствовали, во-первых, новый всплеск интереса к проблемам общественного управления государственных крестьян, несколько угасший во время Крымской войны и подготовки крестьянской реформы83, во-вторых, некоторое изменение приоритетов в позиции местной администрации. Если в 40-е — 50-е гг. в Сибири обсуждали возможные варианты корректировки реформы М. М. Сперанского, адаптации законодательства МГИ к своеобразным условиям сибирской деревни, то с середины 60-х гг. на первый план выдвигается проблема не сохранения правовой обособленности административной системы сибирского региона, а преодоление ее и распространение на крестьянское самоуправление правовых норм, определенных Общим положением 1861 г. Все это позволяет ограничить хронологические рамки исследования серединой 60-х гг. XIX в.

Территориальные рамки исследования охватывают Западную Сибирь в административно — территориальных границах, сложившихся к первой половине XIX в. и включавших Тобольскую и Томскую губернии и Омский округ.

Методологической основой диссертационного исследования являются традиционные методы исторического исследования, в том числе историзма и конкретное&trade-. Взаимно дополняя друг друга, они дают возможность более адекватного отражения состояния изучаемого явления в конкретно-исторической обстановке. В качестве методологической базы используются некоторые принципы структурно-функционального анализа (целостности, аддитивности, иерархичности), предполагающие рассмотрение компонентного состава и внутреннего строения системы, а также ее функциональной значимости. Структура исследования определяется применением проблемно-хронологического метода.

Изучение органов крестьянского самоуправления ведется с позиций конкретно-исторического метода исследования, смысл которого заключается в изучении явления в контексте соответствующей исторической эпохи, не наделяя изучаемый объект характеристиками и качествами, возникшими в ходе последующей эволюции. В связи с этим, необходимо подробнее остановиться на понятийном аппарате нашей работы. Следует отметить, что термин «самоуправление» появляется в русском языке и законодательстве только во второй половине XIX в. в связи с распространением западных теорий самоуправления84. Слово «самоуправление», вероятно, является лексической калькой от английского self-government85, обозначавшее независимое либо по составу, либо по положению в административной структуре местное управление. Это определение соответствовало англосаксонскому типу местного самоуправления, характеризующемуся отсутствием на местах коронных органов, опекающих местные выборные органы86. В XVIII — первой половине XIX вв. в российском законодательстве и делопроизводственных документах местное управление, осуществляемое выборными представителями территориальных обществ, организованных по сословному признаку, определялось как внутреннее государственное управление. Специфической формой организации местного управления сельского податного населения было мирское самоуправление (сельское или общественное управление87), осуществлявшееся в рамках сельской общины — мира88. При этом цель сословного самоуправления понималась как выполнение сословными корпорациями функций местного управления, делегированных государством. В связи с этим становится понятным отношение населения к выборной общественной службе как государственной повинности, что нашло отражение не только в комплексе правовых категорий, но и бытовых воззрениях. Развитие институтов самоуправления в России шло не по англосаксонскому, а по континентальному образцу89, для которого были характерны высокая степень централизации, административная опека коронных органов и «бюрократическая субординация в отношении центра и мест» 90. Данный тип взаимоотношений центральных и местных органов вернее определить как деконцентрацию, а не децентрализацию власти91. Таким образом, определив предмет нашего исследования как самоуправление государственных крестьян Западной Сибири, мы будем понимать под этим органы низового звена местного управления, действовавшие в рамках волостного территориального общества, наделенные государством властно-правовыми полномочиями для выполнения функций государственного управления. Исходя из этого, мы сознательно оставляем за пределами исследования функционирование общественных организаций и частно-правовых союзов, действовавших на территории волости.

Изучение правового положения органов крестьянского самоуправления требует расширения понятийного аппарата исследования категориями государственно-правовой и административной наук92. Характеристика правового положения подразумевает определение социального, функционального и институционального аспектов крестьянского самоуправления, то есть определение принципа организации местного общества (территориальный или корпоративный), организационной структуры, а также содержание и классификацию функций органов самоуправления93. Реальность и эффективность самоуправления определяется материальнофинансовой базой, имеющейся в распоряжении органов самоуправления для осуществления своих функций.

Анализируя эволюцию исследуемой системы, автор придерживается положений государственной теории самоуправления и теории рационализации общественных отношений М. Вебера. Исходя из этого, государственные мероприятия по регламентации крестьянского самоуправления рассматриваются как закономерный этап перехода от традиционной мирской организации к рациональной, бюрократической94.

Поставленные задачи определили характер используемых источников. Основу источниковой базы составляют документы официального происхождения:

1. законодательные акты;

2. делопроизводственные документы местных государственных учреждений;

3. делопроизводственная документация органов крестьянского самоуправления.

Изучение законодательных актов позволяет выяснить те изменения, которые правительство предполагало провести в крестьянских учреждениях. В нормах действующего права отражено понимание правительством места крестьянского самоуправления в системе местного управления, то есть формально-правовой статус, который далеко не всегда соответствовал реально сложившемуся положению. Активное формирование правовой базы крестьянского самоуправления в конце XVIIIпервой половине XIX вв. являлось главным звеном процесса инкорпорации института мирского самоуправления. В законах определялись структура, функции, штат волостных и сельских органов, требования государства к кандидатам, правила выборов и утверждения, размеры вознаграждения и характер взысканий за проступки, параметры территориального крестьянского общества. Для изучения правительственной политики в отношении крестьянского самоуправления в государственной деревне использовались Полное собрание законов Российской империи (ТЮЗ — I, ПОЗII) и Свод законов Российской империи (СЗРИ), Значительно облегчают работу с законодательными актами специальные публикации нормативных документов по отдельным вопросам административной политики95. Информацию, полученную из законодательных актов, существенно дополняют циркуляры и инструкции, которые принимались для разъяснения применения законов96. Помимо законодательных актов рассматриваются и не реализованные проекты, что позволяет представить более широкий спектр общественного мнения и условия формирования правовых актов.

Итоги правительственных преобразований в государственной деревне во многом зависели от позиции местных чиновников, степени их квалификации, знания местной специфики и. конечно, личных и ведомственных интересов. Поэтому для изучения фактического состояния органов крестьянского самоуправления недостаточно рассмотрения свода действующего законодательства, необходимо учитывать и комплекс делопроизводственных документов местных органов власти разного уровня. Указанные источники представлены в фондах Сибирского генерал — губернаторства и Главного управления Западной Сибири (ГУЗС) Государственного архива Омской области (ГАОО. Ф. 2, 3), Томского и Тобольского губернских правлений Государственного архива Томской области и Тобольского филиала Государственного архива Тюменской области (ГАТО. Ф. 3- ТФ ГАТюмО. Ф. 329), Тобольского наместнического правления (ТФ ГАТюмО. Ф. 341), Тобольского губернатора (ТФ ГАТюмО. Ф. 479), Тюменской воеводской канцелярии (ГАТюмО. Ф. И-47), Тобольского, Тюменского земских судов (ТФ ГАТюмО. Ф. 464- ГАТюмО. Ф. И-10.), Омского общего окружного управления (ГАОО. Ф. 9). Специфика делопроизводственной документации заключается в том, что она существует в виде комплекса разнотипных документов. Дела, сформированные по тематическому или хронологическому принципу, позволяют проследить процесс реализации реформ на различных стадиях: от инициативного документа (в виде предложения министерства или законопроекта) до обсуждения и дальнейшей реализации. Делопроизводственная документация местных учреждений позволяет выяснить отношение сибирских чиновников разных уровней к правительственным мероприятиям, а также судить о степени эффективности произведенных преобразований. Делопроизводственную документацию по форме можно разделить на следующие 1 рунпы: распорядительные документы (предписания, инструкции, распоряжения), отчетно-исполнительные (отчеты, донесения, рапорты), материалы внутреннего письмоводства государственных учреждений (журналы заседаний, реестры, переписка).

Важный материал для изучения взаимоотношений коронных органов и крестьянской администрации дает распорядительная документация. Общероссийские и сибирские инструкции и наставления, разработанные на основе норм действующего законодательства и обычного права, подробнейшим образом определяли сферы деятельности, обязанности и полномочия волостных и сельских органов. Неиспользуемые ранее в исторической литературе «Проекты наказов для волостного и сельского управления», составленные в конце 50-х гг. окружными управлениями, представляют особую ценность, поскольку в них зафиксированы не только существующие юридические нормы, но и видение местными властями перспектив развития крестьянского самоуправления97. Огромное количество распорядительных документов, исходящих от государственных учреждений разного уровня, еще не является, на наш взгляд, достаточным основанием говорить о «.всевластии чиновников и полиции.» 98. Делопроизводство волости оставалось формальным, и наличие предписаний, распоряжений и указов и даже отчетов волостных правлений еще не свидетельствовало об их успешном выполнении.

Сведения о результатах правительственных мероприятий, о состоянии волостного и сельского управления содержатся в отчетно-исполнительной документации: донесениях, рапортах и отчетах местных чиновников и ревизоров. Материалы сенаторских и ведомственных ревизий обычно содержат более достоверную информацию о состоянии ревизуемого объекта, чем отчеты местных чиновников всех уровней, заинтересованных в благоприятном восприятии высшим начальством результатов их управленческой деятельности. Материалы сенаторской ревизии В. К. Безродного и Б. А. Куракина хранятся в Российском государственном историческом архиве (РГИА Ф. 1376), материалы комиссии Вонлярлярского — в фонде II Сибирского комитета (РГИА. Ф. 1265), V отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии (СЕИВК) (РГИА. Ф. 1589), ГУЗС (ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1927, 2071), материалы по ревизии Западной Сибири И. Н. Анненкова — в фондах II Сибирского комитета (РГИА. Ф. 1265) и ГУЗС (ГАОО. Ф. 3). Отчеты и материалы по ревизии М. М. Сперанского, сенаторов В. К. Безродною и Б. А. Куракина, И. И. Анненкова были частично опубликованы в монографии С. М. Прутченко". В донесениях и отчетах земских исправников часто встречаются не только случайные искажения, но и заведомая фальсификация. Использование их возможно только при сопоставлении этих документов с отчетными материалами чиновников других ведомств. Повышает информативную значимость материалов ревизий комплекс сопутствующих материалов: статистические ведомости, переписка, прошения и жалобы крестьян.

Интерес представляют документы внутреннего письмоводства местных государственных учреждений: журналы Совета ГУЗС, Томского и Тобольского губернских советов и правлений. Журналы и примыкающие к ним инициативные документы, справки из законов и текущего делопроизводства позволяют в некоторой степени воссоздать процесс обсуждения правительственных мероприятий в области крестьянского самоуправления. В журналах фиксировалось окончательное решение, а мнение отдельных членов вносилось только в том случае, если оно расходилось с мнением большинства. Колыпую информативную значимость имеют журналы, в которых рассматриваются дела о злоупотреблениях и противозаконных действиях волостной администрации и земских чиновников. В таких случаях в деле фиксировался не только состав противозаконных проступков, должностных и уголовных преступлений, но и ход следствия, точки зрения сторон, участвовавших в следствии, решение, мера наказания или инстанция, куда дело передавалось для дальнейшего разбирательства100. В работе также использовались журналы, в которых рассматривались вопросы об открытии приходских училищ, о введении образцового управления в западносибирских волостях и другие.

Особую группу источников, хорошо изученную в источниковедческом плане, представляют делопроизводственные документы органов крестьянского самоуправления101. Тем не менее, на наш взгляд, источниковедческая характеристика этой группы документов, главным образом, репрезентативность мирских приговоров, а также информативные возможности материалов волостного делопроизводства при изучении функциональных обязанностей волостных и сельских органов требует некоторых уточнений. Прежде всего необходимо отметить, что в указанный период делопроизводство велось только на уровне волости, а сельское общество не только не имело собственного делопроизводства, но было фактически лишено законных механизмов влияния на решения, принимаемые в волости. Мирские приговоры на сбор общественных денег, раскладку натуральных и денежных повинностей должны были составляться «миром каждого селения» и утверждаться мирским приговором. Фактически взаимоотношения между волостным начальством и сельскими обществами, исключая конфликтные ситуации, носили устный характер. Достоверность и подлинность мирских приговоров по выборам крестьянской администрации, сбору общественных денег, хранившихся в материалах волостного делопроизводства, вызывала оправданные сомнения у ревизующих волостные правления чиновников. Широкая практика составления фальшивых приговоров волостными писарями, наличие «темных» тетрадей, то есть фактически двух и более редакций мирских приговоров позволяет усомниться в высокой степени достоверности этого рода источников.

Делопроизводственная документация волостных обществ, помимо приговоров волостных и сельских сходов, включала документы внутреннего письмоводства волостных правлений и отчетно-исполнительные. Документы органов крестьянского самоуправления отложились в фондах волостных правлений и местных органов власти (ГАТО. Ф. 57, 67- ГАОО. Ф. 407- ГАТюмО. Ф. И-10, И-13, И-19, И-33, И-47, И-249.) Ежегодные и ежемесячные отчеты волостных правлений о состоянии общественного хозяйства (хлебных магазинов, мирских оброчных статей), мирских финансов уже с конца XV111 в. строго следуют предложенной чиновниками форме и в силу своей формальности малоинформативны.

Большую информативную значимость для изучения истории сибирских крестьянских институтов конца XVIII в. имеют наказы черносошных крестьян Сибири в Уложенную комиссию 1767 г. При опубликовании материалов Уложенной комиссии в Сборнике Российского историческог о общества (Сб. РИО) было заявлено, чго крестьянские наказы не заслуживают внимания, поскольку заключают в себе лишь «ходатайства об одних мезгких нуждах, не выходящих из тесного круга самых обиходных потребностей» 102. Тем не менее, в Сборнике были опубликованы наказы однодворцев Московской, Новгородской и Казанской губерний и черносошных крестьян Архангельской, Новгородской и Казанской губерний103. Опубликованные крестьянские наказы стали привлекаться историками для изучения состояния различных отраслей сельског о хозяйства и ремесла, систем землевладения и обеспечения крестьян землей, судебной системы, порядка выборов депутатов и составления ими наказов104. Дореволюционные исследователи справедливо заметили, что составление законов было «вовсе не по плечу серой массе деревенскою люда тогдашней России» 105, и они представляли собой довольно «чахлую форму земской мысли», фактически. челобитные, которые не содержали, в большинстве своем, конструктивных предложений106. С. М. Прутчепко, рассматривая сибирские наказы различных категорий населения, отметил, что все улучшения, предложенные депутатами, «мыслились как извне наложенные», без участия самого общества107. В советское время наказы использовались для иллюстрации тяжелого положения крестьян, выявления «крепостнической, продворянской сущности самодержавия и его политики» |08, изучения тенденций, преобладающих в социально-экономическом развитии деревни, в том числе, зарождения капиталистического уклада в государственной деревне в 60−80-е гг. XVIII в. Важное значение для изучения крестьянских наказов сыграли монография М. Т. Белявского и опубликование им совместно с О. А. Омельченко наказов черносошных крестьян Сибири109.

От черносошных крестьян Тобольской провинции Сибирской губернии было подано 44 наказа. Наказы составлялись от разных территориальных единиц, от уезда (наказ крестьян Ишимского уезда, в который входило 5 слобод), отдельных слобод и погостов (наказы крестьян Ьерга-мотской, Тюкалинской и других слобод, Гилевского, Логиновского, Лож-никовского погоста), отдельных крестьянских обществ (от Тарских градских крестьян, от крестьянского общества Ялуторов ского острога), что свидетельствовало о несложившейся низовой административно-территориальной структуре Западной Сибири. Наказы являются ценнейшим источником для изучения структуры органов крестьянского самоуправления, номенклатуры выборных в общественные и казенные службы, а также отношения крестьян к несению тех и других и оценки их значимости и эффективности. Кроме того, наказы — это массовый статистический источник, который отражает соотношение количества выборных к числу реальных налогоплательщиков для многих низовых административно-территориальных единиц.

В работе также использовались воспоминания современников о сибирской деревне. Не понаслышке знавшие крестьянский быт — сибиряк II. М. Чукмалдин, ссыльные Н. В. Басаргин, А. Беляев, И. Завалишин и Г. 3. Елисеев, путешественник П. П. Семенов — Тян — Шанский, сибирские чиновники оставили меткие зарисовки и красочные описания, позволяющие расширить представления о характере взаимоотношений чиновников и выборных должностных лиц с крестьянским обществом, о распространении тех или иных обычаев110.

В целом, изученные литература и источники позволяют, на наш взгляд, составить достаточно полное представление о положении крестьянского самоуправления в системе местного управления и эволюции его организационной структуры, функциональных обязанностей и правовой базы в рассматриваемый хронологический период.

Заключение

.

Эволюция крестьянского самоуправления в государственной деревне Западной Сибири в 60-е гг. XVIII — первой половине 60-х гг. XIX вв. была обусловлена противоречивыми процессами консолидации и правового оформления сословия государственных крестьян, а также инкорпорацион-ной политикой самодержавия. Инкорпорация традиционной системы мирского управления в иерархическую структуру административных учреждений внесла важные изменения в принципы организации крестьянского самоуправления (территориальную и правовую основу, организационную структуру и функциональные обязанности), направленные на рационализацию низового звена местного управления.

В процессе исторической эволюции системы крестьянского самоуправления государственных крестьян рассматриваемый этап можно охарактеризовать как переходный (от традиционной мирской организации к рациональной, бюрократической) и выделить в нем два периода. В 60-е гг. XVIII — 30-е гг. XIX вв. — формируется структурно-компонентная основа системы, складывается организационная и территориальная структуры.

Своеобразие процесса инкорпорации мирских институтов в общегосударственную административную систему в западносибирском регионе было связано с использованием в качестве территориальной основы самоуправления не поземельной общины, стихийно сформировавшейся как хозяйственный союз и ассоциативная корпорация, а низовой административно-фискальной единицы — волости. Это обстоятельство оказало важное влияние на функционирование органов самоуправления.

Искусственное соединение отдельных сельских обществ в волость, дальнейшая постоянная мобильность административных границ волости, приток в общество неполноправных категорий населения, отсутствие общих хозяйственных интересов привели к тому, что сибирская волость не сложилась как хозяйственный и общественный союз, как корпоративная организация. Практически не учитывалась местной администрацией при образовании волости взаимная разобщенность населения не по сословному статусу, а вследствие бытовых, религиозных и национальных различий. Таким образом, членов волостного общества объединяла юридическая связь, которая выражалась в выборах волостной администрации, и коллективная ответственность за выплату податей. Причем фискальный фактор являлся главным и практически единственным интегрирующим фактором волостной организации. Именно поэтому неформальная структура волостного общества, в том числе и неформальные рычаги общественного контроля, были в значительной степени ослаблены. Ослабление общественного контроля в этот период происходило также по причине отсутствия у сельского общества законных механизмов влияния на решения волостных исполнительных органов. В результате этого, усилились тенденции огосударствления (бюрократизации) волостной администрации, отчуждения и отрыва выборных органов от населения, падения авторитета и престижа общественных служб.

Отсутствие единой правовой базы, регламентирующей деятельность органов крестьянского самоуправления Западной Сибири, свидетельствовало о незавершенности процесса инкорпорации и рационализации. В рассматриваемый период только отношения с государством, в лице коронной администрации, строились в соответствии с нормами гражданского права, внутри системы органы самоуправления продолжали действовать на основании норм обычного права.

40-е — 50-е гг. XIX в. — период дальнейшей инкорпорации органов крестьянского самоуправления в систему местного управления. Он характеризуется новыми подходами в регламентации деятельности органов крестьянского самоуправления, направленными на повышение их эффективности в сфере государственного управления. Элементами новой рациональной системы, создать которую пытался П. Д. Киселев в государственной деревне, должны были стать усовершенствованное делопроизводство, гражданское законодательство, усложненная институциональная основа.

Мероприятия по реорганизации крестьянского самоуправления в государственной деревне Западной Сибири по реформе П. Д. Киселева носили непоследовательный и ограниченный характер, вследствие сопротивления местных чиновников, опасавшихся ущемления ведомственных интересов, и консервативно настроенного крыла высшей бюрократии в центре. В итоге реформа была реализована с принципиальными отступлениями от положений, принятых для европейских губерний. Наиболее важные элементы нового порядка сельского управления такие как разделение административной и судебной власти на уровне волости, легализация сельского общества вводились только в виде эксперимента в образцовых волостях.

В этот период важным направлением деятельности государства по рационализации крестьянского самоуправления стали мероприятия по подготовке кадрового состава крестьянской администрации. Овладение техникой управления в процессе профессиональной подготовки, регулярное фиксированное жалование, являющееся основным источником дохода, а также система льгот и привилегий со стороны государства, наряду с фактическим отказом общества от принципа выборности при замещении волостного писаря приближали это должностное лицо к классическому тину бюрократа. Но в первой половине XIX в. процесс бюрократизации крестьянской администрации нельзя считать завершенным вследствие недостатка бюрократических средств у коронной администрации для организации действенного контроля за волостным начальством и сохранения за крестьянским обществом прав выбора и контроля за финансовой деятельностью исполнительных органов.