Раннесредневековые знамения как знаки сакрального времени: Историко-культурологический анализ

Актуальность темы

исследования.

Специальное обращение к знамениям раннесредневековых хроник попадает в число чрезвычайно актуальных в современной исторической культурологии проблемвыбор предмета культурологической рефлексии, разведение современного и оригинального (средневекового, в данном случае) понимания обозреваемого явления культуры, взаимопроникновение культурных и ментальных традиций. Справедливости ради надо заметить, что исто-рико-культурологический анализ раннесредневековых знамений стал возможен во многом потому, что историками, осмеливающимися внедрять в свои исследования методы и проблематику исторической культурологии, создан достаточно прочный теоретический фундамент для изучения явлений средневековой культуры и ментальности1. Знамения, описанные в хрониках раннего средневековья- «Истории франков» Григория Турского (VI в.) и «Истории лангобардов» Павла Диакона (VIII в.), как раз и относятся к таким явлениям.

На сегодняшний день в научном мире ни для кого не секрет, что средневековый человек мыслил и чувствовал совсем не так, как делает это человек, живущий в конце второго тысячелетия и являющийся наследником духа и идей Возрождения. И дело здесь не в иной организации психофизиологических процессов, а в том наборе культурных парадигм и правил мышления,.

1 См., напр.: Boglioni P. La culture populaire au Moyen Age: Themes et problemes // La culture populaire au Moyen Age: Etudes pres, au Quatrieme colloque de l’Inst. d’etudes medievales de L’Univ. de Montreal 2−3 avr. 1977. QuebecMontreal, 1979; L’homme medieval. P., 1989; Mentalitaten im Mittelalter: Methodische u. inhaltliche Probleme. Konstanz, 1987; Spiegel G. History, Historicism, and the Social Logic of the Text in the Middle Ages // Speculum. Cambridge (Mass.), 1990. Vol. 65. № 1- Горюнов E.B. Средневековая народная и учёная культуры в «зеркале» священных обрядов и предметов, расхождение и взаимопроникновение: / (Преимущественно на герм, материале VIII—XVI вв.). Автореф. дис.. .к. и. н. М., 1994. которые действовали в средние века. Осознание уникальности мироощущения средневековых людей, каким оно предстаёт перед нами в ходе ознакомления с любыми письменными источниками того времени2, во многом ускорилось и укрепилось благодаря распространению в мировой и отечественной медиевистике концепций французской школы «Анналов». Пожалуй, лишь основоположники этой школы (М. Блок, Ж. Ле Гофф) и ряд российских учёных (М.М. Бахтин, А .Я. Гуревич3), в силу различного рода причин, не афишировавших свою солидарность с ними, но защищавших близкие им убеждения, первыми нашли и выделили главнейшую, на наш взгляд, особенность средневекового менталитетаего своеобычные, с оттенком иррациональности, пространственно-временные ориентиры. Изучение знамений раннесред-невековых хроник и должно проходить в контексте представлений о времени и пространстве, обнаруживаемых в средние века и, непосредственно, задающих уникальность мышления и мировосприятия людей данной эпохи.

Раннесредневековые хроники никогда ещё не служили источником, пусть и опосредованного через знамения, анализа средневековых пространственно-временных представлений. Это позволяет нам в виде научного эксперимента расширить проблематику рассмотрения воззрений средневекового человека на пространство и время. Обычно она сводится к рассуждениям о двойственной природе таких воззрений, восходящих к варварской и христианской системе культурных категорий. В диссертации же мы собираемся несравненно больше, чем принято, обсуждать то влияние на средневековые представления о времени и пространстве и, следовательно, о предзнаменова.

2 См. об этом, напр.: Fleischman S. Philology, Linguistics, and the Discourse of the Medieval Text // Speculum. Cambridge (Mass.), 1990. Vol. 65. № 1.

3 Блок M. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986; Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992; Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990; Гуревич, А Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. ниях, которое могло сохраниться от первобытности и античной эпохи.

Актуальность историко-культурологического анализа раннесредневе-ковых знамений несомненна, т. к. он позволяет преодолеть пренебрежительное отношение к знамениям со стороны большинства историков, вообще, и историков-медиевистов, в частности. Не так давно при издании отрывков из хроник Григория Турского и Павла Диакона учёные отмечали места с описаниями знамений многоточиями, подчёркивая утилитаризм и слабую информативность рассказов о предзнаменованиях.

Знамения, или, точнее, восприимчивость к знамениям, нашедшая отражение в варварских хрониках, есть лишь внешняя оболочка, оформлявшая сложные культурные категории и мыслительные парадигмы, касающиеся способов ориентировки во времени и в пространстве, правил и приёмов выстраивания причинно-следственных связей, практикуемых раннесредневеко-выми людьми. Изучение хроникальных знамений сонаправлено изучению раннесредневекового человека, причём такому изучению, которое не в силах, а, более всего, — не в праве произвести историк-медиевист, стеснённый традициями социально-политической проблематики. Поэтому можно с уверенностью сказать, что обращение к раннесредневековым знамениям актуализирует именно культурологические знания о человеке средних веков и способствует совершенствованию и уточнению таковых.

Историку описание предзнаменования должно показаться скучным нагромождением каких-то ненужных, а порой и нелепых фактов (кроме, разве что, попавших в разряд знамений и, как правило, хронологически корректных ссылок хронистов на солнечные и лунные затмения). С точки зрения исторической культурологии знамение обладает колоссальной информативностью, т. к. она способна проникнуть в его, что называется, динамику, а динамика знамения воплощается в акте пере-живания знамения. Это переживание могло происходить лишь во времени или посредством времени, разделённого по представлениям средневековых людей на сакральную и профанную части. Вследствие чего главенствующее место в работе отведено исследованию предзнаменований как феноменов, символизировавших прорыв сакрального времени во время профанное и, собственно, само это сакральное время обозначавших.

Установлению факта пере-живания знамения во времени предшествует признание пророческой функции раннесредневековых знаменийих основной функцией. Упомянутое обстоятельство, обычно игнорируемое медиевистами, усиливает актуальность данного диссертационного исследования, т. к. оно не в последнюю очередь было направлено на восстановление исторического, контекстуального и, что самое важное, — человеческого и культурного смыслов раннесредневековых знамений.

В качестве объекта исследования выступают средневековые пространственно-временные представления.

Предметом исследования являются знамения, описанные в раннесредневековых хрониках и рассматриваемые как проявления особенностей средневековых пространственно-временных представлений.

Проблема настоящего диссертационного сочинения состоит в осуществлении прочтения знамений раннесредневековых хроник в контексте средневековой ментальности и культуры.

В исследовании проверяется гипотеза о том, что раннесредневековые знамения имели определённые значения и конкретную смысловую наполненность.

Предметное поле диссертационного сочинения.

Главным видом источников в диссертационном сочинении являются хроники раннесредневековых историков: «История франков» Григория Тур-ского, а также «История лангобардов» Павла Диакона. Оказывая предпочтение этим хроникам, мы ни в коей мере не хотели отрицать факта распространённости упоминаний о всевозможных предзнаменованиях в прочих раннесредневековых «Историях». Но едва ли в их множестве найдутся такие, которые бы сыграли подобную же выдающуюся роль в процессе формирования правил средневековой хронографии, какой она приписывается историческим трудам названных хронистов4.

Существует несколько версий названия труда Григория Турского. Согласно мнению А. Д. Люблинской, в издательской традиции XVII в. оно звучало не иначе как «Церковная история франков» («Historia ecclesiastica fran-corum»)5. По данным В. Д. Савуковой это заглавие, наоборот, встречается в одной из старейших рукописей6. O.JI. Вайнштейн, вслед за самим Григорием Турским, использовал название «Десять книг историй» («Decern libri histori-arum»)7.

Большее единодушие исследователи проявляют в воссоздании биографии франкского историка. Но и здесь спорным местом остаётся датировка времени его рождения и смерти. По имеющимся новейшим сведениям, Григорий Турский появился на свет 30 ноября 538 или 539 гг., а умер в ноябре 593 или 594 гг.8.

Скорее всего, точно сказать, в какие годы была написана «История франков» невозможно. А. Д. Люблинская считала, что Григорий, бывший одновременно и историком, и епископом города Тура, работал над «Историей франков» всю жизнь9. Как полагает В. Д. Савукова, интервал между собиранием материала и прописыванием определённых эпизодов занимал у Григория Турского в среднем около трёх лет10.

4 См. Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.-Л., 1964. С. 129.

5 Люблинская А. Д. Источниковедение истории средних веков. Л., 1955. С. 63.

6 Савукова В. Д «История франков» как исторический памятник // Григорий Турский. История франков. М., 1987. С. 331 (далее, см.: Григ. Тур.).

7 Вайнштейн О. Л. Указ. соч. С. 121.

8 Савукова В. Д. Григорий Турский и его время // Григ. Тур. С. 327, 329.

9 Люблинская А. Д. Источниковедение. .С. 63.

10 Савукова В. Д. «История франков». //Григ. Тур. С. 334.

История франков" разделена на десять частей, или книг. В первых четырёх книгах повествуется о событиях от сотворения мира до 575 г., т. е. до смерти Сигиберта Австразийского. Содержание книг указывает на знакомство их автора с хрониками ЕвсевияИеронима, Сульпиция Севера и Павла Орозия11. В конце четвёртой и десятой книг Григорий Турский поместил вычисления по хронологии событий, что для А. Д. Люблинской служит подтверждением известной самостоятельности четырёх начальных и шести последующих книг12. Франкский хронист завершил свой рассказ изложением событий 591 г.

Подлинность «Истории франков» очевидна. Хроника и её автор не обойдены вниманием историков13. Серьёзной критике подвергается хронологическая путаница, которой не сумел избежать Григорий Турский14. Некоторые сведения из социально-политической истории франков известны только благодаря анализируемому сочинению15. Особую ценность хронике турского епископа придаёт использование в ней сведений из утраченных к настоящему времени житий святого Реми и святого Мексена, переписки епископа Си-дония Аполлинария и епископа Авита Вьенского, а также некоторых лето.

11 См., например: Люблинская А. Д. Указ. соч. С. 64- СавуковаВ.Д. «История франков». //Григ. Тур. С. 333.

12 Люблинская АД. Указ. соч. С. 64.

13 Из массы зарубежной литературы о Григории Турском и «Истории франков», часто имеющей популяризаторский характер, следует выделить работы, отличающиеся большей, по сравнению с другими, научной значимостью: Ganshof F.L. Een historicus uit de VI-e eeuw Gregorius van Tours. Brussel, 1966; Weidemann M. Kulturgeschichte der Merov-ingerzeit nach den Werken Gregors von Tours. Т. 1, 2. Mainz, 1982.

14 См., напр.: Гизо Ф. История цивилизации во Франции: В 2 т. Т. 2. М., 1877. С. 43- Лебек С. История Франции. Т. 1. М., 1993. С. 46. В. Д. Савукова обнаружила нарушения хронологии только в первых четырёх книгах. См.: Она же. «История франков». // Григ. Тур. С. 334.

15 Люблинская АД. Указ. соч. С. 64. писных источников16, например, сочинений историков V в. Сульпиция Александра и Рената Фригерида17.

История франков" написана не на литературном латинском языке, а с помощью так называемой «народной латыни». Э. Ауэрбах находил у Григория Турского недопустимые ошибки в употреблении падежных окончаний и в синтаксической структуре предложений18. Историки, в отличие от литературоведов, менее категоричны в оценочных суждениях и считают, что, несмотря на известную вульгаризацию, язык и стиль франкского хрониста ещё сохраняли прочные связи с античной традицией19.

Рассказы о знамениях начинают появляться с четвёртой книги «Истории франков», в которой Григорий Турский приступил к повествованию о современной ему истории. Во франкской хронике, в общей сложности, насчитывается более двадцати глав с предзнаменованиями, из которых предварительно можно выделить следующие: IV. 31- V. 23, 33, 41- VI. 14, 21, 25, 44, 45- VII. ИVIII. 4, 8- IX. 5- X. 23.

Наиболее полная информация обо всех известных до середины XIX в. печатных вариантах «Истории франков» собрана М.М. Стасюлевичем20. Первое издание труда епископа из города Тура состоялось в 1511 г. в Париже. Лучшей версией признана работа бенедиктинца Руинара, проверившего ма.

16 Лебек С. Указ. соч. С. 45−46- см. об этом также: Добиаш-Рождественская O.A. Культура западноевропейского средневековья. М., 1987. С. 181.

17 СавуковаВ.Д. «История франков». //Григ. Тур. С. 333.

1Я.

Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. М., 1976. С. 100.

19 См. по этому поводу: Вайнштейн О. Л Указ. соч. С. 122- Косминский Е. А. Историография средних веков. V в.- сер. XIX в. Лекции. М., 1963. С. 28- Андреева Е. А. Античное и варварское в «Истории франков» Григория Турского // Материалы XXIX Всесоюз. научн, студ. конф.: Ист. Новосибирск, 1991. С. 19. лл.

Стасюлевич М.М. [Биография Григория Турского] // История средних веков в её писателях и исследованиях новейших учёных: В 3 т. Т. 1. СПб., 1863. С. 671−672. нускрипты и издавшего лучший из них в 1699 г., опять же, в Париже.

Вплоть до недавно осуществлённого В. Д. Савуковой перевода «Истории франков"21, на русском языке были известны лишь отдельные фрагменты этого труда22. В диссертационном сочинении мы использовали также издание «Истории франков» на латинском языке23.

Другим главным источником диссертации является «История лангобардов» («Historia gentis langobardorum»), написанная лангобардским интеллектуалом и одним из деятелей «Каролингского возрождения» Павлом Вар-нефридом Диаконом. Так же, как и в предыдущем случае, точные годы жизни его неизвестны. Обычно удовлетворяются такими цифрами: ок. 720-ок. 799 гг.24.

Павел принадлежал к знатному лангобардскому роду, и практически все исследователи сходятся на том, что им было получено достаточно серьёзное для того времени классическое образование. Он жил в Павии при дворе лангобардских королей Ратхиса и Дезидерия.

Вероятно, Павел Диакон начал работу над своим наиболее известным сочинением- «Историей лангобардов», со второй половины 80-х гг. VIII в.

21 Григорий Турский. История франков / Пер. В. Д. Савуковой. М., 1987. С. 5−318 (далее, см.: Greg. Tur.).

22 См., напр.: Главы из «Истории франков» Григория Турского // Корсунский А. Р. Возникновение феодальных отношений в Западной Европе. М., 1968. С. 40−83- Главы из «Истории франков» Григория Турского // Он же. Возникновение феодальных отношений в Западной Европе. Вып. 2. М., 1973. С. 28−53- Григорий Турский. [Аттила под Орлеаном] // Стасюлевич М. М. История средних веков.. .С. 315−316- Григорий Турский. [Преследование католиков в Испании] // Он же. Указ. соч. С. 449−451.

23 Gregorius Turonensis. Historia Francorum / Ed. W. Arndt et Br. Krusch // MGH. T. 16 (1). Inde ab anno Christi quingentesimo usque ad annum miliesimum et quingentesimum. Ed. societas aperiendis fontibus rerum germanicarum medii aevi. Scriptorum rerum merovingicarum. Gregorius Turonensis. Opera. Т. 1. Р. I. Hannovera, 1884. P. 31−450 (далее, см.: Greg. Tur.).

24 См., напр.: Вайнштейн O.JI. Указ. соч. С. 126.

Павел писал об истории народа, который утратил собственную государственность, будучи покорён в 774 г. франками во главе с Карлом Великим. Созданию «Истории лангобардов» предшествовало пятилетнее пребывание Павла Диакона в Галлии, где он находился в качестве заложника Карла Великого (с 782 по 787 гг.)25, надеясь ценой собственного добровольного заточения облегчить участь своего непокорного брата, воевавшего с Карлом, и захваченного им в плен. O.A. Добиаш-Рождественская считала, что Павел взялся за сочинение после 787 г., когда, вернувшись из Галлии, историк навсегда поселился в монастыре Монте-Кассино26.

История лангобардов" состоит из шести книг, разбитых, как и в «Истории франков» на главы. Павел проследил генезис народа лангобардов, начиная со времени его нахождения в Скандинавии и до 744 г. О. Л. Вайнштейн полагал, что труд Павла Диакона остался незаконченным27. Однако более распространена концепция O.A. Добиаш-Рождественской, по которой ланго-бардская хроника намеренно обрывается автором на 744 г. 28 В тот год скончался лангобардский король Лиутпрандт, проводивший самостоятельную политику в отношении франков. Последующие короли либо воевали с франками, либо полностью зависели от них. Такой же точки зрения придерживалась.

25 Люблинская АД. Указ. соч. С. 57.

26 Добиаш-Рождественская О. А. Ранний фриульский минускул и одна из проблем жизни и творчества лангобардского историка VIII в. // Вспомогательные исторические дисциплины: Сб. ст. М.-Л, 1937. С. 113- Она же. Культура. С. 199- Lotter F. Rec. ad. op.: Goffart W. The Narrators of Barbarian History (A. D. 550−800). Jordanes, Gregory of Tours, Bede and Paul the Deacon. Princeton: UP, 1988. XVI+492p. // Gottingische gelehrte Anzeigen. Gottingen, 1989. Jg. 241. H. ¾. S. 255.

27 Вайнштейн О. Л. Указ. соч. С. 127. В настоящее время на незаконченности «Истории лангобардов» настаивает В. Гоффарт. См.: Lotter F. Op. cit. S. 256.

28 Добиаш-Рождественская O A. Ранний.С. 135. О «психологической убедительности» этой гипотезы, см.: Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972. С. 159.

А.Д. Люблинская29.

При создании «Истории лангобардов» Павел Диакон задействовал самые разнообразные источники: труды Исидора Севильского, «Диалоги о чудесах» папы Григория I30, несохранившееся произведение Секунда по истории лангобардского государства, не дошедшие до нас Беневентские и Спо-летские анналы31. Нет сомнений в том, что Павлу была хорошо известна хроника Григория Турского. Всё это повышает степень научной значимости рассказа Павла Диакона и позволяет современным историкам безбоязненно использовать «Историю лангобардов» в качестве источника32.

Уже сейчас в «Истории лангобардов» идентифицируются семнадцать глав со знамениями: II. 4, 5- III. 23, 30- IV. 2,4, 10, 14, 15, 31, 32, 33- V. 15, 31- VI. 5, 9, 55. До настоящего времени в исторической литературе распространены взгляды о «скупости» Павла Диакона на упоминания о знамениях и чудесах33. Вероятно, при такой оценке учитывается чисто внешняя сторона расположения эпизодов о предзнаменованиях в тексте хроники лангобардского историка. Он несравненно реже, чем Григорий Турский сопровождал поясняющим названием главы, содержащие описания знамений.

Павел Диакон писал на языке, больше похожем на классическую латынь, мало прибегая к народным языковым формам34.

Известно, что «Historia gentis langobardorum» была издана вместе с тру.

29 Люблинская А. Д. Указ. соч. С. 57−58.

30 Вайнштейн О. Л. Указ. соч. С. 128.

31 Люблинская А. Д. Указ. соч. С. 58.

32 См., напр.: Бородин О. Р. Византийская Италия в VI—VIII вв. Барнаул, 1991.

33 См., напр.: Люблинская А. Д. Указ. соч. С. 58- Шервуд Е. А. Законы лангобардов. Обычное право древнегерманского племени: (К раннему этногенезу итальянцев). М., 1991. С. 6.

34 Вайнштейн О. Л. Указ. соч. С. 128- Стасюлевич М. М. Из автобиографии историка лангобардов // История средних веков. С. 363. дом Иордана «О происхождении и деяниях готов» в 1515 г. в Аугсбурге35. Сборник подготовил к печати Конрад Пейтингер. Одной из самых авторитетных публикаций «Истории народа лангобардов» является издание Мурато-ри36.

На русский язык «История лангобардов» никогда полностью не переводилась. Известны переводы некоторых глав, принадлежащие, опять же, М.М. Стасюлевичу37 и А.Р. Корсунскому38. В диссертационном сочинении мы обращались к «Истории лангобардов» на латинском языке39.

Источниковую базу исследования наряду с варварскими хрониками-«Историей франков» Григория Турского и «Историей лангобардов» Павла Диакона составили некоторые тексты из Вульгаты (латинского перевода Библии) Иеронима, сочинения Аврелия Августина, диалоги Платона, трактаты и научные труды Аристотеля, Плотина, Прокла и Боэция, посвященные проблемам пространственно-временной философии и восприятия предзнаменований. Кажущийся парадоксальным подбор источников обуславливается целым спектром причин и обстоятельств. Во-первых, возможной связью знамений хроник с новозаветными «знамениями времени» и с библейскими апо.

35 Скржинская Е. Ч. Предисловие // Иордан. О происхождении и деяниях гетов («Getica»). М, 1960. С. 8.

36 De gentis langobardorum libri VI // Muratori. Rerum italicarum scriptores. Т. 1. Milan, 1723. См.: СтасюлевичМ.М. Указ. соч. С. 363.

37 Павел Диакон. [Автари и Теоделинда] // Стасюлевич М. М. Указ. соч. С. 378−383- Павел Диакон. [Альбуин и Розамунда] // Он же. Указ. соч. С. 363−373- Павел Диакон. [Борьба лангобардов с тюрингами в Германии] // Он же. Указ. соч. С. 333−334.

38 Главы из «Истории лангобардов» Павла Диакона // Корсунский, А Р. Возникновение феодальных.Вып. 2. С. 64−77.

39 Pauli historia Langobardorum / Ed. L. Bethmann et G. Waitz // MGH. T. 17. Inde ab anno Christi quingentesimo usque ad annum millesimum et quingentesimum. Ed. societas aperiendis fontibus rerum langobardicarum et italicarum saec. VI-IX. Hannovera, 1878. P. 12 187 (далее, см.: Paul. Diac.). калиптическими знамениями, вообще. Во-вторых, перспективностью изучения предзнаменований раннесредневековых исторических сочинений с позиций пространственно-временных представлений. Причём круг этих представлений не может и не должен восстанавливаться на основе одних средневековых источников. Автор понимал, что франкская и лангобардская хроники создавались на заре средневековья, когда пространственно-временная философия античных классиков была знакома лишь по произведениям поздне-античных мыслителей, и что хронисты, не говоря уже об их рядовых современниках, вряд ли обладали хоть сколько-нибудь большой эрудицией в вопросах пространственно-временной философии. С другой стороны, не было никаких оснований для отрицания преемственности между раннесредневе-ковыми (собственно, христианизированными), античными и позднеантичны-ми пространственно-временными представлениями философского и бытового уровня. Это, в свою очередь, обеспечивало теоретическую репрезентативность избранных источников в процессе воссоздания тех пространственно-временных представлений, которые могли существовать в раннее средневековье. Пёстрый состав источников обуславливался нашей приверженностью методологическим принципам исторической школы «Анналов», признающих за познавательной деятельностью историка возможности «конструирования» исследовательских объектов и исторических фактов40. Методологическое значение для нас приобретали научные взгляды М. Блока на цели исторического исследования и К. Леви-Строса на законы функционирования человеческого мышления и на способы познания тех или иных культурных и ментальных феноменов41.

40 См. об этом: Бессмертный Ю. Л. «Анналы»: переломный этап?- Что такое школа «Анналов»? // Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. 1991. М., 1991. С. 11.

41 Блок М. Указ. соч.- Леви-Строс К. Неприрученная мысль // Первобытное мышление. М., 1994; Он же. Структурная антропология. М., 1985.

Поскольку ближе всего к знамениям варварских хроник предварительно находятся небезызвестные «знамения времени» из Нового Завета, в диссертационную работу как источники были привлечены новозаветные сочинения, вошедшие в Вульгату Иеронима42. Тот осуществил латинский перевод Библии приблизительно между 390 и 406 гг.43 Собственно переводу подверглись книги Ветхого Завета. Новозаветный свод был лишь уточнён и отредактирован Иеронимом по уже существовавшим до него латинским версиям44. Работа Иеронима получила одобрение со стороны Аврелия Августина, чей авторитет помог сгладить недовольство христиан тем, что переводчик воспользовался советами еврейских толкователей Библии45. Уи^а1а имеет исключительную ценность в языковом плане как источник, проясняющий особенности употребления христианами понятий «знамение» и «чудо» и, одновременно, расшифровывающий их содержание.

Атмосферу, в которой происходило формирование раннесредневеко-вых представлений о времени и знамениях, помогут воссоздать сочинения Аврелия Августина, стоявшего у истоков западной патристики. О темпоральной философии Августина можно узнать из одиннадцатой книги его «Исповеди"46, написанной во второй половине 90-х гг. IV в.47 Здесь «отца.

42 Novum Jesu Christi testamentum / Exc. J. Marcorellius. T. 3. S. 1., s. а. Из этого издания нами использовались Евангелия от Матфея, Марка и Апокалипсис (далее, соответственно, см.- Matth. (Мат.), Mar. (Map), Арос. (Отк.)). Все ссылки на русскоязычные библейские тексты даны по изданию: Библия. М., 1995.

43 См.: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2. Средневековье. СПб., 1995. С. 6.

44 Майоров Г. Г, Формирование средневековой философии (латинская патристика). М., 1979. С. 177−178.

45 Рассел Б. История западной философии: В 2 т. Т. 1. Новосибирск, 1994. С. 322.

46 Августин А. Исповедь / Пер. М. Е. Сергеенко. М., 1991. С. 51−373 (далее, см.: Aug. Conf.).

47 См.: Августин // Антология мировой философии: В 4 т. Т. 1. Ч. 2. М., 1969. С. церкви" волновали вопросы начала времени, а также проблемы толкования трёх видов времени: прошедшего, настоящего и будущего. Другим сочинением, проливающим свет на теорию времени Гиппонского епископа, является трактат «О Граде Божием"48, создававшийся в период с 413 по 426 гг.49 В нём Августин расширил свою временную философию размышлениями о вечности, смысле и целях земной истории50. Этот трактат важен и с точки зрения содержательности на предмет упоминаемых его автором знамений и чудес. Определению механизма восприятия визуальных знаков, в том числе видений, снов и знамений, Августин посвятил двенадцатую книгу своего трактата «О Книге Бытия буквально"51, над которым он работал с 401 по 414 гг.52.

Для уяснения специфики и своеобразия средневековых темпоральных представлений надлежало расширить круг источников произведениями античных мыслителей, затрагивавших схожие проблемы времени и знамений.

У Платона теория времени получила развитие, в основном, в следую.

582- Столяров А. А. «Исповедь». История создания. Жанр. Проблемы достоверности // Августин А. Исповедь. С. 377.

48 Блаженный Августин. О Граде Божием в двадцати двух книгах: В 4 т. М., 1991 (далее, см.: Aug. De civ. Dei).

49 См.: Бычков В. В. Эстетика Аврелия Августина. М., 1984. С. 23.

50 О философии времени Августина, см.: Виндельбанд В. Августин и средние века // История древней философии. Киев, 1995. С. 332−333- Голованова И. А. Время, вечность, момент // ВМГУ. Сер. 7. Филос. М., 1993. № 5. С. 57−64- Гуревич, А Я. Категории. С. 123−128, 131−133- Коплстон Ф. Ч. История средневековой философии. М., 1997. С. 50−52- Рассел Б. Указ. соч. Т. 1С. 333−335- Реале Дж., Антисери Д. Западная философия.Т. 2. С.68−69.

51 Августин А. О Книге Бытия буквально / Пер. протоиерея Д. Садовского // Бл. Августин Иппонский. Творения. М., 1997. С. 96−309 (далее, см.: Aug. De Gen. ad lit.).

52 О датировке этого сочинения, см.: Столяров А. А. Хронологический список сочинений Августина в соотношении с основными изданиями // Августин А. Исповедь. С. 392. щих трактатах: «Парменид"53, «Тимей"54, «Федон"55 (70−60-е гг. IV в. до н. э.). Диалоги «Федон» и «Федр"56 замечательны рассуждениями Платона о знамениях. По систематизации трудов ученика Сократа, данной В. Виндель-бандом, «Парменид» и «Федр» принадлежат к группе диалогов, созданных в пик учительской деятельности философа, а «Федон» и «Тимей" — к сочинениям, написанным в промежуток до и после третьего сицилийского путешествия Платона (361 г. до н. э.)57. Считается, что Платон во многом предопределил пути развития античной временной философии58.

Тот факт, что сочинения выдающегося ученика ПлатонаАристотеля, не были знакомы раннесредневековому читателю, не помешает им служить источниками диссертации, т. к. в ней отслеживается лишь интеллектуальный фон античной темпоральной философии, а не круг чтения названных хронистов.

53 Платон. Парменид / Пер. Н. Н. Томасова // Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 346−413 (далее, см.: Plat. Parm.).

54 Платон. Тимей/Пер. С С. Аверинцева//Указ. соч. Т. 3. М., 1994. С. 421−500 (далее, см.: Plat. Tim.).

55 Платон. Федон / Пер. С. П. Маркиша // Указ. соч. Т. 2. С. 7−81 (далее, см.: Plat. Phaed.).

56 Платон. Федр / Пер. А. Н. Егунова // Указ. соч. Т. 2. С. 135−191 (далее, см.: Plat. Phaedr.).

57 Виндельбанд В. История древней философии. С. 159, 162. О других принципах датировки, см.: Асмус В. Ф. Античная философия. М., 1976. С. 182−183.

58 О философии времени у Платона, см.: Виндельбанд В. Платон. Киев, 1993. С. 110- Гайденко В. П. Понятие времени в античной философии: (Аристотель, Плотин, Августин) // Время, истина, субстанция: от античной рациональности к средневековой: Сб. ст. М., 1991. С. 2−3, 6- Она же. Тема судьбы и представление о времени в древнегреческом мировоззрении // ВФ. М., 1969. № 9. С. 97−98- Удальцова З. В. Эволюция понятий «историческое время» и «пространство» при переходе от античности к средневековью // Формации и социально-классовые структуры. М., 1985. С. 30−31- Уитроу Дж. Естественная философия времени. М., 1964; Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996. С. 135−136.

Аристотель, так же, как и Платон, не оставил после себя какого-нибудь обобщающего труда по временной теории. Размышления о времени, его взаимоотношениях с движением, пространством и порядком выносились Стагиритом на обсуждение в книгах «Метафизика», «О возникновении и уничтожении», «Физика» и др.

Трактат «Метафизика"59, название которому, кстати, дал не сам автор, а его издательАндроник из Родоса (I в. до н. э.)60, создавался, по меньшей мере, в два этапа: с 347 по 335 гг. до н. э.61 Содержательная сторона «Метафизики» в литературе оценивается по разному, а, значит, нет и единого мнения по вопросу о видовой или жанровой классификации этого трактата62.

Естественнонаучная проблематика рассмотрения времени преобладает в таких аристотелевских книгах как «Физика"63 и «О возникновении и уничтожении"64. Точная датировка этих сочинений крайне затруднена65.

Традиционно философия времени Аристотеля противопоставляется темпоральной философии Платона66.

59 Аристотель. Метафизика / Пер. A.B. Кубицкого и П. С. Попова // Соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1975. С. 65−367 (далее, см.: Aristo! Metaph.).

60 См.: Асмус В. Ф. Метафизика Аристотеля //Аристотель. Указ. соч. Т. 1. С. 5- Зубов В. П. Аристотель. М., 1963. С. 60.

61 См.: Сагадеев A.B. [Введение к примечаниям для «Метафизики» Аристотеля] // Аристотель. Указ. соч. Т. 1. С. 451.

62 См.: Асмус В. Ф. Античная философия. С. 265- Виндельбанд В. История древней философии. С. 207- Чанышев АН. Аристотель. М., 1981. С. 25.

63 Аристотель. Физика / Пер. В. П. Карпова // Указ. соч. Т. 3. М., 1981. С. 59−262 (далее, см.: Aristot. Phys.).

64 Аристотель. О возникновении и уничтожении / Пер. Т А. Миллер // Указ. соч. Т. 3. С. 379−440 (далее, см.: Aristot. De gen. et corr.).

65 См. по др.: Чанышев А. Н. Указ. соч. С. 26.

66 О философии времени Аристотеля, см.: Гайденко В. П. Понятие времени. // Указ. соч. С. 3−7- Никулин Д. В. Понятие «теперь» в метафизике античности, средневековья и нового времени // Время, истина, субстанция.С. 19−24- Удальцова З. В. Эволю.

Временная философия поздней античности представлена в диссертации «Эннеадами» Плотина (III в. н. э.), принадлежавшего к александрийской школе неоплатонизма67. Не любивший отвлекаться на литературную деятельность, Плотин начал записывать проговариваемые им лекции уже в зрелом возрасте, что затрудняет достоверную датировку его трактатов68. Редактор творений Плотина, Порфирий, распределил имеющиеся трактаты философа по шести разделам, каждый из которых включал девять книг69. Русскоязычное издание некоторых трактатов «Эннеад» осуществлено в сборнике «Космогония», основанном на английском переводе С. Маккена. Седьмая книга третьих «Эннеад» под названием «О вечности и времени», относимая, условно, ко второму периоду литературной деятельности Плотина70, была переведена для этого сборника на русский язык вновь71.

Понимание эволюции идеи времени в философии неоплатонизма значительно осложнилось бы без обращения к труду «Первоосновы теологии"72, написанному видным представителем афинской неоплатонической школы Проклом. Творчество Прокла наименее изучено, по сравнению, например, с ция. С. 30−31- Уитроу Дж. Указ. соч. С. 44: Хюбнер К. Указ. соч. С. 135−136.

67 См.: Асмус В. Ф. Античная философия. С. 510.

68 См. об этом: Лосев А. Ф. Словарь античной философии. Избр. ст. М., 1995. С.

142.

69 См.: Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991. С. 133−134- Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 1. Античность. СПб., 1994. С. 243.

70 Адо П. Указ. соч. С. 135.

71 Плотин. Эннеады. III 7 О вечности и времени / Пер. изд-во «Ваклер» // Космогония. М.-Киев, 1995. С. 219−236. Мы пользовались также переводами А. Ф. Лосева. См.: Плотин. Эннеады. Ш 7, 4 // Лосев А. Ф. Античный космос и современная наука // Бытие-имякосмос. М., 1993. С. 418−419 (прим. 81 к С. 176) — Плотин. Эннеады. Ш 7, 5 // Он же. Указ. соч. С. 419−420 (прим. 81 к С. 176) (далее, см.: Plot.).

72 Прокл. Первоосновы теологии // Первоосновы теологииГимны / Пер. с древне-греч. А. Ф. Лосева. М., 1993. С. 9−149 (далее, см.: Proel. Inst, theol.). творчеством Платона и Аристотеля73.

Неоплатоническая трактовка времени получила развитие в знаменитом труде Боэция «Утешение философией"74. Это сочинение, носящее форму «сатуры"75, датируется 525 г. К теме диссертации близки части III, IV и VI пятой книги «Утешения», в которых Боэций философствовал о Провидении и Судьбе, времени и вечности, а также о возможности предзнания будущего. Мысли о времени, высказанные в «Утешении», настолько специфичны, что предполагают, скорее, синтезное, чем подражательное своё происхождение76.

Архаический страт раннесредневековых временных представлений в диссертации был отображён через этнологический фонд материалов, собранных JI. Леви-Брюлем77 и касающихся специфики восприятия времени (и пространства) и отношения к знамениям у так называемых первобытных народов78.

Степень научной разработанности проблемы.

Практика использования средневековыми хронистами, вообще, и упо.

73 См. по этому поводу: Лосев А. Ф. Словарь. С. 156.

74 Боэций. Утешение философией / Пер. В. И. Уколовой и М. Н. Цейтлина // «Утешение философией и другие трактаты. М., 1990. С. 190−290 (далее, см.: Boet. Cons.).

75 Майоров Г. Г. Судьба и дело Боэция. Наследие Боэция. § 4. «Золотая книга» // Боэций. «Утешениефилософией». С. 394.

76 О воздействии на Боэция взглядов неоплатоников (Прокла, Аммония Гермия) и Августина, см.: Майоров Г. Г. Судьба и дело Боэция. // Указ. соч. С. 400. Есть учёные, считающие Боэция приверженцем не столько неоплатонической философии, сколько философии самого Платона. См., напр.: Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. М., 1989. С. 172- Рассел Б. Указ. соч. Т. 1. С. 349.

Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930; Он же. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1937.

7R.

О том, что в этнографических (этнологических) источниках отсутствует «историческая перспектива как непосредственная заданность» нам известно. См. об этом: Дмитриева Т. Н. К проблеме поиска метода реконструкции древних верований // Реконструкция древних верований: Источники, метод, цельСб. науч. тр. СПб., 1991. С. 4. мянутыми историками, в частности, ссылок на знамения сравнительно недавно превратилась в предмет научного поиска. Достойные быть отмеченными суждения по этой теме, принадлежащие учёным XIX в., сводились к незамысловатой теории, постулировавшей неизбежность наличия «чудесных рассказов» в исторических сочинениях средних веков. В устах М.М. Стасю-левича, «чудесное» франкской хроники подчинено законам времени, в котором жил Григорий Турский79. Знамения, как видно, и вовсе смешиваются со сферой чудесного, репрезентируемой чудесами святых, видениями, вещими снами, также помещёнными на страницах изучаемой хроники. Ещё пространнее высказывался Ф. Гизо, обнаруживавший во франкской летописи обилие «религиозных верований и преданий"80. По-другому знамения «Истории франков» прокомментировал О. Тьерри. Он пошёл по пути интерпретатора, предуведомив, что несчастья в виде стихийных бедствий и эпидемии оспы, обрушившиеся в 580 г. на Галлию, и описанные, кстати, в главе тридцать третьей книги пятой «Истории франков», называемой «О чудесных знамениях», воспринимались в воображении народа результатом «тайного отравления"81. В противовес О. Тьерри, Ф. Грегоровиус однажды снабдил восстановленную им речь папы Григория I достаточно объёмной реминисценцией, заключавшейся, якобы, в напоминании, сделанном понтификом римлянам о тех знамениях, которые явились на небе перед вторжением лангобардов в Италию82. Но никакой интерпретации или комментария за этим не последовало.

Следующее поколение историков предпочитало не вносить коренных.

79 Стасюлевич М. М. [Биография Григория Турского] // История средних веков. С.

671.

80 Гизо Ф. Указ. соч. С. 43.

81 Тьерри О. Рассказы из времён Меровингов. СПб., 1994. С. 312.

82 Грегоровиус Ф. История города Рима в средние века. С V в. до XVI в.: В 6 т. Т. 2. СПб., 1888. С. 238. изменений в устоявшиеся правила понимания сферы «чудесного» варварских хроник. Знамения были по-прежнему лишены самостоятельного статуса и поглощены термином «чудо». Несмотря на убеждённость русского медиевиста П. М. Бицилли в том, что «судьбы церкви» и «превращения мира» в разрезе повествования «Истории франков» никогда не пересекаются83, впоследствии историки, говоря уже обо всей средневековой историографии в целом, будут придерживаться точки зрения Г. Эйкена, низводившего понимание человеческой истории в средневековье к «божественной истории спасения"84 и говорившего, что «божественное чудо» «.должно было служить объяснением скрытой причины и внутренней связи явлений, имевших важное значение для развития государства Божия"85.

Иначе подходил к знамениям Л. П. Карсавин. Работая с источниками позднего, чем хроники Григория Турского и Павла Диакона происхождения, он сделал очень ценные и для нас выводы. Вера в приметы и знамения, сообразно рассуждениям Л. П. Карсавина, была вульгаризированным отголоском символизма86. В поле зрения петербургского медиевиста попали и астрологические предсказания, и чудеса. Причём чудо воспринималось им наподобие «вторжения» метафизического в обычный миропорядок87. Чаще всего наличие знамений в изучаемых хрониках историки и вовсе игнорировали. О. А. Добиаш-Рождественская применительно к «Истории франков» о них и не вспоминала, проиллюстрировав, однако, наиболее распространённые сюжетные темы «чудесных» историй из агиографических трактатов Григория Тур

83 Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995. С. 186−187. о л.

Эйкен Г. История и система средневекового миросозерцания. СПб., 1907. С. 575.

85 Он же. Указ. соч. С. 588.

86 Карсавин Л. П. Основы средневековой религиозности в ХП-ХШ веках преимущественно в Италии. Пг., 1915. С. 46.

87 Он же. Указ. соч. С. 118. ского88.

Исследовательские стереотипы подбора объяснений причинам столь частого обращения средневековых историков к знамениям, свойственные отечественным и зарубежным медиевистам середины XIXначала XX вв., вошли в методологический инструментарий историков середины XX в. Как и прежде предзнаменования смешивались с чудесами и наоборот. Стирание различий между этими явлениями разрушало смысловую и, отчасти, терминологическую самобытность «знамений» и «чудес» варварских хроник. O.JI. Вайнштейн, возможно, следуя путём Г. Эйкена, поводом неиссякаемой притягательности сферы «чудесного» признавал специфическое отношение средневековых людей к «земной» истории, долженствующей-де раскрывать «божий план"89. Заслуживают поощрения опыты O.JI. Вайнштейна по изучению этимологии слова «чудо», наилучшее значение которого передавалось, вторя учёному, античным словом «miraculum», т. е. «достойное изумления"90.

O.JI. Вайнштейн много потрудился над обнаружением целей использования рассказов о чудесах, видениях и снах в средневековых хрониках. Доказательства «практических» и «пропагандистских» целей ссылок средневековых историков на рассказы этого типа, у него увенчивались версией о трафаретности чудес, автоматически переносимых в «Истории» из агиографических сочинений91. Происхождение веры в «небесные знамения» O.JI. Вайнштейн соглашался искать исключительно в примерах из Библии и античной.

88 Добиаш-Рождественская O.A. Культура.С. 182−183.

89 Вайнштейн О. Л. Западноевропейская.С. 69. О зависимости средневековых воззрений на ход всемирной истории от христианской идеологии, см.: Goetz H.-W. Die Gegenwart der Vergangenheit im fruh-und hoch-mittelalterlichen Geschichtsbewu? tsein // Historische Zeitschrift. Munchen, 1992. Bd. 255. H. 1- Haeusler M. Das Ende der Geschichte in der mittelalterlichen Weltchronistik. KolnWien, 1980; Schmale F.-J. Funktion u. Formen mittelalterlicher Geschichtsschreibung: Eine Einfuhrung. Darmstadt, 1985.

90 Вайнштейн О. Л. Указ. соч. С. 69.

91 Он же. Указ. соч. С. 71. литературы Ш-У вв. Но он был категорически против уподобления этих «дилетантских представлений» о связи земных и небесных явлений, отражаемых в вере в предзнаменования, с тем влиянием, которое оказала на средневековую историографию астрология92.

Критическая настроенность к упоминаниям в исторических экзерсисах средних веков о чудесах превалировала у Е. А. Косминского. Сообразно его выводам, «чудесное» привлекало средневековых хронистов из-за того, что уровень исторической науки в то время был крайне низок93. Так же, как и О. Л. Вайнштейн, Е. А. Косминский находил особенно сильным влияние на средневековую историографию Библии и агиографической литературы94. Позволим себе заметить, что несколько позже немецкий литературовед Э. Ау-эрбах, будет обсуждать «ритм и атмосферу Библии», пронизывающие «Историю франков» Григория Турского95.

В дальнейшем медиевисты не обременяли себя совершенствованием методов анализа знамений, коими изобилуют средневековые хроники. Не сложилось и какой-либо типологии предзнаменований. Систематизирующими прежние навыки прочтения знамений и чудес «Истории франков», по крайней мере, в отечественной историографии, стали лаконичные статейные пассажи В. Д. Савуковой. Считая турского епископа проповедником христианства, она полагала, что тот перенял манеру упоминать в повествовании о предзнаменованиях от религиозных апологетов П-Ш вв. Мотивом «чудесных знамений», улавливаемым В. Д. Савуковой, было желание Григория Турского подчеркнуть могущественность и превосходство христианского бога над языческими богами античности. Главная функция рассказов о чудесах (яв.

92 Он же. Указ. соч. С. 73−75.

93 Косминский Е. А. Историография. .С. 36 и особенно прим. 15 к С. 36.

94 Он же. Указ. соч. С. 29−34.

95 Ауэрбах Э. Указ. соч. С. 104. Ср. высказывание о том, что Григорий Турский смотрел на историю в «библейской перспективе». См.: Гуревич А. Я. Категории. С. 128. ленных, преимущественно, мощами святых), знамений и видений в «Истории франков» проецировалась исследовательницей на потребности христиан варварского в своей массе франкского общества в «зримо-эмоциональном воздействии» и «поучении"96. К сожалению, лишь выборочно в диссертации могут быть задействованы замечательные по своей глубине и содержательности наблюдения, проделанные А. Я. Гуревичем над чудесами, видениями и снами, описанными франкским же историком, т. к. свои выводы медиевист строил не только на основе «Истории франков», но и на основе агиографических сочинений Григория Турского97.

Чудесное" лангобардской хроники Павла Варнефрида Диакона тоже не обойдено в штудиях историков второй половины XX в. Хочется думать, мы не погрешили бы против истины, отслеживая стабильность поощрений успехов Павла Диакона в ретрансляции легенд и эпоса народа лангобардов, характеризующую, в первую очередь, отечественную историографию всего нынешнего столетия98. Знаток «Истории лангобардов» И. А. Дворецкая, пред.

96 Савукова В. Д. «История франков». // Григ. Тур. С. 332. О потребности средневекового человека в «чудесном», см. также: Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С. 98, 118, 129. Поучать и создавать «образ нравственной жизни» должна была и средневековая «назидательно-моралистическая» (в частности, агиографическая) литература. См. об этом, напр.: Берман Б. И. Читатель жития: (Агиографический канон русского средневековья и традиция его восприятия) // Художественный язык средневековья. М., 1982.

97 Гуревич А. Я. Проблемы. С. 43−44, 81 и далее.

98 См., напр.: Вайнштейн О. Л. Историография средних веков в связи с развитием исторической мысли от начала средних веков до наших дней. М.-Л., 1940. С. 32- Он же. Западноевропейская.С. 127- Голенищев-Кутузов И. Н. Указ. соч. С. 160- Добиаш-Рождественская O.A. Культура.С. 199- Она же. Ранний фриульский минускул.С. 131- Дворецкая И. А. Образование раннефеодального общества и государства в Северной Италии VI—VIII вв.: (Взаимодействие римских и германских элементов социального устройства). Автореф. дис. .д. и. н. М., 1985. С. 18- Карсавин Л. П. Культура средних веков. Пг., 1918. С. 36−37. знаменования, встречающиеся в ней, решила проверять распространёнными языческо-германскими суевериями". Отсюда проистекала гипотеза о предрасположенности Павла Диакона к слиянию христианского провиденциализма с «народно-языческой» верой в приметы и во взаимосвязанность земных и небесных явлений100.

Современная зарубежная историография знает такую же путаницу в определениях знамений и чудес, что и отечественная. Но, в конечном счёте, иностранные специалисты, как и отечественные, охотнее ведут беседу о чудесах, чем о предзнаменованиях варварских хроник101. Возможно, на этот выбор косвенно повлиял авторитет исследователя средневековой религии Э. Деляруэля (E. Delaruelle), отмечавшего, что средневековая народная религиозность характеризовалась эмоциональностью и устремлённостью ко всему чудесному102. При этом мы помнили также о трудах тех авторов, которые обращались к сфере представлений о чудесном в средние века, но не на основе раннесредневековых хроник103. Дидактико-моралистическое значение в рим.

99 Дворецкая И. А. Павел Варнефрид как историк и этнограф: (К вопросу о влиянии позднеримской культуры на мировоззрение писателя) // Античный мир и археология: Межвуз. науч. сб. Вып. 4. Саратов, 1979. С. 53.

100 Она же. Указ. соч. С. 56−57.

101 При этом исследователи предпочитают обращаться к творчеству франкского, а не лангобардского хрониста. О чудесах и деяниях святых, упомянутых Григорием Тур-ским в его «Истории франков» и многочисленных агиографических произведениях, см: Angenendt А. II santo come patrono, in cielo e sulla terra // Chiesa e mondo feudale nei sec. XXII. Milano, 1995; Daniel E.R. Joachim of Fiore: Patterns of History in the Apocalypse // The Apocalypse in the Middle Ages. IthacaLondon, 1992; Emmerson R.K. Introduction: The Apocalypse in Medieval Culture // Op. cit.- Fredriksen P. Tyconius and Augustine on the Apocalypse // Op. cit.- Scheibelreiter G. Das Wunder als Mittel der Konfliktbereinigung // Archiv fur kulturgeschichte. KolnWien, 1992. Bd. 74. H. 2- Van Uytfanghe M. Stylisation biblique et condition humaine dans l’hagiographie merovingienne (600−750). Brussel, 1987.

102 Delaruelle E. La piete populaire. Au Moyen Age. Torino, 1975.

103 См., напр. Le Goff J. L’imaginaire medieval. Essais. P., 1985. ском мире придавалось, по мысли К. Ф. Вернера (K.F. Werner), деяниям Бога (в число которых, как надо понимать, входили чудеса и знамения)104. С. Jle-бек, в целом, соглашался с общепринятым мнением о том, что в «Истории франков» франкский хронист поддался «соблазну агиографии"105. К.А. Вин-стед (К.A. Winstead) и В. Гоффарт (W. Goffart), сопоставив чудеса франкской хроники и чудеса агиографических произведений Григория Турского, независимо друг от друга, пришли к заключению о несхожести их жанровых функций. Помимо традиционных житийных эпизодов рассказы о чудесах во франкской хронике содержат и откровенно светские сюжеты106. Чудеса святых, запечатленные, преимущественно, в раннесредневековой агиографии, анализировались также в работах, Ф. Грауса (F. Graus), Ван Уитфанжа (М. Van Uytfanghe), Ф. Принца (F. Prinz)107, П. Фоуракра (Р. Fouracre)108.

Вопреки некоторой односторонности, выше перечисленные взгляды историков на знамения, упоминаемые в средневековых исторических сочинениях, не утратили своего авторитета и до сей поры. Более того, они содержат в себе ряд продуктивных идей, которые мы и собираемся развить в на.

104 Werner K.F. Gott, Herrscher und Historiograph. Der Geschichtsschreiber ais Interpret des Wirkens Gottes in der Welt und Ratgeber der Konige (4. bis 12. Jh.) // Deus qui mutat tempora: Menschen u. Institutionen im Wandel des Mittelalters: Festschrift fiir A. Becker zu seinem 50 Geburstag. Thorbecke, 1987. S. 12.

105 Лебек С. Указ. соч. С. 46.

106 См.: Lotter F. Ор. cit. S. 247- Winstead К.A. The Transformation ofthe Miracle Story in the Libri Historiarum of Gregory of Tours // Medium Aevum. Oxford, 1990. Vol. LIX. № 1. P. 12.

107 Доступны рефераты докладов, сделанных Ф. Граусом, М. Ван Уитфанжем, Ф. Принцем и др. на конференции под названием «Святые и демоны в высокое западноевропейское средневековье (V-XI вв.)». См.: Robertini L. Rec. ad. ор.: Santi е demoni nell’atto medioevo occidentale (sec. V-XI). (Spoleto, 7−13 apr. 1988). Spoleto, 1988. 713p. //Maia. Bologna, 1989. A. 41. Fase. 1.

108 Fouracre P. Merovingian History and Merovingian Hagiography // Past and present. Oxford, 1990. № 127. стоящей диссертации. Видимо, не до конца реализован потенциал аналогий между отношением средневековых людей к чудесам и предзнаменованиям, как минимум, по двум позициям: во-первых, по возможному воплощению в знамениях хроник объяснений «скрытых причин и внутренней связи явлений"109, что было присуще чудесамво-вторых, по возможному же толкованию предзнаменований, вместе с чудесами, в качестве посредников проявления вечности «во времени человеческой жизни"110. Последнее обстоятельство генерирует проблематику предстоящего исследования и оправдывает обращение к литературе, посвященной средневековым представлениям о времени, находящихся в тесном переплетении с представлениями о пространстве и, следовательно, тоже ставших объектом нашего внимания.

Средневековые пространственно-временные представления хорошо изучены. О них судят, преимущественно, на основе философии Аврелия Августина и памятников церковной литературы, таких, как ехетр1а. Фонды источников пополняются также древнескандинавским эпосом и сагами, по которым реконструируют архаические (варварские в данном случае) черты средневековых пространственно-временных представлений111. В работе использовалось и традиционное вычленение в этих представлениях архаических, античных и христианских составляющих112. В целом же, путь, по кото.

109 Эйкен Г. Указ. соч. С. 588.

110 Гуревич, А Я. Проблемы. С. 318.

111 О временных представлениях Августина, см.: Гуревич А. Я. Категории.С. 123 128, 131−133 и др. О «большой» и «малой» эсхатологиях в средневековых «примерах», см.. Он же. Культура и общество средневековой Европы глазами современников: (Ехешр1а XIII века). М., 1989. С. 94−110. О времени в сагах, см.: Он же. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990. С. 69−115.

112 Согласно А. Я. Гуревичу, христианская церковь, «ритмизировав» время, всё же ничего не могла поделать с циклическим пониманием времени, бытовавшим в средние века, служа напоминанием об отжившей античности. См.: Он же. Исторический синтез и школа «Анналов». М., 1993. С. 198. О том, что цикличность времени в христианстве не рому идут исследователи пространственно-временных представлений средних веков, пролегает в русле регламентированных А. Я. Гуревичем и др. установок на обнаружение типично христианских норм объективации времени и вечности, сакрального и профанного в средневековой культуре и вне неё113. Именно религиозный фактор послужил, по мнению И. Е. Даниловой, Д.Э. Ха-ритоновича, Г. Яритца (0.1агйг) поводом к резкому обесцениванию в глазах средневековых людей мирского (профанного) времени114, обыденных событий и вещей115 и к не менее резкому обострению восприятия оппозиции «буднипраздник"116. Религиозные основы раздвоения пространства в средневековом миросозерцании на сакральную и профанную части находили каждый в своём случае Ф. Арьес117, Ю.М. Лотман118, Ж.-К. Шмитт (Х-С. была преодолена, Арон Яковлевич говорил и раньше. См.: Он же. Время как проблема культуры // ВФ. М., 1969. № 3. С. 111. К архаичным составляющим средневековых пространственно-временных представлений относится, например, антропоморфизм восприятия времени. См.: Он же. Категории. С. 105.

113 Алексина Т. А. Христианская концепция времени и проблема обоснования нравственности // Культура и религия: линии сопряжения. М., 1994. См. также: Аверинцев С. С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья: (Общие замечания) // Античность и Византия. М., 1975; Гуревич А. Я. Проблемы.. .С. 226−227- Jle Гофф Ж. С небес на землю: (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе ХН-ХШ вв.) // Одиссей. М., 1991. С. 33−34, 42−44- Удальцова З. В. Эволюция понятий «историческое время» и «пространство». .С. 27−41.

114 Данилова И. Е. От Средних веков к Возрождению: (Сложение художественной системы картины кватроченто). М., 1975. С. 63−64.

115 Харитонович Д. Э. Средневековый мастер и его представления о вещи // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 36.

116 Ястребицкая A.JI. Между мгновением и вечностью.

Введение

в историю повседневности средневековья // Общественные науки за рубежом: РЖ. Сер. 5. Ист. М., 1992. № 3. С. 35. Реф. кн.: Jaritz G. Zwischen Augenblick und Ewigkeit: Einf in die Alltagsgeschichte des Mittelalters. WienKoln: Bohlau, 1989. 224s.

117 Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. M., 1992. С. 70.

Schmitt)119.

Как уже и было заявлено, мы сочли недостаточной информацию о сохранявшихся в средние века архаических и античных пространственно-временных представлениях, решив задействовать в диссертации литературу, напрямую касающуюся архаических и античных категорий времени и пространства.

Анализ архаических (первобытных) представлений о времени и пространстве происходит в разрезе поиска структуры самих времени и пространства120 и очень часто при акцентировании мифических основ этих представлений121. Неоценимое значение в процессе формирования концепций архаического времени приобрела научная деятельность М. Элиаде, затронувшего в своём творчестве множество проблем пространственно-временных представлений. Но наиболее полно им изучены аспекты соотношения са.

118 Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Избр. ст.: В 3 т. Т. 1. Таллин, 1992.

119 Шмитт Ж.-К. Понятие сакрального и его применение в истории средневекового христианства // Мировое древо (Arbor Mundi). Междунар. журн. по теор. и ист. мир. культуры. Вып. 4. М., 1996.

Ахундов М. Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М., 1982. С. 62- Белков П. Л. Планимертрия архаического мировосприятия: (К проблеме истоков представлений о пространстве и времени) // Пространство и время в архаических и традиционных культурах. М., 1995; Подосинов A.B. Некоторые вопросы сакральной ориентации по сторонам света у древних германцев // Первые скандинавские чтения: Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 1997; Следзевский И. В. Архаический культурный текст как специфический мир пространства и времени // Пространство и время в архаических.

121 Леви-Строс К. Структура мифов // ВФ. М., 1970. № 7. С. 153−154, 162- Мелетин-ский Е. М. Время мифическое // Мифы народов мира. Энцикл.: В 2 т. Т. 1. М., 1991. С. 252−253- Он же. Клод Леви-Строс и структурная типология мифа // ВФ. М., 1970. № 7. С. 168- Яковлева А. М. Мифологические корни фольклорного мышления: пространство, время, существование//ВМГУ. Сер. 7. Филос. М., 1981. № 6. крального и профанного времени-пространства в дохристианских и христианской религиях, тема происхождения эсхатологических представлений и воззрения на цели исторического процесса, отличающиеся в разных типах общества и религий122. В связи с рассмотрением ключевых проблем первобытных времени и пространства, нельзя не сказать о стоящей несколько особняком работе филолога Е. С. Яковлевой, чьи реконструкции архаического языкового сознания, в котором время переводилось в термины пространства123, проливают свет и на некоторые черты средневековых пространственно-временных представлений.

Форм осмысления античных пространственно-временных категорий множествоот выяснения различий между пониманием вечности и времени, демонстрируемым тогдашними философами либо философскими школами124, — до создания всеобъемлющих обзоров, охватывающих неизменные и периодически изменяемые черты античных пространственно-временных представлении .

Подразумевая сходство предзнаменований раннесредневековых хроник.

122 Элиаде М. Миф о вечном возвращении: (Архетипы и повторение) // Космос и история. М., 1987. С. 56−57, 83, 90−91, 101, 106, 117−121- Он же. Священное и мирское. М., 1994. С. 50−53.

123 Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира: модели пространства, времени и восприятия. М., 1994. С. 94−95. 1.

Бирало Л. А. Становление категорий пространства и времени в обыденном и научном познании // Человек, философия, культура. Вып. Ш. Естествознание: социальная значимость и развитие: Тез. выступлений слушателей V Всесоюз. шк. молодых учёных. (Звенигород, 1984) /Препр. М., 1984; Гайденко В. П. Понятие времени. // Указ. соч.- Она же. Тема судьбы и представление о времени. // Указ. соч.- Голованова И. А. Указ. соч.- Никулин Д. В. Понятие «теперь». // Указ. соч.- Тиллих П. Кайрос // Избранное: Теология культуры. М., 1995; Уитроу Дж. Указ. соч. С. 41−44.

125 Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977; Он же. Античный космос и современная наука // Бытиеимякосмос. М., 1993; Хюбнер К. Указ. соч. со знамениями, распознаваемыми на материале архаической, античной и средневековой культур, мы использовали в диссертационном сочинении исследования, помогающие его проиллюстрировать.

Влияние права трактовать знамения на борьбу плебеев с патрициями в античном Риме исследовал Н. И. Миницкий. У него опыт толкования знамений приобретал негативный оттенок, что продиктовывалось главенствующей ролью патрициев в процедурах предсказаний126.

Специфика христианской интерпретации сакральных знаков и знамений в ранневизантийской литературе раскрыта С.С. Аверинцевым127.

А.Ф. Лосев дал подробнейшую характеристику чуда, в том числе и как «удивительного знамения» с мифологической точки зрения, что предоставляло право делать далеко идущие выводы об её античных корнях128.

Значительный интерес в свете близости к проблематике диссертации вызвала у нас трактовка В. В. Бычковым места знамений в знаковой теории Аврелия Августина129.

Предзнаменования Лаврентьевской летописи и древнерусского варианта «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия были рассмотрены И. И. Макеевой, предложившей определение и типологию для них130.

В диссертации учтены и мнения о знамениях, высказанные французским философом середины XX в. Р. Геноном и современным русским фило.

126 Миницкий Н И. Религиозный аспект социально-классовой борьбы патрициев и плебеев в Древнем Риме. Автореф. дис. .к. и. н. Минск, 1977. С. 12−15.

127 Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 109−118.

128 Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Миф-ЧислоСущность. М., 1994. С. 151−194.

129 Бычков В. В. Эстетика Аврелия Августина. М., 1984. С. 209−219- Он же. AESTHETICA PATRUM. Эстетика отцов церкви. I. Апологеты. Блаженный Августин. М., 1995. С. 483−506.

130 Макеева И. И. Знамение в судьбе для человека в Древней Руси // Понятие судьбы в контексте разных культур / Науч. совет по ист. мир. культуры. М., 1-е полугодие 1994. софом Ю.М. Фёдоровым131. Сущность предзнаменований они трактуют в терминах темпоральной философии. Текстовая информативность знамений обсуждалась С.А. Васильевым132.

Изучение знаковой природы предзнаменований потребовало от нас осведомлённости в вопросах средневекового символизма, начиная с его локальных форм133 и заканчивая особенностями символического мышления средневековья134. Неподдельный интерес вызывают к себе комментарии А.Я. Гуревича135, Г. Эйкена136, М. Элиаде137, Ж.-К. Шмитта138 касающиеся способ.

131 Генон Р. Царство количества и знамения времени. М., 1994. С. 284- Фёдоров Ю. М. Сумма антропологии. Кн. 3. Перманентная экзистенциальная катастрофа. Новосибирск, 1997. С. 37, 68 (в печати) — выражаю признательность автору и научному руководителю за предоставленную возможность ознакомления с рукописью работы.

132 Васильев С. А. Синтез смысла при создании и понимании текста: Философские проблемы. Киев, 1988. С. 102.

133 О символике пространства-времени, см.: Гуревич А. Я. Категории.С. 56−166- об эсхатологической символике, см.: Он же. Проблемы.С. 177−182- Тимофеев М. А. Эсхатология Григория Великого и латинская литература раннего средневековья // Историческое познание: традиции и новации: Материалы междунар. теорет. конф. Ижевск, 1996; об архитектурной и прочих средневековых символиках, см.: Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994. С. 50−61- символика чисел, цвета, животных и растений, собственных времён, пространства и времени рассматривалась Ж. Рибаром. См.: Ribard J. Le Moyen Age: Litterature et symbolisme. P., 1984. P. 13−34- 35−52- 53−70- 71−90- 91−111- 115−133.

134 Бицилли П. М. Указ. соч. С. 14, 54, 79−87- Карсавин Л. П. Основы. С. 133- Неретина С. С. Слово и текст в средневековой культуре. История: миф, время, загадка. М., 1994; Хейзинга Й. Осень средневековья: Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах. М., 1988. С. 221−235- Ястребиц-кая А. Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. М., 1991. С. 96. Об идейном содержании средневековых аллегорий и об игровом элементе средневековой культуры, см.: Хейзинга Й. Homo ludens // Homo ludensВ тени завтрашнего дня. M., 1992. С. 161,203−204.

135 Гуревич А. Я. Категории.С. 94−96.

136 ЭйкенГ. Указ. соч. С. 555, 557, 563. ности религиозных и других средневековых символов и знаков передавать некие сообщения и служить источником осмысленной информации.

Цель и основные задачи работы.

Учитывая намеченные перспективы изучения предзнаменований средневековых хроник, специфику источников и круг избранной литературы, автор в диссертации ставил цель изучить предзнаменования, описанные в хрониках Григория Турского и Павла Диакона, как феномены уникального мышления и культуры раннесредневековых людей, по-особому воспринимавших время и пространство и выстраивавших особенные причинно-следственные связи между событиями и явлениями. Расположение повествований о предзнаменованиях в варварских «Историях» и их смысловая фабула позволили стремиться к разрешению следующих исследовательских задач:

1) выявить ментальные и культурные истоки раннесредневековых знамений;

2) показать возможности историко-культурологического прочтения предзнаменований, описанных в раннесредневековых хрониках;

3) составить глоссарий терминов, применявшихся хронистами для обозначения знамений и предложить на его основе типологию знамений;

4) дать оценку знаковой природы раннесредневековых знамений;

5) произвести типологию значений и систематизацию знаковых образов знамений;

6) найти универсальные значения знамений, воплощающие их исторический, контекстуальный, человеческий и культурный смыслы.

Элементы научной новизны работы определяются избранием в качестве предмета историко-культурологического исследования предзнаменований, описанных в хрониках Григория Турского и Павла Диакона. В настоящем диссертационном сочинении впервые предпринята попытка «вписать».

137 Элиаде М. Священное и мирское. С. 82,87, 93.

138 Schmitt J.-C. La culturelle de l’imago // Annales HSS. P., 1996. An. 51. № 1. знамения в средневековую культуру. Новизна в решении поставленных задач заключается в том, что:

1) выявлены ментальные и культурные истоки раннесредневековых знамений, восходящие к пространственно-временным представлениям архаического (варварского), античного и христианского характера. Благодаря этому выведены: а) обратная взаимозависимость типа пространственно-временных представлений от типа способа восприятия знаменияб) са-кральность хронотопа знаменийв) зависимость типа или формы сакрализации знамения и его хронотопа от типа способа восприятия знамения;

2) показаны возможности историко-культурологического прочтения знамений хроник. Его главными результатами стали:

3) обнаружение пяти терминов, применявшихся хронистами для обозначения знамений, и решение вопроса типологии знамений в зависимости от того использовались или не использовались эти термины в хрониках;

4) произведённый анализ знаковой природы предзнаменований, в ходе которого были обсуждены и оценены шансы применимости для интерпретации знамений методов семиотики и так называемой средневековой теории четырёх смыслов, концепции средневекового символизма;

5) созданная типология значений и систематизация знаковых образов знамений;

6) найденные универсальные значения знамений, претендующие на передачу раннесредневекового, а не какого-либо иногоисторического, контекстуального, человеческого и культурного смыслов этих самых знамений.

Методологическая и теоретическая база исследования.

В основу методологической и теоретической базы предлагаемого диссертационного сочинения положены подход исторической реконструкции, практикуемый исторической школой «Анналов», а также структурно-функциональный подход (Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль), применяемый в культурной антропологии. Первый позволяет добиться воспроизведения смыслового, культурного и ментального содержания знамений, максимально приближенного к средневековым параметрам. Второй, благодаря нацеленности, помимо всего прочего, на изучение коллективного сознания, собственно и помогает превращать раннесредневековые знамения в объективные факты социальной реальности, культуры и ментальности средневековья. Осуществлению данных подходов способствует использование приёмов системного, сравнительного и типологического анализа, весьма распространённых в ис-торико-культурологических исследованиях.

Положения, выносимые на защиту:

1). Умение хронистов и их современников отреагировать на ситуацию со знамением переплеталось с давней человеческой привычкой разделять пространство-время (хронотоп) на сакральную и профанную части. Ущербная недостаточность координат профанного хронотопа для осмысления событий индивидуальной и коллективной жизни значительно восполнялась в средневековье неусыпным контролем над всеми возможными проявлениями и знаками, прорывающимися в обыденность из сакрального хронотопа. Предзнаменования, описанные в «Истории франков» и в «Истории лангобардов», были такими знаками. Ввиду того, что представления раннесредневековых людей о хронотопе образовывались посредством синтеза архаических, античных и христианских составляющих, то и представления о хронотопе предзнаменований должны были подражать этому синтезу. По сакрализиро-ванным предзнаменованиям, которые, по сути своей, являлись обычными, но аффективно воспринятыми происшествиями природного и материального мира, возвещали события профанного хронотопа. Знамения оказывались информативными визуальными знаками (А. Августин), прочитывающимися как текст. Иными словами, знамения могли означать что-либо.

2). Нельзя говорить о жёсткой привязанности термина, обозначающего знамение, к одному из трёх выше названных типов пространственно-временных представлений. Вообще, при анализе ментальных и культурных истоков раниесредневековых знамений выделение типов пространственно-временных представлений нужно лишь для того, чтобы объективировать производные от них типы способов восприятия предзнаменований. В ранне-средневековых хрониках присутствуют знамения, воспринятые а) по типу пространственно-временной партиципации (архаические истоки), б) по типу античных «чудесных» знамений (античные истоки), в) по типу апокалиптических знамений (христианские истоки). Тип способа восприятия предзнаменования определялся типом смысловой связи между знамением и его значением. От типа способа восприятия зависели тип или форма сакрализации самого предзнаменования и его хронотопа. Знамения, воспринимавшиеся по типу пространственно-временной партиципации сакрализировались как архетипы. Знамения, воспринимавшиеся по типу античных «чудесных» знамений сакрализировались как архе. Знамения, воспринимавшиеся по типу апокалиптических знамений сакрализировались как кайрос.

3). Сейчас историко-культурологическое прочтение раниесредневековых знамений не предполагает их символической интерпретации или декодирования по строгим семиотическим правилам. Средневековая теория четырёх смыслов, применявшаяся в деле познания смысла текстов Писания, может быть пригодна для истолкования исключительно апокалиптических знамений из хроник, т. к. только они, так или иначе, согласуются с библейскими сюжетами. Кроме того, знамения ничему не учили. Рассказам о знамениях чужд пафос морально-назидательных чудес, совершённых святыми и праведниками. Пророческая функция знамений всепоглощающа.

4). Значения, а вместе с ними и смысл раниесредневековых знамений нужно искать в самих хрониках. Знамения бывают двух типов- «явные» и «скрытые" — в зависимости от того, применяется или не применяется к ним специальный термин, соответственно. Значения знамений тоже бывают двух типов- «явные» и «скрытые" — сообразно тому, высказываются или не высказываются о них открыто авторы. «Явным» значение знамения будет даже.

38 в том случае, если отсутствие авторского мнения замещается или компенсируется по контексту ситуативной целесообразностью знамения. «Скрытое» значение знамения непонятно для нас, а для раннесредневекового человека оно просто не нуждалось в комментариях, ибо было присуще знамению апокалиптическому. Всё этозначения, открывающиеся вместе с развитием хроникальных событий, а, значит, и передающие ментальный и культурный «фон» раннесредневековой эпохи.

Научно-практическая значимость исследования состоит в реализации попытки «вписать» знамения раннесредневековых хроник в средневековую культуру и ментальность. Материалы диссертации могут быть использованы для историко-культурологического прочтения предзнаменований, описывающихся в любых средневековых текстах, а также для подготовки спецкурсов по культурологии и всеобщей истории. Предпринятый анализ терминов, используемых хронистами для обозначения знамений, может найти применение в издании комментированных корпусов источников.

Структура диссертации определяется целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы и приложения.

Заключение

.

Таким образом, главную цель данного диссертационного сочинения-изучить предзнаменования, описанные в хрониках Григория Турского и Павла Диакона, как феномены уникального мышления и культуры раннесредне-вековых людей, по-особому воспринимавших время и пространство и выстраивавших особенные причинно-следственные связи между событиями и явлениямиможно считать достигнутой. Об этом свидетельствует решение следующих исследовательских задач:

1). Выявлены ментальные и культурные истоки раннесредневеко-вых знамений. Ментальность раннесредневековых людей, какими они отображены во франкской и лангобардской хронике, надо думать, не была всецело христианизированной. Это подтверждают найденные в «Историях» типы способов восприятия предзнаменований, подчиняющихся, помимо христианских ментальных архетипов, архаическим и античным ментальным архетипам. Даже больше, доминирующую ментальную и культурную основу восприимчивости к знамениям составляли коллективные представления. Раннесредневековый опыт отношения к предзнаменованиям лишён рационалистической подоплёки. По сути дела, каждое знамение варварских историй-продукт мистически настроенного мышления (=пралогического), отличающего, как видим, и раннесредневековых людей. Одним из главных законов этого мышления считается закон мистической партиципации (сопричастности), действие которого, кроме всего прочего, преломляется в вере в зависимость событий и явлений друг от друга, отчего становится возможным различение знаменующих и ознаменовываемых событий и явлений. Предзнаменования «Истории франков» и «Истории лангобардов" — это знаки и знаменующие события и явления. Одиннадцать зафиксированных нами значений-это ни что иное, как ознаменовываемые события и явления. Главнейшим же итогом предпринятой попытки обнаружения ментальных и культурных истоков раннесредневековых знамений является чёткое распределение таковых по типам способов восприятия. Они зависели от типов пространственно-временных представлений (=ментальных и культурных истоков) и оказывали решающее воздействие и на типы и формы сакрализации хронотопа предзнаменований. Различные типы способов восприятия, а, значит, и различные типы сакрализации, делали даже образно похожие знаки-знамения качественно различными, т. е. различными по способу пере-живания.

2). Показаны возможности историко-культурологического прочтения предзнаменований, описанных в раннесредневековых хрониках. Как тип способа восприятия мистическая (конкретнее, пространственно-временная) партиципация встречается в знаках-знамениях хроник не везде или не всегда отчётливо. По крайней мере, к этому типу способов восприятия знамений не были нами причислены те знаки-знамения, которые, как считалось, свидетельствовали о чьей-нибудь близкой кончине, о чьём-нибудь несчастье или, напротив, о чьей-нибудь удаче. Одним словом, предзнаменования, связанные с судьбами конкретных личностей, по типу способа восприятия относились нами к «чудесным» знамениям. К ним мы добавили и знамение «покровительственной силы блаженного Мартина», т. к. оно предназначалось конкретным людямжителям города Тура, пользующимся покровительством этого самого святого (Greg. Tur. V. 23). А вот способ восприятия знамения «вторжения лангобардов» наиболее близок к типу пространственно-временной партиципации, но не к типу «чудесного» знамения. Именно после рассеивания огненных мечей, явившихся в небе, пролилась кровь, и произошло вторжение лангобардов (Paul. Diac. II. 5). К «чудесным» знамениям не может быть причислено «чудо», приключившееся с базиликой святого Зе-нона, т. к. оно входит в знаковый комплекс знамений со «скрытым» значением (Op. cit. Ш. 23). Такое же препятствие не позволяет нам рассматривать как «чудесные» знамения «чудеса», явившиеся народу вместе с вторжением в Италию племён диких коваллов и бубаев (Op. cit. IV. 10).

Знамения с апокалиптическим типом способа восприятия или, попросту, апокалиптические знамения, составляют самую большую по численности группу вместе с предзнаменованиями, воспринимавшимися по типу пространственно-временной партиципации. Мы не склонны, при этом, ориентироваться, преимущественно, на христианские апокалиптические образы предзнаменований. Поэтому наши сравнения знамений хроник с библейскими знамениями чрезвычайно осторожны. Апокалиптический характер некоторых предзнаменований варварских исторических сочинений мог быть продуцирован и не христианскими апокалиптическими представлениями, вероятно, сохранявшими своё влияние и в раннем средневековье. Знамения хроник, обозначаемые апокалиптическими, передают, по нашему убеждению, настроение тревожности и беспокойства, хаоса и нарушения мирового порядкавсегдашних спутников приближения «конца света», окончания очередного временного цикла и т. п. 1 'К тому же, в роли апокалиптических предзнаменований в хрониках выступали, в большинстве своём, всякого рода бедствия, природные катаклизмы, войны и проч. Убеждённость в том, что наступлению «конца света» («конца времени» и т. п.) будут предшествовать знамения в виде всевозможных бедствий, сопутствовала эсхатологическим представлениям не только христиан, но и древних римлян, иудеев, иранцев, жителей Древней Индии и др.2.

Предзнаменования хроник Григория Турского и Павла Диакона, несмотря на частую повторяемость их знаковых образов, уникальны. Вследствие чего схожие знамения даже с одинаковым универсальным значением мы ставили под отдельным номером, подчёркивая и уже указанную неравноценность, и разные условия проявления таких знаков. И нас нисколько не смущает тот факт, что иногда разным универсальным значениям в хрониках соответствуют похожие знаки-знамения. Специфичность нашего метода про.

1 См.: Генон Р. Царство количества и знамения времени. М., 1994. С. 284.

2 Элиаде М. Миф о вечном возвращении: (Архетипы и повторение) // Космос и история. М., 1987. С. 119. чтения предзнаменований заключается в неукоснительном следовании логике авторов при формировании значений предзнаменований. Нам пришлось не интерпретировать значения знаков-знамений варварских хроник, а находить их контекстуальные значения.

3). Впервые составлен глоссарий терминов, применявшихся хронистами для обозначения знамений. Наличие глоссария позволяет судить об излюбленной манере описания знамений Григория Турского и Павла Диакона. У франкского историка чаще встречаются «явные» знамения, т. е. те, к которым он применял определённый термин. Лангобардский хронист больше описывал «скрытые» предзнаменования, т. е. те, к которым специальный термин не применялся.

4). Дана оценка знаковой природы раннесредневековых знамений. Августинова трактовка знамений как информативных визуальных знаков показалась нам наиболее приемлемой. Раннесредневековые знамения, представляющие собой описания знаковых образов, могут прочитываться как тексты". Однако текстовые сообщения, извлекаемые из знамений, не содержат в себе ничего такого, чего бы не было в текстах варварских хроник. Значение апокалиптических предзнаменований в средние века узнавалось без труда. Значения знамений открываются вместе с развитием событий хроник. Нельзя сказать, что универсальные значения знамений формировались путём интерпретации знаковых образов знамений. Значения всех предзнаменований в хрониках и, тем более, апокалиптических, даны в готовом виде. Знамения как бы наполняют значения.

5). Произведена типология значений и систематизация знаковых образов знамений, которая, вместе с типологией самих знамений, стала основой для реконструкции универсальных значений знамений.

6). Найдены универсальные значения знамений, воплощающие их исторический, контекстуальный, человеческий и культурный смыслы. Самая высшая ступень историко-культурологического прочтения раннесред.

155 невековых знамений в соответствии с избранными приоритетами исследовательской методологии. Здесь окончательно реализуется цель диссертации, разрешается проблема прочтения предзнаменований в контексте средневековой ментальности и культуры, подтверждается гипотеза о том, что ранне-средневековые знамения имели определённые значения и конкретную смысловую наполненность.