Интерпретация этнокультурной карты: семантика свадебных традиций сельского населения Тамбовского края

Интерпретация этнокультурной карты: семантика свадебных традиций сельского населения Тамбовского края.

Свадебные традиции тамбовского крестьянства хранят многовековой опыт поколений людей, которые осваивали и защищали природное пространство, опираясь на мощный потенциал, где духовное и материальное являет собой ограниченное целое. За сложными этнокультурными напластованиями, из которых состоит тамбовская свадьба, просматривается история становления институтов брака и семьи, семейно-имущественных отношений, гендерных, эстетических, правовых, моральных, экономических ориентации населения, живущего на границе леса и степи. Этнолингвистическая, этнокультурная история Тамбовского края позволяет искать в генезисе обряда семейного цикла наследие праславянской, древнерусской общности. Типологическая и генетическая характеристика обряда сложна и неоднозначна, что объясняется историей формирования культуры населения пограничной зоны Древней Руси и России, где всегда оседали сходцы. Свадьба является семейным, переходным обрядом, смысл которого заключается в приобретении участниками иного социального статуса с помощью последовательного ряда действий, использования предметов и словесных текстов, имеющих магическое, символическое значение. По своему характеру тамбовский обряд относится к южнорусскому типу, однако удел среднесевернорусских черт также достаточно высок. Отмечаются ритуалы, относящиеся к «каравайной» и «столбовой» традиции, одноэтапный (круговой) и двухэтажный сценарий движения ритуалов свадебного дня.

Крестьянская свадьба справедливо считается вершиной всего обрядового цикла. Древнейшие элементы брачных ритуалов сохранились в народной памяти в виде игровых форм, целесообразность существования которых мотивировалась их красотой. Почти все виды народного творчества нашли свое отражение в свадебном обряде, направленном на удовлетворение материальных нужд и духовных потребностей не только и не столько жениха и невесты, сколько многочисленной группы родственников и свойственников, а также всего крестьянского мира села.

Тамбовская свадьба развивалась в соответствии с системой ценностей семьи, генезис которой наложил свой отпечаток на композицию и символический язык обряда. Неразвернутый, включающий минимум ритуалов обряд обслуживал интересы первоначальной малой семьи, а развернутый — вторичной большой и складнической. Ритуалы, связанные с приданым, с платой за невесту («кладкой»), определяются институтом наследного права. Наследием большесемейного уклада является традиционно высокая роль родителей, сватов и вообще представителей старшего поколения. Отличительной особенностью тамбовской свадьбы является длительная сохранность «молодых» браков, когда невесте было 15 — 16 лет, а жениху — 18 — 19. Дольше, чем в других типах селений, «молодые» браки сохранились в барских и монастырских селах, там же дольше сохранялась и сама большая семья. В Моршанском и Пичаевском районах помнят обычай «сговаривать детей», когда сговор оказывался равносильным браку, т.к. брачные отношения наступали по мере взросления и снятия контроля со стороны взрослых за живущими рядом детьми. Во второй половине XIX в. устанавливаются более поздние границы брачного возраста: жених — 24−25 лет, невеста — 18−22 года. С возрастом связаны примеры брачного неравенства: в барских селах Моршанского и Кирсановского уездов отмечаются случаи венчания взрослых девиц с подростками, что практиковалось с целью снижения рождаемости в беднейших семьях. Случаи, когда жених оказывался значительно старше невесты, встречаются при заключении повторных браков вдовцов на «засидевшейся» девице, либо на отличившейся недостойным поведением: утрата девственности, рождение внебрачного ребенка. Повсеместно соблюдались брачные запреты, Препятствием браку могло быть кровное родство и свойство: по прямой линии не могли вступить в брак родственники до 8-го колена, по боковой — до 4-го. Учитывалось и родство духовное, запрещались браки между крестными родственниками и членами их семьей. Сословное неравенство также препятствовало браку, уникальны и противозаконны были браки свободных людей на крепостных, примеры таких браков входили в легенду, как, например, женитьба брата поэта Е. А. Боратынского на своей крепостной. Устойчиво сохранялись конфессиональные брачные запреты: для традиции не характерны браки с иноверцами! Конфессиональная ориентация влияла и на выбор определенного обрядового варианта. Так, например, староверы беспоповцы не венчались в церкви, т.к. обряд венчания требовал крещения в православную веру (Сампурский р-н), особенности брачной традиции характерны для молокан, калган и пр. Запреты распространялись и на повторные браки, которые осложнялись чрезвычайной сложностью процедуры развода, для которой требовалось согласие Синода Народный обычай разрешал повторный брак вдовцам, имеющим малых детей, третий брак осуждался «Первый брак от Бога, второй — по нужде, а третий — седина в голову, бес в ребро». За соблюдением перечисленных запретов следила церковь. Разводы в крестьянской среде были редкостью, развестись было возможным лишь в случае бесплодия одного из супругов, в случае бегства супруга из села в результате осуждения его за какое-либо преступление. Также редки были случаи внебрачного рождения детей, влекущие за собой всеобщее осуждение не только оступившейся девицы, но и всей ее семьи. Этический запрет жениться на распутных также был действенным.

Состав традиции значительно усложнился в XVI — XVII веках, в период масштабных миграционных процессов, когда новопоселенцы-сходцы принесли с собой обычаи севера, юга, центра и запада России. Стабильной и устойчивой обрядовая традиция становится к XVIII—XIX вв.екам, когда появляются экономические и культурные условия для реализации в обрядовом действии этических эстетических представлений, одобренных и санкционированных обществом, «миром», когда сформировался языковой инвариант, дающий яркую, образную, адекватную форму для выражения сложного содержания.

В середине XIX века делаются первые подробные записи обрядовых традиций, в том числе южнорусских, «злее архаичных по происхождению и представляющих собою сложное развернутое действо, Едва ли раньше XVIII века имелась возможность полного воплощения грандиозного свадебного народного обряда у жителей, вновь населивших Дикое поле. Исследования и материалы конца XIX века свидетельствуют о упрощении традиционной модели культуры. Пересматриваются место и функции основных участников обряда, меняется состав действий и отношение к происходящему; деактуализируется архаика, приобретая все более игровой, развлекательный характер.

Причину ломки традиции следует искать в процессах социального, экономического и общественно-политического характера, Так, например, в результате отмены крепостного права усложняется хозяйственно — экономическое, социальное устройство крестьянского мира. Отходничество становится массовым явлением. В результате — распадается идеология большой земледельческой нераздельной семьи, питающей основы обрядовой культуры; перенимаются городские обычаи, которые оцениваются как престижные, теряет значение многодетность. Влияние городской культуры и смена приоритетов подрывают структуру обряда: изменяется состав, теряется семиотическая значимость предметов, одежды; на смену обрядовому фольклору приходит бытовой.

Введение

всеобщей воинской повинности в 1874 году сдвигает брачный возраст: браки становятся более старыми, хотя, сравнительно с другими регионами, земледельческое Черноземье дольше сохраняет молодые браки и в целом большую семью.

Зафиксированный Н.П. Гаген-Торн в 20-х годах XX века вариант тамбовского свадебного обряда свидетельствует о радикальных структурных переменах локальной традиции. В этот период начинает исчезать традиция венчанного брака, радикально меняется досуг молодежи, индивидуализируется манера общения, постепенно уходят в прошлое хождение с гармошкой на улице, игры в «курагодах», сборы на лугу, в лесу. Основным местом проведения свободного времени становятся клуб, изба-читальня. Разрушение крестьянского мира усиливается процессами раскулачивания, репрессий. Из-за перемены системы ценностей необходимость играть свадьбу по старому обычаю отпадает. По свидетельствам, собранным во время этнолингвистических экспедиций по Тамбовской области, сельские жители, чей брачный возраст приходится на 30 — е годы, часто отказывались от народного обряда под предлогом вымышленного несогласия родителей и женились «самокруткой», «убегом», не имея средств для заключения законного брака. Атмосфера настороженности не способствовала коллективным фермам проведения досуга, когда и осуществлялся механизм передачи и укрепления культурных навыков и представлений. Именно этот период нанес удар традициям народного многоголосного пения, игровой и обрядовой деятельности. Официальная культура, ориентированная на сознательное разрушение старого и строительство нового, не видела негативной стороны происходящих в земледельческой среде процессов. Тем не менее, отлаженный веками механизм передачи культурного опыта обнаружил удивительную жизнеспособность, что доказывают материалы фольклорной экспедиции, возглавляемой Ю. М Соколовым, зафиксировавшей хорошую сохранность исторической памяти тамбовчан накануне Великой Отечественной войны. Варианты русских свадебных традиций по данным этой экспедиции уже не образует мотивированного целого, но объём ритуальных и разнообразие фольклорных форм ещё позволяет наблюдать с достаточной степенью подробности все части свадебной народной драмы.

Послевоенные 40-е — 50-е годы характеризуются как некий ренессанс, романтическое возвращение в поэтику народных традиций, в том числе обрядовых. Закономерно именно в эти годы силами художественной самодеятельности предпринимаются попытки вывести крестьянскую свадьбу на клубную сцену (Мичуренский, Первомайский р-ны). Основательностью и добротностью отличается сценарий А. Ф Овчинникова, подготовившей спектакль «Русская Свадьба» вместе с жителями с. Хоботово Первомайского р — на. Внимательное изучение характера костюмов, предметов быта, знание песен и манеры их исполнению позволили А. Ф. Овчинникову создать правдивую, этнографических достоверную реконструкцию. На рубеже 50-х — 60-х годов были сделаны записи черняновских свадебных песен (Тамбовского р-на) народной артисткой России М. Н. Мордасовой. В этот же период возвращается традиция венчания брака.

Нельзя сказать, что попытка реанимировать традицию, в том числе свадебную, удалась. Причин тому видится несколько. Во-первых, в середине XX века уже не было условий, необходимых для восприятия традиционного обряда как отражения актуальных ценностных установок семьи, общества. В этой ситуации гипертрофировалась эстетическая функция обряда, который представлялся способом создания праздничной атмосферы, канвой для осуществления поведенческой стратегии основных участников свадьбы: родителей, жениха и невесты, свидетелей и пр. Архаичные обрядовые функции дружек, тысяцких, ладил, свах, девиц-игриц и других персонажей традиционной свадьбы переходят к универсальным новым участникам — гармонисту в сопровождении или без сопровождения помощницы-певицы, тамаде, спустя некоторое время традиционный чин заменяется магнитофоном и работником профессиональной сферы обслуживания. В такой форме обряд дошел до наших дней. «Музейные» варианты реставрируемых фрагментов традиционной свадьбы мы ныне можем увидеть на сцене, в мероприятиях загсов и т. д. Утрата межпоколенных связей, разрушение традиционной системы воспитания и досуговых форм, замена коллективных ценностей гипертрофированными индивидуальными, усиление миграционных процессов, возрастание количества смешанных браков, старение деревни — все это никак не способствует возрождению локальных традиций. Наряду со сказанным на современном этапе отмечается озабоченность официальной культуры судьбой народных традиций, предпринимаются попытки возрождения коллективного творчества и испытанных веками обрядовых форм деятельности. Основной причиной сложности и быть может невозможности возрождения обрядовой деятельности является долговременность разрыва между локальной традицией и действительностью в ней отраженной, На протяжении всей истории развития свадебного обряда, сколь сложной и часто трагичной она ни была, преемственность передачи культурного опыта не прерывалась, ныне же разрыв между новым содержанием бытового уклада жизни и формой традиционного обряда столь значителен, что требует активной коллективной, творческой переработки архаичного опыта.

Устойчивость свадебной традиции поддерживается представлением о семье и браке как условиях благополучия человека и общества. Тамбовские крестьяне полноправным членом общества считали лишь человека, вступившего в брак, холостого же называли «получеловеком», именно брак давал право на хозяйственную самостоятельность.

Традиционно высоко оценивала брак и церковь, хотя предпочтительнее считалось безбрачие — условие чистоты и высокой духовности. Т.о., влияние православия, несмотря на введенный в XVI в. церковный брак, не нарушило преемственности свадебных обычаев.

Народный свадебный обряд не был однородным и универсальным, уже в XVI в. поляризируются традиции города и села, оба варианта развиваются по вполне самостоятельным, хотя и взаимодействующим моделям. Крестьянская тамбовская свадебная традиция никогда не была универсальной, ее всегда представляли многочисленные локальные варианты. Дробность, неоднородность социального состава тамбовских сел и деревень XVII—XIX вв., безусловно, сказались в облике традиционной свадьбы.

Внутри устойчивых свадебных тамбовских традиций, сформировавшихся на рубеже XVIII—XIX вв., отдельный вариант представляет собой свадьба однодворческая, фиксируемая в селах, расположенных по рекам Челновая, Польному и Лесному Воронежам, Липовице. Именно здесь продуктивен свадебный чин — «полковник с полковницей», в качестве этих ведущих персонажей выступали крёстные родители, либо особо уважаемые люди крестьянского общества. Вариант характеризуется также спецификой использования обрядовых предметов: одежды, полотенец, свадебного деревца-репья и пр.

Однодворческий вариант включает три разных влияния:

1) московское,.

2) старое степное,.

3) западное. Первое влияние было особенно сильно, так как исходило от элитарного служилого сословия. Второе влияние было сильно по многолюдству представителей, Третье же отмечается спорадически на западных участках Тамбовской губернии.

Своеобразны варианты крестьянской свадьбы, отмечаемые в барских селах, расположенных в Окско-Донском бассейне по рекам Цна и Ворона. Влияние престижной культуры хозяев-дворян сказывается на материальной стороне обряда: распространение сарафана и кокошника, пиджака и рубашки с «манишкой» как свадебной одежды, орнаментика вышивки на обрядовых предметах и пр, Подобное влияние прослеживается там, где владельцы, или управители-дворяне жили в имении продолжительное время. Известны случаи вмешательства хозяев в отношения брачующихся сторон: разрешение на брак крепостного, выбор брачной пары, возрастное неравенство в браке — в селах Моршанского и Кирсановского уездов отмечаются случаи венчания взрослых девиц с подростками, что практиковалось с целью снижения рождаемости в беднейших семьях. В среде барских крестьян широкое хождение имеют фольклорные тексты, повествующие о браке свободных людей, дворян на крепостных, примеры таких браков входили в легенду, что отражается в популярных в барских селах песнях «В низенькой светелке», «В саду Маша», «Ванька-клюшник» и пр. Дольше, чем в других типах селений, «молодые» браки сохранились в барских и монастырских селах, там же дольше сохранялась и сама большая семья.

Влияние однодворцев, дворян, мещан в меньшей степени и более низкими темпами сказывалось на обряде государственных крестьян, а также земледельцев, живущих вне контакта с элитарной культурой, именно в этой среде преимущественно мы и находим реликтовые формы традиции, которая охватывает все стороны ритуальной действительности. Традиция определяет способы выбора брачного партнера", способы сватовства. Общественное мнение поощряло равные браки.

Сватают «за ровню», «пастух за пастуха», «по важе», «по родству». Распространенными формами отклонения в выборе молодого человека были следующие: «Он тебе не к шубе рукав», «Он тебе не парочка». Вместе с тем известны случаи «выравнивания породы», когда в целях получения более здорового потомства один из молодоженов значительно превосходил другого ростом, силой, умом. Помнятся случаи, когда бедную, но здоровую девицу отдавали за «глуповатого» парня (Первомайский, Мичуринский р-ны). На такого рода неравенство в браке соглашались в бедных семьях или по причине самодурства одного из родителей. «Богатый и быка женит» , — говорили о таких браках в народе. До наших дней старейшее поколение помнит, что дурной приметой для семьи считалась выдача младшей сестры прежде старшей, брата прежде сестры. В таких случаях говорят: «Овес прежде ржи не косят» и пр. Невесту могли отвергнуть, если оказывалось, что она «живет не по воде», т. е. ее дом находится от дома жениха по течению реки выше. «Неповодными» также называли упрямых, малообщительных людей.

По экспедиционным и письменным источникам отмечаются различные формы брачных союзов. В подавляющем большинстве это законные браки: с венчанием и народным обрядом; свадьба «чин чином», «по закону», «по-людски». Известны также браки на веру: без венчания, с народным обрядом, узаконивавшим брак. Браки на веру были распространены в старообрядческой среде, а также при повторных браках, когда мог отсутствовать и развернутый народный обряд; «жениться широкопыткой», без ублыжки", «не по чину», Местному обычаю известны случаи тайных браков, когда молодые бежали из дома по обоюдному соглашению и за мзду венчались; «жениться по-собачьи», «убегом», «воровски», «самокруткой» и пр. Как — шальные, отмечаются примеры кражи невесты без ее согласил (Козловский уезд). Численность тайных браков возрастала в неблагополучные периоды, когда нищета не позволяла обеспечить полный чин традиционной свадьбы 20-е — 30-е годы XX вв). В подобных браках можно видеть отголосок архаичной формы в целом не богатой обрядами: брак-приведение, брак-умыкание.

Способы выбора брачного партнера также определены традицией. Молодые знакомились на улицах, в курагодах, на посиделках, где происходило знакомство, однако «уличный кавалер» редко становился мужем девушки. Все решали родители, исходя из хозяйственного расчета. Хотя решение принимал отец, именно мать определяла: брать или не брать девицу в дом. Местом «приглядывания невест» были ярмарки, особенной популярностью пользовались осенние и масленские. Наиболее распространенным специальным днем осмотра невест были «Спожинки», т. е. день Успения Пресвятой богородицы, начало «молодого бабьего лета» (15 авг.:". ст.), период праздников Спасов Господня в целом считается удачным для сватовства. Лучшим временем для свадьбы также является осень. От Покрова до Филипповок играется основная часть свадеб. Традиционные свадьбы равняются также зимою, особенно часто — на Масленицу, Несвадебными считаются лето и весна, особенно май. Женившиеся в мае по народным представлениям будут всю жизнь маяться. Исключение составляет праздник Красная горка, когда свадьбы также традиционны. Именно весенний период считался свадебным в Древней Руси. Свадьба в пост греховна и грозит молодым нездоровым потомством, — женитьба летом объяснялась необходимостью взять — достающие рабочие руки в хозяйство в страдную пору. Летом также совершались повторные браки т е браки «на затей» и «по необходимости». Территории внутри которой осуществлялись брачные отношения, была достаточно узкой, отсюда повсеместно фиксируемое рассостранение нескольких «коренных» фамилий, официальных и подворных", и как следствие — большое число однофамильцев.

Полный чин традиционной тамбовской свадьбы свершался в течение трех периодов: предсвадебного, свадебного и послесвадебного. В предсвадебный период происходит выбор и сватовство невесты, Выбрав предполагаемую невесту, к ней засылали сватов, Это были родные и (или) крестные родители жениха, известны случаи участия специальной женщины — свахи, которую можно было сразу узнать по яркому, «жаркому» платку, покрытому особым способом. Сваты приходили вечером «в будни день», становились, или садились под матицу, поперечную балку, поддерживающую потолок. Садились сваты на «коник» вдоль половых досок, «коник» — небольшая скамья. О цели прихода гости говорили иносказательно: «Мы к вам пришли с дальней дороги по следочкам, ищем — нет ли у вас нашей лебеди.», «Нет ли у вас продажной телушки (ярки)» и пр. Родители невесты при желании могли отказать под благовидным предлогом: «Невеста молода», «Мы не готовы», «Мы вам не поперек порогом встали, есть и получше нас». Окончательно, «в коренную», сватать ходил отец жениха — «ходить сам» сват", он обсуждал материальную сторону предстоящего брака: размер приданого, «кладку» — выкуп за невесту, дары, сроки, количество гостей и пр. Завершал сватовство «запой», в разных местах называемый то «договором» (Тамбовский, Кирсановский, Токаревский, Мучкапский р-ны), то «дорешками» (Мучкапский р-н), то «законником» (Пичаевский р-н). то «ладой» (Мичуринский, Первомайский, Пичаевский, Бондарский р-ны) и пр. К запою готовилась специальная брага, которую, подав на стол, покрывали тремя полотенцами. Тут же смотрели невесту, которая угощала гостей чаем, а потом «знакомилась» с женихом, для чего их отсылали на крыльцо. Во время застолья сваха говорила: «Мы запили, а вы пропили». После того отец невесты брал коровай, срезал с него верхнюю корку, или отрезал справа от каравая одну третью часть и передавал жене, та передавала краюшку за окно подругам невесты, пришедшим на смотрины. С этого момента невеста считается «отрезанным ломтем» и начинает время от времени плакать. Отказ после совершения запоя считается большим позором, поэтому виновник расторжения договора оплачивал все понесенные расходы, включая плату за обиду, известны случаи зверских расправ родственников невесты с отказавшимся женихом, иски в подобных случаях принимали к рассмотрению в волостные суды. Своеобразным локальным обычаем был способ «сватать за рукавицу», «сватать за шапку», «сватать за корсетку», когда соответствующие вещи персонифицировали отсутствующего жениха, как правило в этом случае он находился на заработках, либо в армии; причиной таких браков являлась необходимость в рабочей силе.

В период подготовки к свадьбе совершается осмотр хозяйств жениха и иногда невесты, называемый следующим образом: «двора глядеть», «шесток ломать», «загнетку ломать», «печеглядины», «плетень завивать». Осмотр хозяйства осуществляет молодежь из села невесты, завершается этот обряд угощением. Между запоем и свадьбой совершаются многочисленные «посиделки», «пошивалки», «кроины», «девичники», «вечера» и пр. Жених ходит к невесте «на провед», приносит ей подарок от будущей свекрови — символический пирог: «кашник», «курник», «ряжник» .

Поэтичны обрядовые события кануна брака: устраиваются прощальные вечера в доме невесты и жениха: у жениха — «брага», «мягкая брага» и «скрутник» (Моршанский, Кирсановский р-ны); у невесты — «повалка» (Моршанский, Первомайский, Мичуринский, Уваровский, Сампурскийр-ны), «девичник» (Моршанский, Мичуринский, Тамбовский, Гавриловский, Мучкапский р-ны). Во время последнего девичника в доме невесты молодежь, парни и девушки, ложатся спать вместе на разостланной на полу соломе. На прощальный вечер в доме жениха собираются только парни, события этого ритуала отличаются необузданным весельем, плясками, припевками. Свобода общения полов во время этих ритуалов позволяет видеть в них наследие языческой эпохи.

Накануне брака совершается ритуальный обход деревни, во время которого сестры невесты и жениха, особым образом одетые, «позывают» всех на свадьбу, В это же время «девицы-игрицы» ходят в дом к жениху с «узлом» — платком, в который завернута свадебная рубаха, этот узел иногда называют «гуськом» (Бондарский, Тамбовский, Рассказовский р-ны). Ритуалы с гуськом сопровождаются играми, загадками, шутками и пр. Ритуал продажи постели также приурочивается обычно к кануну брака, хотя иногда он совершается утром свадебного дня, либо после венчания. Процесс перевоза постели в дом жениха сопровождается многочисленными приметами и гаданиями.

События свадебного дня могут развиваться по нескольким сценариям, выбор одного из них определяется типом обряда и на практике может вызывать серьезные несогласия брачующихся сторон, У кого гулять первый день, у жениха, или у невесты? Вместе, или порознь надо ехать жениху и невесте к венцу? Чем осыпать молодых во время встречи: зерном, хмелем, рисом, конфетами, деньгами? Кому, Когда и как следует испекать свадебный хлеб? Разные точки зрения крестьян по этим вопросам объясняются сложностью генетической природы тамбовской свадьбы, сформировавшейся в условиях пограничного контакта южнорусских и среднесеверноруссих традиций, а также традиций тюркского и финно-угорского происхождения, В двухчастном сценарии южнорусского обряда все основные ритуалы совершались в доме невесты после того, как, побывав под венцом, куда молодые едут вместе, новобрачные разъезжались по домам и свадебный сценарий начинал развиваться заново. По среднесевернорусскому сценарию свадебные действия совершались вкруговую: выкуп невесты, поездка в церковь на разных повозках, венчание, хождение по родне. Может показаться, что для тамбовской традиции более характерен круговой план действий. Однако реализуется среднесевернорусский обычай непоследовательно: от венца едут в дом жениха, где и совершается пир и постельный обряд; иногда от венца на короткое время возвращаются в дом невесты (Моршанский, Пичаевский, Инжавинский р-ны), а затем едут к жениху. Обращает на себя внимание тот факт, что все важнейшие ритуалы первого свадебного дня совершаются в доме невесты, в обряде «посада» и продажи невесты, или во второй день свадьбы также в доме невесты. Изготавливается и продается свадебный садок, испекается и разламывается над головами молодых «сыр-каравай», здесь «окручивают невесту», т. е. одевают в обрядовый костюм и меняют прическу, водят молодых «посолонь», т. е. по солнцу вокруг стола, что символически равно обряду венчания, на второй день перед застольем в доме невесты бьют горшки, во время застолья происходит ритуальное воровство ложек, здесь совершается обычай «молочения снопа» и пр. Свадебный садок может выглядеть по-разному: ветка «арелейника», вишни, ольхи, оскоря, ветка всегда должна быть «рогувилистой», сам же обычай сродни ритуалам с украинским «гильцем», «вильцем». На второй же крестный жениха, дружка, вместе с крестной невесты, се приходит «будить молодых», когда и разламывает дл курицу или петуха, сопровождая свои действия приговорками. Утром того же дня из дома невесты принося наряженую ленточками курицу и, пустив ее в дом, гадают о будущей жизни новобрачных.

" Посадной стол", за которым сидит занавешенная шалью невеста с подругами в обряде выкупа, украшают свиной головой, сырой или вареной, что может осмысливаться как след тотемного культа (Моршанский р — н) Самая информативная, символически насыщенная свадебного фольклора приходится на ритуалы, совершав в доме невесты: плачи, величания, корильные, каравай и пр.

Смешение двух основных свадебных типов в тамбовском обряде может быть свидетельством влияния среднесевернорусских традиций как принадлежности населения, пришедшего вместе с правительствен колонизацией со стороны Москвы, в этом случае архаичная южнорусская модель искала способа интегрирования Незначительная в сравнении с севернорусским обычаем роль плачей, преобладание игровых форм, активность женских ролей, активность участия в обряде кровно родных людей, преобладание «каравайной» традиции «столбовой» характеризуют тамбовскую свадьбу преимущественно южнорусскую.

Обряды благословения перед венцом, само венчание сочетают народные и церковные черты. Отец держа в руках икону, мать, держа в руках хлеб-соль благословляли молодых, сидящих на шубе, выверну мехом наружу. Шубу стлали всякий раз, когда нужно было посадить жениха и невесту. Богаты мифологической информацией обряды одевания к венцу, когда используется апотролейная (защитная) магия, ритуальные предметы и действия: иглы, булавки, птичьи перья, деньги и пр. Одевание невесты символически может быть равным узакониванию брака, как и перемена прически. Повсеместно помнят, что накануне посада невеста носила «печальну (темную) одежду, а подруги надевали ее лучшие наряд. Перед посадом невесту переодевали и занавешивали большим прохоровским платком, который не снимали венца. Приехавший за нею жених не мог увидеть лица невесты, что давало повод к подмене, когда вместо просватанной дочери отдавали другую, имеющую какой либо недостаток. От подменных невест не отказывались, следуя пословице: «Обвенчал поп, развенчал гроб» .

Обряд венчания, следовавший строго по православным законам, не избежал влияния народного обычая. Так, руки молодых иногда связывали полотенцем, под ноги расстилали плат, на который каждый из молодь старался наступить первым, так как это давало лидерство в браке, батюшка делил свадебный каравай между свадебными гостями на паперти церкви; здесь же, как и дома молодых, жениха и невесту осыпали хмелем, рожью. В церковном притворе, «бабинце», молодую окручивали, то есть одевали в женскую одежду и заплетали волосы н две косы. Приметы связаны с венцами, обручальным кольцами, свечами: венец не должен быть тяжел, кольца не должны падать, а свечи не должны гаснуть и пр.

В целом день свадьбы был отмечен многочисленными приметами: снег, дождь, солнечный день сулили благополучие; ветер и непогода навстречу свадебному поезду — неблагополучие. Сборы свадебного поезда сопровождались обходом дружки, державшего икону и читавшего молитвы; разметали дорогу, чтобы путь был добрым и т. д. Если же, тем не менее, лошади не шли, выпрягались, повозка опрокидывалась — считалось, что молодых ждут несчастья.

Свадебные застолья сопровождались поцелуйными ритуалами, одариванием гостей и молодых. На стол подавались традиционные обрядовые блюда: каравай, сальник (каша), каша-выгонялка, «частя» запеченные куски мяса), гусь, «увачи», блинцы и пр. Подача некоторых из блюд превращалась в настоящее театрализованное действо.

Молодые находились вместе с гостями короткое время, после чего их уводили в холодное неотапливаемое, помещение: клети, амбары, бани и пр. Повсеместно помнится обычай проживания молодых в первый год в холодных помещениях. Обычай проверки «честности невесты» достаточно давно ушел в прошлое, о нем уже в конце XIX века говорили как об архаизме. Некогда этот обычай представлял собой развитый ритуал. Во время утра второго свадебного дня в некоторых селах на дружку надевают хомут, а сваху катают в корыте (Пичаевский р-н), этот обычай родствен очистительной магии, использовавшейся, если невеста оказывалась не _девственницей. Повсеместно соблюдаются ритуалы ряжения на утро второго свадебного дня: «веселое утро» (Первомайский, Мичуринский, Староюрьевский, Сосновский и др. р-ны), «солянка» (Уметский, Кирсановский, Инжавинский р-ны). Ряженые ищут «ярку» (невесту), устраивают обыск в доме жениха, поздравляют молодых и ведут их вместе с гостями в дом невесты. Рядились пастухами, солдатами, цыганкой, Дедом Морозом, русалкой и пр. В этом ритуале принято петь срамные песни и припевки.

тамбовское крестьянство свадьба обряд На третий день устраивались испытания молодым. Дружка «сдавал молодых с рук» (Бондарский, Мучкалский р — ны). Гости заставляли невесту подметать, этот обычай назывался по-разному: «золотить» (Сосновский, Пичаевский, Сампурский р-ны), «овес молотить» (Токаревский, Мичуринский, Моршанский р-ны), «ходить с ватолой», «узел вязать» (Бондарский р-н), «беречь волосы жениха» (Моршанский р-н). Хорошо известен обычай маять молодую, заставляя носить воду из колодца или реки, иногда она носила воду решетом. Подарив платочек заловке, молодая освобождалась от испытания. Застолья этого дня называют «опохмелками», «гостинами» .

Тамбовская традиция достаточно хорошо сохранила память о свадебных чинах, участниках ритуала. В качестве главных распорядителей на свадьбе выступали дружка, которого еще называли «ладилой» и «полковником», а также сваха — «полковница». Кроме дружки е свиту жениха входили: «подженишники», «видок» (свидетель), «вершники» и др. В свиту невесты входили свахи: постельная, покрутная, полковница; подружки: девицы-игрицы, каравайницы, кашницы; плачея и др. Свадебный стол готовили «бондари», «гвоздари», стряпши", мясо на пиру разделял «кройчий». Имеются свидетельства о приглашении на свадьбу «первым гостем» колдуна, который, угостившись, уходил со свадьбы. Cpeди свадебных есть чины, отмеченные особой функцией которая выходит за рамки обряда. Таковы «девици — игрицы», которые «заигрывают» свадьбу, в этом случае пение символизирует наступление особого времени, когда обычное исчезает и наступает «обрядовое». С этого момента свадебные время и пространство подобны мифологическим, они преображают родственников жениха и невесты в «бояр», а брачующихся в «князя» и «княгиню». Обращения «князь», «княгиня», «бояре» выполняют poль этикетных эпитетов, создающих настроение «величаний» которые исполняют игрицы. В мифологическом времен обряда участники действительно приобретают иной социальный статус, так как в творимом ими новом мире — они полные властелины. «Игрицы» таким образом представляют собой особую социальную групп наделённую способностью преобразовывать пространство и время, менять бытовую картину мира на обрядовую. Такой взгляд на смысл обряда демонстрирует гармонию народной манеры самоощущен: жизнь каждому дает время побыть и князем, боярином, и работником, делателем. В свете сказанного было бы чрезвычайно интересно подтвердить единичную экспедиционную запись погребального плача сделанную в Сампурском районе, в котором покойника называют «князем». Иногда почётным гостем; был батюшка, который, поздравив молодых, покидал пиршество.

До того, как универсальным свадебным женским костюмом стала «одиначка» (юбка и кофта светлых тонов) и «увал» (восковой венок с филейной фатой), в качестве обрядовой одежды использовался сарафанный комплекс: сарафан из китайки (ткани), рубаха с кружевной манишкой; передник, украшенный вышивкой; кушак; кокошник с донцом. Однако «покручивали» невесту (одевали в бабинце) в паневу с рубахой и чепцом. Символичны ритуалы с головными уборами невесты: дарение девичьей повязки, ленты; покрывание свадебным полотенцем, наложение венка, «чуба», «намахорника»; занавешивание увалом, платками, шалями; надевание повойника, кички, сороки, «раскрывание невесты» у венца и во время свадебного пира и пр. Накануне брака невеста ходила в печальной одежде: темных юбке и кофте, белом переднике с черным орнаментом. «Рузу», «скруту» (свадебную одежду) женщина хранила в укладке до смерти для того, чтобы в этом костюме ее похоронили. Знаком обрядового статуса могла служить свадебная мужская рубашка, иногда она имела косой ворот на левую сторону. Дружки и сваты повязывали полотенца через плечо. В тамбовском обычае используются специальные свадебные полотенца, «посадные» скатерти, «ширинки» (платки).

Самостоятельное системное образование в структуре традиционной тамбовской свадьбы представляет собой обрядовый фольклор, Всю свадебную традицию, в целом, можно трактовать как своего рода спектакль, многодневное театрализованное действо, происходящее на «сцене» крестьянского мира. Не только образная, ритмико-интонационная, тематическая, но и сама структурная распределенность фольклорных текстов отличается ярким своеобразием. На этапе выбора невесты, договора, сватовства ведущим жанром являются пословицы и поговорки, отражающие народный идеал нравственности и красоты. Иногда эти пословицы входят в антонимические отношения. Например, «Лишь бы двор красила, а там пусть хоть по воду не ходит», «На красоту не молиться, чай», «С лица не воду пить», «Красота до венца, а любовь до конца» и пр. Формульный, поговорочный характер носит общение сторон в обряде выкупа невесты, а также в момент благословения, выкупа постели, узла. Именно в этот момент свадебного действа используются выразительные возможности загадки. Загадка здесь позволяет табуизировать имена жениха и невесты, а также упоминание о плате, выкупе. В целом общение сторон в свадебном действе характеризуется иносказательностью., Регламентировано структурой употребление заговоров. В живой традиции употребление заговорных свадебных текстов не отмечено, сохранились лишь туманные воспоминания о том, что сваха (крестная невесты), собирая постель к отправке в дом жениха «штой-та шопчить» (Моршанский р-н.), а также о дружке, который ходит вокруг поезда с иконой и приговаривает: «Пойду я, раб Божий, на всход солнца. Солнца красная, ряка огненная.» (Мичуринский р-н)., По архивным данным и из дореволюционной местной тамбовской печати такие тексты выявлены в более сохранной форме. Формульность речи присуща в большей степени именно дружке, что проявляется на этапах выкупа невесты, снаряжения поезда, обращения к родителям и гостям, «сдачи молодых с рук» и пр. На смену заговорам пришли молитвы, которые читают в аналогичных же случаях. Формульные тексты употребляют и «зазывальщики», хождение которых накануне свадебного пира превращается в развернутое обрядовое действо. Структурируется свадебный фольклор на основе тематического принципа. Во-первых, во время предсвадебных посиделок, девичника загадываются загадки, обыгрывающие мотивы яйца, плода, дома и др. Именно с помощью загадок «мают» жениха, т. е. узнают-умен ли он. Принцип загадки используется в построении действий с «гуськом», т. е. узлом с вещами, предназначенными для жениха. Обряд с гуськом отмечается на севере, северо — востоке Тамбовской области.

Тематичность и иносказательность прослеживаются и в подборе песенного репертуара. Фольклорные сборники редко отмечают закрепленность текста за определенным обрядом; специальную помету «свадебное» имеют сборники. Ю.М. 'Соколова, М. Н. Мордасовой, генетическое же родство этих текстов конкретному структурному варианту обрядового действия остается спорным. Проведя сверку опубликованных текстов с архивным и экспедиционным материалом, мы выбрали наиболее частотные, закрепленные за определенным моментом свадебного сценария. Характеризуя тамбовскую свадебную лирику, напомним, что обряд включает в себя песни, самоопределяемые как «голосовые», «протяжные», «игровые», «посадные», «кустовые», «величальные», «плачевые», «корильные», «срамные» и пр. В устойчиво закрепленной за сценарием позиции находится песня, исполняемая во время «большого запоя», а также «дорешек», «лады», когда ходят «невесту запивать». Как только отец девушки выпьет поднесенное сватом вино, мать передает за окно «девицам-игрицам» верх каравая, сообщая, что теперь невеста — «отрезанный ломоть». Начало собственно свадьбы (веселья по поводу заключения брака) совпадает с этими действиями и называется «заигрывать свадьбу». «Заигрывают свадьбу» девушки-игрицы, которые, стоя под окнами, поют: «Перевешу я рохлю», «Заплетися плетень», т. е. песни «игровые». Отметим также, что Теми же песнями «заигрышами» начинается весенний цикл календарных молодежных игр. Сидящее за столом старшее поколение поёт не «игровые», а «голосовые», «протяжные» песни: «Садил чернец черемушку», «У соседушки во беседушке», «Выходил Ванюша-цыган», а также «разгонные» песни-" Полно, полно вам ребята", «Ой, все кумушки домой», «Пора, пора гостям с двора». Те же «разгонные» песни исполняются во время многочисленных застолий, в том числе в свадебное пире первого и второго дня.

Центральное место принадлежит «голосовым», «протяжным» песням на девичнике и посаде (выкупе невесты): «У нас вечер при вечере», «Расшаталась в саду грушица», «Ах, сборы, сборы Матрены», «Золотая моя метелица», «Ня в трубушку трубили», «Вдоль по морю», «Соловей кукушку уговаривал», «Молодка, молодка», ПОсаду ряка тякет". Игрицы, продавая постель, исполняют — «Молодка, молодка», «У ключа, ключа». Определённую приуроченность имеют «игровые песни», исполняемые в момент встречи свадебного поезда. В Тамбовском районе зафиксирован вариант песни «Верея моя, верюшка», однако подтверждения в других источниках он не нашёл Дифференцирован песенный репертуар, сопровождающий движение свадебного поезда от дома жениха до дома невесты и обратно. «Игрицы» подгоняют поезжан, инициируя более решительные действия: «Щё ж вы, бояре, долго поручаетесь?» — это корильная песня. Повееместно сообщается, что во время движения поезда к дому невесты поезжане поют намеренно громко: «Ой мороз», «Хан Булат». Дополнительное шумовое сопровождение здесьсоздают колокольчики и бубенцы на упряжке лошадей. Яркой театральностью отличается сцена въезда поезда во двор невесты, в этот момент речь сторон приобретает формульный характер. Откупившийся от свиты невесты поезд игрицы встречают песнями «Едет грозен Тит Петрович» (эта же песня исполняется на посаде), «Эх, по двору, двору», «Ой, соколы, соколы, куда вы летали», Ой, ко мне ноня" и др. После благополучного выкупа сопровождаемого величальными и корильными пecнями, те же игрицы поют отъезжающим к венцу — «Унясло ли, улелеяла». Отцу невесты, остающемуся дома — «Вянули ветры вдоль улицы»; поют также корильные поезжанам — «По тыну, тыну всё воробьи» Дорога к венцу обычно проходит без пения, лишь возпииы погоняют лошадей, желая доставить молодых к венцу как можно быстрее. Самый мощный песенный пласт приходится на момент встречи поезда у дома жениха. Игрицы могут повторять «Соколы, соколы», однако, следующие тексты поют не раньше возвращения молодых от венца: «Где утёна была, где селезень был», «У нас столики застланы», «Во горнице на столе» и др. С момента встречи свадебного поезда у дома и в доме невесты свадебная лирика уступает место величальным, которые задают программу поведения участников свадьбы. Величания отличаются импровизационностью, лаконичным изяществом; поются они на случай и потому допускают большую свободу певческого поведения. Цель этого жанра — выразить общественное одобрение происходящему, девицы-игрицы (иногда «бабы») за свое старание бывают вознаграждены, потому и стараются повеличать", «опеть» как можно больше гостей.

Игрицы могут выражать и негативное отношение к текущим событиям, используя тексты специальных корильных песен. В свадебное действо величания и корильные песни вступают на предсвадебном и свадебном этапе: девичник, сборы и встреча поезда, выкуп невесты, выкуп постели и узла, осмотр хозяйства, «обыгрывание гостей», а также «обыгрывание молодых» на свадебном пиру. И те, и другие поются главным частникам и гостям свадьбы. Среди наиболее распространенных величаний следует назвать: «Виноград во саду цветет», «На ком кудрюшки», «А кто у нас не жанатый», «Ой, вились, повивались Ивановы кудри», «Не чарочка по столу гремит», «Пойдем мы рядом по большим боярам». Некоторые из величаний предполагают определенный адресат: жениху и невесте поют — «Как дубчики да дубчики, здесь сидят два голубчика», «Где утена была, где селезень был», «Что во садику, во садику»; жениху — «Ой, вились, повивались Ивановы кудри»; невесте «У нас вечер при вечере»; крестной матери жениха — «Наша свадьба богатая», «Не чарочка по столу гремит»; вдовой крестной матери — «Уж ты улиц широкая, мурава моя зеленая»; свекрови — «Я свекровь свою дарила»; холостому парню — «Хмель мой, хмелюшка», «Кустик кустоватый», «А кто у нас холост»; дружке — «Щё на дружке кафтан», «А хто у нас умен»; «боярам» (гостям) — «Ты черемушка моя, черемушка», «Разумная головушка» .

Во время свадебного пира величальные, помимо функции общественной оценки происходящего, могут использоваться в качестве свадебных тостов, когда в момент одаривания молодых (действие называется «сыр молить»)" игрицы" «ходят за блюдом», т. е. за крестными, собирающими подарки. В качестве припевов в величальных песнях часто используется — «О-иль-лель, лёли-лёли», Ладу — ладу", «Ой, рай-рай-рай» и др.

Корильные песни полны юмора и иронии, они высмеивают то неловкость, медлительность бояр-поезжан, никчемность дружки и жениха, то скупость купцов-сватов пp. Корильные песни близки по ритмико-интонационной характеристике «срамным», исполняемым либо в момент «забывания молодых в «катушке», т. е. особом помещении, куда их уводит дружка и сваха из-за стола, либо на второй день, когда общество так или иначе реагирует на результаты первой брачной ночи. Отметим, что «срамные песни», а также «охальные», «пахабные» частушки поют не девушки-игрицы, но хорошо подогретые весельем бабы. Смелые намеки также необходимая, неизменная примета «плясовых песен» и припевок, исполняемых на второй день свадьбы, среди которых назовем следующие: «Ах, курушка рябая», «Я не чаяла сегодня угореть», а также припевки под наигрыши «Голубок», «Барыня», «Шарлотская», «Наурская», «Матаня», «Самарка», «Шымиля» и пр. Заметим также, что хотя традиционный обрядовый репертуар давно перестал исполняться на современной нам свадьбе, частушки остаются неотъемлемой её частью и занят отдаленное родство с величаниями, корильными и лирическими обрядовыми песнями.

Бесспорную приуроченность к обрядовому действию имеет певческий репертуар утра свадебного дня в доме невесты. Плачи, лирика, заговоры, молитвы, величания, игра-театрализация — уже само богатство жанрового состава указывает на семиотическую значимость момента. Репертуар утра свадебного дня час повторяет последний девичник, что вполне объясняет логикой обрядового сценария: на девичнике и на утре свадебного дня одна общая тема — прощание девичеством, подругами, родным домом и родителями. Именно эту тему обыгрывают плачи, каковых в тамбовской традиции, сравнительно с среднесевернорусской немного. Первый раз невеста плачет, когда во время «лады (сватовства) отец дает свое согласие на брак, к отцу обращен первый плач невесты; плачет также она к матери сестрам и братьям. Однако её плач скоро прерывается обрядом благословения, после которого молодых мирно отправляют «на крыльцо поговорить». Неумение плакать осуждалось обществом, поэтому молодой девушке помогали более опытные женщины-плачеи, xopoшо владеющие традицией. Плакать «в голос», «голосить» принято было также на девичнике, особенно на последнем; здесь совместно голосили невеста и её мать, невеста и крестная. Подруги «квелили» невесту, распевая долгие голосовые песни. Последний раз невеста плачет утром перед посадом; она ходит по дому и плачется всем. После того, как её одели, причесали и посадили за посад (за стол) — плакать уже не принято, чтобы не обидеть жениха. Особенно ярок, выразителен и драматичен плач невесты — сироты, который разворачивается в самостоятельное обрядовое действие. Ночью, «до света», накануне брака невеста «со всем девичником» ходит на кладбище просить благословения у одного, или обоих умерших родителей. Глубина чувств и умение сопереживать чужому горю порождают здесь яркий образец коллективного пения. Когда при свете луны по первому предзимнему заморозку невеста-сирота отправляется на могилу родителей с подругами, всю дорогу вторящими её рыданиям. Описанный обычай распространен лишь на севере, гораздо реже — в центре области.

В целом, удельный вес плачей в тамбовской свадьбе невелик, гораздо продуктивнее используются здесь величальные, игровые, корильные, плясовые, лирические песни.

В течение всего послесвадебного периода до рождения ребенка новобрачную называют молодкой. В это время молодые ходят по родственникам, где происходит знакомство и угощение. В первый год супружества молодым еще можно было посещать уличные гуляния, курагоды, посиделки, во время которых пелись (специальные величания для новобрачных. «Виноград во саду цветет,/а ягодка, а ягодка поспевая. /Виноград — Иван сударь,/ а ягодка — да свет Марьюшка. /На них люди дивовалися: /хороши, пригожи уродилися. /Дай им Бог, совет, и любовь,/Во совете во любви хорошо было б пожить. «.

Во время масленичных гуляний повсеместно молодые катаются на лошадях, а молодка также на санках иногда на донце (Сампурский, Знаменский, Гавриловский р-ны). Во время рождественского обхода с «авсеньками» к молодоженам обращаются отдельно, прося у них даров (Староюрьевский, Моршанский, Пичаевский, Бондарский, Тамбовский, Гавриловский, Уметский, Кирсановский, Инжавинский р-ны). Традицией предусмотрено обязательное посещение на Масленицу зятем тещи в прощеный день. Для зятя пекутся яичница и блины; если блины подгорели и не подмазаны — теща зятем недовольна. Если зять отказывается выпить поднесенный стакан — он недоволен женой. В некоторых местах зять везет жену на проведку к теще в санках, а самой теще несет писаные лапти (Мичуринский, Первомайский р-ны). Теща может попросить зятя посидеть на корзине с куриными яйцами, дабы водились и неслись куры (Бондарский, Гавриловский, Уметский р-ны). К первой проводимой в доме мужа Пасхе молодая «вытыкает» (ткет)" пашешницу" - белый браный плат с кистями, в который заворачивает яйца. Невестка самостоятельно красит яйца, которыми оделяет пришедших на пасхальной неделе гостей.

Обычай отмечать годовщину свадьбы не распространен в крестьянской среде, однако «серебряные» свадьбы, 25-летие брака, отмечается праздничным застольем и взаимными подарками.