Повседневная жизнь советских писателей в 1930-х — начале 1950-х гг

Актуальность выбранной темы определяется прежде всего тем обстоятельством, что понимание исторического процесса невозможно без учета жизненной практики его участников и их собственной оценки того образа жизни, который они вели. История повседневности ориентирует исследователя на воспроизведение всего многообразия личного опыта и форм самостоятельного поведения обычных людей. И в этом смысле воссоздание материально-бытовых аспектов повседневной жизни советских писателей представляет особый интерес.

Кроме того, актуальность исследования определяется новым методологическим подходом к постановке проблемы. В современной исторической науке существует несколько направлений «новой социальной истории»: история ментальностей, историческая антропология, микроистория и история повседневности. Несомненно, существует общее во всех этих подходах. Во-первых, характерен перенос акцента с исследования государственных институтов, экономических структур, больших общностей (класс, нация и т. д.) на изучение микромиров, взаимодействия людей в небольших группах, стратегий поведения, а также переход от описаний крупных исторических событий к анализу рутины и повседневности. Во-вторых, особое внимание сторонники социальной истории уделяют языку и понятиям изучаемой эпохи, ее символам и ритуалам, выделению ее качественного своеобразия. В-третьих, социальную историю отличает внимательное чтение и своеобразная интерпретация источников. В-четвертых, — междисциплинарность исследований. Еще одной объединяющей особенностью данного направления является использования историками прежде всего источников личного происхождения1.

Необходимо также отметить, что существует другая точка зрения, рассматривающая упоминавшиеся выше направления социальной истории как различные по.

1 См.: Кромм М. Отечественная история в антропологической перспективе: история ментальностей, историческая антропология, микроистория, история повседневности // Исторические исследования в России. Вып. II. / Под ред. Г. Бор-дюгова. М.: 2003. С. 179−202. нимания истории повседневности1.

Автор данного исследования придерживается первой точки зрения и считает историю повседневности частью социальной истории.

Формирующаяся методология изучения истории повседневности2 дает возможность показать многообразие способов, которыми отдельные индивиды и социальные группы приспосабливаются к социальным условиям, а также их представления о том, какой может быть цена сделки с властью. К тому же на уровне изучения истории повседневности можно преодолеть разрыв между историей общества в целом и отдельного человека, а значит показать не только импульсы, направленные властью населению страны, но и обратную реакцию. Преимущество данного подхода состоит в том, что он не сводит историю к простому отражению деятельности государства. Для многих историков сейчас очевидно, что государственные функции контроля в советский период были не столь сильными, а общество не таким уступчивым, как это представляли себе историки «тоталитарного направления"3. Государство искало поддержки у различных слоев общества и, прежде всего, у интеллигенции. По мнению многих исследователей советского периода отечественной истории, никакой режим, включая сталинский, не мог функционировать в социальном вакууме. Сталинская политика формировалась под влиянием определенных социальных групп. Хотя это влияние и было относительно слабым, шел непрерывный процесс заключе.

1 Р. ван Дюльменмен рассматривает социальную историю, как совокупность нескольких направлений: историческая демография и история семьи, история рабочих и рабочего движения, история быта, изучение народной культуры, изучение женской проблематики. (Дюльмен Р. Историческая антропология в немецкой социальной историографии. THESIS. — 1993. — Вып. 3.) — Пушкарева Н. Предмет и методы изучения «истории повседневности» // Этнографическое обозрение. — 2004 — № 5. — С. 3−19.

2 Необходимо отметить некоторые важнейшие работы по методологии истории повседневности: Людке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. М., 1999; Репина Л. П. Смена познавательных ориентаций и метаморфозы социальной истории // Там жеСоколов А. К. Социальная история России новейшего времени: проблема методологии и источниковедения // Там жеИсточниковедение новейшей истории России: Теория, методология и практика / Под общ. Ред. А. К. Соколова. М., 2004.

3 См. напр.: Арендт X. Истоки тоталитаризма. М., 1996; Бжезинский 3. Большой провал: рождение и смерть коммунизма в двадцатом веке. New York, 1989; Конквест Р. Большой террор. Рига, 1991; Фэйндсод М. Смоленск под властью советов. Смоленск, 1995. В отечественной историографии также существуют труды в рамках данного направления. См. напр.: Головатенко А. Тоталитаризм XX в.: материалы для изучения истории и обществоведения. М., 1992; Наше отечество. Опыт политической истории / Под ред. С. Кулешова, О. Волобуева и др.- Политическая история. Россия — СССР — Российская Федерация / Под ред. С. Кулешова, О. Волобуева и др. М., 1996; Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал / Под общ. ред. Ю. Афанасьева. М., 1997; Суровая драма народа. Ученые и публицисты о природе сталинизма. М., 1989. ния договоров между режимом и социальными группами1. В то же время не стоит абсолютизировать свободу и независимость отдельных социальных слоев советского общества. При критическом отношении к «тоталитарному направлению» в историографии следует признать особую роль государства в советской действительности. Учет этого обстоятельства и составляет специфику методологического подхода к изучению истории повседневности по отношению к рассматриваемому периоду отечественной истории.

К общетеоретическим основам формирования истории повседневности относят, во-первых, основателей феноменологического направления в философии, в частности, Э. Гуссерля, который первым обратил внимание на то, что необходимо осмысливать не только высокие абстракции, но и «сферу человеческой обыденности», которую он именовал «жизненным миром». Другой представитель этого направления А. Шюц3 предложил сосредоточиться на анализе процессов складывания и обусловливания «пред-данности».

Во-вторых, теорию конструирования П. Бергера и Т. Лукмана4, которые предлагали изучать социальные взаимодействия как основное содержание обыденной жизни. Г. Гарфинкель и А. Сикурель считали индивида независимым от абстрактных структур преобразователем реальности. Целью исследователя, по их мнению, должно стать обнаружение «методов, которыми пользуется человек в обществе для осуществления обыденных действий».

Третьей концепцией, повлиявшей на формирование методологии истории повседневности стали труды К. Гирца5, увидевшего в любой культуре «стратифицирован.

1 Подобных взглядов придерживаются например: Журавлев С. «Маленькие люди» и «большая история». Иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920;х-1930;х гг. М., 2000; Лебина Н. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии 1920;1930 гг. Спб., 1999; Осокина Е. За фасадом «Сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации 1927;1941. М.: 1997; Фрицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М. 2001; Холмс Л. Социальная история России: 1917;1941. Ростов н/Д., 1993 и др. исследователи.

2 Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999; Он же. Картезианские размышления СПб, 1998.

3 Щюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004.

4 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

5 Гирц К. Идеология как культурная система // Новое литературное обозрение. — 2000. — № 27. ную иерархию структур, состоящих из актов, символов и знаков". Интерпретация фактов позволяет понять представителей других культур, их восприятие событий и явлений.

Влияние на формирование методологии истории повседневности оказали также представители школы «Анналов» М. Блок1 и J1. Февр2, которые предложили видеть в реконструкции «повседневного» элемент воссоздания истории в ее целостности. Ф. Бродель3 отнес к «структурам повседневности» то, что окружает человека и сказывается на его жизни изо дня в день — географические и экологические условия жизни, трудовая деятельность, потребности (в жилище, в питании, одежде, лечении больных), возможности их удовлетворения (через технику и технологии). Для такого всестороннего изучения необходим анализ взаимодействий между людьми, их поступков, ценностей и правил, форм и институтов брака, семьи, религиозных культов, политической организации социума.

Огромное влияние на историю повседневности оказал микроисторический подход4, благодаря которому стало возможным принять во внимание множество частных судеб «незамечательных людей" — была апробирована методика изучения несостоявшихся возможностейопределено новое место источников личного происхождения в историческом исследованиипоставлена задача исследования вопросов о способах жизни и выживания в условиях войн, революций, террора, голода.

Собственно история повседневности сформировалась в Германии, где получила название Alltagsgeschichte. Можно выделить три ее направления:

• основатель Т. Ниппердей, объявивший предметом исторической антропологии антропологические структуры, объединяющие в себе личность и ее время. Предназначение исторической науки он видел в изучении взаимоотношений личности и общества в их динамике, в конкретном месте и в конкретную эпо.

1 Блок М. Апология истории или Ремесло историка. М., 1986.

2 Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

3 Бродель Ф. Структуры повседневности: возможное и невозможное // Материальная цивилизация. Экономика и капитализм. XV — XVIII вв. М., 1996.

4 Медик X. Микроистория // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. — 1994. — Т. ху. Исследовательская программа Т. Ниппердея включала в себя изучение морального поведения, процессов воспитания и т. д.

• основатель X. Медик, полагавший, что особое внимание необходимо уделять уникальности и инаковости явлений прошлого, а также издержкам индустриализации и модернизации;

• основатель А. Ничке, считавший главной задачей изучение поведения людей во времени и эффективных форм поведения, способных повлечь за собой социальные перемены1.

В отечественной науке, независимо от западных исследователей, появление истории повседневности предвосхитил Ю. Лотман. Свое внимание к бытовым подробностям он обосновывал тем, что они позволяют расшифровать скрытый за ними культурный код и понять общественную позицию человека. Этот семиотический подход нацелен на постижение смысла изучаемой культуры. Его трактовка бытового поведения строится на контрасте обычного (каждодневное, бытовое, естественное, единственно возможное) и необычного (торжественное, ритуальное, внепрактическое поу ведение) .

Безусловно, можно проследить некую преемственность между «бытовой» историей XIX-XX столетий и историей повседневности3. В этих работах показывалась материальная сторона жизни: описание того, что ели, во что одевались, где жили т. д. люди прошедших времен, статистические данные о заработной плате. Таким образом, имел место внешний подход к проблематике повседневности, который, конечно же, обогатил историческую науку фактическими данными.

Современный же вариант истории повседневной жизни исходит из того, что люди активно участвуют в постоянном процессе создания и переустройства структур повседневности, они пытаются приспособить к себе тот жизненный мир, который их.

II. — Вып. 4.

1 См.: Кромм М. Пособие к лекционному курсу, www.countries.ra/library/anthropology/krom/index.ahtm.

2 Лотман Ю. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1.С. 249.

3 Например, труды Н. И. Костомарова, И. Е. Забелина и др. окружает, особое внимание уделяется мотивации их действий. В современных работах необходимо показывать процесс смены обыденных стереотипов, норм поведения и структуры повседневности. Структурирование повседневности необходимо, иначе исследование вновь будет сведено к описательности, к разрозненным картинкам или механической сумме отдельных явлений прошлого. Еще одним отличаем истории повседневности от бытоописательства является придание значимости событийному, подвижному, изменчивому, случайному, в отличие от стабильного и распространенного. В традиционной науке «быт» противопоставляется производственной сфере. Историки повседневности включают ее в сферу повседневного и изучают каждодневные обстоятельства работы, мотивации труда, отношения работников между собой и их взаимодействие с администрацией.

На современном этапе развития историческая наука еще не выработала единого определения понятия повседневности. Превалируют описательные характеристики «обычное ежедневное существование», «образ жизни», «традиционные формы личной и общественной жизни», «повторяющиеся, устойчивые, ритмичные, стереотипи-зированные формы поведения». Попытку определить повседневность через систему бинарных оппозиций предпринял Н. Эллис: повседневность — праздникрутиначрезвычайные обстоятельстварабочий день — жизненный мир буржуажизнь народных масс — жизнь высокопоставленных персонбудничные события — «исторические» событиячастная жизнь — официальная или профессиональная жизньестественное, спонтанное, неотрефлексированное мышление — искусственное и научное мышлениеобыденное сознание — научное сознание1.

Отечественные исследователи также пытаются дать определение повседневности. Так, JL Савченко предлагает такое: «Повседневность есть деятельная характеристика социальных отношений, включающая в себя практическую деятельность, мышление, целеполагание, иллюзии и фантазии, которые возникают тут и сейчас в данном об.

1 Цит. по: Кромм М. Повседневность как предмет исторического исследования // История повседневности. Сборник научных работ. СПб.: 2003. С. 11. ществе, и которые носят прагматический характер"1. И. Сохань дает другое: «Повседневность — первичный этос человеческого существования, где бытие структурировано в заботе человека о себе. Это особый, первичный вид опыта о мире, прежде всего опыт вне эго и разума. Опыт телесности, уже ввиду своего устройства организующий мир вокруг себя» .

Попытку осмыслить повседневность сделал и В. Лелеко: «То, что в жизни человека и окружающем его мире природы и культуры происходит ежедневно, должно быть определенным образом воспринято, пережито, оценено. Для того чтобы стать повседневным, обыденным, то, что повторяется каждый день, должно стать ожидаемым, неизбежным, обязательным, привычным, само собой разумеющимся, понятным, должно быть пережито и оценено как тривиальное, серое, скучное"3. Таким образом, автор данного высказывания выделяет два уровня смысла в понятии «повседневность»: суточный ритм повторяющихся процессов и событий и их оценка человеком.

В. Лелеко выделяет несколько уровней времени повседневности: природно-космический (суточное вращение Земли вокруг своей оси и ее положение относительно Солнца — суточный и сезонный ритм), природно-биологический (прежде всего ритмы сна и бодрствования), календарная повседневность (будни и праздники).

Кроме того, он выделяет перечень ежедневных дел и «событий», которые делит на «сектора»:

1. Время, отведенное на удовлетворение физиологических и других телесных потребностей — сон, питание, естественные отправления, секс, движение и иная физическая нагрузка, гигиенические процедуры, оформление внешности, удовлетворение психологических, духовных потребностей (в общении, получении информации, психологической поддержке, вере) — эти потребности им.

1 Савченко Л. А. Повседневность: методология исследования, современная социальная реальность и практика, (Социально-философский анализ): Дис. докт. философских наук. / Л. А. Савченко. Рн/Д. 2001.

2 Сохань И. В. Повседневность как универсальное основание человеческой культуры: Дис. канд. философских наук. / И. В. Сохань. Томск. 1999.

3 Лелеко В. Пространство повседневности в европейской культуре. СПб.: 2002. С. 103. перативно обязательны, они универсальны, не могут игнорироваться без ущерба для здоровья и даже жизни.

2. Время «ведения домашнего хозяйства» — заготовка и/или приобретение, хранение продуктов питания, приготовление пищиобеспечение места и условий для снаподдержание порядка и чистоты жилища, утвари, одежды и т. д. — эти заботы могут частично или полностью перекладываться на других.

3. Время работы, добывание (сохранение, преумножение) средств к существованию, профессиональной деятельности или ежедневная учеба — это удел не всех социальных слоев и возрастных групп.

4. Сектор свободного времени — удовлетворение «информационных потребностей», дружеское или иное необязательное общение, хобби и ничегонеделанье.

В. Лелеко пишет: «Событийный ряд повседневности в его нормативной заданно-сти может быть интерпретирован как совокупность сценариев поведения, обеспечивающего удовлетворение базовых ежедневных телесных и духовных потребностей человека"1. Даются критерии занятий и событий, которые позволяют отнести некоторые из них к повседневным: регулярность, принадлежность к первым трем секторам повседневности. Таким образом, из сферы повседневности выпадает 4 сектор, а также сон и вера, по мнению В. Лелеко, к повседневности не относится.

Кроме того, В. Лелеко делит повседневность на бытовую и производственную (профессиональную) — на нормативную и экстремальную.

Также он пишет о пространстве повседневности, центром которого является дом. Внутреннее пространство — это размеры жилища, дома, комнат. Части жилища составляют структуру внутреннего пространства. Границы внешнего пространства определяются дальностью возможных ежедневных перемещений за пределами дома. Существует и перцептуальное пространство повседневности — пространство, доступное непосредственному восприятию человека повседневной жизни — зрению и слуху, а также культурное пространство — физическое перцептуальное пространство.

1 Там же. С. 110 повседневности, в котором реализуются культурные смыслы повседневной деятельности человека.

В. Лелеко говорит и о масштабе субъекта повседневной деятельности: им может быть индивид или малая социальная группа, но и большая территориальная общность (города, региона, государства). Выделяются также типы профессиональной повседневности.

Концепция понимания и структурирования повседневности В. Лелеко в целом близка автору данного диссертационного исследования. Однако хотелось бы заметить, что создание труда, охватывающего все структуры повседневности всех общественных слоев поистине грандиозная задача, скорее всего непосильная для одного исследователя в рамках одной работы. Поэтому предметом изучения отдельной работы могут быть те или иные аспекты повседневности в зависимости от особенностей, присущих тому или иному объекту исследования.

Как уже отмечалось выше, единого определения повседневности нет, но при всех различиях в трактовке этого понятия все исследователи говорят о повседневности, как о неких действиях индивида (или групп индивидов), которые повторяются (каждодневно) и носят прагматический, утилитарный характер. Исходя из этого, автор диссертации предлагает собственное определение: Повседневная жизнь — комплекс постоянных прагматических усилий индивида, направленных на удовлетворение биологических, социальных и духовных потребностей, а также на преобразование внешних условий существования человека. Повседневность — неотъемлемая и ведущая часть жизни любого человека вне зависимости от его социального положения и других отличительных особенностей.

Материальные потребности — это точка пересечения всех базовых потребностей человека, связанных с вещественным миром и отношением к нему. Так как структура повседневной жизни очень широка, то автором данной диссертации выбран лишь один ее аспект — материальные условия жизни советских писателей и удовлетворение их материально-бытовых потребностей.

Литераторы являлись частью советской интеллигенции, которая играла особую роль в развитии общества, так как представители именно этого социального слоя создают основные его достижения, выполняют в нем руководящую и формирующую идеологию функции, способствуют научно-техническому развитию. Качественные характеристики интеллектуального слоя во многом обуславливают развитие общества, именно поэтому пристальное внимание на современном этапе развития отечественной историографии отводится изучению советской интеллигенции. Сейчас говорят о «массовом» появлении этого социального слоя не в середине XIX в., как это делалось ранее, а уже с начала XVIII.

Вопрос о толковании понятия «интеллигенция» является дискуссионным. Существуют два основных подхода к этой проблеме, другие же являются промежуточными, в той или иной степени приближаясь к одному из двух.

Первый подход — социологический (социально-исторический) — рассматривает интеллигенцию, как работников умственного труда, занимающихся им благодаря образованию, специальности, квалификации, способностям, навыкам и опыту1. В этом случае имеется в виду такой семантический ряд: интеллигенция — интеллигенты — специалисты.

Второй подход — философско-этический (культурологический) — относит к интеллигенции не всех представителей умственного труда, а тонкий слой интеллектуалов, элиту общества, наделенную не только знаниями, но и особыми, чаще всего положительными, морально-нравственными качествами2. В этом случае семантический ряд иной: интеллигенция — интеллигентные люди — интеллигентность.

Тем не менее, современный уровень развития науки предполагает наличие множества подходов к проблеме, поэтому нельзя не согласиться с мнением В. Соскина: «.историку необходимо в каждом конкретном случае оговаривать, какой слой .

1 Эта точка зрения преобладала в советской историографии интеллигенции.

2 Таких взглядов придерживались совершенно разные деятели культуры, как, например, А. Солженицын, К. Чуков ский. имеется в виду. Такой подход освободит нас от бесконечных дискуссий о понятии интеллигенция, не продвигающих вперед конкретные исторические исследования"1.

Автор данной диссертации является сторонником первого подхода, так как этот подход имеет четкие критерии, по которым тот или иной человек или профессиональная группа может быть отнесена к интеллигенции. При втором подходе содержание понятия определяется субъективно, а, значит, не может носить научного характера. К тому же не стоит забывать о социальной, политической и личностной неоднородности интеллигенции, при которой объединяющим фактором морально-нравственные взгляды никак не могут быть.

Очевидно, что роль интеллигенции в жизни общества куда больше, чем ее удельный вес в населении страны. Внутри интеллигенции имеются многочисленные группы, отличающиеся специфическими чертами, такими, как, например, род деятельности. В первой половине 1920;х гг. в РСФСР интеллигенция составляла 320,3 тыс. чел, а ее удельный вес в самодеятельном населении городов равнялся 4,9%, а с учетом «лиц свободных профессий» — 5%'.

В период 1920;х гг. в структуре интеллигенции произошли существенные изменения. Около половины интеллигентов оказались в эмиграции в начале периода (хотя позднее некоторые вернулись). Самым крупным отрядом интеллигенции было учительство. За первые пятилетки выросло в более чем пять раз количество врачей по сравнению с дореволюционным временем, возросла численность технической интеллигенции, кроме того, постоянно росла доля административного аппарата в этом социальном слое. Менялся половой состав этого слоя, все больше становилось в нем женщин, особенно среди культурно-просветительских и медицинских работников. Интеллигенция значительно помолодела (так, на I Всесоюзном съезде советских писателей средний возраст делегатов был 35,5 лет). Менялся национальный состав (за счет роста интеллигенции в республиках) и социальное происхождение. Вместе с.

1 Некоторые теоретические аспекты современного этапа изучения советской интеллигенции России // Актуальные проблемы историографии отечественной интеллигенции. Межвузовский республиканский сборник научных трудов. Иваново, 1996. С. 29. тем качественный уровень профессиональной подготовки заметно упал, т. к. огромный размах приобрело так называемое «выдвиженчество», многие специалисты готовились на всякого рода краткосрочных курсах и рабфаках. Таким образом, возможно говорить о значительном росте социальной неоднородности интеллигенции.

Кроме того, власть пыталась повлиять и на мировоззренческие ориентиры и политическую ориентацию интеллигенции. Это происходило через советскую печать, различные учреждения (Социалистическая академия, Институт красной профессуры, Дом ученых и т. д.), различные лекции, диспуты и дискуссии, курсы по переподготовке и профсоюзы (к 1924 г. 90,5% интеллигенции состояло в профсоюзах)2.

Писатели являлись частью советской интеллигенции, и для этого профессионально слоя были характерны те же тенденции развития, что и для других ее составляющих, хотя, безусловно, существовали и некоторые особенности.

Для того чтобы дать характеристику той или иной профессиональной группе интеллигенции, необходимо четко ее обозначить. Писатели — это представители творческой интеллигенции, профессионально занимающиеся литературной деятельностью. В данном исследовании понятия «писатели» и «литераторы» используются как синонимы. Под ними понимаются все члены Союза советских писателей СССР (ССП). Для исследования повседневности выделение членов ССП в отдельную группу представляется целесообразным, так как их быт имел специфику по сравнению с представителями других профессиональных групп и по сравнению с теми, кто занимался литературной деятельностью, но не входил в эту организацию.

Объект исследования — корпорация советских писателей, объединенных членством в ССП и профессионально занимающихся литературным творчеством.

Предмет исследования — деятельность общественных организаций по обеспечению условий повседневной жизни и творчества литераторов.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1932 по начало.

1 Жиромская В. Б. После революционных бурь: население России в первой половине 20-х годов. М.: 1996. С. 150.

2 См., напр.: Волков С. В. Интеллектуальный слой в советском обществе. М.: 1999. Изменения социальной структуры советского общества 1921 — середины 30-х годов / Отв. ред. Селунская В. М. М.: 1979; Федюкин С. А. Великий Ок.

1950;х гг. В 1932 году было ликвидировано множество писательских организаций и создан ССП. Те, кто занимался литературным трудом, теперь были четко поделены на «членов» ССП и «нечленов». Принадлежность к этой организации делала условия творчества и быта писателей особыми, что позволило выделить их в качестве предмета исследования данной диссертации. Верхняя хронологическая рамка исследования определяется сменой власти, произошедшей в начале 1950;х гг., повлекшей за собой определенные изменения в социокультурной политике государства, и, естественно, повлиявшей на повседневную жизнь советских литераторов.

Географические рамки исследования представлены повседневной жизнью московских литераторов и, отчасти, ленинградских. Данные о провинциальных деятелях литературы привлекались автором для сравнения. Такое ограничение географических рамок исследования объясняется некоторыми объективными обстоятельствами. Во-первых, литераторы двух столиц, составляли самую большую группу компактно проживавших советских писателей1. Кроме того, повседневность и быт московских и ленинградских литераторов определялись часто тем обстоятельством, что здесь находились главные органы управления ССП и Литфонда, различные их подведомственные учреждения, редакции крупнейших издательств в СССР и т. д. Понятно, что писатели других регионов не располагали такими же возможностями обустройства профессиональной жизни и быта, как московские и ленинградские.

Методология и методы исследования. Представленное исследование выполнено в рамках так называемой «новой социальной истории». Основным принципом этого направления является междисциплинарность. В данном исследовании этот принцип был реализован в использовании основных подходов. Социоструктурный подход был применен для характеристики профессиональной группы как некоей корпорации. При этом исследовались, с одной стороны, нормативные документы, а с другой — реальное функционирование тех или общественных организаций. Исследование построено, в том числе, на материалах ССП и других организаций, связантябрь и интеллигенция. М.: 1972. ных с обеспечением деятельности и повседневной жизни писателей. Казалось бы, это — скорее, институциональный подход к историческому процессу. Но автор не видит противоречия в том, что при анализе и реконструкции повседневной жизни советских литераторов большое внимание уделяется различным организационным структурам. Напротив, автор настаивает на правомерности такого подхода, так как нет необходимости говорить об огромном влиянии, которое оказывала власть через свои различные органы и организации на все сферы жизни советского общества. Повседневная жизнь разных социальных и профессиональных слоев не стала в этом исключением.

Социокультурный и личностно-психологический подходы реализовывались в использовании методов различных областей гуманитарного знания. Культурологические методы позволили описать социокультурное пространство, в котором существовали советские писатели. Историко-антропологические методы дали возможность изучить взгляды и настроения людей, особенности их межиндивидуального общения и взаимодействия, структуру ценностной ориентации, а так же этических основ жизнедеятельности. Этот подход отразился в диссертации в широком использовании источников личного происхождения. Историко-психологические методы проявились в учете социально-психологических установок исследуемой социально-профессиональной группы.

В диссертации использовались такие специально научные методы, как историко-генетический (реконструкция повседневной жизни советских писателей, раскрытие ее свойств и изменений) — историко-типологический (выявление типологических свойств, характерных для отдельных групп и писательской корпорации в целом, создание типологии обращений литераторов в ССП), историко-сравнительный (сопоставление условий жизни литературной интеллигенции и других групп советского общества, сравнительный анализ писательских обращений в ССП).

1 Писатели-члены ССП, проживавшие в эти годы в Москве, составляли около 25% от их общего количества.

Для обработки массовых источников применялись математические методы. Исследовательский процесс изучения повседневности предполагает объединение отдельных элементов в единую систему. В собранном однородном материале источников выделялись отрывки текста, а в дальнейшем формализованный материал подвергался анализу с точки зрения повторяемости найденной информации.

Автором диссертационного исследования были проанализированы письма писателей в ССП и дневники дежурств в Правлении писательской организации. Это позволило выявить круг их жизненных потребностей и требования, которые они предъявляли к ССП. В результате можно выявить каковы были социальные и материальные амбиции писателей, на какое место в обществе они претендовали, а также адекватность этих претензий конкретной исторической обстановке. Для анализа повседневной жизни писателей это представляется необходимым, т. к. отношение людей к своему положению в обществе влияет на их умонастроение, ощущение полноты жизни.

Говорить о повседневности, не учитывая субъективного нельзя, т. к. именно оценка человеком своего положения в обществе определяет его каждодневные практики. Постоянный выбор, который совершает каждый человек каждый день определяется тем, в каком качестве он себя ощущает. Очень часто действительность и представление о ней находятся в явном противоречии, тогда жизнедеятельность направлена на то, чтобы устранить его.

Историография проблемы. Отметим, что в целом отечественная историческая наука накопила достаточное количество исследований, по проблемам, так или иначе касающимся деятельности ССП, Литфонда и условий творчества литературной интеллигенции исследуемого периода. Это как фундаментальные труды по истории экономической, политической, социальной жизни советского общества, куда вошли разделы, относящиеся к деятельности организации советских писателей, так и работы, посвященные отдельным вопросам истории литературного процесса в СССР. Во многом историография исследуемой проблемы посвящена деятельности ССП.

В соответствии с общепринятой историографической традицией можно выделить несколько периодов в развитии сюжетов, так или иначе связанных с социально-экономическим положением и повседневной жизнью советских литераторов.

I период — с середины 1930;х до начала 1950;х гг1. Историография советского литературного процесса после объединения писателей в ССП носила в основном описательный характер. Партийное руководство литературным процессом признавалось безошибочным и верным. Подчеркивалась роль лично И. Сталина в формировании советского литературного процесса.

II период — с середины 1950;х — до середины 1960;х гг.2 Изменение отношения к литературному процессу и роли в нем партийно-государственного руководства отразились в историко-литературоведческих работах сразу после смерти И. Сталина. Власть после XX съезда КПСС пересмотрела свое отношение к его личности и методам руководства, но курс на социалистическое строительство ею продолжал декларироваться, а вместе с этим не были сняты основные идеологические установки.

С одной стороны, констатировалось, что «культ И. В. Сталина нанес немалый ущерб художественному творчеству"3. Отмечался его субъективизм в оценке произведений искусства, приводивший к необъективной оценке художественных произведений. Были восстановлены добрые имена некоторых литераторов, подвергшихся несправедливой критике: «теперь может идти речь об ошибках или заблуждениях честных советских литераторов, а не о злокозненных происках врагов народа"4.

С другой стороны, влияние партии на литературный процесс по-прежнему оценивалось как безусловно необходимое, а воспитательная функция партии и по-прежнему считалась основной по отношению к литературе. Чрезвычайно скупо.

1 См., напр.: Бабушкин И. Ф. И. В. Сталин о художественной литературе. Томск. 1950; Домцауэр М. Ф. Образ И. В. Сталина в художественной литературе. Саратов. 1946; Советская литература. / Под. ред. М. Корнева М. 1948; Советская литература на подъеме. /Под ред. Ковальчик Е. М. 1948; и др.

2 См., напр.: Плоткин Л. Партия и литература. Л. 1960; Скобелкин В. H. Роль партии в развитии советской художественной литературы в послевоенный период (1945;1952). Ереван. 1955; и др.

3 Плоткин Л. А. Борьба партии за высокую идейность советской литературы в послевоенный период. М. 1956. С. 258.

4 Там же. С. 259. представлялась в этих работах повседневность советских писателей, однако в этот период появляются первые воспоминания самих участников событий, что положило начало Формированию источниковой базы исследования.

III период — с середины 1960;х — до середины 1980;х гг.1. С точки зрения содержания литературного процесса вмешательство партии и правительства в творческую деятельность в историографии этого периода объяснялось «объективными» причинами (например, международной обстановкой). Лейтмотивом был тезис о том, что несмотря на перекосы вызванные особенностями личности И. Сталина, в целом социалистическое искусство развивалось: «Культ личности не мог изменить самой природы нового художественного метода, связанного с публичными процессами социалистической действительности и художественного развития, но ощутимый ущерб литературе он причинил"2. Сегодня совершенно очевидно, что-то, что было ценного и высокохудожественного в литературе рассматриваемого периода, существовало не благодаря методу социалистического реализма, а вопреки и развивалось в силу таланта писателей, а не мудрого руководства партии.

С точки зрения интересующего нас предмета исследования и отражения его в научной литературе, необходимо отметить, что в эти годы появились труды о творческих союзах как общественных организациях в СССР и их истории. Однако некоторые авторы не выделяли творческие союзы в качестве общественных организаций, 3 относили их к числу добровольных обществ типа научно-технических, создаваемых в различных отраслях хозяйства или в социально-культурной сфере. Так, В. Хохлов различал два вида общественных организаций в сфере культурного строительства: добровольные общества и творческие союзы4. С. Братусь, напротив, считал, что творческие союзы не относились к добровольным обществам, так как брали на себя.

1 Советская интеллигенция. История формирования и роста. 1917; 1965 гг./ Гл. ред. М. П. Ким. М. 1968; Соскин В. П. Ленин, революция, интеллигенция. Новосибирск. 1973; Сучков Б. Лики времени. М. 1976; Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. М. 1970.

2 Метченко А. Кровное, завоеванное. Из истории советской литературы. М. 1971. С. 326.

3 Лукьянов А. И., Лазарев Б. М. Советское государство и общественные организации. М. 1961; Козлов Ю. М. Соотношение государственного и общественного управления в СССР. М. 1966.

4 Хохлов В. Ф. О законодательном регулировании культурно — воспитательной деятельности Советского государства М. защиту и представительство правовых и экономических интересов своих членов, следовательно, они объединяли в себе черты добровольного общества и профессионального союза1. А. Трошенко полагал, что творческие союзы вместе с театральными обществами составляли самостоятельный вид общественных организаций — общественные творческие художественные объединения2.

Особый интерес представляют работы Ц. Ямпольской. Классифицируя общественные организации, она обозначила их отличительные признаки по сравнению с общественными движениями и другими добровольными обществами: закрепление в качестве идейной основы объединения группы творческой интеллигенции метода социалистического реализмапрофессиональный признак объединения (отличный, впрочем, от профсоюзного) — требования высокого профессионального мастерства в качестве обязательного условия приема в члены творческого союзаширокий круг защищаемых союзом интересов своих членов3. Так в научной литературе постепенно складывалась теоретическая база представлений о сущности и функциях творческих союзов в СССР.

IV период — с середины 1980;х — до наших дней — период отечественной историографии, начатый перестройкой, когда вновь историками предпринимались попытки осмыслить культ личности И. Сталина, освободиться от прежних идеологических догм. Например, в сборнике «Наше Отечество"4 были выдвинуты некоторые интересные положения: о том, что функции работников духовной сферы в тоталитарном обществе сводились к апологетике существующего строячто в условиях СССР был установлен прямой идеологический диктат над работниками искусствачто проводником партийной линии по отношению к писателям в советское время был Секретариат ССП и т. д.

1967.

1 Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М. 1950.

2 Трошенко А. А. Общественные творческие художественные объединения в системе политической организации советского общества. М., 1968.

3 Ямпольская Ц. А. Общественные организации в СССР. М. 1972; Общественные организации в политической системе./ Под ред. Ц. А. Ямпольской. М. 1984.

4 Наше Отечество. Опыт политической истории./ Под ред. С. В. Кулишова, О. В. Волобуева и др. М. 1991.

Книга Е. Громова «Сталин: власть и искусство», посвященная вопросам взаимодействия сталинизма и искусства в целом, носит обзорный характер и касается взаимоотношений И. Сталина со всей творческой интеллигенцией на разных этапах его жизни. Несомненным достижением является то, что монография вводит в научный оборот целый ряд не опубликованных ранее документов из малодоступных архивов, что позволяет другим исследователям, работающим по смежным сюжетам, расширить исследовательское поле.

Следует отметить вклад, который внес в теорию исследования истории литературного процесса в период сталинизма Д. Бабиченко1. Он первым проанализировал взаимодействие институтов политики и литературного процесса с новых методологических позиций, ввел в научный оборот новые документы, дал им подробный комментарий и собственную критическую оценку. Он выяснил как, когда и кем конкретно из партийных руководителей готовились постановления второй половины 1940;х гг., какой была реальная расстановка сил и возможностей в верхних эшелонах власти. Он доказал, что идея подготовки «Постановления о журналах „Звезда“ и „Ленинград“», а также выбор его жертв уходили корнями в 1940 г., и только война помешала тогда осуществлению этих планов. В целом с выводами автора можно согласиться, они достаточно аргументированы. Выбор им институционального подхода для своего исследования также представляется верным, так как позволяет раскрыть механизмы влияния власти на общество. Для анализа ответной реакции применение этого подхода представляется спорным. На наш взгляд, для этого лучше подходит методология истории повседневности.

Значительный вклад в исследование политических аспектов истории советского у литературного процесса внесла М. Зезина. Хотя в ее монографии рассматриваются взаимоотношения власти и художественной интеллигенции в 1950 — 1960;х гг., в ней.

1 Бабиченко Д. Жданов, Маленков и дело ленинградских журналов.// Вопросы литературы. — 1993. — № 3- Он же. Писатели и цензоры. М. 1994; Он же. Повесть приказано ругать. Политическая цензура против Михаила Зощенко.// Коммунист. — 1990. — № 13- Он же. ЦК ВКП (б) и советская литература: проблема политического влияния и руководства, 1939 — 1946. Дисс. канд. ист. наук. / Бабиченко Д. М. 1994. Зезина М. Советская художественная интеллигенция и власть в 1950;60-е годы. М. 1999. показан механизм выработки и проведения в жизнь партийных решений в области литературы и искусства и методы воздействия власти на интеллигенцию, мотивы изменения социального поведения и идейно-эстетических взглядов самой интеллигенции.

В монографии JI. Максименкова «Сумбур вместо музыки. Сталинская культурная революция 1936;1938"1 освещаются роль и назначение Комитета по делам искусств при СНК СССР, раскрывается механизм идеологического контроля и многоступенчатой цензуры путем создания параллельных органов управления культурой.

В жизни литератора особую роль играет возможность открыто публиковать свои произведения. Эта возможность важна как для духовной и профессиональной жизни писателя (ибо литературные произведения без читателя не живут), так и для создания материальных условий жизни. Часто сложности с публикацией какого-либо произведения связаны с деятельностью цензоров. Изучение истории советской цензуры началось только в 1990;х гг. Одним из первых попытался проанализировать цензурную политику советского государства С. Федюкин2. Позже вышла книга А. Блюма «Советская цензура в эпоху тотального террора, 1929 — 1953» (СПб., 2000), которая стала продолжением ранее написанной автором монографии3. Здесь были представлены механизмы цензурного контроля и оценка его результатов во всех сферах литературного, издательского, библиотечного дела. Главное отличие советской цензуры от царской, по мнению автора, заключалось в том, что советская была не только запретительной, но и предписывающей то, о чем и как писать.

В монографии Т. Горяевой1 объектом исследования была выбрана сформированная в СССР система всеобъемлющей политической цензуры. Раскрывая подавляющие функции цензуры прямого воздействия (решения о запретах, цензорские вмешательства, отклонения рукописей), арсенал идеологического руководства (кадровая, издательская, гонорарная политика) автор анализирует ответную реакцию творче.

1 Максименков Л. В. Сумбур вместо музыки. Сталинская культурная революция 1936;1938. М. 1997.

2 Федюкин С. А. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу. М. 1977.

3 Блюм А. В. За кулисами «Министерства правды». Тайная история советской цензуры. 1917; 1929. М. 1994. ской интеллигенции, поведенческие особенности которой выработались в ответ на деятельность цензуры.

Процессу формирования различных творческих союзов в СССР посвящена диссертация А. Георгиева «Творческие союзы как элементы тоталитарной системы (1932;1941 гг.)». Он выделил его этапы в период с 1932 по 1941 гг., переосмыслил природу творческих союзов, о которой велась дискуссия в 1970;е гг.: «В 30-е годы они были общественными организациями лишь по форме. По содержанию деятельности творческие союзы можно считать государственными структурами, так как они были лишены двух главных признаков общественных организаций: самоуправления и самодеятельности"3.

Автору данной диссертации показалось важным сравнить собственные выводы о повседневной жизни советских литераторов 1930;1950;х гг. с некоторыми выводами и характеристиками региональных исследователей по сходным сюжетам4.

Особого внимания заслуживают работы, вышедшие в рамках относительно нового направления — исторической антропологии. Они помогли в проведении сравнительного анализа некоторых аспектов повседневной жизни различных социальных слоев советского общества, в том числе советских литераторов.

Так, монография Ш. Фрицпатрик «Повседневный сталинизм. Социальная история советской России в 30-е годы: город» посвящена широкому кругу вопросов по истории советской повседневности5. В работе исследованы материально-бытовые аспекты жизни различных слоев советских горожан, роль неформальных отношений в экономической жизни, семейные проблемы и положение женщины, а так же влияние.

1 Горяева Т. М. Политическая цензура в СССР. 1917 — 1991 гг. М., 2002.

2 Георгиев А. А. творческие союзы СССР как элементы тоталитарной системы (1932;1941 гг.). Дисс. канд. ист. наук. СПб. 1999.

3 Там же. С. 229.

4 См., например: Дискуссионные вопросы российской истории: Материалы IV научно-практической конференции «Дискуссионные вопросы российской истории в вузовском и школьном курсах». Арзамас. 2000; Зяблинцева С. В. Социально-бытовая сфера Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны (1941;1945): Автореферат дис. канд. исторических наук./ С. В. Зяблинцева. Кемерово. 1995. 150 е.- Сизов С. Г. Интеллигенция и власть в советском обществе в 1946;1964 гг. (На материалах Западной Сибири). Омск, 2001; Шалак А. В. Условия жизни и быт населения Восточной Сибири в годы Великой Отечественной войны (1941;1945). Иркутск. 1998.

5 Фрицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. политики на повседневность. Исследование базируется на источниках малодоступных для российских ученых, например, материалах Гарвардского проекта.

Представляется возможным остановиться более подробно на некоторых выводах и характеристиках относительно советской социальной истории 1930;х гг, сделанных Ш. Фрицпатрик. Принятие решений на всех уровнях власти характеризуется ею как произвол: «Вся бюрократия действовала произвольным образом, руководствуясь законом в минимальной степени и лишь иногда позволяя манипулировать собой с помощью личных связей».1 Отсюда, проистекал и фатализм и пассивность населения. Ш. Фрицпатрик приходит к выводу о противоположности духа партийных указаний и повседневного менталитета граждан. Самым распространенным и в то же время опасным для власти она считает пассивное сопротивление советских граждан, выражавшееся в их скептическом отношении к решениям власти.

Одна из черт советского человека, по мнению Ш. Фрицпатрик, иждивенчество. Для раскрытия сути советского государства она использовала образ благотворительной столовой: «Советские граждане мастерски умели изображать себя благородными беднякамиони считали, что давать им еду, одежду и крышу над головой — обязанность государства. Клиент благотворительной столовой не ощущает себя участником программы самосовершенствования, в отличие от школьника, нет у него и сильного страха наказания и ощущения потери свободы, характерных для заключенных и армейских рядовых. Он может быть или не быть благодарен организаторам столовой, хотя периодически упрекает их за то, что они дают мало супа или приберегают лучшие блюда для любимчиков. В основном, однако, он видит в благотворительной столовой только источник необходимых ему благ и судит о ней в первую очередь по количеству и качеству этих благ и по тому, насколько легко они ему достаются"1. Представляется, что данное сравнение несомненно вскрывает мотивы поведения многих советских граждан. Конечно, его не стоит экстраполировать на всех граждан СССР.

1 Там же. С. 263.

Ш. Фрицпатрик одна из первых применила методологию истории повседневности в исследовании советского общества. Богатый фактический материал, блестящие литературные способности и эрудиция автора делают ее научное исследование по настоящему интересным. Но макрообъяснительная модель советского общества, которой пользуется Ш. Фрицпатрик, не позволяет раскрыть взаимоотношения и взаимодействия власти и общества. В результате властьимущие и рядовые граждане оказываются в «параллельных мирах» — они живут бок о бок, но не влияют друг на друга. На наш взгляд, в реальной жизни такое невозможно. Думается, что при любом общественном строе существует взаимодействие и взаимовлияние «верхов» и «низов». Этот процесс не всегда проходит в виде радикальных действий. Чаще всего он носит более сложный характер. Например, вместо прямого сопротивления власти наблюдается приспособление общества, которое со временем уменьшает или даже сводит на нет все ее усилия по формированию каких-либо черт общества.

Жизни ленинградских рабочих посвящена монография Н. Лебиной «Повседневная жизнь советского города 1920/1930 года"1. В основе исследования сопоставление дореволюционных и советских норм жизни. Рассмотрев, как изменилось понимание «традиционных» аномалий (таких, как пьянство, преступность, проституция и самоубийства), как произошла инверсия нормы в патологию (например, традиционная религиозность и обрядность стали рассматриваться как патология), как прямо или косвенно нормировалась повседневность, автор делает вывод о том, что власть не смогла побороть многие асоциальные явления жизни путем запрета. Они не исчезли и сами по себе, как это предполагалось, после перехода от одной политической системы к другой. Тогда такие явления, как алкоголизм, наркомания и хулиганство стали рассматривать как следствие социально-психологического несоответствия их носителей советскому строю. В борьбе с асоциальным поведением власть находила классовую, политическую основу, чтобы, с одной стороны, обезопасить себя от обвинений в неправильных теоретических построениях, а с другой, оправдать свою.

1 Там же. С. 272. жестокость в отношении к подобным явлениям. Н. Лебина пишет: «1937 год еще больше развязал руки правоохранительным органам. Практически все хулиганские дела стали проходить по статье 58 УК РСФСР — «контрреволюционные преступления"2. В 1930;е гг. даже по отношению к сексуальности стали использовать политическую риторику. К этому периоду, по мнению автора, изменилось также и представление о собственности. Если раньше представление о ее неприкосновенности было нормой, то теперь выглядело как патология.

Но далеко не все изменения автор считал следствием революции. Корни многих из них уходят в дореволюционное время. По мнению Н. Лебиной, главным условием такого своеобразия представлений о норме и аномалии в советском обществе являлось то, что они формировались под влиянием многих факторов: «Сочетание властной инициативы, специфики повседневной жизни с характерными для нее глубинными процессами и общецивилизационной тенденцией формирования «индустриального человека» обусловили своеобразие представлений советского общества о норме и аномалии"3.

Аргументированные выводы Н. Лебиной представляются важными, для автора данного диссертационного исследования, ибо понять действия литераторов, желавших улучшить свое материальное положение, и отношение к ним власти можно только учитывая изменения в понимании норм. Без этого трудно объяснить, как совмещалось в сознании писателей отношение к своему труду и как к служению высшим идеалам, и как к способу легкого обогащения.

Еще одна книга написана Н. Лебиной в соавторстве с А. Чистиковым1. Она посвящена повседневной жизни Ленинграда в период НЭПа и «оттепели». В работе рассматривались такие важные аспекты повседневности, как жилье, внешний вид людей, здоровье, развлечения, а также асоциальные проявления в жизни горожан. Авторы пытались ответить на вопрос о том, как жилось «обычным» людям в услови.

1 Лебина Н. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии 1920;1930 гг.

2 Там же. С. 15.

3 Там же. С. 298. ях проводимых властью реформ. Они пришли к следующему выводу: «Обыватель всегда продолжает жить относительно самостоятельной жизнью. Он позже приобщается к грандиозным реформаторским изменениям» .

Экономическим аспектам повседневности 1920 — начала 1940;х гг. посвящена работа Е. Осокиной3. Она считает, что нельзя понять, что такое норма в экономической жизни населения, основываясь только на нормативных суждениях власти. Автор пришла к выводу, что воспроизводство и обострение дефицита было заложено в самой природе централизованного распределения. Образовывался порочный круг, в котором торговля, да и вся социалистическая экономика вращалась десятилетиями. В этих условиях жили и литераторы. И их попытки улучшить свое материальное положение не могут быть поняты без учета специфики функционирования советской экономики.

Повседневность позднего сталинизма исследована в монографии Е. Зубковой «Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945;1953.» (М., 1999). В монографии рассматривались социально-психологические проблемы послевоенного советского общества, новая, появившаяся в результате войны, общность — фронтовики, послевоенная повседневность, такая, какой ее представляли и такая, какой она была в реальности. Интересным представляется вывод автора о том, что «война сформировала другого человека и другое общество, с иными демографическими и структурными характеристиками, с высокой степенью мобильности».

В работе показан механизм функционирования общественного мнения, которое складывалось из причудливого переплетения официальных установок и разного рода слухов и домыслов. При этом показано, что, несмотря на расширение пределов сознания фронтовиков, они в силу объективных обстоятельств не могли радикально изменить жизнь в стране: «. роль Победы оказалась достаточно противоречивой, с одной стороны, она принесла с собой дух свободы, но наряду с этим создала психо.

1 Лебина Н., Чистиков А. Обыватель и реформы. Картины повседневной жизни горожан. СПб., 2003.

2 Там же. С. 308.

3 Осокина Е. За фасадом «Сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриалогические механизмы, блокировавшие дальнейшее развитие этого духа"1. Можно только согласиться с выводами, сделанными Е. Зубковой, тем более, что воспоминания литераторов чаще всего подтверждают их: изменения общественных настроений, в том числе и в писательской среде, действительно произошли.

Для автора диссертации особую ценность представляет сделанный Е. Зубковой анализ письменных и личных обращений граждан в Верховный Совет СССР, методика обработки и результаты которых применялись автором для сравнительного анализа обращений литераторов в ССП.

Объектом исследования С. Журавлева являлась «иностранная колония московского Электрозавода как единая социальная общность, включающая в себя работающих и членов их семей, а также советское окружение иностранцев"2. Его тема не связана напрямую с темой данной диссертации, однако представляет интерес с точки зрения методологии и методики исследования. С. Журавлев рассматривает «взаимодействие общества и власти как единой системы"3, показывает огромную роль «маленького человека» в истории, однако делит повседневность на производственную и бытовую. Подобное деление правомерно, но хотелось бы отметить, что оно все же условно и применимо далеко не во всех случаях. Заслуживает внимания успешное применение автором в своей работе метода биографической реконструкции.

Показателем общественного интереса к истории повседневности является тот факт, что издательство «Молодая Гвардия» начало выпускать серию книг «Повседневная жизнь». В этой серии выходят труды, посвященные различным эпохам и странам. В ней же вышли работы Г. Андриевского «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920;1930;е гг.» (М., 2003) и «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930;1940;е гг.» (М., 2003). Они носят научно-популярный характер. Ссылки на источники, которыми оперировал автор отсутствуют. В некоторых лизации 1927;1941.

1 Там же. С. 100.

2 Журавлев С. «Маленькие люди» и «большая история». Иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920;х-193 0-х гг. С. 21.

3 Там же. С. 4. случаях он прибегает к домыслам или экстраполирует выводы, сделанные на материалах другого периода, на повседневную жизнь исследуемого. Думается, что подобные «методы» недопустимы в научном исследовании, и их применение ставит под вопрос научную ценность данных работ.

Несомненное обилие общих работ об истории литературного процесса в СССР и отдельных работ по истории советской повседневности тем не менее оставляет для исследователей массу вопросов. Так, например, остались малоизученными вопросы реального существования литераторов в советской действительности, их материального обеспечения и быта. Исследование этих сюжетов, на наш взгляд, с одной стороны, позволяет выявить реальное отношение власти к литераторам как к профессиональному слою, его место в «иерархии потребления», с другой стороны оно позволяет узнать мотивацию деятельности самих литераторов, их понимание своего «места» в обществе.

Итак, историография исследуемой проблемы характеризуется описательностью и фрагментарностью. История повседневность как научное направление только начинает развиваться в отечественной исторической науке. Появились работы, выводы которых могут служить основой для дальнейших исследований и позволяют по-новому ставить исследовательские задачи.

Источниковая база истории повседневности советских писателей широка и многообразна. Правда, архивные фонды учреждений и организаций, деятельность которых рассматривается в работе, отличаются фрагментарностью содержащейся в них информации. Эта ситуация превращает реконструкцию источников в архивно-эвристическую проблему, выходящую за рамки настоящего исследования и имеющую самостоятельную научную значимость. Для ее решения автор предпринял попытку выявить взаимосвязь между документами различных организаций и источниками личного происхождения.

При работе над диссертацией анализировались документы Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), содержащиеся в 631 фонде фонд ССП): протоколы и материалы заседаний Президиума и секретариата ССПпостановления Президиума ССПпереписка руководящих органов ССП и отдельных писателей с руководящими лицами партии и правительстваданные о материально-бытовых и жилищных условиях писателей, об их состоянии здоровья.

Для выявления потребностей писателей, которые, по их мнению, должен был удовлетворять ССП, анализировались все имеющиеся в архиве единицы хранения, содержащие письма писателей.

Обработан и проанализирован уникальный массив документов, содержащий ответные письма критиков на опрос ответственного секретаря ССП В. Ставского. Судя по косвенным данным, такого рода опросы проводились довольно часто, во всяком случае, в начале деятельности ССП, но в архиве сохранились результаты только одного опроса. Эти документы позволяют установить то, с какими нуждами обращались писатели в ССП, какие у них были представления о том, чем должна была заниматься эта организация. О требованиях, предъявляемых писателями к ССП, позволяют судить дневники дежурств в Правлении ССП.

Автором использовались материалы фонда 1566 (документы Литературного фонда СССР), хранящегося в РГАЛИ. В представленной работе сопоставлялись сводные годовые отчеты этой организации и отчеты ее отделений и «подшефных» учреждений. Эти документы дают обширный материал о материально-бытовых, медицинских и других видах обслуживания писателей. Разобраться с цифрами, приведенными в некоторых документах, сейчас довольно трудно, так как некоторые обстоятельства мы не можем реконструировать полностью. Что было очевидно для современников, отнюдь не выглядит таковым для исследователя. Разобраться с неясными местами в отчетах помогают объяснительные записки к ним, но, к сожалению, не все руководители Литфонда были в состоянии написать их грамотно и подробно.

Опубликованные источники по теме исследования также можно разделить на несколько групп.

Группа партийно-государственных нормативных актов в области литературы и организации творчества доступна для исследователя: их тексты были опубликованы в периодической печати тех лет, либо изданы отдельными брошюрами и сборниками, которых и по сей день достаточно много. Они переизданы в современных сборниках документов1.

Группа «закрытых» партийно-государственных нормативных актов, о существовании которых вплоть до 1990;х гг. знал только ограниченный круг лиц (включает документы «для служебного пользования», которые, по сути, были инструкциями чиновникам, руководящим литературным процессом)2.

В качестве источников применялись также статистические сборники3, содержащие данные по экономической и социальной истории СССР, часть из которых уже обработаны исследователями4.

Большое значение для подобного рода исследований имеют источники личного характера. К недостаткам этой группы источников традиционно относят субъективизм авторов и их желание представить себя в лучшем свете. Особенно это характерно для профессиональных литераторов, прекрасно владевших пером и мастерством выстраивания сюжетов. Использовать мемуары необходимо осторожно, по возможности сопоставляя их с другими видами источников.

В современном источниковедении подробно изучен вопрос об особенностях использования мемуаристики в научном исследовании. Субъективизм авторов воспоминаний сейчас рассматривается уже не только как тенденциозность, но и как отражение личных взглядов автора, его жизненного опыта и убеждений. Еще одним.

1 См., напр.: Сборник важнейших приказов и инструкций по вопросам карточной системы и нормированного снабжения. М. 1943; За большевистскую идейность. Сборник основных постановлений ЦК ВКП (б) по идеологическим вопросам. Рига. 1948; индустриализация СССР 1933;1937 гг. Документы и материалы./ Отв. ред. М. И. Хлустов. М. 1971 и др.- Хрестоматия по отечественной истории (1946;1995 гг.)/Под ред. А. Ф. Киселева и Э. М. Щагина. М., 1996.

2 См., напр.: Аппарат ЦК КПСС и культура 1953;1957. Документы./ Отв. ред. Е. С. Афанасьев. М. 2001; Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП (б)-ВКП (б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917;1953./Под ред. Акад.А. Н. Яковлева. М. 1999; Общество и власть: 1930;е годы. Повествование в документах./Отв. ред. Н. К. Соколов. М.1998 и др.

3 См., напр.: Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги./Сост. Ю. А. Поляков и др. М. 1992; Индустриализация СССР 1933; 1937 гг. Документы и материалы. / Отв. ред. М. И. Хлусов. М. 1971; Москва военная. 19 411 945. Мемуары и архивные документы./ По ред. И. Д. Ковальченко. М. 1995; СССР в цифрах./Отв. выпуск. В. А. Аза-тян. М.1935.

4 См., например: Малафеев А. И. История ценообразования в СССР (1917;1961). М.1965. свойством мемуаров является то, что они — результат становления самосознания личности.

Особенность мемуаров советских писателей состоит в том, что многие из них посвящены творческой и общественно-политической жизни автора, или его современников. Повседневная жизнь довольно скупо представлена в воспоминаниях крупных представителей советской литературы. Куда более информативны воспоминания менее известных и популярных литераторов, а так же мемуары родственников писателей, прежде всего их жен.

При написании диссертации автором анализировались материалы периодической печати, прежде всего, публикации «Литературной газеты» — официального органа Правления ССП. В 1930;х гг. на страницах этого издания вопросам повседневной жизни писателей уделялось много внимания. Во второй половине 1940;х гг. при формировании газеты редакцией был сделан акцент на то, что газета не только печатный орган для литераторов, но и массовое издание. Поэтому если на страницы «Литературной газеты» и попадали материалы о повседневной жизни, то они касались всех слоев советского общества. К тому же информация о жизни писателей, как правило, публиковалась на последней полосе, которая с 1947 г. в связи с началом «холодной войны» была отдана под материалы о международных отношениях.

Цель диссертации — воссоздание условий жизни и творчества советских литераторов в 1930 — начале 1950;х годов, как важной составной части их повседневной жизни и деятельности.

Задачи:

• проследить этапы создания условий, формирующих повседневность советской литературной интеллигенции;

• проанализировать практическую деятельности ССП, Литфонда и других учреждений по организации быта и условий творчества писателей;

• выявить особенности повседневной жизни советских литераторов в 1930 — начале 1950;х гг.

• сопоставить представления советских писателей о задачах государственной социально-экономической политики по отношению к их повседневной жизни и ее реальные направления;

• определить место советских литераторов в советской «иерархии потребления», выявить и проследить изменения некоторых моделей поведения советских литераторов, сформированные определенной социокультурной средой.

Научная новизна работы заключается в следующем:

— методология истории повседневности применена по отношению к отдельной социально-профессиональной группе советского общества;

— воссоздан материально-бытовой аспект истории повседневности советских писателей;

— рассмотрена совокупность условий, формировавших повседневную жизнь советских литераторов.

— по источникам личного характера впервые проанализированы материально-бытовые запросы и потребности советских писателей;

— введен в научный оборот новый круг источников, таких как различные виды документации ССП, Литфонда и других учреждений, письма писателей в ССП.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его результатов при подготовке обобщающих трудов, учебных пособий, и курсов по социальной истории России XX века, по истории культуры, а также научно-популярных изданий.

Апробация работы. Материалы диссертации нашли отражение в ряде публикаций автора: «Нормы и аномалии в повседневной жизни советского писателя в 30-е гг. XX века"1, «I съезд советских писателей"2. Автор подготовил монографию по исследуемой проблеме, которая находится в печати в издательстве «Молодая Гвар

1 Антипина В. «Нормы и аномалии в повседневной жизни советского писателя в 30-е гг. XX века». /Асоциальное в жизни общества: междисциплинарные аспекты. Российская межвузовская научно-практическая конференция.//Отв. ред. Г. Коджаспирова. М., 2003. С. 32−36.

2 Антипина В. I съезд советских писателей // Объединенный научный журнал. — 2003. — № 32. — С. 54−65. дия". Кроме того, автор принимал участие в научно-практической конференции «Асоциальное в жизни общества: психологический, исторический, педагогический и другие аспекты» (2003). Тема исследования и основные его положения неоднократно обсуждались на заседании кафедры Отечественной истории Московского городского педагогического университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и приложений.

2 Выводы комиссии по обследованию состояния хозяйства в Городке Писателей Переделкино. Н РГАЛИ. Ф. 631, оп. 15, д. 884, л. 13−16.

3 Там же. чи, построена дорога, крыши дач покрыли железом1.

Задолженность писателей по арендной плате на 1 апреля 1948 г. составляла 170.

000 рублей.

В 1948 году Секретариат ССП принял постановление о том, чтобы Литфонд в трехмесячный срок принял меры по взысканию задолженности по арендной плате, вплоть до судебных санкций и впредь не допускал ее2.

В 1949 г. комиссия по проверке деятельности Литфонда опять сделала вывод о том, что Городок писателей в Переделкино был в крайне запущенном состоянии3. Не было нормальных подъездных путей, отсутствовал водопровод, не было прачечной и бани.

Однако и в следующем году, несмотря на снижение, продолжала существовать задолженность писателей и прочих лиц городку писателей. Долг некоторых существовал с 1947 г. (Гарнич, Голдеевклер, Ржешевский), с 1948 г. (Н. Вирта, Вс. Иванов, В. Лебедев-Кумач, П. Нилин, Ф. Панферов, Н. Погодин, Н. Равич), с 1949 г. (Диков-ская, Вс. Вишневский, А. Первенцев, А. Леонов-Чернов, К. Симонов)4.

Проблема задолженности по арендной плате не была решена ив 1951 году5. В 50-х гг. на писательские дачи провели телефон, но не все писатели захотели его установить. Б. Пастернак объяснял свое нежелание так: «. Подмосковье должно отличаться от Москвы полной оторванностью от города, а телефон — это уже непосредственная связь"6. Два раза в неделю он ходил в контору городка писателей звонить по делам, а в очень срочных случаях он ходил звонить к Ивановым.

Интерьеры дач зависели от материальных возможностей их владельцев и их вкусов. Вот, например, описание дачи К. Чуковского: «Две комнаты в верхнем этаже его.

1 Объяснительная записка о работе Литературного фонда СССР по годовому отчету за 1949 год.// РГАЛИ. Ф. 1566, оп. 1, д. 131, л.20.

2 Протокол № 34 заседания Секретариата ССП. //Там же. Ф. 631, оп. 15, д. 884, л. 4.

3 Письмо группы работников Литфонда в Секретариат ССП. // Там же. Д. 1042, л. 142.

4 Заключение по годовому отчету городка писателей в Переделкино за 1949 год.// Там же. Ф. 1566, on. 1, д. 133, л. 9596.

Объяснительная записка о работе Литературного фонда СССР по годовому отчету за 1951 год. // Там же. Д. 134, л.177−179.

6 Нейгауз Г. Борис Пастернак в повседневной жизни./ Воспоминания о Борисе Пастернаке. С. 559. дома, где он жил и работал столько лет радовали какой-то монументальной простотой: огромный диван в полотняном чехле, большой стол, за которым удобно было работать, множество книг — и много. игрушек"1.

У особо обеспеченных писателей, вроде А. Толстого обстановка на даче была барской: «[.] на столе и стенах мерцают свечи в канделябрах и настенных бра. Огненные блики ложатся на вещи, выявляя их причудливые формы, на позолоту и полированные поверхности черной бронзы, пробегают по хрусталю и фарфору [.].

В открытые двери, ведущие в другие комнаты, виднеются освещенные мягким светом, прекрасные картины, гравюры, шкафы с книгами, вазы с цветами и много зеленых растений в горшках"2.

И. Берлин, посетивший Переделкино в 1945 г., отмечал, что моральная атмосфера в писательском городке была сложной, не было того добрососедства, о котором мечтал М. Горький, выдвигая проект городка: «Однако в силу различия в характерах творческих людей, этот план, основанный на благих намерениях, гармонически осуществлялся не всегда: даже неискушенный иностранец вроде меня ощущал некоторую натянутость как в личных отношениях между ними, так и в том, что касалось политики"3.

Друзья и многочисленные посетители отвлекали писателей от работы. Некоторые из них разрывались между желанием пообщаться и необходимостью творить. Оригинальный способ «борьбы» с посетителями изобрел К. Чуковский. На его доме висела короткая строгая надпись: «Прошу даже самых близких друзей приходить только по воскресеньям». Но, если посетитель все же доходил до лестницы на второй этаж, его ждала еще одна надпись: «Дорогие гости! Если бы хозяин этого дома даже умолял вас остаться дольше девяти часов вечера — не соглашайтесь!"1.

Летом 1950 г. ЦДЛ для писателей арендовал на стадионе «Динамо» теннисный корт на два часа в неделю. Но по признанию самих литераторов из всех клубов Мо.

1 Смирнова В. В Ленинграде, в Москве, в Переделкине./ Воспоминания о Корнее Чуковском. С. 114−115.

2 Ходасевич В./ Воспоминания об А. Н. Толстом. С. 248.

3 Берлин И. Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 годах. — Звезда. — 1990. -№ 2. — С. 137. сквы только в ЦДЛ не велось систематической спортивной работы. Отсутствовали команды для участия в московских спортивных встречах2. Охотничья секция подвергалась особой критике за то, что на ее деятельность впустую тратились большие деньги и допускались злоупотребления.

6. Семьи литераторов После войны общественная активность жен писателей проявилась в работе в комиссии помощи детям погибших воинов, которой руководила Т. Иванова. По воспоминаниям 3. Пастернак: «Работать в комиссии было очень интересно. Мы переселяли детей из сырых подвалов в сухие комнаты, устраивали кое-кого в детские дома л. Ее муж Б. Пастернак один из немногих поощрял общественную активность жены.

В 1950 г. жены писателей вновь выступали с инициативой создания Совета жен писателей при ЦДЛ. Постановлением Секретариата ССП такой совет был создан. Его основными задачами были: «.оказание помощи дирекции ЦДЛ в организации культурно-массовой работы среди жен и детей писателей и привлечение наиболее активных женщин к повседневной работе Дома литераторов"4. Совету ЦДЛ рекомендовалось кооптировать в свой состав представителей от Совета жен. Дирекции Литфонда разрешалось создать художественно-совещательную комиссию из жен писателей для оказания помощи в работе комбината Литфонда.

Отношение большинства писателей к деятельности этой общественной организации было более чем скептическое. Так, на заседании Совета ЦДЛ С. Кирсанов заявил: «Это раздувание их функций, но мы не можем в силу того, что появилась эта активность, ее не поддержать. К числу комиссий, которые существуют в клубе, можно прибавить комиссию жен писателей и председателя этой комиссии пригласить для участия в работе Совета. Но она не будет являться членом Совета"5. Члены.

1 Бруштейн А. Завидная жизнь./ Воспоминания о Корнее Чуковском. С. 56.

2 Стенограмма заседания Совета ЦДЛ. // Там же. Л. 3.

3 Пастернак 3. Воспоминания./ Воспоминания о Борисе Пастернаке. С. 214.

4 Постановление Секретариата ССП. // РГАЛИ. Ф. 2909, on. 1, д. 56, л. 2.

5 Стенограмма заседания Совета ЦДЛ. // Там же. Д. 63, л. 13 (об.).

Совета полностью не могли отвергнуть инициативу жен писателей, т. к. опасались конфликта с руководством ССП, но и позволить женам участвовать в деятельности Совета не хотели. На заседании Совета ЦДЛ было принято компромиссное решение — «создать в числе комиссий при Совете ЦДЛ комиссию жен писателей, председателя которой привлечь к постоянному участию в работе Совета"1.

В 1951 г. Совет жен организовал в ЦДЛ несколько кружков: английского языка, стенографии, машинописи, кройки и шитья. Кружки работали по два раза в неделю и были платными. В 1953 г, к ним прибавился кружок политической учебы, занятия которого проходили один раз в неделю и были бесплатными. В этот кружок записалось только 14 человек, а посещало всего 82.

13 апреля 1953 г. в ЦДЛ состоялось собрание жен писателей, на котором председатель Совета жен Е. Кремлева отвечала на их вопросы.

Особым успехом у женщин пользовался кружок кройки и шитья. «Я была в доме моделей, — говорила на этом собрании Эдель, — но таких элегантных, изящных и простых вещей там не видела"3. гслюиць.

Совет жен оказывал вдовам и матерям погибших писателей, в частности летом вывозил детей на дачу. Эдель призналась: «Мало того, что жены потеряли мужей, дети потеряли отцов, а их ССП и парторганизация забыли, и они здесь со слезами на глазах говорят о том, что их вспомнил только совет жен"4.

Жен писателей можно разделить на несколько категорий. Одни предпочитали светскую жизнь: устраивали приемы у себя дома, украшали себя и свой быт. Другие полностью посвящали все свое время мужу. Так, по воспоминаниям М. Ангарской: «Елена Сергеевна [Булгакова] была занята исключительно булгаковскими делами: вела дневник, переписывала его произведения. Много внимания уделяла своим туалетам, парикмахерским"5.

1 Решение Совета ЦДЛ от 19 мая 1950 г. // Там же. Л. 35.

2 Стенограмма общего собрания жен писателей 13 апреля 1953 г. // Там же. Д. 141, л. 7.

3 Там же. Л. 10.

4 Там же.

5 Ангарская М. С благодарностью вспоминаю. С. 130.

Писатель К. Ваншенкин предпринял попытку классификации писательских жен, выделив три типа:

1) «Просто жены — темные, верные, преданные, иногда еще с войны. Порою тоже пишущие, по большей части безуспешно, хотя мужья помогали проталкивать. [.] Жены, воспринимавшие работу мужей как специальность, которую вполне можно освоить, к тому же домашнюю и выгодную. Они и желали быть такими надомницами, с мужьями никуда не ездили и не ходили — ни в писательские дома творчества, ни даже в ЦДЛ"1.

2) «Жены-секретари. Перепечатывающие рукопись, звонящие и отвозящие ее в редакцию, держащие корректуру. [.] Кокетничающие с главными редакторами журналов и директорами издательств — для пользы дела. Следящие, чтобы все нити постоянно были в их руках. [.]. Его дело — только писать. Сопровождающие мужа по возможности везде: и в поездках, и уж во всяком случае в ресторанах. Цель: не давать пить или пить вместе"2.

3) «[.] жены-консультанты по вопросам общественного поведения мужа, налаживания его связей, отношений, карьеры. Все знают, необыкновенно деловые"3.

Писатели ценили своих жен по наблюдениям того же К. Ваншенкина за понимание и замечательный вкус: «А суть понимания и вкуса одна — хвалит!"4.

В повседневной и творческой жизни писателей жены играли огромную роль. Так, по мнению Р. Заславского: «Великим счастьем для существования и творчества Н. Глазкова явился его второй брак. Умная и проницательная женщина, прекрасно понявшая, с кем она связала свою судьбу, Росина [Глазкова] была и другом, и помощником. Она не подделывалась под Глазкова, она умела многое осторожно корректировать в нем, разумно оберегая от всего случайного, ненужного, создавая незаметно — при любых трудностях — тот душевный и бытовой минимум-комфорт, в котором.

1 Ваншенкин К. Писательский клуб. М. 1998. С. 144.

2 Там же.

3 Там же.

4 Там же.

Глазков, сам того, может быть, не зная, так нуждался"1. В воспоминаниях о жене В. Шишкова говориться: «Клавдия Михайловна создала уют и нужный комфорт, разумный, спокойный, домашний режим. [.] Она была верной и неутомимой его помощницей: выполняла поручения по собиранию архивных сведений, перечитывала написанные главы и снова их неоднократно переписывала после переработки"2.

А вот рассказ самой жены писателя о своей помощи ему: «На моих руках был дом, потом появилось два дома — московская квартира и переделкинская зимняя дачахозяйство, машина [.]- воспитание троих детей, которых мне, в какие-то периоды, самой и обучать приходилось. .].

Сфера моей помощи ему все расширялась. Сперва я выполняла обычные секретарские обязанности. В редакции ходила или относя туда рукописи, или за получением гонораров. [.].

На мою долю уже выпало заключать договоры и даже беседовать с редакторами о требуемых переделках"3.

Некоторые литераторы не только признавали большую роль жен в создании условий для их творчества. Они считали, что без усилий спутниц жизни вряд ли было возможно их творчество вообще. Среди таких, например, был А. Прокофьев1.

После войны писатели окончательно превратились в элиту советского общества. В этот период писательские организации вернулись к выполнению своих обычных функций. Задачи материального снабжения литераторов стояли особенно остро в первые послевоенные годы, когда большинство из них испытывало значительные материальные затруднения.

Работа в бюрократических структурах отвлекала многих из них от творчества. В сфере материального обеспечения писатели по-прежнему сохранялись проблемы с невыплатой ссуд многими литераторами.

Попытки создать гибкую систему выплаты гонораров не увенчались успехом. Пе.

1 Заславский Р. Мой старый друг./Воспоминания о Николае Глазкове. С. 175.

2 Пилипенко А. В. Памяти В. Я. Шицжова./Воспоминания о Шишкове. М.1979. С. 245.

3 Иванова Т. Мои современники, какими я их знала. С. 43−44. ред гонорарной политикой и ее разработчиками ставились противоречащие друг другу цели: повышенные гонорары должны были выплачиваться за наиболее идейные, наиболее читаемые произведения и поощрять создание новых произведений. Власть рассматривала гонорар как возможность поощрять труд угодных ей писателей и стимулировать «производительность труда», отсюда утопические проекты выплаты гонорара в зависимости от качества произведений, которые так и не были реализованы. Система выплаты налогов с гонорара неоднократно менялась, писатели платили более высокие налоги, чем рабочие и служащие.

Спорным оставался вопрос об оплате за переиздания. Высказывались различные мнения: от предложений о введении прогрессивной шкалы выплаты гонораров до призывов вовсе не платить за переиздания.

Объективной трудностью для издания произведений был дефицит бумаги.

Для улучшения своего материального благосостояния писатели использовали те возможности, которые им предоставляла власть. Подобное положение было не следствием отсутствия инициативы в писательской среде, а следствием политики власти, которая всеми доступными ей способами душила все проявления самостоятельности.

К середине 1950;х гг. уменьшилось число писателей, не имевших жилья или живших в коммуналках. Жилищные условия писателей были дифференцированы в зависимости от их близости к власти. Если власть и поставила некоторых писателей в привилегированное положение по отношению к большинству граждан страны, то это касалось прежде всего того, что литераторы получали большие по метражу квартиры, и находились они в центре города. Но проблемы с качеством отделочных работ, функционированием коммуникаций и благоустройством территории были те же, что и у большинства.

Особенности социального обеспечения писателей были связаны с их промежуточным положением в «иерархии потребления». Только самые именитые из них.

1 Минчковский А. Он был таким./Александр Прокофьев. Вспоминают друзья. М. 1977. С. 115−116. могли позволить себе уровень жизни, сопоставимый с высшим чиновничеством.

Снабжение писателей всегда было лучше, нежели у основной массы населения, но никогда не было и роскошным. У писателей были свои распределители.

Закончилось формирование Переделкино как места компактного проживания литераторов. В период, когда еще далеко не во всех населенных пунктах было проведено электричество, в Переделкино улучшали инфраструктуру городка и провели телефон.

Совет жен писателей делал незаметную каждодневную работу, которая между тем играла большую роль в жизни отдельных семей писателей.

Не только литераторы, но и члены их семей получали доступ к привилегированному снабжению. Таким образом, еще сильнее закреплялась социальная обособленность данной группы.

Глава IV.

Запросы и потребности писателей по организации материальных условий жизни и творчества (на материалах обращений в ССП) 1. Письма писателей в Союз советских писателей.

Для того чтобы добиться своих прагматических целей писатели вырабатывали свои стратегии поведения, но они использовали не ими разработанные ресурсы, а те, что им предоставляла власть, через созданные ею институты (в данном случае писательскую организацию).

Наиболее распространенным способом отстаивания своих интересов в советском обществе являлась подача обращений. Этот способ имел институапизированный механизм, созданный государством. Функции приема жалоб, работы с ними и принятия по ним решений были закреплены за государственными органами на разных уровнях государственной и партийной власти. Автоматически эти функции перешли и к различным организациям.

Обращение советского гражданина в вышестоящие инстанции, как писала Ш. Фрицпатрик, могло дать положительный результат (решить проблему или привлечь к ней внимание, по крайней мере), либо не дать результата (остаться без внимания), либо даже дискредитировать обращающегося (породить для него новые трудности)1.

Несмотря на неочевидность результата, писатели усиленно «писали» в свою организацию, т. к. знали куда и как надо обращаться. В данной работе мы имеем дело с письмами в одну организацию, здесь знание куда надо обращаться персонифицируется — часто писатели обращались к конкретному человеку из бюрократического аппарата ССП. Чаще всего это был руководитель организации (логика: он самый главный, от него все зависит), обращались также и к другим работникам (логика индивидуальна—личные контакты с этим человеком, симпатия к автору какого-либо произведения и т. д.), были и письма отправленные «группе товарищей» — адресатов несколько и они персонифицированы (влияние каждого усиливается другими).

1 Фрицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история России в 30-е гг.: деревня. М.: 2001.

Сравнительным анализом и группировкой было охвачено 1529 писем, пришедших в ССП разными путями: либо они были отправлены туда самими авторами, либо их переслали туда из советских и партийных организаций.

Репрезентативность выборки определяется тем, что она составляет примерно 8590% всех писем, хранящихся в фонде ССП в РГАЛИ (просмотрены и включены в анализ все дела с собранием писем)1. В некоторых письмах встречаются по несколько просьб, поэтому в анализе количество просьб превышает количество писем.

К сожалению, если статистика письменных обращений в ССП и велась, но в данных за исследуемый период она не обнаружена, поэтому дать точные цифры обращений в этот орган нельзя. Тем не менее, итоговые данные, на наш взгляд, дают общее представление о характере и содержании обращений в ССП.

В диссертации приводится статистика всех писем, а также статистика для каждой отдельной группы обращений (было выделено 6 групп) и для каждого отдельного периода.

Анализ писем в исследовании проводился по отношению ко всему имеющемуся массиву документов. Кроме того письма были разделены на 3 группы по времени их написания: с 1936 по 1940 гг., с 1941 по 1945 гг. и с 1946 по 1949 гг. Из них к первому периоду относится 578 писем, ко второму — 740, к третьему -211. Думается, выделение этих периодов в контексте данного исследования вполне объективно, ведь повседневные потребности людей в мирное время, в войну и в период восстановления хозяйства заметно отличаются. Кроме того, выделенные нами периоды значимо отличались по Н-критерию Крускола-Уолиса (р < 0,001) который предназначен для сравнения более двух несвязанных выборок2. Следовательно, вероятность ошибки составляет 0,01%. Это означает, что выделение этих периодов было правомерным.

Из писем, с которыми обращались писатели в ССП в течение всего рассматриваемого периода, лидируют содержащие творческие требования (См. Приложение 3,.

1 РГАЛИ. Ф. 631, оп. 15, д. 137, 243, 244, 292−295, 404−407, 418−420, 503, 504, 513, 514, 565, 572, 604−606, 642−646, 693, 699,700, 803, 805, 858−862, 954.

2 Сидоренко Е. В. Методы математической обработки в психологии. СПб: Социально-психологический центр, 1996.

Заключение

.

Самое главное и социально значимое в жизни писателя — его творчество. Однако реальная жизненная практика литераторов, рассмотренная в предложенных автором хронологических рамках, показала, что большинство «инженеров человеческих душ» не могло в полной мере реализовать свое социальное предназначение. Типичный уклад жизни советских писателей, который начал формироваться в начале тридцатых годов и практически полностью сложился к середине пятидесятых, предполагал огромные затраты времени и сил на борьбу за существование, на материальные заботы.

Тридцатые годы — время серьезных изменений в повседневной жизни советских писателей. Перемены эти во многом были связаны с созданием писательских организаций. Сформировался новый социальный статус писателей. Власть своевременно оценила идеологический потенциал писательского труда и предоставила литераторам определенные привилегии, которые во многом определили специфику их повседневной жизни по сравнению с представителями других профессиональных групп.

Война внесла в повседневную жизнь писателей существенные коррективы. Условия быта резко ухудшились, приняли экстремальный характер. Большинство литераторов и членов их семей сменило место жительства. В этих обстоятельствах особую роль в их жизни сыграли писательские организации. Без преувеличения можно сказать, что деятельность ССП и Литфонда спасла жизни многих из них. Важным фактором явилось то, что писательские организации имели материальную базу для оказания помощи своим членам.

В послевоенный период писательские организации вернулись к своей довоенной деятельности с той разницей, что они стали еще щедрее оказывать всякого рода материальную помощь своим членам. К началу 1950;х гг. наметились тенденции к большей замкнутости и обогащению этой профессиональной группы. Отчетливее стали видны черты накопительства и борьбы за материальные блага.

Деятельность писательских организаций находилась под постоянным партийно-государственным контролем, издание произведений и тиражи зависели от жесткой цензуры и от отношения к ним власть предержащих. Все это позволяет сделать вывод о том, что писатели были, по сути, государственными служащими.

К нуждам своих служащих власть относилась внимательно, но не забывала об их месте в «иерархии потребления». К тому же правящая верхушка государства удовлетворяла, как правило, потребности всего профессионального отряда писателей, а не отдельных представителей. Огромные средства тратились на финансирование ССП и Литфонда, но не проверялось, стало ли от этого легче жить конкретному литератору. Таким образом, власть выполняла свои обязательства перед всем профессиональным слоем, но не перед конкретным «инженером человеческих душ».

Организация особых материально-бытовых и прочих условий повседневной жизни писателей, безусловно, не было главной целью создания писательских организаций. Но без унификации повседневной жизни литераторов, власти было бы гораздо труднее контролировать этот профессиональный слой, к тому же необходимо было стимулировать угодных ей «инженеров человеческих душ». Специфика быта советских литераторов состояла в том, что они имели доступ к благам, предоставляемым ССП, Литфондом и другими организациями.

Оценивая роль ССП, Литфонда и других организаций в 1930 — начале 1950;х гг. в повседневной жизни и деятельности литераторов можно прийти к выводу о ее двоя-кости. С одной стороны, ССП, безусловно, был проводником партийно-государственной идеологии в литературную среду. Руководители ССП пристально следили за исполнением членами этой организации всех правительственных установок, ведь от этого зависела их собственная карьера и благополучие. С другой стороны, ССП отстаивал корпоративные интересы литераторов. Это проявлялось в бесконечных ходатайствах в вышестоящие организации об улучшении материального снабжения писательства в целом и отдельных его представителей. Руководство ССП постоянно доказывало власти то, что писатели играют особую роль в жизни страны, аргументируя тем самым необходимость создания для них особых условий жизни и творчества.

Деятельность ССП, Литфонда и других писательских организаций и учреждений далеко не всегда была эффективна, о чем свидетельствовали многочисленные попытки их реформировать уже в первые годы их существования.

Определенные поведенческие черты (иждивенчество, конформизм), присущие советскому писательству, появились задолго до образования ССП. Деятельность этой организации лишь дала благоприятную почву для их развития и процветания. Появление этих черт советского писательства стало результатом тесного взаимодействия с властью. Последняя использовала не только «кнут», но и «пряник», в частности обеспечивая литературной интеллигенции особые материальные условия существования. Советские писатели очень быстро освоили правило: обласканные властью имеют все. Цена этой сделки для многих из них оказалась непомерно велика.

Писательство в рассматриваемый период имело, безусловно, некоторые черты корпоративизма (здесь имеется в виду подлинный, идущий «снизу», а не навязанный сверху), но они были слабыми, без тенденции к развитию. Инициативы отдельных писателей наталкивались на глухое сопротивление со стороны их основной массы. Идеи не подхватывались другими, а либо игнорировались, либо «забалтывались» на бесконечных заседаниях. Подлинный корпоративизм возможен лишь тогда, когда инициативы подхватывает и реализует большинство, причем добровольно. Самоорганизоваться для решения насущных бытовых проблем большинство из литераторов не желало, зато очень быстро объединялось для составления различных петиций, если считало, что нарушаются их материальные или имущественные права. Для решения проблем они предпринимали действия, напоминавшие те, которые в аналогичных случаях использовала власть (создание во время войны литературного центра на Урале, организаторами которого стали А. Караваева, Ф. Гладков, П Бажов, Л. Кассиль). При наличии проблемы наиболее активные деятели из писательской среды организовывали очередной комитет, комиссию или отделение и, прежде всего, требовали от руководства ССП выделить средства на функционирование нового «аппарата».

Литераторы как профессиональная группа советского общества не могли продуцировать новые, более эффективные модели поведения. Для улучшения своего материального положения и решения социальных проблем писатели пытались использовать способы, появившиеся в дореволюционную эпоху и в период НЭПа или пытались освоить модели поведения, предложенные властью.

Выход из привычных стереотипов поведения литераторы воспринимали крайне насторожено, нередко демонстрируя определенный конформизм. Нежелание продуцировать новые модели поведения вполне понятно, повторение предыдущего опыта и подчинение власти выступают как условия стабильности, степень которой является важнейшей характеристикой повседневности. Нарушение привычного образа жизни вызывает дискомфорт. Таким образом, действуя по правилам, не ими установленным, советские литераторы не стремились их менять. Они обнаруживали противоречия и неполноту в правилах и нормах и, если они и не подчинили власть, то активно использовали ее ресурсы для реализации собственных прагматичных целей.

Советское писательство не было единым и в этических вопросах. В данной работе это прослеживается на примере их отношения к способам достижения материального благополучия и бытового комфорта. Часть этой социальной группы считала для себя возможным улучшение качества жизни с помощью продвижения по административной лестнице, публикации откровенно конъюнктурных произведений и участия во всякого рода подработке. У некоторых подобное поведение превратилось в образ жизни. Другие считали это неприемлемым для себя. Таким образом, нельзя говорить о существовании единого негласного «кодекса чести». Этико-социальные установки советского писательства в течение рассматриваемого периода менялись, и к его концу установилось вполне терпимое отношение и к творчеству в рамках социалистического реализма, и ко всякого рода подработке.

С одной стороны, невозможность заработать и достойно в материальном отношении устроить свою жизнь, занимаясь творческой деятельностью не в угоду власть предержащим, вынуждала литераторов возлагать свои надежды на разного рода помощь со стороны ССП. С другой стороны, подобные иждивенческие настроения, в свою очередь, подогревались политикой самого ССП и Литфонда. В выступлениях руководителей партии, правительства и писательских организаций, в прессе активно провозглашалась необходимость создания для писателей всех условий для творчества. На практике происходила «раздача» всякого рода привилегий, чинов, наград, материальных средств. Неудивительно поэтому процветание среди литераторов потребительских настроений и почти оформившейся зависимости от власти.

Власть не могла установить для литераторов такие ставки гонорара, которые позволили бы им обходиться без дополнительных источников дохода. Это объективно. Государственная казна просто не выдержала бы такой нагрузки, учитывая количество «писавших» и число издававшихся произведений.

Гонорарная политика того периода была противоречивой: с одной стороны — высокие гонорары, с другой — не менее высокие налоги на них. В печати провозглашалось, что материально стимулировать надо самых достойных писателей, на деле же все сводилось к произволу и вкусовщине работников издательств, которые определяли, по какой ставке платить тому или иному литератору.

Уровень жизни литераторов зависел от источников доходов. Лишь на свои гонорары жило меньшинство. Остальные вольно или невольно занимались иными видами деятельности. Одной из самых острых проблем в жизни советского общества в изучаемый период была жилищная, для писателей она также сохраняла остроту.

В целом материальное положение писателей было лучше, чем у рядовых рабочих, служащих и, тем более, колхозников. Но во многом это объяснялось не чистыми денежными доходами от основной деятельности, а доступом к различным привилегиям: бесплатным или очень недорогим санаториям или домам отдыха, медицинской помощи более высокого качества, доступом к беспроцентным ссудам и т. д.

Литераторов отличало внешнее единство творческих и жизненных установок. Но в действительности писательство не было монолитным социальным слоем, между членами этой социальной группы существовали глубинные противоречия. Видимое единство достигалось усилиями власти по унификации не только творческой и духовной жизни писательства, но и бытовой (правда от установки материальной унификации власть отказалась ко второй половине 1940;х гг.). Материальное положение писателей зависело от нескольких обстоятельств: угодны ли его произведения власти, способен ли он идти на компромиссы с цензурой или редактурой, «пробивной» ли у него характер, — словом, от умения «попасть в обойму». Небольшая часть из них действительно имела «сверхдоходы» (по сравнению с рядовыми гражданами советского общества). Эта группа была небольшой (не более двадцати человек). Состав группы менялся, так как заработки писателей были непостоянными. В разные периоды времени в эту группу входили, например, С. Бабаевский, Ф. Гладков, А. Суров, А. Толстой, А. Фадеев.

Отдельной категорией писателей были те, кто работал в аппарате писательских организаций. Работу литераторов в различных структурах ССП, Литфонда и других организаций можно рассматривать не только с точки зрения их взаимоотношений с властью, но и в контексте истории повседневности. Чтобы быть признанным, иметь хорошие отношения с начальством, а значит хорошие материально-бытовые условия, необходимо было работать в определенных бюрократических структурах. В некоторых из них писателям платили заработную плату и она служила источником дохода. Правда, на творческую деятельность времени подчас не оставалось (В. Вишневский, К. Симонов, А. Фадеев).

Была также группа литературных «парий», которые с трудом сводили концы с концами. Как правило, это не были в строгом смысле слова «советские» писатели. Это были непризнанные творцы, писавшие для себя и друзей, так как не могли публиковать свои произведения. Сюда входили также жертвы всяческих «проработок», «постановлений» и «кампаний».

Доходы писателей зависели от места проживания. Доходы московских и ленинградских писателей были выше, чем у провинциальных, т. к. ставки гонораров в провинции были существенно ниже, а тиражи — гораздо меньше. К тому же меньшим был доступ к различным льготам и привилегиям. Кроме того, доходы литераторов дифференцировались по их «специализации». Самыми «богатыми» были драматурги. Прозаикам выгоднее было писать рассказы и эссе, нежели объемные произведения.

Вообще, советские писатели в рассматриваемый период были достаточно замкнутой социально-профессиональной группой советской интеллигенции, ведущей отличающийся от других групп, образ жизни.

Литераторы прекрасно понимали разрыв между своим реальным положением и декларациями власти. Отсюда чувство неудовлетворенности своим материальным положением, претензии на более комфортный и материально обеспеченный быт. Одни из них не замечали разницы между своим образом жизни и тем, как живут другие слои населения, другие считали ее закономерной, но и те, и другие полагали, что достойны большего.

Власть, безусловно, создала литераторам особые условия повседневной жизни. Но они далеко не всегда способствовали, а довольно часто мешали их творческой деятельности. Система распределения благ дезориентировала литераторов, ибо поощряла не наиболее талантливые и самобытные произведения, а те, что соответствовали сиюминутной конъюнктуре.