Философское осмысление феномена смерти: гносеологические аспекты

Л Актуальность темы исследования. Демократизация жизнедеятельности общества представляет благодатную почву для широкого, носящего подчас характер напряженной и жесткой полемики, обсуждения проблем смерти и умирания. Вопрос о философских основаниях понимания смерти, отношения к ней, познания её значения для живущих на Земле людей во второй половине двадцатого века уверенно вышел за пределы специализированных учреждений и их подразделений. Суть вопроса может быть определена как экзистенциальная. Но философское осмысление смерти далеко не исчерпывается даже этой (.* крайне обширной сферой рефлексии, ибо так или иначе отмеченные печатью смерти и умирания события связаны как с природными и техногенными катастрофами, так и с агрессивным поведением людей.

В планетарном масштабе ужесточается конкуренция за материальные, энергетические, вещественные ресурсы, формируются идеологии индивидуального и массового уничтожения (самоуничтожения) людей, учения об эстетике смерти и умирания. Даже в условиях цивилизованной, комфортной среды обитания не исчезает угроза усиливающегося, принципиально непреодолимого социального неравенства и связанных с ним смертельных болезней, голода.

Индивидуальный человеческий опыт столкновения со смертью в том или ином облике имеет несколько измерений, в каждом из которых оценка данного опыта порой радикально различна. Таковы экзистенциальное, научное, культурно-философское, религиозное измерения. Поэтому актуально, помимо совершенствования конкретных способов осмысления феномена смерти, непрерывное уточнение предельно общих оснований для подобной рефлексии. Обращение исследователей к философским учениям и системам, создававшимся много веков назад, становится как ^ нельзя более уместным.

Однако и здесь исследователей ждёт сложность, связанная с тем, что большое количество направлений и подходов к осмыслению феномена смерти, часто противостоящих друг другу, создают общую рассогласованную картину. Насущной задачей становится нахождение связи гносеологических и онтологических проблем с феноменом смертине менее важно подтвердить или опровергнуть необходимость особых подходов к его исследованию. В условиях продолжающейся дифференциации проблемных областей, где в той или иной степени компетентно освещается феномен смерти, актуальность таких уточнений велика. Специалистам-практикам они позволят эффективнее освоить достижения современной философии, а философам — грамотно интерпретировать научные открытия в области сохранения жизни человека.

Степень разработанности проблемы. Философская категория смерти весьма результативно разработана в самых различных областях теоретической и практической философии. В последние десятилетия отправным пунктом для философской рефлексии над феноменом смерти всё чаще становится также знание, носящее прикладной характер. Такое знание дают частные науки и практические отрасли деятельности, исследуя феномен смерти с использованием строго определённых терминов и выражений. Вместе с тем далеко не все представители специальных наук при осмыслении феномена смерти приветствуют обращение к категориям со многими смысловыми и содержательными уровнями, что составляет препятствие к плодотворному интегральному осмыслению феномена смерти.

Научно-практическое направление философских исследований феномена смерти в целом фокусирует внимание именно на возможностях и перспективах преодоления и упразднения смерти. Акценты расставлены если не на бессмертии как таковом, то, по меньшей мере — на замедлении процессов старения организма человека и физическом продлении жизни (витаукт). Данные вопросы в разной степени отражены в работах И. Мечникова, В. В. Фролькиса, В. А. Неговского, Н. В. Эльштейна, А. П. Огурцова, А .Я. Иванюшкина, получая научно-материалистическое объяснение и истолкование. Основные изыскания в этой области касаются биомедицинской этики, философских комментариев по поводу оказания социальной, психологической и медицинской помощи пациентам с не подлежащими радикальному лечению заболеваниями (mortal diseases).

Религиозно-философская традиция осмысления феномена смерти связана с именами B.C. Соловьёва, Л. П. Карсавина, Н. А. Бердяева, В. В. Розанова, Л. И. Шестова, И. Ильина, Евг. Трубецкого, C.JI. Франка, С. Н. Булгакова. Актуальность идей, предложенных ими, в условиях современного духовного кризиса российского общества чрезвычайно велика. Тем не менее, углублённое целенаправленное изучение этого ценнейшего наследия в аспекте феномена смерти ещё только предстоит.

В экзистенциализме изучение феномена смерти традиционно занимает одно из ведущих мест. Среди философов данного направления, посвятивших исследованию феномена смерти не один десяток страниц своих главных работ, следует назвать С. Кьеркегора, М. Хайдеггера, А. Камю, Ж.-П. Сартра, Р. Гвардини, К. Ясперса, X. Ортегу-и-Гасета.

Работы исследователей М. Сабома, Г. Ритчи, Р. Моуди, Э. Кюблер-Росс содержат богатейший преимущественно фактический материал, касающийся процесса умирания, состояния клинической смерти, пограничных состояний между жизнью и смертью (NDE — near death experience). Опыт подобного рода с не меньшей тщательностью комментируют А. Ландсберг, Ч. Файе, Л. Уотсон. Интерпретаторы пограничных со смертью состояний не настаивают на их исчерпывающем объяснении путём создания унифицированной теории или концепции. Авторы, анализируя документы — протоколы наблюдений, тексты самоанализа лиц, имеющих предсмертный или предполагаемый посмертный опыт — помимо написания своих заключений и комментариев, стремятся привлечь других учёных для теоретического обобщения. Однако речь идёт большей частью о ситуациях, в которых активно применяются современные способы реанимации, известные лишь ряду специалистов узкого профиля. Это вызывает многозначные толкования фактического материала, неоправданные выводы на его основе, полемические столкновения не по сути проблемы, но по частным и порой привходящим моментам. Обнаруживается недостаточность общемировоззренческих и философских концепций, которые обладали бы высокой степенью научности и в то же время могли бы быть доступными широкой аудитории.

Ряд авторов концентрируются на выявлении культурно-исторических контекстов феномена смерти, значения обрядовых практик для выработки отношения людей к смерти. Они исследуют механизмы функционирования символов и знаков смерти в культурном пространстве, этнические и этнопсихологические особенности осмысления смерти и сопутствующие национальные традиции, обычаи, предания. На Западе таким проблемам посвящены работы Дж. Фрэзера, Ф. Ариеса, К. Ламонта, особенно значимы исследования Р. и Б. Кастенбаумсреди отечественных специалистов Т. Щепанская, М. А. Шенкао. М. А. Шенкао даёт философскую оценку важнейшим социальным, культурно-историческим, мировоззренческим аспектам современного осмысления феномена смертиоднако следует отметить, что число работ столь масштабного уровня относительно невелико.

Собственно философские аспекты феномена смерти сравнительно недавно стали предметом подробного рассмотрения российских представителей философской танатологии А. В. Демичева, М. С. Уварова, Е. Ю. Сиверцева, Г. Г. Ершова, А. В. Коневой, Т. А. Лисициной, Т. В. Мордовцевой, О. С. Суворовой, П. Д. Тищенко, О. В. Харитоновой, Г. Н.

Рогановой, JI.A. Колесниковой. Существенный вклад в разработке проблемы принадлежит И. И. Лапшину, Н. Н. Трубникову, С. В. Поросенкову, К. Г. Исупову, С. С. Неретиной. В ряде публикаций саратовских учёных В. П. Барышкова, В. Н. Белова, В. Н. Гасилина, Е. В. Листвиной представлены историко-философские, аксиологические, онтологические и гносеологические, культурологические и религиоведческие аспекты осмысления феномена смерти.

Устойчивый интерес вызывает у современных специалистов биоиммортологическое направление, ориентированное на оправдание и изыскание способов достижения индивидуального бессмертия (И.В. Вишев, В. П. Ярышкин, В.В. Минеев). Свои поиски указанные авторы осуществляют в контексте философских идей Н. Ф. Фёдорова, отчасти B.C. Соловьёва.

Весьма перспективна философская интерпретация обыденного языка, репрезентирующего смыслы и оттенки значения смерти. Но такие исследования нередко лишь подчинены поискам решения более обширных философских проблем, подтверждение чему мы находим, например, у М. Фуко, Ж. Бодрийяра, Ж. Делёза, Ф. Гваттари, Ж. Лиотара. Место и значение феномена смерти в социальных и экономических процессах получают в их работах философское объяснение. Однако и на фоне успеха аналитических изысканий постмодернистской философии потребность именно в фундаментальном осмыслении феномена смерти сохраняется.

В свою очередь, глубинные определения сущности феномена смерти требуют высокого уровня абстракции, удаляясь от предметного и антропологического измерений бытия. В этой связи существенно усложняется и определение аксиологического статуса феномена смерти, поскольку ценностное отношение представляет собой продолжение и своего рода усложнение познавательного отношения. Определить, что есть вещь для меня, затруднительно без уточнения: что она есть вообще (сама по себе). Последнее и представляет собой предметную область гносеологии.

Одним из основных препятствий к продуктивному осмыслению феномена смерти служит недостаточное взаимодействие учёных естественных и гуманитарных наук, а также практиков и теоретиков, сталкивающихся с проявлениями феномена смерти в проблемном поле философской рефлексии. Данная работа направлена на привлечение возможно большего количества квалифицированных мнений в эту область, предлагая необычный подход к исследованию указанной проблемы.

Методологическая основа диссертации. Ведущим методом исследования избран структурно-функциональный анализ, опирающийся на возможности исторического метода, и по мере необходимости сочетающийся с элементами системного подхода. Содержательная структура диссертации построена с ориентацией на возможность осуществления исследователем избирательно-синтетических заключений сугубо познавательного, оценочного и регулятивного характера. При этом из вида не упускается и необходимость связи частных и общих аспектов данной проблематики, которая прослеживается по публикациям авторов отечественной и зарубежной философии.

Активно используются результаты теоретических и методологических изысканий М. Аврелия, Э. Роттердамского, С. Кьеркегора, Р. Гвардини, К. Леви-Стросса, А. Шопенгауэра, Н. Ф. Фёдорова, В. В. Розанова, Л. П. Карсавина. Для соотнесения промежуточных и итоговых результатов осмысления феномена смерти с основополагающими утверждениями религиозно-философской и естественнонаучной традиций привлекаются православно-патристические идеи Н. Святогорца, И. Брянчанинова, Ф. Затворника, о. С. Роуза, материалы современных системных исследований в области гносеологии, идеи кибернетики и экологии.

При рассмотрении разнокачественных явлений, процессов, фактов, относящихся к феномену смерти, постоянно применяется принцип соответствияпривлекается семантический анализ. На основе избирательного подхода к выбору адекватных предмету исследования способов познания это позволяет существенно уменьшить диспропорцию генерализирующей и индивидуализирующей стратегий.

Смертельная угроза рассматривается с позиций потребления и обмена ресурсами, а также в контексте кризисных состояний системы. Таким образом, современный научный арсенал интегрируется в традиционные, исторически сложившиеся философские направления и подходы. Не последнее место в перечне методов исследования занимает принцип аналогии (элемент компаративистского подхода).

Объект исследования. В качестве объекта исследования выступает осмысление феномена смерти, объединяющего в себе обширные группы событий, состояний, явлений, процессов и фактовизначально принимается характеристика феномена смерти как универсального, имеющего глубинный смысл компонента в структуре Бытия.

Предмет исследования. Предмет исследования — комплекс возможностей, реальных или потенциальных условий, необходимых и дополнительных средств, способов осмысления феномена смерти, описываемый с учётом порядка его использования и требования его соответствия конкретной наличной ситуации. Кроме того, изыскиваются пути перехода от полученных в результате философской рефлексии над феноменом смерти выводов к практическому применению их в повседневной деятельности субъекта.

Цели и задачи исследования. Данная диссертация имеет целью определить наиболее существенные гносеологические аспекты осмысления феномена смерти и предложить способы обращения с ними. Учитывая их, оптимизировать процесс осмысления и, по возможности, максимально повысить практическую применимость его результатов. Когнитивная ф регуляция масштабов совершаемой рефлексии позволит привлечь строго необходимый по качеству и количеству эмпирический или аналитико-теоретический материал. В интересах строгости исследования автор стремится избегать в равной степени ограничения трактовки проблемы смерти и необоснованного расширения спектра относящихся к ней вопросов. Заявленной цели соответствуют перечисленные задачи:

1) зафиксировать изменения, происходившие во взглядах на феномен смерти в ходе исторического развития философской мысливыделить как стабильные, так и изменчивые компоненты гносеологических структур, сф) применяющиеся, вне зависимости от времени их создания, с высокой эффективностью в условиях современности;

2) определить ведущие направления, по которым проводилось ранее и осуществляется в настоящее время исследование феномена смертиустановить наличие доступных экспликации форм их преемственности и существенных различий, обусловленных происходящими изменениями в человеческом бытии, природе и техносфере;

3) выявить ситуации, в которых исследовательский арсенал конкретного направления познания — научного, религиозного, философского и других форм — перестаёт соответствовать содержательной и/или сущностной области феномена смерти;

4) предложить гносеологическую схему и практические рекомендации, направленные на устранение неясности и непоследовательности исследователя при осмыслении им феномена смерти, на повышение применимости формулируемых выводов в условиях наличной культурно-исторической ситуации;

5) проанализировать специфику философской рефлексии над феноменом смерти в российском обществе и мировом сообществе в аспекте взаимодействия научной и ненаучной, светской и религиозной ф) s областей осмысления.

Научная новизна исследования. Совмещение при проведении исследования элементов системного подхода и структурно-функционального анализа позволило сообщить диссертации следующие инновационные свойства:

1) на основе внутреннего единства и преемственности философского знания, онтологической общности самих субъектов познания предложены возможные пути преодоления как чрезмерной простоты, так и излишней академической сложности в осмыслении феномена смерти,.

1#' предпочтительные способы интерпретации соответствующих философских позиций;

2) разработана особая унифицированная познавательная структура, облегчающая систематику и обобщение имеющихся в распоряжении исследователя данных теоретического, практического, исторического характера и осуществление на их основе направленного избирательного синтеза знания о феномене смерти;

3) применительно к феномену смерти сформулирован принцип возрастающего познания, который состоит в непрерывном обновлении и пополнении знания, необходимого в деятельности по обнаружению источника смерти и защите от его воздействия;

4) использована возможность непротиворечивого и не враждебного взаимодействия научного и вне-научных подходов к осмыслению феномена смерти при учёте уровня, формы и порядка такого взаимодействия, а также при ограничении области его реализации;

5) в область собственно научного и философского знания активно вовлекаются высказывания, стереотипы, распространённые в повседневной жизни, а также некоторые пословицы и поговорки как незаменимый эмпирический материал, подлежащий гносеологической интерпретации;

6) рекомендовано привлечение проблемы смерти в качестве тестовой, позволяющей определить практические и теоретические слабые стороны теорий, концепций и учений, претендующих на универсализм и руководящее место в ряду светских и религиозных целевых, ценностных, поведенческих ориентиров, предлагаемых отдельному человеку и всему современному человечеству локальной культурой или культурой, отмеченной признаками глобальности.

Положения, выносимые на защиту.

1. Философия располагает действующими моделями осмысления феномена смерти как факта и умирания как процесса. Однако эффективность подобной рефлексии достигается не выводом завершённых и непогрешимых определений, а созданием инвариантных познавательных структур. Последние уместно сопоставлять с выделенными автором направлениями исследования феномена смерти: природным, натуралистически-материалистическимсверхприродным — божественным, духовным, демоническим, идеалистическим в собственном смыслевещественным, сфокусированном на действительности как таковой и на видах её интерпретацииэкзистенциальным, включающим все деятельные, динамические характеристики, способы функционирования вещей, антропные феномены воления и поведения.

2. Применяя избранную познавательную модель для характеристики самой смерти и взаимодействия с источником смерти, следует учитывать: время создания модели для выяснения её исторических предпосылокоснования, структуру и типовые функции самой модели в целях определения её функциональной и структурной совместимости с другими одновременно применяемыми моделямиобласть и способ применения модели, а также набор объектов и процессов с указанием их типовых состояний и особенностей, которые номинально доступны для данной модели, что предотвратит неуместность её приложенияперсональные характеристики пользователя модели, прежде всего преобладание в его мировоззрении научного, религиозного или иного компонента.

3. На основе понятий и схем, положительных и отрицательных аффектов различной силы и фоновых эмоций, поведенческих стереотипов и изменяемых композитных поведенческих установок возможен синтез целостной и согласованной мировоззренческой и поведенческой конструкции, способствующей оптимизации осмысления феномена смерти. Синтез осуществляется средствами и методами философии, науки, религии, искусства с применением индивидуального и коллективного опыта.

4. Руководящий принцип осмысления феномена смерти: избирательный подход к поиску необходимых сведений и способов их обработки на всех без исключения этапах исследования (критерии выбора указаны в положении 5, выносимом на защиту). Применяя полученные познавательные конструкции при условии соблюдения правил и порядка обращения с ними, индивидуум получает дополнительную возможность оптимизации своих действий при столкновении с источником смерти и способен в идеале повысить собственную адаптацию.

5. Прежде чем отвечать на вопрос о персональном отношении к смерти, следует уточнить: характер самого запрашиваемого отношенияпознавательное, практическое и др.- частное или всеобщее подразумевается под словом «смерть" — уровень обсуждения личный/общественныйприродный/вне-природный и интересующую область наличия феномена смерти: быт, наука, религия или иная. Это помогает определению исследователем доминирующего подхода и выделению соответствующих гносеологических детерминант рефлексии над феноменом смерти.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Представленная работа способствует процессу выработки нового подхода к осмыслению феномена смерти, соответствующего, помимо формальных требований научности, также культурно-исторической ситуации. Специфика последней состоит в значительном обогащении повседневного опыта человека экзистенциальными состояниями проживания или переживания смертельной угрозы. Некоторые идеи диссертации позволяют преодолеть действующие в настоящее время познавательные и поведенческие стереотипы, негативно влияющие на полноценность рефлексии, посвященной вопросам смертельной опасности, смысла жизни человека и жизни как феномена Вселенной, пограничным содержаниям понятий «живое» и «мёртвое». Исследование побуждает к освоению отечественного и зарубежного философского наследия, к органичному включению созвучных персональному мировоззрению и поведенческим стратегиям индивидуума философских позиций в личную, профессиональную и коммуникативную культуру. Материалы диссертации могут стать полезными для создания локальных программ, методических рекомендаций и лекций по таким философским направлениям, как онтология, теория познаниявозможно использование их в рамках курсов по истории философии, современной философии.

Апробация результатов исследования. Принципиальные положения, использованные в качестве основы диссертационного исследования, наиболее значимые его выводы и показательные результаты включены в содержание соответствующих научных публикаций. Обсуждение базовых позиций диссертации проводилось на Международной научно-практической конференции «Проблемы образования и воспитания в сфере межэтнических отношений» (Саратов, 2002) — научно-методической конференции «Развитие идей Л. С. Выготского в современной отечественной науке» (Саратов, 2003) — заочной научной конференции «Философия и проблемы современности» (Саратов, 2003) — научной конференции «Философия и жизненный мир человека» (Саратов, 2003) — научной конференции «Человек в глобальном мире» (Саратов, 2004) — Всероссийской научной конференции «Социальные идеалы в стратегиях общественного развития» (Саратов, 2004).

Кроме того, диссертация обсуждалась на аспирантских методических семинарах философского факультета СГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, каждая из которых содержит по два параграфа, заключения, приложений и библиографического списка литературы. В заключительной части кратко сформулированы итоги исследования, нашедшие отражение в положениях, выносимых на защиту.

Выводы Бердяева вполне согласуются с идеей всеединства B.C. Соловьёва, Л. П. Карсавина и замечанием Н. Ф. Фёдорова об онтологической силе памяти. При всей очевидности роли памяти в познании она оказывается не просто основой накопления данных, но и объединяющей, примиряющей и воскрешающей силой: «Поэтому память есть вечное онтологическое начало, создающее основу всего исторического"55. Бердяев считает, что существует некая единая жизнь, а метафизическое начало истории должно посредством памяти завершиться метафизическим же вхождением вечности в историю, объединением и примирением всего того, что было сокрушено временем.

Русская религиозно-идеалистическая традиция философского мышления отказывается исчерпывать бытие областью конкретного, данного, в общем плане материально-эмпирического, требует трансцендирования, устремления познания за пределы видимого-очевидного, вводит понятие видимого-зримого (физиологические очи теряют монополию на функцию зрения: сравним — «видение духовное, очи духовные»). Живительным синтезом мгновенно отметается столь.

54Цит. по: Н. А. Бердяев. Время и вечность // На переломе. Философские дискуссии 20-х годов: Философия и мировоззрение. М., 1990. С 406.

55 Там же. С 409. болезненный (местами сознательно усиленный) антагонизм разума щ, «cogito» и веры «credo»: отныне умо-зрению не противостоит упование/чаяниепоскольку необходимо знать, во что верить, сам феномен «слепой веры» оказывается недопустимым. Важнее же всего — требование поступать и жить по вере, а не только ею обладать: верой нельзя, как знанием, овладеть, в ней можно лишь находиться (пребывать). На пределе человеческого разума познающего «охватывает» сомнение (неуверенность/неверие) как сила, превышающая компетенцию разума, и тогда следует позволить не сомнению, но вере «охватить» и усилить разум.

Учёные-философы, представляющие естественнонаучный «русский ' космизм» и не признающие религиозных идеалов, в отличие от христиански ориентированных философов обнаруживают не метафизические, а природно-исторические основы смерти. Для них знание — мощное орудие, которым мировой порядок должен быть переоборудован с обязательным удалением всех негативных, по оценке человека и для него, составляющих. Общие положения стратегии космизма религиозного и «естественнонаучного»: что-либо в самом деле достойное и великое даром не даётся, и для его достижения требуются усилия не только предельно большие, но и — что, очевидно, даже главнее — непрерывные.

Не только индивидуальное бессмертие в его традиционном понимании предлагалось в качестве итоговой цели человечества. Так, академик К. Э. Циолковский, изложение идей которого открывают данный раздел работы, буквально с религиозным благоговением проповедовал о монизме Вселенной, материальном бессмертии, придавая атому статус субъекта и наделяя его едва ли не способностью свободного выбора.

1. Ограниченное пространство индивидуума (и это отмечено специалистами, изучающими наследие учёного) по сути отрицается во имя экстенсивно расширяющего пространства органической жизни как.

• феномена: «Вы будете умирать с радостью и в убеждении, что вас ожидает счастье, совершенство, беспредельность и субъективная непрерывность богатой органической жизни"56.

2. В интегральном развитии органической жизни, органической формы как таковой учёный видит залог всеобщего торжества жизни, которая заполнила бы всю Землю при условии достаточности одного из её материальных источников (солнечная энергия) — подобно Демокриту, категорически заявляет: и душа, и мозг со смертью разрушаются.

Так как атомы неизменно циркулируют в самых разнообразных объектах, получается, что они просто обречены на «одну субъективно-непрерывную прекрасную и нескончаемую жизнь"57. Такой приём может быть назван временной гносеологической элиминацией превосходящей структуры: человек — превосходящая атом структура, и превосходство многомерно и существенно. Однако из познавательного отношения к смерти человек устранён именно как такая структура, и потому от заботы о смертных или предсмертных (а уж тем более — посмертных) муках избавлен.

Реальность и сны для человека одинаково важны и нагружены не самым последним смыслом, но ведь тогда речь идёт о синтетическом паритете онтологического статуса разноплановых явлений. Так что о связи и преемственности поколений и речи быть не может: новый мозгновая обстановка, и никакой памяти о прошлом.

Основателю и апологету философии «общего дела» Н. Ф. Фёдорову и ревнителю исторической памяти Н. А. Бердяеву такое понимание места и значения памяти в человеческой жизни категорически чуждо. Сам же Циолковский в итоге, подобно Марку Аврелию и практичному Фрэнсису Бэкону, делает практический вывод: необходима всё же более-менее продолжительная жизнь, чтобы существо реализовало себя в полной мере.

56Цит. по: К. Э. Циолковский. Монизм Вселенной // Русский космизм. М., 1993. С. 264.

57 Там же. С. 275.

3. Как и Шопенгауэр, Циолковский отрезвляет сомневающихся и боящихся смерти-рассеяния людей напоминанием: наше «вещество» до нашего рождения также было рассеяно, но это не воспрепятствовало появлению нас на свет.

В итоге за человеком всегда остаётся право непосредственно принимать участие в бесконечной органической жизни, но неповторимая и уникальная человеческая личность отдаётся при этом на откуп релятивистской субъективности (наблюдающего).

Гораздо белее реалистичны рассуждения В. И. Вернадского. Учёный приводит ориентировочные данные о бедственном положении и смертности людей от «социальных ошибок» и голода по России, на фоне которых несомненные успехи научного преобразования природной среды выглядят скорее как новая проблема, а не разрешение всех или большинства предыдущих.

Об этом и говорит Вернадский, когда характеризует современный ему этап развития человечества в глобальном масштабе выражениями: «на краю пропасти», «к ужасающим последствиям», «непрочность человеческого существования», «падение человечества», «в потрясённых душах», «состояние непрерывных потрясений», «существование даже большинства является необеспеченным», «тревожные факты», «положение со станет серьёзным», «отразить неминуемую опасность». Все эти характеристики отражают угрозу основам (в данном случае, прежде всего, вещественным и энергетическим) существования человека как вида. Не умаляя ценности изысканий в области нравственного и духовного совершенствования человека, замечания В. И. Вернадского возвращают нас к жестокой повседневности, предуготовляющей земные условия его дальнейшего существования.

58Цит. по: В. И. Вернадский. Автотрофность человечества // Там же. С. 298−299.

Разносторонние исследования A.JI. Чижевского позволили в итоге говорить о собственно природных основах смертности людей как серийного феномена. Выясняется, что среда и организм не столь уж и независимы друг от друга именно в функциональном плане (материальный уровень их взаимовлияния с ростом научного потенциала уже многократно опосредован): можно скрыться в убежище от урагана, уехать из зоны землетрясения, да и голод при всей его очевидности не вездесущ на планете. Но Чижевский напоминает о диалектике взаимоотношений живой и мёртвой материи: «Только тогда, когда миллионы человеческих жизней в одно мгновение смываются раскалённой лавой или волнами океана, при землетрясениях или когда целые области гибнут от голода, только тогда человек смутно начинает сознавать ничтожество своей физической организации перед физическими силами природы"59.

В данном случае космизм проявился в выходе за пределы некой антропосферы, где обосновался человек. И вот — мы уже обнаруживаем большую преемственность к античной логоцентрической позиции «знать, чтобы лучше исполнять (закон) и не понести ущерба»: теперь речь идёт о том, чтобы знать и при возможности использовать для своего блага. Уже ясно: «статистические исследования с несомненностью показали, что в те годы, в те месяцы, в те недели, когда электромагнитная и радиоактивная деятельность Солнца увеличивается, на Земле, на разных её материках, в различных странах, увеличивается также число массовых феноменов, например заболевания, смертность от разных причин и многое другое"60.

Те же замечания, обогащённые положениями впечатляющей авторской системы, мы находим у Н. Ф. Фёдорова. Его проект посвящён воссозданию целостного человеческого сообщества в жизни и для жизни вместо.

59Цит. по: АЛ. Чижевский. Колыбель жизни и пульсы Вселенной // Там же. С. 318.

60 Там же. С. 322. потребления родителей потомками, возрождения вместо ограниченного порождения.

1. Фёдоров упрекает философию в устранении от этого трудного дела и внимании, направленном на «отвлечённые категории, говорящие только уму, но не действующие ни на сердце, ни на волю"61. Гипотетически он считает возможным посредством снабжения «слепых частиц», составляющих материальную основу мироздания, «представлением и чувством целого» упразднить саму смерть: «тогда столкновение исчезнетне будет и разрушения, смерти"62.

2. Гносеологически неспособность целостно мыслить и действовать (для Фёдорова эта связь безусловна, слово без дела = пустота) провоцирует процессы столкновения, исходом своим имеющие смерть, полагает начало раздору (в органическом мире) и распаду (термин, более подобающий неорганическому миру).

3. Вслед за рассмотренными указаниями Фёдоров демонстрирует структуру позитивного онтолого-гносеологического совмещения (объединения): слово становится делом, слово воплощается и обладает продуктивным потенциалом, а дело без остатка концентрируется в слове и обретает своё знаковое оформление. И это совмещение для человека (обладающего голосом — природным задатком и умением владеть словом) -признак «существа, сознающего смертность"63.

4. Вертикальное положение человека понимается философом как метафизический акт востания, устремления к небу, обязывающий изыскивать и использовать «средства против столкновений», пользоваться своей памятью, мыслимой как ассоциация, соединение (!)частей, для преодоления смерти. Гносеолого-психологический аспект отношения к.

61 Н. Ф. Фёдоров «Горизонтальное положение и вертикальное — смерть и жизнь» // Н. Ф. Фёдоров. Сочинения. М., 1994. С 15.

62 Там же. С 17.

63 Там же. С 23−24. смерти — один из центральных в учении Фёдорова, и он также неразрывно связан с нравственным долгом каждого человека в отношении к отцам.

Возможно, традиционное для гражданских панихид «он вечно останется в нашей памяти (в наших сердцах)» — это и есть предварительное воскрешение, начинающееся непосредственно после погребенияно Фёдоров нацелен на большее.

5. В онтологическом смысле следствием сознания смертности, по Фёдорову, является действие-смирение (не приветствуется и приравнивается к бездействию) или же «стремление к бессмертию» (пропагандируется и мыслится как «стремление к воскрешению»). Здесь одна из ведущих идей Фёдорова: даровое, требующее минимальных усилий, не обеспечивает полноты бытия, но рано или поздно упирается в смерть.

6. Разделение и умерщвление всего, которое проделывает философия, всё же необходимы64. Но опасна остановка, «задержка» на этом этапе: по Фёдорову, взаимное понимание должно носить универсальный и единый характер, для чего требуется и единство языка.

7. Фёдоров трактует и смертный грех, этот частный случай онтолого-гносеологического объединения в отрицательном модусе: отсутствие знания, произвольный гносеологический дефицит как нежелание выполнять обязательства, налагаемые вертикальным положением на человека: «грехи неведения, т. е. вообще невольные, бессознательные, — первородный грех» наказуются смертью, ибо человек призван действовать65.

Для обоснования проекта воскрешения выстраивается рассуждение от обратного: в противовес сомнению в действительности возможности.

64 Н. Ф. Фёдоров. Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратского, неродственного, т. е. немирного, состояния мира и о средствах к восстановлению родства. Записка от неучёных к учёным, духовным и светским, к верующим и неверующим // Н. Ф. Фёдоров. Сочинения. М., 1994. С. 30.

65 Там же. С. 35. воскрешения даётся определение действительной смерти (принцип инверсии скепсиса, который применил и B.C. Соловьёв). «Действительною смерть может быть названа только тогда, когда никакими средствами восстановить жизнь невозможно или когда все средства, какие только существуют в природе, какие только могут быть открыты человеческим родом, были уже употреблены"66.

Для активизации деятельности в указанном направлении философ показывает, какой стимулирующей силой обладало бы слово «смертный» («сын человеческий», «сын умерших отцов»)61, а также слово, обозначающее природу не по признаку рождения, а опять же по признаку ^ смертности, без застенчивой маскировки главнейшей характеристики человека — и по существу, недостойной его. Пусть слово смертный останется, но только в виде памятника былому, некогда существовавшему, свойству человека — смертности.

И даже философию, бесполезную для общего дела, Фёдоров готов объявить мёртвой: её «понятия и идеи только мечты философского воображения и реальны только как психические состояния"68. Всё, что не имеет приложения, должно не исчезнуть, а получить приложение — вот квинтэссенция позиции Фёдорова.

Фёдоров с буквально драматическим пафосом провозглашает необходимость бытийного упразднения конкуренции, революции, внешней борьбы и собственно естественного закона борьбы, ибо последний «может держаться только невежеством и слепотою»: крайнее же выражение их суть смерть, понятая как неродственность. Показана противоестественность такого миропорядка (скорее — беспорядка) для человека. Ведь «мы можем положительно утверждать, что останки отцов.

66 Там же. С. 72.

67 Там же. С. 133−134.

68 Там же. С. 126. или вообще людей, чем-либо славных, могут пробуждать в нас силы"69. Это нам, живущим, признавая за останками некоторую жизненность, предстоит сообщить им жизненность полную. Речь идёт об онтологической комплектации останков, которые обладают жизненностью, здесь понятой в смысле количественном не менее, чем в качественном: Демокрит, как помним, также признавал, что и в трупах содержится некоторое количество теплоты, а значит, и жизни.

Что касается общих вопросов родителей и потомства, то этим аспектам Фёдоров уделяет особое внимание, ибо здесь выделяется целая группа сопряжённых направлений исследования:

А. Диалектика индивида и рода в области онтологической перманентности (бессмертия). Особь и род онтологически находятся в ситуации пространственно-временной диахронии, которая относительна, поскольку в данном мгновенном срезе биологической формы движения бытия всё же одновременно присутствуют и род, и особь. В противоположность этому полная пространственно-временная синхрония у Фёдорова формулируется в одной из наиболее цитируемых фраз: жить со всеми и для всех.

Б. Половая любовь и её соотношения со смертью. У существ с бессильным сознанием, по Фёдорову, размножение порабощает всё их естество70. Это прямой вызов разуму, причём исходящий от смерти, а не от жизни, хотя речь идёт о восполнении популяции. Даже человеческое оформление отношений воспроизводства потомства, половая любовь, не способно поколебать столь жуткий порядок:".извращённая природа под.

71 видом брака и рождения скрывает смерть". Кстати, подобное понимание брака — может, лишь более терминологически оформленное согласно.

69 Там же. С. 52.

70 Там же. С. 139.

71 Там же. С. 136. богословскому контексту — обнаруживаем у Св. Отцов Православия (особенно у Феофана Затворника).

В. Натуральные предпосылки смерти72:

— обособленность мира (общая онтологическая предпосылка: ограниченность ресурсов среды, «смерть должна в конце концов явиться уже по недостатку средств к существованию, если бы она не успела явиться раньше по причинам случайным»);

— трофический фактор (локализация недостатка в живых объектах -«Смерть есть результат голода в смысле или недостаточного питания, или же полного его прекращения»);

— конкуренция (развёртывание эффектов предшествующего фактора -«Недостаток производит борьбу, которая ограничивает жизнь существ, т. е. делает их ограниченными во времени и пространстве»);

— негативное средовое влияние (конкретизация характеристик среды -«Смерть происходит и от болезни, в смысле менее или более вредного, смертоносного влияния природы (Смерть как разложение, заразы)»).

Нетрудно заметить, что первая и последняя предпосылки относятся к среде, а вторая и третья — к живым объектам, в этой среде находящимся73.

Г. Природные закономерности, управляющие воспроизводством потомства и отношениями в системе «предок-потомок"74. Как поступить с природно-детерминированными отношениями предков и потомков, если они так и стремятся всюду «привести» за собою смерть? Питание понимается и в нравственно-метафизическом смысле, как поедание предков потомками. Возможны ли возражения? «Чувство смертности и стыд рождения», по Фёдорову, ссылающемуся на Писание, для человека имеют единую онтологическую проекцию, а именно — то, на что направлен вопрос «совершенно праздный, у детей — об их происхождении, начале»,.

72 Там же. С. 58−61.

73 Там же. С. 60.

74 Там же. С. 99−100. который так смущает педагогов. Роковой закон, один из корней зла, * сквозит в словах «животноподобное рождение будет наказанием».

Д. Специфика отношений в системе «родители-дети», включая умерших родителей. Прежде всего, враждебное отношение к умершим. Новая двухкомпонентная онтологическая деталь смертного греха (мы уже оценили два гносеологических его компонента — незнание, гносеологический дефицит спонтанный или произвольныйпроизвольно умерщвлённое знание = бездействие, отрицательный модус гносеологической концентрации). Нравственно-онтологический дефицит («недостаток забот друг о друге») и одноимённый избыток, но в отрицательном модусе в виде суммы «мельчайших неприятностей, перенесённых умершим от своих близких, присных."75.

Судя по слову «мельчайшие», Фёдоров имеет в виду повседневные, рутинные обиды и неприятности. А в таких ситуациях обидчик обычно располагает солидным запасом «нравственных» оправданий своего поведения, который и применяет по мере необходимости. Это и его полнота нравственности, и его избыток нравственности, но только вся она — в его пользу. Это нравственность для него, а не для окружающих.

Резюмируя свои рассуждения, Фёдоров видит воскрешение «победою нравственности», «последнею высшею степенью, до которой может дойти нравственность» и распространением блага в противоположность, судя по всему, злу смерти. Фёдоров определяет смерть как «самое полное трупоразъятие, разложение и рассеяние вещества». «Собирание рассеянных частиц» — привилегия мужчин, «а сложение уже собранных частиц есть. женское дело."76. Уже достигнуты некоторые успехи в деле собирания: созданы коллекции фрагментов, мёртвых материалов,.

75 Там же. С. 94.

76 Там же. С. 120. помещённые в «особые кладбища, названные музеями», но это ли окончательная цель знания (музеолатрия)?

Науке и искусству предстоит ещё проделать путь к обретению высшего нравственного содержания, став по-настоящему полезными и действенными. Заповедь любви к себе в Фёдоровском представлении структурно связана со своего рода метазаповедью любви к жизнипроисходящей не из высвобождающейся энергии смерти, а из возвращения к «источнику всякого блага» и из соединения с ним.

Русский космизм, как и религиозная философия, относительно смерти решает единую задачу: как невозможность жизни и долженствование (необходимость) смерти преобразовать в невозможность смерти и необходимость жизни. Путь религиозного философа — содействие божественному внутреннему началу (жизни), путь философа-учёного — противодействие материально-естественному внешнему началу/источнику смерти. По сути, размышления над феноменом начала и источника смерти составляют смысловое ядро русской философии смерти, программа преодоления последней такова: Вера/Знание — источник: смерти/жизниСо/противо: действие. Ценностно-этическое и ценностно-эстетическое отношения, применённые ко второму компоненту триады, иллюстрируют случай, когда смерть вовсе не так категорично безобразна и зловеща, как это обыкновенно представляется (вспомним JI. Карсавина).

Выделим в философии смерти важнейшие моменты, ценные для последующего осмысления исследуемого феномена.

1. Философия располагает действующими моделями осмысления феномена смерти как факта и умирания как процесса. Познание происходит в теоретико-познавательном или практико-преобразовательном модусе, дополняемом в равной степени ценностно-этическим и ценностно-эстетическим отношением, способным выступать, помимо собственной роли, в виде оценочно-аффективного оптимизатора как познания, так и деятельности.

2. Применяя полученные познавательные конструкции при условии соблюдения правил и порядка обращения с ними, индивидуум получает дополнительную возможность оптимизации своих действий при столкновении с источником смерти и способен в идеале повысить собственную адаптацию. Адаптивные эффекты обеспечиваются: в познавательном плане — представлением, знанием, пониманиемв праксиологическом — отношением, поведением, оценкой, осознанной и осмысленной деятельностью в целом.

3. Для характеристики самой смерти и своего взаимодействия с нею как с вездесущим феноменом следует учитывать: время создания применяемой модели для выяснения её исторических предпосылокоснования, структуру и типовые функции самой модели в целях определения её функциональной и структурной совместимости с другими одновременно применяемыми моделямиобласть и способ применения модели, а также набор объектов и процессов с указанием их типовых состояний и особенностей, которые номинально доступны для данной модели, что предотвратит неуместность её приложенияперсональные характеристики пользователя модели, прежде всего преобладание в его мировоззрении научного, религиозного или иного компонента.

4. Сами по себе ни знание, ни оценочное отношение, могущие к тому же быть искажёнными вследствие как гносеологического дефицитанезнания, так и гносеологической концентрации — многознайства, ни поведенческие схемы не гарантируют постоянно безболезненного взаимодействия с феноменом смерти при столкновениях с его конкретными проявлениями. Требуется хотя бы минимальная согласованность теоретико-познавательных и практически-преобразовательных стратегий функционирования индивидуума, компоненты которых должны изменять соотношения и с учётом изменяющихся условий.

5. Прежде чем отвечать на вопрос о персональном отношении к смерти, следует уточнить: характер самого запрашиваемого отношенияпознавательное, оценочное, практическое, эстетическое и др.- частное или всеобщее подразумевается под словом «смерть" — уровень обсужденияличный/общественныйприродный/вне-природный и интересующую область наличия феномена смерти: быт, наука, религия или иная.

Это помогает выбрать из выделенных автором направлений исследования феномена смерти ведущее: природное, натуралистически-материалистическоесверхприродное — божественное, духовное, демоническое, идеалистическое в собственном смыслевещественное, сфокусированное на действительности как таковой и на видах её интерпретацииэкзистенциальное, включающее все деятельные, динамические характеристики, способы функционирования вещей, антропные феномены воления и поведения.

При отсутствии формализма и предвзятости такой подход оградит от упрощённых, искажённых или вовсе неверных выводовпоспособствует бережному отношению к слову, к смыслу слова, и, в итоге, к тому, что обозначается этим словом, а значит, лишит незрелости, легкомысленности и обывательской поверхностности отношение индивидуума к феномену смерти.

ГЛАВА 2.

Проблема познания танатоса в условиях кризисов.

Параграф 1.

Источник смерти: структура кризиса и смыслы смертельной угрозы.

Задача настоящего раздела исследования — показать соотношения достатка, недостатка и чрезмерности/избытка (количественные показатели) в их связи с феноменом смерти с позиций его осмысления на допустимых и недопустимых основаниях (качественные характеристики). Главенствующим понятием при столкновениях с явлениями, вещами, процессами, постоянно или ситуационно указывающими на смерть, оказывается источник смерти или смертельной угрозы. Жизнь, таким образом, предстаёт незащищённым, уязвимым, хрупким как структурно, так и функционально. Речь идёт, в первую очередь, не о ресурсах жизнеобеспечения (светская парадигма) или источнике жизни (религиозная парадигма), но о стабильности, гарантирующей от рассеяния/разрушения несущие структуры самого носителя жизни, субъекта. Перед угрозой смертельной болезни, физической расправы или иного насилия, речь всегда идёт о покупке минимум — благополучия, максимум — жизни. Самые дорогостоящие и ценные ресурсы, запасы без промедления отдаются взамен на сохранение жизни, но обыкновенно с непременной перспективой восстановления её полноценности. Резко выраженное уменьшение последней на длительный срок или отсутствие всяких возможностей сокращения такого срока способны сделать несостоятельной исходную для многих посылку «страшнее смерти ничего нет». Эвтаназия, например, предстаёт как самоё благо, и тогда субъект готов так или иначе оплатить её, то есть попросту купить свою смерть.

Не столь редки и ситуации, сопровождающиеся качественной или количественной избыточностью ресурсов, условно обозначаемой «роскошь» («шик»). Благосклонность к получившему блага, то есть к благополучному, разумеется, требует для своего проявления справедливого (не просто равномерного!) распределения блага, которого даже в духовном модусе на большинство никогда не хватит. Блага жизни могут включать только натуральный (или технически расширенный квазинатуральный) набор ощущений и переживаний, позволяющий не думать о смерти, а со временем и вообще не думать по возможности, заменив сдержанное meditatio на страстное volo (примитивный гедонизм). В противоположность такому ухищрению античная парадигма Сократа-Платона-Аристотеля постижением истинного Блага и добродетелью защищает от смерти даже на фоне постоянных воспоминаний о нейизобилие материальных ресурсов-благ даже порицается.

Наконец, гегелевская «посредственность», в оптимальном для неё способе бытия-по-средствам, блага расценивает как «всё для жизни», предусматривающее некоторые объёмы духовного и материального. Но с приходом смерти отчётливо проступает соловьёвская пустота прожитой жизни (сравним: «Жил не жилец и умер не покойник»). Источник смерти, в свете сказанного, может представлять собой не только факторы угрозы жизненным благам, понятым как материальные и сверхприродные ресурсы, но и незаконное получение/обладание, неверное распоряжение благами (в пределе это может оказаться сама жизнь как благо-возможность для накопления и рециркуляции новых форм блага).

Солидаризируясь с Н. Ф. Фёдоровым в положении «вопрос богатства и бедности — это вопрос о жизни и смерти"77, можем утверждать: количественные крайности в отношении каких бы то ни было ресурсов ф 77Н.Ф. Фёдоров. Супраморализм, или всеобщий синтез (т.е. всеобщее объединение) //.

Н.Ф. Фёдоров. Сочинения. М., 1994. С 151. столь же смертоносны, как и качественные. Во многих случаях смерть присутствует изысканно завуалировано: человек живёт, но на самом деле он, как принято говорить, заживо умер (сравним: «он умер для коллектива (общества)»). Более подробно такие эффекты будут рассмотрены в конце данной работы как проявления особой формы смерти — функциональной смерти.

Уделим внимание феномену кризиса с позиций смертельной угрозы (имея в виду живые организмы). Кризисное состояние как таковое в своём отвлечённом значении предполагает нестабильное состояние системы, характеризующееся спектром отдельных или последовательно развивающихся изменений. Ф — функциональные: искажение функции одного элемента качественное или количественноеискажение группы функций одного элемента качественное или количественноеутрата функций или их группы одним элементом или их совокупностью. С — структурные: повреждение исполнительного/коммуникационного элемента или их группы вплоть до уничтоженияповреждение регулирующего элемента или их группы вплоть до уничтоженияповреждение всех исполнительных и/или регулирующих элементов, равносильное уничтожению системы.

Если употребляется «глубокий кризис» или «глубочайший кризис», становится ясно: речь идёт о дефекте структурном (больших групп регулирующих и исполнительных элементов). Такой кризис провоцирует резкие недопустимые отклонения от диапазонов устойчивости главнейших узлов системы, потому чреват смертельным исходом для неё.

Агрессивная среда вызывает внутренний кризис системы при отсутствии его и усиливает при его наличии. Принципиально, конфликтуют ли только внутренние элементы системы, или также элементы системы с частями (компонентами) среды. Всякий материальный или духовный процесс всегда основан на присутствии и всевозможных видах обмена некоторого оптимального количества подобающих по своим характеристикам ресурсов. Последние находятся в пространствах (на территориях) действия или в распоряжении участников процессасам же процесс требует определённых с различной степенью жёсткости условий, причём с повышением сложности процесса условиям его протекания задаются характеристики всё возрастающей чёткости. Кризис зарождается при внезапном (заранее не предусмотренном) или чрезмерном изменении следующих спецификаций процесса: 1) численность элементов («участников» процесса), 2) скорость (указание на фактор времени) и объёмы потребления ресурсов, 3) воздействие на окружающую среду (территория/пространство), вызванное появлением основных, побочных и случайных (следствия ущерба учёта руководящих сил) результатов процесса.

Но весь комплекс объективных составляющих уже оформившегося кризиса (экологического, биологического, духовного, личностного), базируясь на исходной тенденции усложнения функционирования системы, являет не более чем результат. Любое живое существо, вступая в процесс, активно включается либо в конкуренцию (conquerer — завоеватель), войну за, выражаясь терминами логики и математики, необходимый и достаточный во всех аспектах ресурс, либо в адаптацию (приспособление) к условиям, доступным для него без серьёзных усилий.

Простейший способ физического устранения конкурентов субъектом, известный в природе и виртуозно принятый к применению человеком, состоит в 1) умерщвлении неразвитого и незащищённого участника процесса (зародыша, детёныша, молодой особи), 2) лишении его территории, располагающей витальными ресурсами для него. Известнейшим примером служит распоряжение царя Ирода об избиении.

7ft младенцев в Вифлееме. Отсюда опасность и риск нисхождения субъекта до описанных способов конкуренции.

Разумеемая ситуация, согласно применяемой здесь авторской классификации, не общая (политическая, экономическая, социальная, культурная), специальная (духовное состояние социумаречь о ней ниже) или особая (в данном исследовании чрезвычайная, extreme — радикальные тоталитарные идеологии, особенно мондиалистские версии глобализма79), а натуральная — природная, только особым образом преломленная в многих планах бытия человека. «Новый человек», приводящий в восторг своих родителей, для окружающих всего лишь новый потенциальный (для особо радикальных ревнителей различных «теорий выживания» — и реальный) конкурент в противоборстве. Сражение идёт за: территорию, благоприятную для а) обитания, б) размещения полноценных жилых и необходимых хозяйственных объектов, в) размноженияусловия, позволяющие оптимально: а) питатьсяб) трудиться (или не трудиться, а просто получать материальную прибыль) — в) осуществлять рекреационные мероприятия для себя и потомстваг) участвовать в коммуникационных процессах — транспортное сообщениерадио, телевизионная, телефонная и другие виды связиблагоприятное окружение — доброжелательные ** сотрудники и соседи, чиновники и прочиед) избрать адекватного персональным запросам брачного партнёра.

Приведена структура функциональных направлений потребления ресурсов, которые, в свою очередь, в интересах настоящего исследования предложено классифицировать по показательным принципам, что в сокращённой форме изложено ниже. Многие характеристики относительны, поскольку хорошее, доступное и важное для одного потребителя станет наихудшим, недоступным и никчёмным для другого в.

78Новый Завет. Мф. 2,16. ф 79С.А. Егищянц. Тупики глобализации: торжество прогресса или игры сатанистов? М.,.

2004. С 83. силу его потребительских запросов. А. Принадлежность владельцу в пределах от единичного субъекта до совокупных субъектов. Б. Источник получения (может сам считаться ресурсом): Б1. Качественная характеристика: Б 1.1. Происхождение (естественный, искусственныйсверхъестественный, для нерелигиозных людей сомнителен или сам источник, или добытый из него ресурс, поэтому предпринимаются попытки установить принадлежность его к двум указанным выше группамзаконы природы при таком поступлении ресурса не нарушаются, но и, как правило, не подтверждаютсясмешанный, ресурс при этом всегда сложен по структуре). Б 1.2. Доступность. Б2. Количественная характеристика.