Советская коммунальная квартира как социальный институт: историко-социологический анализ: На материалах Петрограда — Ленинграда, 1917-1991

Актуальность, исследовании. В течение последнего десятилетия российское общество претерпело значительные структурные и культурные изменения, связанные с учреждением новых социальных институтов и появлением новых культурных образцов. Тем не менее, советское общество все еще явно присутствует или ощущается как контекст во многих структурах и в повседневной практике людей. Необходимость осмысления прошлого и его значения для настоящего, возможность доступа к закрытым ранее источникам и в то же время достигнутая уже историческая дистанция являются предпосылками для возросшего интереса социальных историков, социологов, антропологов к повседневности советской эпохи.1.

Одним из рудиментов советского общества является коммунальная квартира (КК). В 1994 году в целом по России в КК (называемых в микропереписи «общими») проживало 6,3% населения, в Москве — 12,5%, в Петербурге — 22,4%. Они остаются резервацией вынужденного коллективизма и взаимной зависимости, незащищенной приватности, надежды на государственный патронаж. КК была одной из основных арен, где формировалась и практиковалась советская повседневность, и исследование социальной истории КК — это своего рода археология советской и постсоветской повседневности и советского человека как социально-антропологического типа.3.

В диссертационной работе реконструируется история возникновения КК как типа жилья в контексте советской модернизации и трансформации социальной структуры, описывается становление и функционирование КК как социального института. Широкие временные рамки исследования необходимы для подтверждения устойчивости института, но также позволяют проследить, какие изменения происходили в данном институте под влиянием структурных условий и действий агентов.

Актуальность исследования определяется важностью изучения коммунальной квартиры как одного из социальных институтов советского общества и места формирования повседневности горожан. КК явилась также стихийным экспериментом по изменению социальной структуры на микроуровне, объединив разные социальные группы в одном.

1 Некоторые работы, опубликованные в России: Гольдштейн А. Расставание с нарциссом. М., 1997; Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество. М., 1999; Козлова H.H. Горизонты повседневности советской эпохи. М., 1996; Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города. СПб., 1999; Марков Б. Храм и рынок. СПб., 1999; Советское общество. М., 1997; Советский простой человек. М., 1993; Зиновьев А. Гомо советикус. М., 1991; Геллер М. Машина и винтики. М., 1994; Вайль П., Геннис А. 60-е. М., 1996 и пр.

2 Жилищные условия населения России. М., 1995. С. 6 — 11.

3 О формировании социокультурного типа «советского человека» см. Советский простой человек. М., 1993. физическом пространстве. Анализ взаимоотношений между разными социальными группами в КК является вкладом в изучение советской социальной структуры.

Проблема мгеадедеваммщКК возникла в Советской России в первые послереволюционные годы и с конца 1920;х до 1960;х годов оставалась основным типом городского жилья. Являясь привычным элементом советского быта, КК остается недостаточно осмысленной как один из базовых институтов советского общества. Она являлась важным институтом социализации и местом формирования советской повседневности. Исследования, в которых затрагивается тема КК, носят, в основном описательный характер, и тиражируют клише о том, что КК явились воплощением государственного проекта по созданию «массового человека», где стирались социальные границы и формировалась тоталитарная психология (С. Бойм, П. Мессана, В. Семенова, К. Шлегель). Ни процесс и обстоятельства возникновения, ни функционирование КК как социального института не анализировались социологами. Остается также недостаточно исследованным вопрос, что происходило с символическими границами в ситуации вынужденного сожительства людей, социальная дистанция между которыми была достаточно велика.

Стешешь разщботаииооти шробяемы., Среди современных отечественных и зарубежных работ, в которых отводится место анализу жилищной ситуации, выделяются, с одной стороны, труды по городскому развитию и жилищному вопросу, и с другой, — по истории, социологии и антропологии советской повседневности.

Работы Дж. Бейтера (J. Baier), Б. Рабла (В. Ruble), Т. Кузнецовой, В. Хазановой по советской жилищной политике и жилищному проектированию вводят нас в общий контекст городского развития в России.4 Исследования Дж. Ди Майо (I. Di Maio), А. Мартини (А. Martiny), Г. Мортона (Н. Morton), Т. Соснового (Т. Sosnovy), О. Трущенко, посвященные анализу жилищной системы и политики в дореволюционной России и в СССР, важны для понимания специфики КК как типа жилья и ее места в советской жилищной системе.5 Отдельно стоит отметить работу архитектора В. Паперного «Культура Два», в которой архитектурные идеи 1920 — 50-х гг. и их воплощение рассматриваются как выражение двух типов культур — сначала культуры революционной эпохи, а затем периода стабилизации!,.

4 Кузнецова Т. О революционном жилищном переделе в Москве // История СССР. 1963. № 5- Хазанова В. Э. Из истории советской архитектуры. М., 1963; Хазанова В. Э. Советская архитектура первой пятилетки. М, 1980; Bater J. The Soviet City. London, 1980; Ruble B.A. Leningrad. Berkeley, 1990.

5 Дмитриев H. Жилищный вопрос. — M., 1973; Трущенко O.E. Престиж центра. М., 1995; Di Maio A. Soviet Urban Housing. N.Y., 1974; Martiny A. Bauen und Wohnen in der Sowjetunion nach dem II. Weltkrieg. Berlin, 1983; Sosnovy T. The Housing Problem in the Soviet Union. N.Y., 1954; Russian Housing in the Modern Age. Cambridge, 1993. установления новой социальной иерархии и укрепления государственной власти.6 По его гипотезе, культуры 1920;х и 1930 — 50-х гг. в России характеризуются дихотомическими категориями подвижного — застывшего, мертвого — живого, коллективногоиндивидуального, равного — иерархического и пр. Работа богата историческими ссылками и чрезвычайно полезна для реконструкции культурного и социального контекста этих эпох.

В советской социологии организация домашней повседневности (быта) и жилища изучалась в рамках исследований образа жизни и процессов урбанизации.7 Исследователи используют категорию «образа жизни» для изучения «способов организации людьми своей повседневной практики на различных уровнях социокультурного бытия (индивидуальном, групповом, общесоциальном)"8 и выделяют организацию пространства жилища как один из основных параметров образа жизни. И.В. Бестужевым-Ладой были выделены следующие компоненты категории «образ жизни»: уровень жизни, качество жизни, уклад жизни и стиль жизни.9 Для данного исследования понятие «стиля жизни» (повседневного поведения людей и социальных групп) будет являться одним из ключевых, и поэтому исследования, посвященные городскому образу жизни и политике формирования «социалистического образа жизни» были важны для анализа собранных материалов в более широком социальном контексте и обоснования выводов. Отечественными исследователями города и жилища разрабатывались проблемы анализа городской социально-пространственной среды, городского планирования и городских процессов.10 Материалы социологических исследований 1960 — 1980 гг. (в частности, исследования ЦНИИЭПЖилища, опросы населения, проведенные ЛенЗНИИЭП) дают информацию о степени удовлетворенности горожан жилищными условиями, требованиях, предъявляемых потребителями к жилью, характере семейных и соседских взаимоотношений в разных типах жилья и т. д.

Методологически и тематически близкими к данной работе являются исследования советского общества через призму индивидуальных биографий. Авторы сборника «Судьбы людей» на материалах исследования трех поколений москвичей представляют свой анализ жизненных траекторий советских людей, стратегии передачи культурного капитала и.

6 Паперный В. Культура «Два». — М., 1996.

7 См., в частности, Долгой В. М. Городской образ жизни и жилая среда // Социальные проблемы жилища. Л., 1969. С. 85 — 94- Зуйкова Е. М. Быт при социализме. М., 1976; Образ жизни в условиях социализма. М., 1984; Рабинович В. И. Социалистический образ жизни как детерминанта перспектив развития жилища // Социальные проблемы архитектуры жилой среды. М., 1984. С. 50 — 52- Советский образ жизни. М., 1976; Теоретические и методологические проблемы исследования образа жизни. М., 1979; Травин И.й. Материально-вещная среда и социалистический образ жизни. Л., 1979 и др.

8 Образ жизни в условиях социализма. М., 1984. С. 12.

9 Бестужев-Лада И. В. Содержание и структура категории «образ жизни» // Теоретические и методологические проблемы исследования образа жизни. М., 1979. С. 4 — 21.

10 См., например, Социологические исследования проблем города и жилища. Новосибирск, 1986; Социальные проблемы архитектуры жилой среды. М., 1984; Социологические проблемы жилища. Л., 1969. социального статуса, социальной мобильности (Д. Берто, В. Семенова, Е. Мещеркина, Е.

Фатеева и др.).11 Основанная на этом материале статья социолога В. Семеновой о коммунальных квартирах в Москве в 30 — 50-е годы, появившаяся в 1996 г., явилась первой русскоязычной публикацией, в которой была предпринята попытка осмыслить социальное и.

12 символическое значение «коммуналок». Выводы, сделанные в этой статье, являлись источником предварительных знаний и гипотез для автора диссертации. Семенова приходит к заключению, что К К способствовали «переплавке» стилей жизни различных социальных групп в «советский», стиранию социальных границ, формированию массовой тоталитарной психологии. Основываясь на анализе сталинского режима, проведенного Ханной Арендт в ее классической работе «Истоки тоталитаризма» (1949), Семенова находит в организации жизни в КК многие черты тоталитарного общества и называет КК «лабораторией тоталитаризма». На символическом уровне КК воплощали «равенство в нищете», в то время как отдельные квартиры являлись признаком принадлежности к доминирующему слою, что подтверждается количественным исследованием жилищной мобильности.13 В то же время, автор статьи отмечает, что атмосфера КК значительно разнилась в зависимости от того, какая социальная группа была в ней доминирующей.

Понятие «тоталитаризм», используемое Семеновой, повергалось обширной критике в ряде работ, где доказывалось наличие даже в сталинскую эпоху не одобряемых идеологией и не контролируемых государством практик и закрытых для контроля пространств. Среди исследований, посвященных изучению повседневной жизни в СССР, взаимодействий государственной власти и стратегий выживания людей, можно отметить работы В. Волкова, В. Данхэм (V. Dunham), Н. Козловой, Н. Лебиной, Е. Осокиной, Г. Риттерспорна (G. Ritterspom), Iii.- Фитцпатрик (Sh. Fitzpatrick).14 Результаты фундаментального социологического исследования советского человека как социокультурного антропологического типа изложены в книге «Советский простой человек».15 Анализ этих данных во многом подтверждает и дополняет выводы диссертационного исследования.

В работах С. Коткина (S. Kotkin), Н. Лебиной, В. Чейза (W. Chase), Ш&bdquoФитцпатрик (Sh. Fitzpatrick), А. Черных по социальной истории советского общества 1920;х — 1930;х годов уделяется внимание анализу жилищной ситуации, обстоятельствам возникновения КК и.

11 Судьбы людей: Россия XX век. М., 1996.

12 Семенова В. Равенство в нищете. // Судьбы людей: Россия. XX век. М., 1996. С. 373 — 389.

13 О жилищной сегрегации см. Трущенко O.E. Престиж центра. ML, 1995.

14Козлова H.H. Горизонты повседневности советской эпохи. М., 1996; Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города. СПб., 1999; Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». М., 1997; Dunham V. In Stalin’s Time. Durham, 1990; Fitzpatrick Sh. The Cultural Front. IthacaLondon, 1992; Rittersporn G.T. Stalinist Simplifications and Soviet Complications. N.Y., 1991.

15 Советский простой человек. M., 1993. организации повседневной жизни в советских городах.16 Американский советолог Стивен Коткин в монографии «Магнитогорск. Сталинизм как цивилизация» одну из глав посвятил.

1 7 изучению жилищных условий жителей нового города. Нужно отметить, что ситуация с жильем в новом городе, уже спланированном как социалистический, во многом отличалась от жилищной ситуации в старых городах, где структура жилого фонда и городской среды была задана исторически. Однако анализ жилищной политики и практики советского Магнитогорска приводит автора к важным обобщениям относительно советской жилищной идеологии, связи жилищной и культурной политики. По его мнению, концепция жилплощади являлась ключевым механизмом, который позволил реализоваться политике дефамилизации жилья в организации домов-коммун, КК, бараков, общежитий. Эти типы жилья становились объектами государственного контроля, удобными местами воспитания масс в духе новых ценностей, средствами манипуляции населением. С. Коткин, так же как и В. Семенова, рассматривает жилище как «лабораторию» советского общества, арену формирования повседневности. Однако Коткин уделяет большее внимание изучению жилья как пространства, в котором происходило не только усвоение советскими людьми тоталитарной идеологии, но и творческое сопротивление набору предписанных правил. Горожане вырабатывали свои способы борьбы или обхождения устанавливаемых правил. Среди них были практики подделки документов, прописки по блату, заключения браков по расчету, строительства землянок как индивидуального жилья и пр. Коткин утверждает, что меры властей по сокращению затрат на жилищное строительство и идеология коллективизации быта сделали возможным «коммунальный» способ существования, но не привели к коллективизму. Вместо принципов равенства, взаимной поддержки и следования общей цели, которые должны были реализовываться в советском жилище, в КК господствовал личный интерес, выражавшийся в соседском контроле, доносительстве, вмешательстве в личную жизнь соседей, зависти, постоянных бытовых конфликтах.

В книге американского советолога Ш. Фитцпатрик «Повседневный сталинизм:.» жилье анализируется как одна из сфер, в которых устанавливались отношения между индивидом и государством. Она определяет КК как неудачную попытку реализации идеологии коллективизма, в которой воплотились противоположные намеченным в идеологических проектах практики. Исследовательница определяет практики как формы поведения, стратегии выживания и продвижения, которые люди развивают, чтобы справиться с.

16 Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города. СПб., 1999. С. 145 — 203- Черных А. Становление России советской. М., 1998. С. 195 — 210- Chase W. J. Workers, Society, and the Soviet State. UrbanaChicago, 1987. P. 173−214- Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism. N.Y., 1999.

17 Kotkin S. Magnetic Mountain. Stalinism as a Civilization. Berkley, 1995. P. 160, 194. определенными социальными и политическими ситуациями.18 Фитцпатрик выделяет в качестве основной черты советского человека его способность к выживанию в тяжелых ситуациях, тем самым еще раз подчеркивая способность к повседневному сопротивлению даже в условиях диктатуры.

Российский социолог A.A. Черных в социологическом экскурсе, посвященном становлению советского государства, касается темы послереволюционной жилищной политики.19 Однако представленному изложению истории решения жилищного вопроса страдает недостает тщательной историко-социологической реконструкции. Автор, как и многие другие исследователи (историки и антропологи советской повседневности), не проводит четкого различения между домами-коммунами и КК, и рассматривают КК как инвариант дома-коммуны. При исторической реконструкции автор диссертационного исследования в большей степени опирается на работы петербургского историка Н.Б.

Лебиной, в которых описывается возникновение домов-коммун. Возникнув впервые в XIX веке, дома-коммуны являлись попыткой воплотить социалистические идеи разрушения буржуазной семьи и коллективизма. После революции этот тип жилья был провозглашен «образцовым» для социалистических городов. В частности, в Ленинграде в период 1918 -1929 гг. организовывались дома-коммуны для партийной элиты (например, в гостинице «Астория»), интеллигенции (Дом литераторов), студенческие и рабочие, напоминающие дореволюционные рабочие казармы. Публичность и неустроенность быта в них вызывали недовольство жильцов, а антисанитария и хулиганство — тревогу партийных и советских органов. Идея дома-коммуны умерла в начале 30-х гг., как только в Советской России сформировалась элита, требовавшая для себя более высоких стандартов жизни. После формирования нового жилищного стандарта отдельной квартиры, бывшие дома-коммуны трансформировались в студенческие и рабочие общежития.

Жилье рассматривается Н. Лебиной как механизм нормирования повседневности и формирования определенных схем мышления. КК как социальный институт формировала особую ментальность — «кирпич в фундаменте, на котором сложился монументальный тип „человека советского“, сформировалось чувство советского коллективизма и конформизма».21 Глава «Дом» из монографии Лебиной «Повседневная жизнь советского города» посвящена анализу жилищного передела и ситуации с жильем в 1920 — 30-е годы. Она написана в жанре микроистории, с привлечением мемуаров, архивных материалов,.

18 Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism. N.Y., 1999. P. 2.

19 Черных А. Становление России советской. М., 1998. С. 195 -210.

20 Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города. СПб., 1999. С. 159 — 177.

21 Там же. С. 184, 195,202. документов по конкретному дому — № 26/28 по Кировскому проспекту.22 Немецким историком Ю. Обертрейс было проведено микроисторическое исследование дома № 95 по Фонтанке. Она реконструировала быт и взаимоотношения жильцов в конкретных квартирах по архивным материалам и воспоминаниям горожан. Особое внимание Лебина и Обертрейс уделяют процессам насильственного вселения представителей нового господствующего класса в квартиры «бывших» в период квартирного передела и жизни в КК в годы «большого террора». Они показывают, как в середине 30-х годов «коммуналки» расселялись (с помощью переселения, выселения, ареста) для устройства отдельных квартир партийно-советской и культурной элиты.

Антропология КК представлена в исследованиях американского литературоведа С. Бойм «Общие места» (Common Places)24 и современного петербургского этнолога И. Утехина.25 Бойм описывает КК как важный элемент советской повседневности и делает выводы об иллюзорности границы приватного и публичного в коммунальной квартире и действии механизмов строгого социального контроля через взаимозависимость жильцов и соседское наблюдение. Она строит свои рассуждения в основном на литературном материале и собственных воспоминаниях о коммунальной жизни 1960 — 70-х годов.

Работы Утехина представляют собой наиболее полное и подробное на настоящий момент описание повседневности петербургских КК последних двадцати лет. Автор разрабатывает семиотический подход к анализу повседневного поведения в КК. Основанное на визуальных материалах, данных интервью и включенного наблюдения в петербургских КК, исследование Утехина дает представление о КК в период разрушения институциональной системы советского общества. Он утверждает, что в этот переходный период изменяются образцы поведения, отношение жильцов к пространству КК и отношение горожан к «дому» в целом. При этом нынешние КК все еще сохраняют многие практики! советской повседневности, поэтому анализ, проведенный Утехиньш, является своего рода дополнением к данному диссертационному проекту. В данной диссертационной работе формирование и функционирование практик коммунальной жизни будет проанализировано в более широкой исторической и социологической перспективе.

Большой интерес представляет также сборник, составленный журналисткой П. Мессаной (P. Messana).26 В нем собраны фрагменты нескольких десятков интервью с бывшими и.

22 Там же. С. 178−203.

23 Обертрейс Ю. «Бывшее» и «излишнее». // Нормы и ценности повседневной жизни. СПб., 2000.

24 Boyrn S. Common Places. CambridgeLondon, 1994. P. 121 — 167.

25 Утехин И. О некоторых вопросах изучения этнографии быта // Мифология и повседневность. СПб., 1998. С. 43 — 54- Он же, Очерки коммунального быта. М., 2000.

26 Messana P. Kommunalka. — Paris: J.-C. Lattes, 1995. нынешними жильцами коммунальных квартир в нескольких городах бывшего СССР. Эта работа позволяет сравнивать выводы, сделанные на материалах Ленинграда, с ситуацией в других городах бывшего СССР.

Объектом меокедшваишм являются люди, проживавшие в период до 1991 года в коммунальных квартирах Ленинграда. Под коммунальными квартирами понимались квартиры, которые относились к государственному жилищному фонду Петрограда-Ленинграда, где проживало несколько съемщиков, не связанных друг с другом брачно-родственными связями. Такая структура совместного проживания обусловлена тем, что согласно советскому жилищному законодательству жилплощадь распределялась административно без учета желаний жильцов и/или их семейной структуры. При этом часть жилплощади находилась в совместном распоряжении жильцов (места общего пользования).27.

На основе предварительного анализа литературы и документов, КК по основным объективным признакам были типологизированы следующим образом:

1) По месту расположения — в старом фонде или в новостройках, в центре города или в новых районах. Подавляющая часть коммунальных квартир располагается в старом фонде центра города (80% к 1990 г.).28.

2) По населенности можно выделить малонаселенные (две-три семьи), средненаселенные (четыре — семь) и многонаселенные КК (более семи). Квартиры в домах послереволюционной застройки, как правило, малонаселенные, т. к. по планировке эти квартиры предназначались для отдельных семей. Самым распространенным типом к началу 60-х гг. стали КК с 4 — 5 съемщиками, 29 к концу 60-х — с 3 — 4 съемщиками.30 Плотность заселения также менялась со временем.

3) По социальному составу выделяются социально однородные и гетерогенные КК.

4) по стабильности состава жильцов — высокостабильные, когда более половины жильцов живут в КК длительное время (более 10 лет), среднестабмльные (более 5 лет) и нестабильные (смена более половины жильцов в течение 5−10 лет).

27 В законе «О предоставлении освободившихся жилых помещений в коммунальных квартирах в Санкт-Петербурге» дается следующее определение: «Коммунальная квартира — квартира, расположенная в доме государственного жилищного фонда Санкт-Петербурга или муниципального жилищного фонда,. в которой проживает несколько нанимателей» // Смена. 1997. 11 марта.

28 Краткая характеристика жилищного фонда Ленинграда. СПб., 1991. С. 3.

29 По переписи обобществленного жилищного фонда на 1 янв. 1960 года на квартиру приходилось около 3 съемщиков (ЦГА, Ф. 4965, оп. 4, д. 919, Л. 2). Если учесть, что процент КК составлял не менее 60%, то на одну КК приходилось 4−5 съемщиков.

30 Данные единовременного выборочного обследования доходов и жилищных условий рабочих и служащих Ленинграда 1967 года: 3,7 семей на квартиру, самый распространенный тип — 4 комнатные коммуналки. (ЦГА, Ф. 4965, оп. 9, д. 2765, Л. 45).

Данная работа сфокусирована на исследовании гетерогенных КК, средней и большой населенности (более 3 съемщиков), со среднестабильным составом жильцов, находившихся в центре города в старом фонде, т.к. именно они являлись наиболее распространенным и воплощающим типичные черты КК типом. Интервью и материалы по другим типам КК, отдельным квартирам, общежитиям привлекались как дополнительная информация.

Предметом иееледствашшм являлись процессы возникновения КК как массового типа городского жилья и социального института, формирования и функционирования правил организации повседневности и властных отношений в пространстве коммунальной квартиры.

Тшретш’теедш® ш методштогатеегои®- «штованяниш мкеокедоваимшм шроблемы., КК рассматривается в работе как социальный институт. Под социальным институтом понимается исторически сложившийся набор устойчивых и распространенных социальных практик, организованных вокруг социальной потребности. Понятие «повседневных практик» будет использоваться для обозначения рутинной деятельности индивидовпривычных способов обращения с другими людьми, вещами, символами, своим! телом,.

32 языком, временем и пространством. Под повседневностью понимается «ткань общественных взаимодействий, каждое из которых в отдельности вполне продуманно и рационально, однако в совокупности своей образует такой порядок, который никем не? планировался и не предусматривался». Практика видима только в действиях конкретного человека, но в то же время она не индивидуальна, не принадлежит никому конкретно, и не существует отдельно от других практик, а всегда вплетена в ткань общей повседневности. Воспроизводящаяся длительное время социальная практика может быть описана в терминах правила. Наличие правил позволяет продолжать практику. А. Гидденс выделяет следующие характеристики правил: поверхностные — интенсивные, формализованные — неформальные, сильно санкционированные — слабо санкционированные, дискурсивные — фоновые.54 Большая часть практики повседневности описывается фоновыми интенсивными правилами, которые схватываются агентами внутренне, но могут быть достаточно сильно.

31 Институт социальный // Аберкомби Н., Хилл С., Тернер Б. Социологический словарь. Казань, 1997. С. 106 -107- Гидденс Э. Элементы теории струю у рации // Современная социальная теория. Новосибирск, 1995. С. 40 -72- Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. М., 1996. С 21.

32 Волков В. В. О концепциях практик (и) в социальных науках // Социол. исслед. 1997. № 6. С. 9 — 24.

33 Марков Б. В. Старая и новая Россия. // Вече. СПб., 1995. Вып. 3. С. 11.

34 Гидденс Э. Цит. соч. С. 58. санкционированными. Они при необходимости могут быть дискурсивно сформулированы, но сама формулировка может изменять применение правила.35.

Социальные практики институционализируются при наличии двух структурирующих их условий: 1) становлении набора правил, которые прилагаются к практикам как формулы и поддаются артикуляции- 2) выделении набора ресурсов, через которые функционирует власть в данном институте, и неравное распределение которых ведет к стратификации агентов и практик в контексте института. Структуры доминирования встроены в социальные институты, где власть исполняется через мобилизацию ресурсов.37 И правила, и ресурсы являются как результатами, так и условиями воспроизводства института через.

38 типичные ситуации взаимодействия.

Для анализа процесса становления и институционализации практик будет использоваться теория современного французского философа М. де Серто, адаптированная С. Коткиным к анализу жилья в Магнитогорске. Коткин исходит из теории М. де Серто о наличии двух типов действия: стратегического и тактического.39 Стратегии присущи агентам, обладающим волей и властью, происходящей из принадлежности к институтам доминирующего порядка и/или владения «своим местом». Под «своим местом» .понимается территория, находящаяся в распоряжении и под контролем агента, благодаря наличию которой он может отграничить вмешательство других агентов и внешних обстоятельств. Цель стратегического действия — увеличить доминирование агента над другими через техники социокультурного производства, и таким образом воспроизвести доминирующий социальный порядок. Тактически действующие агенты, наоборот, не имеют «своего» места и вынуждены действовать в пространстве, организованном доминирующим агентом и иод его контролем. Цель тактического действия — не выходя за рамки предписанного социального порядка, используя «сильного», достичь своих целей, творчески трансформируя стратегию, создавая «антидисциплину». Институционализация тех или иных социальных практик происходит в борьбе стратегических и тактических маневров, совершаемых до достижения их относительного баланса. Результат этой скрытой повседневной борьбы закрепляется в правилах. Следование кодифицированному правилу дает символическую выгоду и сообщает.

35 Также как артикуляция практик является одним из способов их изменения. Другие способы трансформации практик — заимствование и реконфигурация. См. Dreyfus H., Flores F., Spinosa Ch., Disclosing New Worlds. // Inquiry. 1995. Vol. 38. P. 3 — 63.

36 Гидденс Э. Цит. соч. С. 54. Ср. о «кристаллизации» практик в институтах Foucault M. Questions of method // The Foucault Effects. Chicago, 1991. P. 81.

37 Гидденс Э. Цит. соч. С. 52, 67.

38 Там же. С. 52.

39 Certeau M., de. The Practice of Everyday Life. Berkeley, 1984. P. XVII — XIX. действиям дополнительную символическую и ресурсную поддержку.40 Тактические ходыреакция на действия сильных — отражаются в неформальных правилах.

Один из видов тактик, описанных де Серто, — это тактики проживания (dwelling). Жилец, вселяясь в спланированную с учетом культурных традиций и (идеологических) представлений об использовании жилья квартиру, наполняет ее своими вещами, практиками, трансформируя изначально предоставленный ему продукт социокультурного производства.41 Повседневные практики советских людей, представляющие реакцию на стратегию власти, Коткин назвал тактиками жилища (tactics of the habitat), т. к. именно в пространстве своего жилья советские граждане могли наиболее эффективно уходить от власти или использовать ее за счет создания слабо защищенного и часто иллюзорного, но все-таки «своего» места.42 При этом власть стремилась использовать жилище (и пространство в целом) для более эффективной реализации своей стратегии. Реакции на стратегии государства были дифференцированными у разных групп. Для одних групп было выгоднее принять стратегию и адаптировать ее для своих стратегических действий, если это давало им увеличение капиталов. Другие группы, для которых стратегия власти являлась угрозой для их статуса или идентичности, сопротивлялись стратегии или уходили от нее.

Стратегические и тактические действия обнаруживаются на любом уровне социальной организации. Для анализа КК как типа жилья и социального института было выделено три уровня. На макроуровне города и страны стратегии проявлялись в виде жилищной политики властей и тактик жилища горожан. На среднем уровне — КК как социального института — они обнаруживаются в виде проводимых властями мер по дисциплинированию и установлению правил общежития, с одной стороны, и тактиками самоорганизации и антидисциплины, с другой. В отдельной КК (микроуровень) можно аналитически выделить стратегии поведения на коммунальной сцене одних жильцов, обладающих властью, и реакции других, находящихся в более «слабой» позиции. В работе будут исследованы все три уровня.

Для анализа повседневных практик, локализованных в жилище, в работе используются понятия социальной и пространственной организации.43 Исследователи социальной организации фокусируются на интеракциях, рассматривая пространственную организацию как фон. Ученые, изучающие пространственную организацию, определяют смыслы и.

40 Бурдье П. Кодификация // Бурдье П. Начала. М., 1994. С. 120.

41 Certeau M. de The Practice of Everyday Life. Berkeley, 1984. P. 91 — 131.

42 Kotkin S. Op. cit. P. 154.

43 Понятия социальной и пространственной организации деятельности семьи использовались эстонскими социологами и психологами для исследований образа жизни семей в квартирах и российскими исследователями городской среды. См. Круусвалл Ю., Хейдметс ML, Нийт Т. Социально-психологические исследования жилой среды // Социологические исследования проблем города и жилища. Новосибирск, 1986. С. 164 — 170- Канаева И. Н. Теория и практика социально-пространственного эксперимента // Там же. С. 170 — 174. значения пространства исходя из деятельности, которая в нем реализуется. Антрополог А. Раппопорт предложил использовать для исследований пространственной организации понятие «обстановка» (setting), определив ее как место (или помещение) в совокупности с осуществляемой в нем деятельностью.44 То же понятие использовал Э. Гоффман для описания контекста взаимодействия.45 В работе оно будет применяться для анализа социально-пространственной структуры КК. Соответствие определенного места и деятельности определяется через правила уместного поведения. Процесс установление соответствия рутинных практик обстановкам через набор скоординированных правил, может быть назван организацией повседневности.

В своем анализе социально-пространственной организации Гоффман и Раппопорт большое внимание уделяют маркерам, которые напоминают нам о правилах, т. е. об уместности той или иной деятельности в данной обстановке. Маркеры могут быть материальными (предметы интерьера, оборудование, стены, двери, вещи) и коммуникационными (вербальными и невербальными определениями ситуации), центральными (вмещаемые) или пограничными (как стены, ограничительные полосы). В русском языке выражение «сменить обстановку» достаточно точно передает смысл данного выше определения — переместиться пространственно или поменять маркеры (декорации и бутафорию), чтобы оказаться в другой ситуации взаимодействия. Одно помещение может включать несколько обстановок. Так, комната в квартире может включать «спальню», «кухню», «кабинет», «детскую». Точно так же кухня может стать «кабинетом» или «клубом». Поэтому при анализе пространственной организации необходимо различать, например, помещение кухни (предназначенное и оборудованное под кухню с определенным набором функций, где «кухня» будет основной обстановкой) и обстановку «кухня». Обстановка в данном случае может не совпадать с функциональным приспособлением помещения под постоянное использование в качестве кухни.

Анализ системы доминирования в КК требует применения теоретических моделей, объясняющих связь распределения ресурсов и системы власти, взаимоотношения социального и физического пространств. Для этой цели в работе использовалась разработанная П. Бурдье теория капиталов (совокупности ресурсов) и логики практики. Ресурсы, распределение которых ведет к внутренней стратификации в контексте института и обеспечивает авторитет на его территории, в этой работе будут обозначаться как локальные. Помимо ресурсов, специфических для КК как социального института (или субполя, по.

44 Rapoport A. Spatial Organization and the Built Environment // Companion Encyclopedia of Anthropology. LondonN.Y., 1998. P. 460 — 504.

45 Goffman E. The Presentation of Self In Everyday Life. N.Y., 1978. P. 32 — 34. терминологии П. Бурдье), создающих «локальную» шкалу стратификации, на позицию жильца в квартире влиял его статус в других полях.

Коммунальная квартира представляет собой уникальный объект для изучения, т. к. здесь локализованы взаимодействия представителей различных социальных групп, лишенных возможности сегрегироваться.46 Кроме того, здесь мы можем наблюдать социальные интеракции в домашней сфере, а не на работе, где уже существует профессиональная иерархия, или в сфере досуга, где существует большая степень добровольности членства. Нигде больше столь разные случайно сведенные вместе люди не взаимодействуют так длительно, часто и близко. Физическое пространство коммунальной квартиры вынужденно объединяет. Но при вынужденной физической близости могут оставаться социальные дистанции — символические расстояния между позициями, занимаемыми индивидами в социальной структуре.47.

Воспроизводство социальной структуры на уровне повседневности может быть зафиксировано в процедурах категоризации (распознавания и отнесения к какой-то.

48 социальной группе), проведения символических границ (идентификация «своих» и «чужих», соотнесение со своей идентификацией)49 и практиках их поддержания (через включение или исключение).50 Представление о социальных категориях формируется в социальных в группах, 51 но в то же время под влиянием различий, которые производит государство. Идеологически сконструированное социальное пространство могло приниматься людьми как реальное, т. е. использоваться как система различий, в соответствии с которой упорядочен социальный мир. Тогда субъективное и объективное представления о' социальной структуре могли совпадать (например, в отношении существования «рабочего класса»), в других — существующая в повседневности категория не совпадает с официальной номинацией (повседневная категория «простые»). Субъективные представления агентов о социальном пространстве могли иметь и совсем другие критерии упорядочивания. Эти субъективные представления, однако, обретают «объективность» через.

46Члены одной социальной группы обладают общими «интересами,. взаимной идентификацией, общими чертами ментальное&trade-, сходной мотивацией, символами, стилем жизнидля них характерно самовоспроизводство, отличная от других групп система социальных связей». См. Радаев В. В., Щкаратан О. И. Социальная стратификация. М., 1996. С. 19.

47 Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Бурдье П. Начала. М., 1994. С. 186 — 188.

48 Bourdieu P. Distinction. A Social Critique of the Judgement of Taste. London, 1994. P. 169 — 170.

49 Lamont M. Money, Morals, and Manners. ChicagoLondon, 1992.

50 Barth F. Ethnic Groups and Boundaries // Theories of Ethnicity: A Classical Reader. N.Y., 1996. P. 294 — 325.

51 Mueller-Schneider Th. Schihten und Erlebnismilieus. Wiesbaden, 1994. S. 15, 22−40. анализ устойчивых категоризации и отношений не между агентами, но между их капиталами.

Следуя утверждению Бурдье о том, что «физическое пространство есть социальная конструкция и проекция социального пространства, социальная структура б объективированном состоянии», 53 можно утверждать, что в КК как типе жилья воплотилась социальная структура времени, когда она возникла. Стремление власти к гомогенизации общества, стиранию сословных и классовых различий реализовалась в виде уравнивания условий жизни для всех слоев. Социально-пространственная организация КК как сообщества, не связанных семейными узами людей с разными социальными (дис)позициями, но объединенных необходимостью совместного проживания, способствовала формированию «советских» представлений о социальном пространстве.54 В частности, у жильцов КК могло.

Бурдье выдвигает тезис о гомологии позиций агента в социальном и физическом пространствах. Данный тезис может быть применен к анализу социальной структуры КК. КК являлась институтом, закрепляющим вынужденное длительное совместное проживание не связанных семейными узами людей с (потенциально) различными, социальными (дис)позициями. Бурдье выражает сомнения в том, что «пространственное сближение или, более точно, со-жительство сильно удаленных в социальном пространстве агентов может само по себе иметь результатом социальное сближение, или если угодно — распад"/» Альтернативный тезис был сформулирован Семеновой в упоминавшейся выше статье. В статье утверждается, что в российских КК происходило социальное сближение групп, и являлась «плавильным котлом», переплавляющим стили жизни разных групп в один.

Взаимодействия представителей социально удаленных групп в пространстве анализировались в диссертационной работе как реализация стратегий и тактик агентов, обладающих разными наборами ресурсов. Наличие легитимного капитала позволяет агенту действовать стратегически, укрепляя свою позицию и увеличивая свои ресурсы. Процесс, с помощью которого отдельные индивиды и социальные группы максимизируют свои.

52 По П. Бурдье, социальное пространство конституируется ансамблем подпространств или полей, которые обязаны своей структурой неравному распределению отдельных видов капитала. О понятии «капитала» см., например, Bourdieu P. Distinction. London, 1994.

53 Бурдье П. Социальное и физическое пространства. С. 40.

54 Там же. С. 37.

55 О «круговом эффекте подкрепления» структур физического и социального пространств см. там же, с. 36, 40.

56 Там же. С. 47.

57 Семенова. Цит. соч. вознаграждения, ограничивая доступ другим группам к ресурсам и возможностям, Ф. Паркин.

58 назвал «социальным ограждением». Доминирующая группа, владеющая ресурсами, старается не допустить к этим ресурсам «неподходящих», т. е. реализует стратегию исключения. По Ф. Паркину, тактика исключенных состоит в попытках перераспределения возможностей и ресурсов (узурпации). И хотя в реальной жизни переходы от стратегического к тактическому действию совершаются очень быстро и часто, находящиеся в подчиненной позиции из-за отсутствия легитимных ресурсов чаще вынуждены защищаться, подчиняться, увиливать, искать новые пути «использования» правил, устанавливаемых другими. В тактиках задействуются ресурсы, «посредством которых те, кто.

59 подчинен, могут влиять на действия тех, кто подчиняет", реализуя диалектику контроля. Многомерность социальной структуры приводит к тому, что один и тот же индивид может быть агентом разнонаправленных действий по отношению к разным видам ресурсов.

Социальное пространство и различия между группами функционируют символически как пространство стилей жизни.60 В зависимости от стиля жизни различаются требования к жилищу и способы его творческого освоения (тактики жилища).61 Отечественный исследователь проблем жилища К. К. Карташова отмечает, что организация жилого пространства является одной из значимых категорий, с помощью которых возможно исследование связи между стилем жизни семей и жилищем.62 Социальные различия по отношению к КК как типу жилища объективируются в дифференциации способов организации повседневности — социально-бытовых укладов семей и поведения последних на коммунальной сцене.

Стиль жизни агентов является объективацией хабитуса (предрасположенности действовать определенным образом в определенных ситуациях), сложившегося под влиянием объективных условий, соответствующих статусу семьи.63 Поэтому в относительно стабильных обществах между позицией агента в социальном пространстве и его хабитусом существует большая степень соответствия. Чем в более доминирующей позиции в обществе находится группа, 64 тем более ее хабитус оказывается приспособлен к структурным требованиям, что, в свою очередь, производит успешные стратегии и позволяет сохранять.

58 Parkin F. Marxism and class theory. N.Y., 1979.

59 Гидденс. Цит. соч. С. 52.

60 Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов». // Он же. Социология политики. М., 1993. С. 69.

61 Карташова К. К. Роль социологического исследования в теории и практике современного жилища // Социологические исследования проблем города и жилища. — Новосибирск: Наука, 1986. — С. 105.

62 Там же.-С. 104.

63 Бурдье П. Кодификация // Он же. Начала. М., 1994. С. 119- Bourdieu P. Distinction. London, 1994. P. 170−172.

64 Это означает, что представители группы обладают большими объемами и оптимальной структурой капиталов, считающихся легитимными в обществе. статус.65 В случае трансформации социальных структур происходит разрыв в цепи взаимообусловленностей этих характеристик. Следовательно, при анализе российской социальной структуры послереволюционных лет необходимо учитывать, что хабитус людей, занимавших определенные социальные позиции в новом обществе, во многом являлся «отпечатком» дореволюционных социальных структур. Стили жизни семей, переживших социальную мобильность, являлись результатом компромисса усвоенных когда-то ментальных структур действия и новых социально-структурных условий, которые не давали возможностей для реализации привычных практик.

Действуя в рамках одних и тех же правил, агенты с разными хабитусами интерпретируют и применяют эти правила по-разному. Хабитусы одних групп порождали практики, более приспособленные к «правилам игры» в КК, увеличивая шансы в борьбе за дефицитные ресурсы института. КК как социальный институт «отбирала» хабитусы и стратегии, соответствующие ее структурным характеристикам, и как один из социализационных институтов отчасти формировала «советского человека» как социально-антропологический тип.

После анализа научной литературы и определения теоретических и методологических оснований исследования проблемы были сформулированы следующие гипотезы:

1) Массовое коммунальное расселение не являлось идеологическим проектом власти, а было непредвиденным результатом взаимодействий стратегий государства в жилищной сфере и жилищных тактик горожан, происходивших в контексте сложившейся до революции социально-пространственной структуры города и становления нового советского общества.

2) Процесс институционализации коммунальных квартир совпал с формированием советского общества — его социальной структуры и социального порядка. Поэтому КК как социальный институт должна воплощать базовые принципы организации советского общества, а жильцы КК — базовые характеристики советского человека как социально-антропологического типа. КК как институт социализации способствовала воспроизводству этих характеристик.

3) Формирование правил коммунальной жизни происходило в процессе взаимодействия, с одной стороны, государственных стратегий использования жилья для дисциплинированна, культурного воспитания и политического контроля граждан и, с другой стороны, тактик самоорганизации и сопротивления жильцов.

65 П. Бурдье использует понятие «стратегии» для обозначение логики практики, направленной на социальное воспроизводство, — сохранение ранга в социальном универсуме, присущей всем агентам. См. Бурдье П. От правил к стратегиям // Он же. Начала. М., 1994. С. 93 — 116.

4) Одной из основных характеристик советской КК было вынужденное сожительство и взаимозависимость чужих и социально дистанцированных индивидов и семей. Несовпадение представлений об организации быта и превращение дома в публичное пространство вызывали необходимость вторжения на территорию КК внешних инстанций, подконтрольных государству. Таким образом, социальная гетерогенность КК должна приводить и легитимировать вторжения государства в личную жизнь граждан.

5) Позиция жильца в КК во многом определялась его социальным статусом и социализацией. Это значит, что на уровне социального института КК воспроизводилась социальная структура общества в целом.

6) В КК происходило размывание символических границ между социально близкими группами, но продолжали поддерживаться символические границы между социально далекими группами. Группы, чья социализация и статус оказывались менее приспособленными к жизни в КК, заимствовали бытовые практики групп, более адаптированных к условиям жизни в КК.

Щель миеокедоюиншм состояла в том, чтобы изучить КК как один из социальных институтов советского общества. Для этого необходимо было выполнить следующие задачи: 1) проанализировать возникновение КК как типа жилья и становление как социального института- 2) исследовать правила коммунальной жизни- 3) выяснить, какие ресурсы структурировали отношения власти в КК, и проанализировать социальные последствия сосуществования в одном физическом пространстве социально разнородных индивидов и групп.

Научим мкгошма работы состоит в выборе данного объекта для социологического анализа, актуальности эмпирических и методологических задач исследования. В работе реконструируется история возникновения коммунальной квартиры как социального института и специфическая организация повседневности. Процесс формирования КК как социального института концептуализируется с помощью понятий стратегий и тактик. Реализуется междисциплинарный подход, используются методы социологического, исторического и антропологического исследования. Коммунальный быт анализируется через социально-структурные категории, предпринимается попытка анализа социальной структуры на микроуровне.

Науянам ¡-и ддрашсшчееюм значимость, работы определяется возможностями ее использования для разработки учебных курсов по социологии и истории советской повседневности, в социально-исторических разделах музейных выставок, популярных изданий и телепередачах. Осмысление взаимосвязи социального и физического пространств может быть полезно для исследований процессов социальной дифференциации и пространственной сегрегации как в современных коммунальных квартирах, так и в российских городах в целом. Адаптация теории повседневной борьбы стратегий и тактик для анализа становления социального института открывает возможности дальнейшего применение этой модели для исследований формирования советского, а также современного российского общества.

Материалы ш методы меешедтвамгм,. В исследовании использовалось несколько основных методов сбора информации. Основными были: 1) анализ официальных документов и прессы, 2) анализ личных свидетельств, 3) анализ архивных материалов.

Как отмечает де Серто, обладающий «местом власти» агент имеет возможность производить «теоретические места» — системы и тотализирующие дискурсы. В них, в свою очередь, артикулируется определенным образом порядок физических мест и социальных позиций, т. е. конструируются физическое и социальное пространства.66 Поэтому для реконструкции стратегий власти использовались официальные документы и материалы прессы. В них представлены идеологические дискурсы, которые делали возможным появление определенных практик.67 Дискурс стратегии — официальный, идеологический, отражающий и выражающий позицию доминирующего агента.

Тактические ходы редко облекаются в форму логически связанных концепций, и часто артикулируются только тогда, когда уже стали рутиной. Тактические (по отношению к действиям государства) дискурсы представлены в дискурсе повседневности или «народном». В нашем материале этот дискурс представлен в лейтмотивных интервью, воспоминаниях, письмах в органы власти. Но даже в дискурсе повседневности некоторые практики остаются не артикулированными. В этом случае практики, отраженные в дискурсе, могут быть индикаторами «молчаливых» практик, и исследование последних требует реконструкции.68 фшищмащышые дянкумшты Первый блок материалов состоит из текстов, посвященных жилищному вопросу, опубликованных в период с 1917 по 1991 год. Среди них различаются следующие типы документов: 1) нормативные акты государственной и местной власти, 2) материалы бюджетных и статистических исследований, 3) статьи в официальной прессе.

66 О конструировании физического пространства см. Certeau M., de. The Practice of Everyday Life. Berkeley, 1984. P. 38. О создании легитимных категорий перцепции («официальной классификации», «правильного порядка») государством через процедуры номинации см. Бурдье П. Социология политики. М., 1993. С. 68 — 77.

67 М. Фуко пишет, что дискурс открывает горизонт интеллигибельности для практик, задает саму возможность их помыслить. См. Foucault M. Questions of method // The Foucault Effects. Chicago, 1991. P. 77.

68 Certeau M, de. The Practice of Everyday Life. Berkeley, 1984. P. 45, 213.

Использовались сборники «Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам», журналы «Бюллетень финансового и хозяйственного законодательства», «Жилец», «Жилищное дело», «Жилищное товарищество», «За социалистическую реконструкцию городов», «Архитектура Ленинграда», «Советская архитектура», «Красная газета», «Ленинградская правда», «Строительная газета» и т. д.

В этих документах представлены стратегии власти. Даже те «тексты», которые изначально принадлежали «народному» дискурсу, идеологический дискурс «осваивал» и использовал в своих целях. Тем не менее, и в этих материалах можно найти информацию о тактиках горожан или реконструировать ее. Например, многократное повторение постановлений по одному и тому же вопросу с уточнениями и усилением санкций говорит о наличии сопротивления или игнорирования политики власти.

Личные свидетельства.

Второй блок материалов состоит из личных свидетельств. Основную их часть составляют интервью с жителями Санкт-Петербурга, проведенные диссертанткой в 1997 — 99 гг. Использовались также интервью, сделанные в рамках проекта М. Витухновской «Старые» и «новые» ленинградцы" (Ренвалл институт, университет Хельсинки) и диссертационного исследования С. Чуйкиной «Жизненные траектории дворянства в советском обществе: Ленинград 1920; 1930;х годов».69.

В процессе исследования было проанализировано 38 интервью с людьми разного возраста (24 — 85 лет с преобладанием информантов старшего и среднего возраста), разных образовательных и профессиональных статусов (с преобладанием информантов с высшим образованием). Преобладание информантов старшего и среднего возраста является результатом неравного «распределения» опыта коммунальной жизни между разными поколениями. Не удалось избежать в данном исследовании и стандартного недостатка качественной выборки — преобладания информантов с высшим образованием. Исследовательский опыт свидетельствует, что они в большей степени, чем менее образованные, готовы артикулировать свой опыт, лучше владеют навыками нарративного рассказа и рефлексии, испытывают большее доверие к исследователю и менее склонны принижать значение своего жизненного опыта, чем представители малообразованных слоев. В выборке оказалось больше женщин, во-первых, в связи с их преобладанием среди старшего поколения, во-вторых, потому что женщины являются лучшими рассказчицами о.

69 Проект «Ценности, норма и перелом в СССР в 1920 — 1950;е гг.» (Ренвалл ин-т, координатор Т. Вихавайяен). практиках повседневной жизни, чем мужчины. Женщины были больше вовлечены во внутренние дела квартиры, владели более полной информацией о соседях. В трех случаях мужчины-информанты сами предлагали обратиться к женщинам (женам, сестре) за уточнениями, ссылаясь на то, что женщины были гораздо более внимательны к мелочам и бытовым проблемам жизни в КК.

Поиск осуществлялся несколькими способами: через сеть знакомых, через информантов (их соседи и родственники), случайным. Выборка производилась по принципу теоретического насыщения.70 Это означает, что исследователь стремится получить информацию от возможно большего числа информантов с различными характеристиками, которые считаются значимыми для исследования (возраст, пол, образование, семейный статус, профессиональная позиция, тип коммунальной квартиры, длительность проживания в коммунальной квартире, жилищная ситуация в настоящий момент, жилищная траектория, статус в квартире). Такая процедура дает возможность исследовать наибольшее число базовых структурных образцов. Выборка постоянно корректировалась, т. е. для интервью подбирались информанты, обладающие таким набором значимых характеристик, который еще не встречался в выборке. Теоретическое насыщение происходит, когда новый материал повторяет уже имеющийся и не дает прироста нового знания. Поскольку многие из характеристик непостоянны, а значит, один информант (-ка) может в разные моменты жизни обладать разными наборами характеристик, а интервью содержат информацию не только о личном опыте информантов, но и рассказы о жизни их близких, знакомых, коллег и т. п., число рассматриваемых случаев значительно превышает число интервью.

Интервью были лейтмотивными, сфокусированным на жилищных биографиях и опыте проживания в КК. Форма биографического повествования была выбрана как наилучшим образом соответствующая исследованию «поведения людей внутри/вне правил.

71 институциональных структур". Чтобы обеспечить сравнимость результатов, интервью проводились с путеводителем, но формулировка отдельных вопросов и их последовательность оставались свободными. Путеводитель включал следующие блоки: биографическая часть, жилищная биография, история и характеристики КК, рассказ о соседях и взаимоотношениях, правила организации повседневности в КК, конфликты, сравнение разных КК или КК и отдельной квартиры. Провоцировались рассказы о конкретных примерах и нарративы о практиках коммунальной жизни. Длительность каждого интервью составляла в среднем 1−1,5 часа. Как правило, интервью проходило дома у.

70 Bertaux D. Note on the Use of the Life-History Approach to Study a Whole Sector of Production. Цит. по: Фукс.

Хайнритц В. Биографический метод // Биографический метод в социологии. М., 1994. С. 23. «Фукс-Хайнритц В. Цит. соч. С. 18. информантов, что позволяло исследователю познакомиться с нынешними условиями жизни информанта. При возможности составлялись планы квартир, о которых шла речь в интервью, иногда демонстрировались фотографии.

Проверка надежности данных, полученных в интервью, осуществлялась путем сопоставления высказываний с фактами, выявления противоречий в высказываниях одного и того же информанта или в разных источниках информации, сопоставления с аналогичными обстоятельствами в жизни других людей, сравнения с информацией, полученной из других источников.72 Для повышения надежности результатов исследования использовался метод триангуляции — перекрестной интерпретации данных разными исследователями и сочетания разных методов для взаимной проверки одних и тех же фактов. Так, данные интервью проверялись на соответствие общему социальному контексту, биографической ситуации рассказчика. Если информант был найден через знакомых, то предоставлялась возможность проверки вызывающих сомнения фактов. В четырех КЗС были проинтервьюированы по два человека из числа проживавших, в глубинном исследовании одной КК — четыре человека. Данные case-study были получены путем сочетания трех методов: включенного наблюдения, анализа архивных материалов и интервьюирования. Обсуждение материалов исследования в ходе рабочих семинаров позволило значительно уменьшить количество спорных интерпретаций.

Интервью анализировались с нескольких перспектив. Во-первых, как устные истории для воссоздания истории коммунальных квартир. Во-вторых, интервью интерпретировались как рассказы о практиках коммунальной жизни. Ценность нарративных описаний практик состоит в том, что при этом рассказчик описывает нам контекст, в котором эти практики имели место, и тем самым показывает их место в (вос)производстве этого контекста, т. е. социального порядка.73 Рассказы о жизни делают видимой игру социальных сил.74 В этом смысле метод интервью даже более эффективен, чем наблюдение, потому что рассказчик встраивает описываемый эпизод в логику своего практического действия и дает свою оценку случившемуся, по которой мы можем судить, в частности, о нормальности или необычности для него описываемой практики.75.

72 О методах проверки надежности качественных данных см. Семенова В. В. Качественные методы. M., 1998. С. S90- 192.

73 Bertaux D. Les recits de vie: Perspective ethnologique. Paris, 1997. P. 8.

74 Берто Д. Полезность рассказов о жизни для реалистичной и значимой социологии // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ СПб., 1997. С. 14−23. (Тр. ЦЫСИВып. 5.).

75 Г. Гарфинкель в исследовании повседневности использовал метод социологической интервенции — «поломки» в привычной рутине, благодаря которой повседневность «высвечивалась». Реакции — недоумение, возмущение, растерянность — являлись индикаторами нарушения морального порядка, на котором строятся повседневные взаимодействия. См. Garfinkel H. Studies in Ethnomethodology. Cambridge, 1984. При интервьюировании рассказы о «поломках» также сопровождаются комментариями об эмоциональной реакции агентов.

В диссертационной работе использовались материалы Центрального государственного архива г. Санкт-Петербурга (ЦГА), содержащего документы послереволюционной истории города. Для реконструкции истории КК чрезвычайно важными были материалы из переписки Ленгорсовета с НКВД, НКЮ и СНК РСФСР, постановления Городского управления коммунального хозяйства, отчеты собраний жилищных работников, статистические материалы и материалы обследований жилищных условий, проведенных в 1926, 1928 и 1967 гг. Для реконструкции тактик решения жилищных проблем горожанами источниками служили материалы товарищеских судов, заседаний культурно-бытовых, наблюдательных комиссий, домоуправлений, заседаний ЖАКТов, жалобы, заявления письма жильцов в органы власти, домовые книги. В домовых книгах содержатся сведения о жильцах: ФИО, место и год рождения, даты въезда и отъезда из квартиры, социальный статус, место работы, адрес предыдущего места жительства и иногда адрес выписки, специальные пометки (например, «грамотный»). Наличие такой подробной информации позволило проследить изменения социального состава жильцов, связь социальной и жилищной мобильности. Анализ домовых книг д. 1/79 по пр. Добролюбова был дополнен интервью с четырьмя жильцами одной из квартир (одна из интервьюируемых жила в квартире с 1920 года) и включенным наблюдением.

В качестве ¦ дополнительного материала использовались записи из дневников включенного наблюдения в трех КК (1991 — 1998 гг.) и свидетельства о повседневной жизни (мемуары, воспоминания, литературные произведения, дневники, непровоцированиые устные воспоминания).

Анализ материалов проводился методом аналитического (насыщенного описания). Насыщенное описание предполагает, с одной стороны, внимание к социальному контексту (рассказа, документа, наблюдаемого события), с другой — к эмическим категориям, локальным смыслам, к которым апеллирует материал.76 Это позволяет лучше интерпретировать практики, которые являются категорией анализа.

Гшершдшзадим выводов. Ограниченное количество интервью и нерепрезентативность выборки не позволяют распространять выводы исследования на всю генеральную совокупность. В выборке недостаточно представлены элитные и маргинальные группы. Невозможность составить репрезентативную по социальным характеристикам выборку.

76 Семенова В. В. Качественные методы. М., 1998. С. 174 — 79- Гирц К. «Насыщенное описание». // Антология исследований культуры. — СПб., 1997. Т. 1. С. 171 — 202. связана также с отсутствием данных о социальном составе коммунальных квартир 1930 — 70-х годов. Однако, не претендуя на описание всех возможных вариантов, собранный материал отражает разнообразие жильцов КК и их опытов, а совпадение основных сюжетов в парративах позволяет надеяться, что отдельные типы КК их жильцов описаны достаточно полно.

Вторая трудность генерализации выводов состоит в том, что Петроград-Ленинград, хотя и разделяет судьбу многих крупных советских городов, представляет собой отдельный случай. Более подробно специфика городского развития, демографических и социальных процессов будет рассмотрена ниже. Сейчас мы отметим лишь наиболее значимые факты. Во-первых, Петербург был столицей до 1918 года, и обладал своеобразной социальной и пространственной структурой, а после перенесения столицы в Москву превратился во второй по величине и значимости город страны. Во-вторых, демографические процессы в Ленинграде также имели особенности: после революции население Петрограда сильно сократилось, а в середине 20-х стало стремительно расти, увеличившись за период первой пятилетки в полтора раза. На динамику городского развития повлияла блокада города и разрушения, причиненные войной 1941 — 45 гг., а в дальнейшем — восстановление города и новая волна мигрантов. Доля мигрантов в населении Петербурга-Ленинграда всегда была значительной, но при этом он обладал достаточно мощным символическим и культурным капиталом, чтобы сохранять свою особую городскую среду и культуру.

Что касается жилищной ситуации в Ленинграде, в частности, коммунальных квартир, то Ленинград считался самым «коммунальным» городом в СССР и в России. К сожалению, данные о жилищной ситуации в стране и в городе в советский период фрагментарны и плохо сопоставимы. Это объясняется тем, что «коммунальность» не фиксировалась в переписях населения и обследованиях, чтобы не демонстрировать недостаточную заботу партии и правительства о качестве жизни населения. Документы архивного фонда Жилищного управления по 1939 год были полностью утрачены во время блокады. Достаточно полное описание жилищных условий жителей города было представлено в переписи 1926 года, а уже в переписи 1937 (39) гг. раздел «Дома и квартиры» отсутствовал. В следующий раз раздел о жилищных условиях появился только во Всесоюзной переписи 1989 года.

В работах, посвященных 1930 — 50-м годам, коммунальная квартира описывается как самый распространенный тип городского жилья в СССР. Типичное утверждение: «К концу 50-х годов. в городских поселения СССР насчитывалось около 25 миллионов семей. Все или почти все они находились в крайне стесненных жилищных условиях, жили, как правило, в «коммунальных» квартирах, часто со многими соседями, в общежитиях, в бараках ,."77 Л, Гордон и Э. Клопов пишут о 30 — 40-х годах: «В государственных домах массовое распространение получила так называемая коммунальная квартира, т. е. квартира, заселенная несколькими семьями, вынужденными жить, не имея минимальной бытовой изоляции.».78 В подтверждение они приводят данные о том, что на каждые 100 жилищ (квартир и отдельных домов) в СССР в конце 30-х — начале 40-х приходилось чуть больше, а на рубеже 50 — 60-х.

79 чуть меньше 150 семей. Даже в работах, написанных в советское время, признавалось, что «[Д]о 1958 г. коммунальная квартира, в которой жило несколько семей, была основным.

ЯП типом городской квартиры". По официальным данным, в начале 80-х около 20% городского населения страны жило в «коммуналках».

В Ленинграде в 1926 году только 23, 81% семей жили в отдельных квартирах.81 О распространенности коммунальных квартир в 30-е годы можно только предполагать: поскольку темпы жилищного строительства в это время отставали от темпов роста населения города в 1,5−2 раза, доля коммунальных квартир должна была вырасти. Фрагментарные статистические данные косвенно подтверждают славу Ленинграда как «города коммунальных квартир» в послевоенный период. В 1951 году в Ленинграде в квартире в среднем проживали 3,3 семьи.82 По переписи обобществленного жилищного фонда на 1 января 1960 г., на одну квартиру приходилось в среднем 2,75 съемщика.83 Единовременное выборочное обследование доходов и жилищных условий семей рабочих и служащих города 1967 года содержит следующие данные: из 5960 обследованных семей (в 3377 из них главы семей — рабочие, в 2123 — служащие) 61,2% жили в коммунальных квартирахиз 810.

84 одиноких — 62,7%. Обследование на заводе «Электроаппарат» в 1967 году показало, что.

85 только 21,3% семей работников завода проживают в отдельных квартирах. Для сравнения приведу данные по Москве: в 1960 году в коммунальных квартирах проживало 60% москвичей, в 1970 году — 40%.86 По переписи 1989 года, доля проживающих в коммунальных квартирах в Петербурге составляла 23,8% жителей и была в 4,8 раза больше,.

77 Вишневский А. Серп и рубль. М., 1998. С. 91.

78 Гордон Л. А., Клопов Э. В. Что это было?. М., 1988. С. 110.

79 Там же. С. 111.

80 Дмитриев Н. Цит. соч. С. 150.

81 Биншток В. Дома и квартиры Ленинграда и Ленинградской области по переписи 17 декабря 1926 года // Бюл. Леноблстатотдела. 1929. № 22. С. 57.

82 Ruble В. Op. cit. Р. 64.

83 Число жилых квартир — 331 873, комнат — 1 139 746, съемщиков — 913 506. См. ЦГА, ф. 4965, оп.4, д. 919. Л. 2.

84 Единовременное выборочное обследование доходов и жилищных условий семей рабочих и служащих города Ленинграда за сентябрь 1967 года. Средние величины. См. ЦГА, ф. 4965, оп. 9, ед. хр. 27 65. Л. 45.

85 Семилетов A.A. Некоторые социально-экономические проблемы улучшения жилищных условий в период строительства коммунизма в СССР. Л., 1968. С. 7.

86 Трущенко O.E. Цит. соч. С. 79. чем в целом по России, и в 2,6 раза больше, чем в Москве. В материалах для служебного пользования городской мэрии (депутатском запросе) данные на 1990 год показывают другие соотношения: по городу в условиях коммунального расселения проживало 45% семей или 34% населения, а в центральных районах 80% и 72% соответственно.88.

Из этих отрывочных статистических сведений следует, что КК действительно была достаточно распространенным, а примерно с середины 20-х гг. до начала 70-х гг. превалирующим типом жилья в Ленинграде. Данные о средних числах проживающих в КК по городам СССР или России нужно воспринимать, учитывая, что доли разных по населенности, метражу, планировке и пр. параметрам коммунальных квартир могут значительно разниться в столице, крупных городах, небольших периферийных, моноиндустриальных, в новых городах и т. д. Однако предварительное сравнение описаний КК в Ленинграде (С. Бойм), Москве (В. Семенова), Магнитогорске (С. Коткин) и описания КК, собранные журналисткой П. Мессаной в четырнадцати городах России дает основание утверждать, что основные структурные принципы и типы КК совпадают. Это позволяет надеяться на полезность данной работы для всех, интересующихся историей и социологией советского общества.

Ашвдобашщм работы. Результаты диссертационного исследования были изложены в опубликованных научных статьях автора и выступлениях на российских и международных конференциях и семинарах («Коммунальная квартира в системе социальной и жилищной стратификации», Европейский университет, Санкт-Петербург, 1998; «Возникновение коммунальной квартиры», Рэнвалл Институт, Хельсинки, 1998; «Исследование ЬаЫйк’а и стилей жизни жильцов коммунальных квартир», Центр независимых социологических исследований, Санкт-Петербург, 1999 и др.).

Структура дшкееертащиш. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложений и библиографии.

Выкводы.

В сфере социальной структуры политика гомогенизации и формирования советских людей выражалась в дискурсивных и практических мерах по разрушению физических и символических границ между социальными группами. Государство, обладая властью номинации и мегакапиталом, создавало структурные условия для перераспределения капиталов в экономическом, правовом, социальном, политическом, культурном полях. Но под влиянием индивидуальных и коллективных стратегий людей и внешних обстоятельств складывалась социальная структура, сочетающая несколько стратификационных моделей и с трудом определяемая аналитически.

По изменению набора категорий, которыми описываются соседи по КК, видно, что сословные границы как культурные и политические постепенно исчезали. Статусы агентов в социальной структуре общества были значимы на коммунальной сцене настолько, насколько ресурсы, предоставляемые этими статусами, конвертируются в выгодную или невыгодную позицию на макроуровне. Самым простым способом конвертации ресурсов социальной позиции являлось получение дополнительной площади в квартире (ответственные партийные, высокостатусные научные работники или «блатные», имеющие доступ к распределяющим освобождающиеся комнаты). Оказание разного рода услуг соседям (как с использованием собственных навыков и ресурсов, так и услуг «блата») создавало своеобразный социальный ресурс '(капитал) в коммунальном сообществе. Этот социальный капитал мог давать и экономические прибыли в виде дополнительного освоенного пространства, что было своеобразной платой за оказание услуг, или символические прибыли в виде авторитета и возможности участвовать в установлении и толковании правил института. Административно-политический капитал также воспроизводился на уровне КК: обладающие им агенты неизбежно становились формальными или неформальными.

406 Проект М. Витухновской в рамках проекта «Нормы, ценности и перелом в советском обществе 1920 — 30-х годов». использовали стратегии дистанцирования от групп с отличным от их хабитусом. Эти различия могут быть проинтерпретированы как классовые (в стиле Бурдье) или средовые (немецкая традиция). Проводя символические границы, «интеллигенты» говорят о «другой среде», другом «образе жизни». Упорядоченные иерархически стили жизни разных сред являются элементами системы социального неравенства.408 В Западцой Европе, когда произошло относительное выравнивание уровня жизни всех категорий, исследователи начали говорить о горизонтализации социальной структуры: при повышении среднего уровня жизни экономические критерии становятся не столь определяющими, а на первый план выходят культурные различия и различия в образе мышления. В нашем случае, когда дифференциация условий жизни в КК была сведена к минимуму, также увеличилось культурное расслоение, и активизировался процесс образования социальных сред.

Наиболее высокий статус в КК мог иметь жилец, обладающий большими пространственными ресурсами, стажем проживания в данной КК, административным капиталом и хабитусом «простого», позволяющим вкладывать эти капиталы в стратегию узурпации пространства, борьбы за легитимацию их представлений об организации жизни в КК. КК как социальный институт способствовала тому, что практики «простых», во многом воспроизводившие «крестьянские» практики, были распространены на другие слои.409 В КК воспроизводилась ритмичность жизни, задаваемая очередностью, низкая степень индивидуализации, поддерживаемая отсутствием приватности и взаимозависимостью, использование моральной экономики для выживания (взаимопомощь, вынужденная щедрость), тактики сопротивления дисциплинированию (симуляция, дезертирство, воровство, мнимое неведение, пьянство).410.

Отсутствие социально-пространственной сегрегации в КК и необходимость заимствования практик привело к изменению представлений о социальной структуре. Практически исчезли символические границы между группами, находившимися в дореволюционной структуре в отличных позициях в политическом и экономическом полях, но близких в культурном (например, дворяне и интеллигенция). Остались значимыми границы между группами с удаленными позициями в культурном поле. Появились новые границы, проведенные по критерию наличия административного капитала. С одной стороны, повседневная стратификация упрощается — информантами выделяются две основные категории, навязанные легитимным представлением о городской социальной структуре.

408 Segert A., Zierke I. Sozialstruktur und Milieuerfahrungen. Opladen, 1997. S. 33 — 40.

409 О крестьянстве как социально-антропологическом типе и «превращении» крестьян в советских горожан см. Козлова Н. Горизонты повседневности. С. 100 — 155.

410 Scott J. Weapons of the Weak. Everyday Forms of Peasant Resistance. Цит. по: Козлова H. Горизонты. С. 117. простые" и «интеллигенция».411 С другой стороны, происходило расслоение этих больших групп на среды, образованные на основе общности интересов и объединяющие единомышленников. Однако утверждение В. Семеновой о «переплавке» стилей жизни в-КК * не вполне подтверждается на нашем материале, т. к. значимые элементы стиля жизни (проведение досуга, практики приватности и организации пространства, ориентация на материальное или духовное воспроизводство) продолжали оставаться «разграничительными полосами» для выделения социально близких или далеких групп.

Предположение Бурдье о сохранении символических границ при физическом сожительстве разных групп основывалось на его анализе достаточно стабильного общества, где вне данного физического пространства агенты обладают своими позициями, поддерживаемыми дискурсивными и практическими действиями государства и признанием в обществе их капиталов. Растворение некоторых границ на микро-уровне КК в большей степени было следствием макро-трансформации социальной структуры советского общества, чем пространственной близости. В первые послереволюционные десятилетия для одних групп на первый план вышла борьба за сохранение идентичности, а другие группы, наоборот, были готовы к принятию новых идентичностей и вступлению в борьбу за ресурсы и символическую власть. Поэтому в КК поддерживались, во-первых, те символические границы, которые менее всего зависели от структурных условий, а в большей степени являлись элементами идентичности (культурные) и, во-вторых, сформировавшиеся под влиянием новой социальной структуры (административно-политические). Через процесс конвертации ресурсов социальной позиции и социализации в локальные ресурсы КК происходило подтверждение легитимности видов ресурсов, признаваемых в обществе.

411 При этом представления о социальной структуре разных социальных групп могут различаются по степени сложности. На эти представления оказывает большое влияние степень групповой социальной мобильности и наличие или отсутствие пространственной сегрегации и, соответственно, вероятность столкновения в повседневных взаимодействиях с другими группами. Например, повседневные представления о социальной структуре в Ленинграде в 30-е годы у относительно сегрегированных «низов» и «верхов» были упрощенными, а у социально мобильных групп, проживающих в социально пестром центре города — включающими большее количество категорий. См. Герасимова Е. Ю. Герасимова, С. А. Чуйкина. Изменение социально-пространственной структуры города и символические границы. Сб. М011Ф (в печати).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

КК являлется не единственным типом жилья, в котором длительно соседствуют в одной квартире чужие друг другу индивиды и семьи. Такие жилища существовали в России до революции, существуют и сейчас в других странах. В этом смысле такое: сожительство не является спецификой советского общества. То, что является специфичным для советской коммунальной квартиры, — это государственная собственность на жилье, которое заселяется государственными органами согласно нормативам жилплощади, положенной на человека, независимо от семейного статуса жильцов и конфигурации квартиры. Потенциальным следствием этого является вынужденное сожительство не связанных семейными отношениями людей, принадлежащих к разным социальным слоям. Дореволюционные жилища для рабочих обладали признаком принудительного заселения, но принадлежали одному хозяину и сводили в одной квартире людей одного класса. «Родственные» КК по социально-пространственной структуре семейные бараки и общежития также имеют достаточно социально однородный состав жильцов. Западные жилищные сообщества строятся на основе добровольности объединения и предполагают частную собственность на недвижимость. Таким образом, жилищные практики, существовавшие фрагментарно в других контекстах, выразились в КК максимальным образом и получили массовое распространение в советских городах.

Многие исследователи, цитировавшиеся в работе, имплицитно или эксплицитно предполагают, что между КК и советским обществом существует внутреннее родство.412 Эта аналогия появилась первый раз еще в 1924 году в статье И. Варейкиса и И. Зеленского о национально-государственном размежевании Средней Азии, где СССР сравнивается с 413 коммунальной квартирои, а отдельные государственные единицы с комнатами в ней. Авторы пишут, что республики не признают общих интересов государства, так же как жильцы КК не хотят заботиться о МОП и стремятся любыми путями избегнуть соседства. Общие идеологические основаниями обстоятельства возникновения советского государства, общества и КК обеспечили не только аналогичность структуры (вынужденное объединение уравненных единиц), но и сходство правил взаимодействия между агентами и их.

414 представлений о разделяемом пространстве.

412 «Внутреннее родство» — термин М. Вебера, который он использовал для описания связи между духом капитализма и протестантской этикой.

413 Варейкис И., Зеленский И. Национально-государственное размежевание Средней Азии. Ташкент, 1924. С. 59.

414 Пьер Бурдье в своей работе о Кабильском доме пишет о повторение характера связи между элементамибинарными оппозициями — на разных уровнях, благодаря чему культурные схемы, усваиваемые в доме, оказываются применимы во внешнем мире. См. Bourdieu P. The Kabile House or the World Reversed // Bourdieu P. The Logic of Practice. Cambridge: Polity Press, 1990. P. 271−283.

КК как тип жилья воплотила в себе успехи и неудачи проекта революционных изменений в жилищной сфере. Идеологический проект дома-коммуны не был успешен и поэтому в последствии был представлен как эксперимент.415 В 1960;е годы проекты коллективизации быта появились вновь, и некоторые из них были реализованы в строительстве домов нового быта, домов с коллективным обслуживанием, МЖК, которые отчасти воплощали идеи дома-коммуны.

КК были незапланированным результатом повседневных взаимодействий между государством и горожанами в контексте становления новой социальной структуры и мобилизационной экономики. Они являлись стихийным социально-пространственным экспериментом. Оценка руководителями страны жилищного вопроса как второстепенного, и проявившееся удобство использования КК властями в целях контроля и дисциплинирования граждан позволили КК стать доминирующим типом жилища в крупных городах. Государство ввело концепцию жилплощади, чтобы обеспечить контроль и нормирование жилого пространства, но понятие комнаты как жилой единицы осталось, и в результате, действие концепции жилплощади еще больше осложняло жизнь в КК и заставляло людей находить пути к приобретению отдельного жилья. Стратегии государства были направлены на превращение жилища граждан в подконтрольное государству пространство и разрушение частных интересов. В КК эта стратегия реализовалась в таких характеристиках, как публичная приватность и соседский контроль. Идея коллективизма, предполагавшая идейное единство, трансформировалась в практики коммунализма — сожительства чужих людей, не связанных общими целями, интересами, но четко разделяющих «свое» и «общее» и не желающих брать на себя ответственность за других членов сообщества. Стратегия уравнивания прав на жилплощадь имела результатом бесконечные споры о справедливости и обращение к государству как арбитру.

Декларированное равенство при вынужденном сосуществовании людей с разными ресурсами требовало строгого вертикального и горизонтального контроля. Чем более разнообразным был социальный 'Состав КК, тем больше требовалось вмешательство со стороны государства (через уполномоченных, комиссии, милицию) и большая формализация правил, чтобы поддержать порядок. Поэтому становление КК как социального института происходило при прямом участии государства, которое использовало возможность превратить КК в дисциплинарное пространство. Однако эта стратегия чрезмерного.

415 Целью разработанного социально-пространственного эксперимента является «создание и изучение образца более совершенной социальной и пространственной организации образа жизни той или иной группы населения». См. Канаева И. Н. Теория и практика социально-пространственного эксперимента // дисциплинирования при отсутствии условий для автономизации семьи и индивида привела к тому, что в КК закрепились как дисциплинарные практики, так и набор антидисциплинарных тактик. Стремление государства построить «социалистический быт» обернулось «бытом при социализме», локализованном в КК.

Конкретные образцы поведения, реализующиеся в КК, имеющие разнообразные мотивы и ситуационные контексты, были тем не менее связаны с социальном порядком советского общества.416 Немецкий историк Карл Шлёгель называет КК центральным местом советской повседневности, а литературовед Светлана Бойм проводит аналогию структуры КК и русской души. Характеристики КК — вынужденная взаимозависимость, усиленный социальный контроль, публичная приватность — могут быть найдены во многих местах и институтах советского общества. Поэтому «коммунальные» образцы поведения и схемы мышления могли быть легко приложимы в других типичных повседневных ситуациях: на производственном собрании, в школе, в бане, в магазине и т. д.417.

В КК формировались установки, ценностные ориентации и образцы поведения, характерные для советского человека как носителя определенной системы социальных институтов.418 Анализ материалов социологического исследования, проведенного ВЦИОМ в 1989 году, позволил выделить следующие характеристики «советского простого человека» -массовидность, деиндивидуализированность, противопоставленность всему элитарному и своеобразному, доступность для контроля сверху, примитивность запросов, управляемость.419 В результате вынужденного разделения быта происходило заимствование практик «простых» другими социальными группами в КК. В отличие от обществ со стабильной структурой, где бытовые практики и стили жизни высших слоев (более цивилизованных) распространяются на остальное общество, в советском обществе, и в частности в КК, происходило постепенное уравнивание бытового уклада до уровня, характерного для «простых» — обладателей небольшого экономического, социального и политического капитала, крестьянского происхождения, усвоивших элементарные навыки городского (цивилизованного) поведения, ориентированных на ценности справедливости как равенства и материальные потребности, поддержание лояльности к государству при скрытом сопротивлении.

Социологические исследования проблем города и жилища / Отв. ред. Б. П. Кутырев. Новосибирск.: «Наука», 1986. С. 170- 174.

416 О связи порядка интеракций (public order) и социального порядка (social order) см. Goffinan Е. Behaviour in Public Places: Notes on the Social Organization of Gatherings. Glencoe, 1963; Goffman E. Relations in public. Microstudies in the Public Order. New York: Basic books, 1971, Introduction.

417 См. о распространении коммунальных стереотипов поведения в других сферах повседневности: Утехин И. Очерки. М., 2000.

418 Советский простой человек. М., 1993. С. 6.

КК как тип жилища превалировала в советских больших городах — «крестьянских метрополиях» (D. Hoffman), урбанизированных по характеру труда, территории, плотности и численности населения, но с недостаточно развитой городской культурой. КК не выполняла одну из основных функций городского жилища — защиты от «непрошенного интереса к личной жизни».420 У горожанина контакты дифференцированы и функциональны, а роль соседства в формировании социальных сетей снижается.421 Это не означает равнодушия горожанина к всем окружающим людям, но ведет к избирательности контактов и более четкому разделению приватного и публичного. КК препятствует такой дифференциации и формированию городского типа личности. В ней сочетаются урбанистические, традиционные и введенные властью, «советские» практики контроля, распределения ресурсов, освоения жилища, бытовой дисциплины.

Длительное сожительство агентов, удаленных в социальном пространстве, не сгладило полностью символические социальные границы, потому что в ситуациях взаимодействия всегда были задействованы социально-структурные категории, выделяемые по неравному распределению ресурсов в обществе, и подчеркивались различия в хабитусах. В первом поколении жильцов КК представители разных социальных групп стремились укрепить символические границы. После трансформации социально структуры многие границы оказались лишены легитимной поддержки — ресурсов, которые охраняются с помощью ограждения. Символическая дистанция в этом случае была важна для защиты идентичности и тех инкорпорированных ресурсов, которые не могли быть узурпированы революционным путем. Во втором поколении символические границы ослабевали. Но при смягчении экономических, политических границ для жильцов КК (особенно «интеллигентов») оставались значимыми культурные границы. Они проводились по стилю жизни и позволяли различить разные среды внутри коммунального сообщества. Акцент на стиле жизни при проведении социальных разграничений подтверждает важность исследования средовых различий для изучения социальной структуры советского (особенно послевоенного) общества.

До 1929 года, пока было возможно самоуплотнение и действовал институт квартиронанимателей, в КК могли группироваться люди с близкими социальными позициями. Для «бывших» самоуплотнение и превращение квартиры в коммунальную часто было единственным способом сохранить свое жилище относительно приватным.

419 Советский простой человек. М., 1993. С. 8.

420 Баранов А. В. Социологические проблемы жилища // Социальные проблемы жилища. Л., 1969. С. 16.

421 Коган Л. Б. О социально-информационном аспекте урбанизации // Социальные проблемы жилища. Л., 1969. С. 83.

разделяемым со «своими». Таким образом, на ранней стадии своего формирования институт КК был вынужденно принят и адаптирован теми, кто стремился к сохранению социальной однородности своего окружения в ситуации, когда прежние способы социального ограждения перестали быть действенными.

Ограничения, накладываемые жизнью в КК, не давали людям возможности творческого освоения дома. При неудаче ограждения приватности или вовлечения соседей в свою приватную сферу, у человека происходило отчуждение от жилища, и он стремился к поддержанию своей идентичности в других, внедомашних пространствах. Происходило сужение функций жилища до элементарных репродуктивных функций (биологического воспроизводства, хозяйственно-бытовой деятельности, пассивного досуга).

В работе было уделено недостаточно внимания положительным характеристикам КК. Обратной стороной вынужденной взаимозависимости является взаимопомощь (отчасти тоже вынужденная). Соседские контакты использовались для решения проблем материального характера (одалживание денег, вещей, оказание услуг блата), для помощи в быту (ремонт бытовой техники) и в воспитании детей, для получения психологической поддержки. КК помогали людям выживать в системе дефицита и слабости социальной инфраструктуры. Изучение этих аспектов может стать перспективным направлением дальнейших исследований.

КК как социальный институт сформировалась в период становления советского общества и была встроена в систему других социальных институтов. С разрушением институциональной структуры и жилищной системы советского общества в КК начался процесс де-институционализации. Это выражается во все большем разнообразии и неопределенности правил в современных КК, разрушении структур власти внутри КК и дисциплинирующих институтов вне нее, описываемых информантами как «беспредел». Жизнь в КК оказалась еще более тяжелой без сильного и дисциплинирующего государства, потому что ситуация принудительного уравнивания и вынужденного сожительства требует авторитарной власти или внешней дисциплины. Исчезают как положительные, так и отрицательные черты КК: ослабляется государственное управление, исчезает политический и ослабляется социальный контроль, не сохраняется следование правилам, увеличиваются возможности сохранения приватности, уменьшается взаимопомощь и поддержка, социальная смесь сменяется агрегацией «социально слабых» групп и пр. Этот процесс де-институционализации подцтверждает идею, что КК, хотя и не являлась интенциональным проектом советской власти, могла возникнуть и функционировать только в институциональном контексте советского общества.