Языковые средства создания экспрессивности

Проблема экспрессивности как способа придания языку и речи особой выразительности является одной из главных проблем современной лингвистики. Экспрессивность присуща определённым единицам на разных уровнях языка.

При помощи экспрессивных средств автор может более полно и точно выразить своё отношение к изображаемому, выдвинуть в ясное поле видения основную идею произведения, сделать акцент на наиболее важных, с его точки зрения, моментах и тем самым — через целый ряд произведений — проявить своё мировидение вообще. Помимо этого, именно при помощи экспрессивных средств «говорящий» может воздействовать на «слушающего», управлять его восприятием и пониманием текста.

Актуальность данной темы обусловлена тем, что функционирование экспрессивной лексики в различных текстах сложно и многоаспектно. Несмотря на большое количество работ, исследующих экспрессивную лексику, средства создания экспрессии рассмотрены недостаточно.

Цель работы — дать системное описание выразительных средств языка и речи, функционирующих в русских поэтических текстах.

Достижение этой цели предусматривает решение следующих задач:

— обобщить и использовать опыт описания выразительных средств предыдущих исследований, связанных с проблемой экспрессивности;

— выявить функции экспрессивной лексики в художественном произведении;

— определить в каждой группе средств основные способы, приёмы, аспекты, с которыми связано создание и усиление экспрессивности.

Объектом настоящего исследования является язык художественного произведения, словесная ткань поэтического текста.

Предметом исследования являются языковые средства создания экспрессивности.

Методы исследования:

— одним из ведущих методов в работе является метод компонентного анализа, который применялся нами с целью определения смысловой структуры слова.

— метод структурно-семантического анализа языковых единиц использован при изучении текстов стихотворений;

— описательный метод использован для описания общих функционально-семантических особенностей экспрессивной лексики.

— контекстный анализ применён для рассмотрения экспрессивной лексики в контексте стихотворной речи.

Материалом исследования послужили поэтические тексты русских авторов: И. Анненский, Н. Асеев, Б. Ахмадуллина, А. Ахматова, К. Бальмонт, И. Бахтерёв, А. Блок, И. Бродский, С. Есенин, В. Жуковский, Т. Кибиров, В. Маяковский, О. Мандельштам, В. Набоков, В. Полозкова, Б. Пастернак, Н. Рубцов, А. Твардовский, Ф. Тютчев, М. Цветаева.

Практическая-значимость-исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в практике преподавания русского языка в школе с целью более глубокого освоения словарного запаса языка и знакомства с лучшими образцами русской поэзии, овладения искусством Слова.

РАЗДЕЛ 1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЭКСПРЕССИВНОЙ ЛЕКСИКИ

Экспрессивная функция — одна из функций языкового знака, заключающаяся в способности выражать эмоциональное состояние говорящего, его субъективное отношение к обозначаемым предметам и явлениям действительности. Язык выражает не только мысли, но и эмоции человека. Экспрессивная функция предполагает эмоциональную яркость речи в рамках принятого в обществе этикета. Она оценивается многими лингвистами как самая важная и существенная [15, с. 42]. Русский литературный язык и в особенности язык художественной литературы наделён богатыми экспрессивными ресурсами.

1.1. Проблема понятия «экспрессивность» в современной лингвистике

В настоящее время изучению проблемы экспрессивности как в украинском, так и зарубежном языкознании уделяется пристальное внимание. Однако несмотря на объёмный теоретический материал, многие аспекты изучаемой проблемы не получили достаточного освещения. В частности, нет чётких понятий и терминов, позволяющих описывать экспрессивную лексику.

В современном языкознании выделяются, в основном, два подхода к исследованию экспрессивности: функционально-стилистический (или речеведческий) и лексико-семантический. Более актуальным является лексико-семантический аспект, где экспрессивность описывается в терминах компонентного анализа, который предполагает рассмотрение коннотативных значений.

Экспрессивная лексика является компонентом коннотации. Коннотативный компонент — это часть системного лексического значения слова, дополняющая его основное понятийное содержание смыслами, в которых отражены социально-психологические оценки и ассоциации соответствующих явлений. По своей структуре коннотативный компонент очень сложен, чем и объясняется то, что он до сих пор не имеет в науке о языке однозначного определения [16, с. 183].

В теоретических исследованиях ещё со времён античности фигурирует понятие «экспрессия», которое обозначает в переводе с латинского (expressio) «выражение». Понятие «выразительность» определяется как особо выделенный, подчёркнутый способ выражения мыслей и чувств и нередко отождествляется с понятием «экспрессивность», особенно если это последнее связывается с особым подчёркиванием, «выдвижением» некоторого передаваемого языковыми средствами смысла. Под выдвижением понимается наличие в тексте каких-либо формальных признаков, фокусирующих внимание читателя на некоторых чертах текста и устанавливающих смысловые связи между элементами разных уровней или дистантными элементами одного уровня. Выдвижение задерживает внимание читателя на определённых участках текста и тем самым помогает оценить их относительную значимость, иерархию образов, идей, чувств и таким образом передаёт отношение говорящего к предмету речи и создаёт экспрессивность элементов. Выдвижение образует эстетический контекст и выполняет целый ряд смысловых функций, одной из которых является повышение экспрессивности [6, с. 52].

В Словаре русского языка С. И. Ожегова под экспрессией понимается «выражение чувств, переживаний; выразительность» [33, с. 726].

Экспрессия — важнейшая стилистическая категория. В стилистике она занимает центральное положение. Под экспрессией понимают выразительно-изобразительные качества речи, которые отличают её от обычной, стилистически нейтральной, делают речевые средства образными, яркими, эмоционально окрашенными [21, с. 274].

Обычно с понятием экспрессии связаны многообразные и весьма тонкие оценочно-характеристические оттенки, которые сопровождают и усложняют речь, делают её выразительной. К экспрессии относят своеобразные смысловые оттенки, которые добавляются к основным значениям слов и выражений, таким образом, позволяя автору выражать своё отношение к описываемому, давая ему соответствующую оценку.

Экспрессивность — это, прежде всего, категория семантическая, ибо появление в слове экспрессии неизменно сопровождается расширением и усложнением объёма его семантики, появлением в смысловой структуре слова дополнительных побочных смысловых оттенков. Эти элементы оценочно-характеристического свойства являются важным признаком экспрессии.

Экспрессивность — это ещё и эмоционально-оценочная категория. Следовательно, в задачу изучения речевой экспрессии входит сложный круг вопросов, связанных с анализом средств и приёмов выражения эмоций. Но существует чёткая граница между экспрессивным и эмоциональным.

Впервые элементы теории экспрессивности в лингвистике появились в конце XIX в. Особенный же интерес к экспрессивности пробудился к середине ХХ в. В этот период появляется монография Ш. Балли, статьи Е.М. Галкиной-Федорук, Л. М. Васильева и многих других исследователей, где было продолжено теоретическое осмысление категории экспрессивности.

Обзор лингвистической литературы, в которой исследуется экспрессивность как лингвистическое явление, даёт возможность выделить три основные направления в подходе к определению средств, создающих экспрессивный эффект.

Первое направление распространено в стилистических работах. Смысловой доминантой, создающей экспрессивный эффект, является характеристика условий общения, которая выражается в различного рода стилистических регистрах, в функционально-стилистических тональностях и т. п. Поскольку значимость эмотивно-оценочных сигналов очевидна, представители этой тенденции относят их к «добавочной» смысловой информации, соотносимой со свойствами обозначаемой реалии, а не с социально-речевыми и нормативными параметрами общения (Брагина А.А., Введенская Л. А., Винокур Т. Г., Диброва Е. И., Новиков Л. А. и др.) [23, с. 16].

Второе направление связано со стремлением подвести эмоциональную доминанту под всю лексику, которая в какой-то степени не является нейтральной и, тем самым, представляет интерес для стилистики. В этом направлении исследователи стремятся, в первую очередь, выявлять различные типы эмотивных значений, начиная от междометий и аффективов и кончая тем, что принято называть экспрессивно окрашенной лексикой; механизмы создания самой эмотивности и стилистической окраски не так важны для них. Стилистический эффект рассматривается ими или как ингерентный компонент эмотивности, то есть внутренний компонент, не зависящий от внешних факторов, или как адгерентный, возникающий в тексте (Арутюнова Н.Д., Кожевникова Н. А., Москвин В. П., Некрасова Е. А., Раевская О. В., Сандакова М. В., Телия В. Н. и др.) [23, с. 17].

Третье направление характеризуется комплексным подходом к проблеме экспрессивности. В этом направлении намечается стремление выявить типы смысловой информации, создающие экспрессивность-образность, эмоциональную и экспрессивную окраску значений, а также их стилистическую значимость, которые интерпретируются как особый экспрессивный пласт в значении слов, дополняющий денотативное значение (Арнольд И.В., Блинова О. И., Васильев Л. М., Лукьянова Н. А. и др.) [30, с. 84].

Денотат — объект языкового обозначения, реальный предмет или класс предметов как типовое представление предмета реальной действительности. Денотат — факт индивидуального восприятия действительности, однако в то же время он имеет общий, объективированный, «коллективизированный» характер, что обусловлено тем обстоятельством, что в денотате находит отражение чувственно воспринимаемая объективная действительность, единая для всех людей [16, с. 123].

Понятие экспрессии, по мнению Г. Н. Акимовой, имеет в лингвистической литературе различные толкования как применительно к языку вообще, так и к различным его уровням. Точный перевод самого слова экспрессия — «выражение» — вызывает мысль об экспрессивности языковых средств как их выразительных возможностях, т. е. специальном стилистическом приёме [2, с. 114]. Этому противостоит другая точка зрения, которая основана на смешении экспрессивного и эмотивного (аффективного) в языке. Так, в работах Ш. Балли и В. В. Виноградова обнаруживается тенденция к сближению понятий экспрессивности и эмоциональности. Она находит отражение и в работах других авторов, в частности, в теории перевода.

Наиболее точным нам представляется определение Е. М. Галкиной-Федорук: «Экспрессивность — совокупность семантико-стилистических признаков единицы языка и речи, целого текста или его фрагмента, благодаря которым обеспечивается их способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к содержанию или адресату речи» [15, с. 49].

Особого внимания заслуживает вопрос, неоднократно поднимающийся в литературе о соотношении экспрессивности и эмоциональности. Диброва Е. И., Касаткин Л. Л., Щеболева И. И. считают, что эмоциональная оценка связана с выражением чувств, волевых побуждений, чувственных или интеллектуальных сравнений, отношения к действительности: домишко, кляча, стиляга, прехорошенький. Оценочность, которая представляет соотнесенность слова с оценкой, и эмоциональность, связываемая с эмоциями, не составляют обособленных компонентов в значении слова [7, с. 77].

А. Лукьянова считает: «Оценочность, представленная как соотнесённость слова с оценкой, и эмоциональность, связанная с эмоциями, чувствами, не составляют двух разных компонентов значения, они едины» [29, c. 98]. Этого же мнения придерживается и В. И. Шаховский. Вольф, наоборот, разводит компоненты «эмоциональность» и «оценочность», рассматривая их как часть и целое [29, c. 98].

И то, и другое — выражение субъективного, эмоционального отношения, но экспрессивность предполагает воздействие на адресата, а эмоциональность — необязательно. Следовательно, эмоциональность — категория более общего характера (и это понятно, так как она имеет отношение и к психической жизни человека, и к языку), а экспрессивность (как свойство языковых единиц) можно назвать векторной, направленной категорией, которой обязательно требуется точка приложения эмоций.

Эмоциональные элементы в языке служат для выражения чувства человека. Многие средства языка употребляются исключительно для этой цели. Экспрессивные же средства в языке служат усилению выразительности и изобразительности как при выражении эмоций, выражении воли, так и при выражении мысли. Таким образом, целесообразно считать термины «экспрессивность» и «эмоциональность» взаимопересекающимися. В некоторых случаях происходит их сближение, вплоть до наложения друг на друга, а в некоторых они используются отдельно друг от друга.

Таким образом, экспрессивная единица состоит из трёх основных компонентов:

1. Эмоциональная оценка коннотации отражает факт эмоционального переживания субъектом определённого явления действительности, выражает одобрительную или неодобрительную оценку предмета речи.

2. Интенсивность коннотации отражает степень проявления действия, признака.

3. К коннотации примыкает образный компонент как обобщённый, чувственно-наглядный образ предмета [16, с. 186].

1.2. Использование эмоционально-экспрессивной лексики в языке художественной литературы

Роли экспрессивной лексики в структуре художественного произведения в настоящее время лингвистами и литературоведами уделяется большое внимание. Художественный текст по своей природе полифункционален. В нём эстетическая функция наслаивается на целый ряд других — коммуникативную, экспрессивную, прагматическую, эмотивную, но не заменяет их, а, напротив, усиливает. Язык художественного текста живёт по своим собственным законам, отличным от жизни естественного языка [6, с. 75].

В поэтическом произведении экспрессивные средства играют особую роль. Здесь для них существует гораздо меньше ограничений: красота слога позволяет выражать своё отношение к предмету речи более патетично, иногда — даже более экзальтированно, в отличие от прозаического, где-то или иное употребление и соединение слов выглядело бы нарочитым, неискренним. Поэтому отклонение от норм языка, их «расшатывание» носит более ярко выраженный характер, позволяет создавать образы, обладающие гораздо более значительным экспрессивным потенциалом [8, с. 50], например:

Сравнится ль что в моих стихах

С нежнейшей матери слезами?

В. Жуковский" К доктору Фору", 1798

В данном примере автор нарушает прямой порядок слов, используя инверсию. Прямой порядок слов был бы: «Со слезами нежнейшей матери». Таким образом, Жуковский логически выделяет наиболее существенную, по его мнению, часть предложения, помещая её перед исходным пунктом высказывания.

Я буду губами смугло, когда слаба,

Тебя целовать слегка в горизонтик лба

Между кожей и волосами.

В. Полозкова, «Друг друговы вотчины…», 1990

В данном примере используется словоформа, образованная по образцу уменьшительно-ласкательных слов, с помощью суффикса -ик-. Лексема расширила значение — «маленькая горизонтальная линия».

Художественной речи свойственна ориентированность на читателя, при этом при воздействии на него, безусловно, существенной оказывается экспрессивность высказывания. Создатель литературных художественных произведений, обладая повышенной чувствительностью к языковой форме, передаёт фрагменты разговорных ситуаций в художественном тексте, используя наиболее типические черты живой разговорной речи с целью создания экспрессивности. Как известно, экспрессия формируется в процессе порождения текста. Для передачи своего замысла авторы среди разнообразных языковых форм и приёмов используют стилистически маркированные и стилистически немаркированные средства, играющие важную роль в создании экспрессивности речи литературных персонажей [30, с. 56].

Экспрессивная окраска слов в поэтических произведениях отличается от экспрессии тех же слов в нейтральной речи. В условиях поэтического контекста лексика получает дополнительные смысловые оттенки, которые обогащают её экспрессивную окраску. Современная наука придаёт большое значение расширению семантического объёма слов в художественной речи, связывая с этим появление у слов новой экспрессивной окраски.

Слово в художественном тексте, благодаря особым условиям функционирования, семантически преобразуется, включает в себя дополнительный смысл. Игра прямого и переносного значения порождает и эстетический, и экспрессивный эффекты художественного текста, делает этот текст образным и выразительным [15, с. 76], например:

В ландшафте грозном натощак

вы под скирды подруг бросали

наутро с дымом на плечах

скирдами в ряд герои пали.

И. Бахтерёв, «Зрелища войны», 1947

В первом случае слово скирды используется в его прямом значении, а в следующей строке — как метафора. Во втором случае скирды, которые должны обозначать жизнь (как выражение концепта «хлеб»), что подчёркивается действием любви, превращаются в смерть, и переходом двух противоположных концептов — «жизни» и «смерти» — друг в друга ярче показывается страх, ужас и бессмысленность всего рисуемого «зрелища войны».

Любое слово, каждое речевое средство в художественной литературе используется для наилучшего выражения поэтической мысли, для создания таких образов, которые воздействовали бы на чувства и интеллект читателей.

Реализация экспрессивного плана поэтического текста заключается в том, чтобы дать читателю эмоциональный заряд и тем самым пробудить его мысль, заставить его взглянуть как-то по-новому на привычное, активизировать его творческое отношение к действительности.

Многими учёными (Н.А. Лукьяновой, В. А. Масловой, В. Н. Телия, В. И. Шаховским и др.) признаётся, что неэкспрессивных текстов в литературе не существует. Любой текст потенциально способен оказывать определённое воздействие на сознание и поведение читателя, так как именно экспрессивность содействует цели речевого сообщения.

Однако надо иметь в виду, что основная трудность, с которой сталкиваются исследователи экспрессивности, заключена в том, что она имеет языковую природу, ибо действует через механизмы языка, но её эффект проявляется только в речи, выходя за рамки слова и словосочетания в текст. Очевидно, что поэтический язык ярко демонстрирует экспрессивный потенциал языка в силу того, что различные вне грамматические факты и отношения общего языка, всё то, что в общем языке представляется случайным и частным, в поэтическом языке переходит в область собственно смысловых противопоставлений [30, с. 89].

Экспрессивный эффект восприятия поэтического текста не определяется количеством экспрессивных языковых средств в нём, а лишь повышает вероятность возникновения этого эффекта. Более того, помимо специальных языковых средств, а именно эмотивных, образных, стилистически маркированных, экспрессивной может оказаться любая нейтральная единица языка в зависимости от целей автора.

Источники порождения эмотивности текста разнообразны и не всеми исследователями понимаются одинаково. С одной стороны, основным источником эмотивности текста являются собственно эмотивные языковые средства. Способы манифестации эмотивных ситуаций в художественном тексте разнообразны: «от свёрнутых (семный конкретизатор, слово) и минимально развёрнутых (словосочетание, предложение) до максимально развёрнутых (фрагмент текста, текст) «[6, с. 169].

Основываясь на коммуникативном подходе, В. А. Маслова считает, что важнейшим источником эмотивности текста является его содержание. По мнению исследователя, «содержание текста является потенциально эмоциогенным, потому что всегда найдётся реципиент, для которого оно окажется личностно значимым. Эмоциогенность содержания текста — это, в конечном счёте, эмоциогенность фрагментов мира, отражённых в тексте» [30, c.21].

Эмотивность — лингвистическая категория, актуализирующаяся посредством художественного слова в любом отрезке текста. Эмотивное пространство текста, по мысли Л. Г. Бабенко, представлено двумя уровнями — уровнем персонажа и уровнем его создателя — автора: «целостное эмотивное содержание предполагает обязательную интерпретацию мира человеческих эмоций (уровень персонажа) и оценку этого мира с позиции автора с целью воздействия на этот мир, его преобразования» [6, 167].

«Совокупность эмоций в тексте (в образе персонажа) — своеобразное динамическое множество, изменяющееся по мере развития сюжета, отражающее внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в отношениях с другими персонажами» [6, с. 167]. При этом в эмоциональной сфере каждого персонажа выделяется «эмоциональная доминанта», другими словами — преобладание какого-то эмоционального состояния, свойства, направления над остальными. Автор литературного произведения подбирает лексику таким образом, что это подсказывает читателю, в каком эмоциональном ключе ему следует воспринимать героя. В зависимости от замысла автора, в разных художественных текстах возможно преобладание то одного, то другого эмоционального свойства персонажа.

Например, в лирике Ф. Тютчева для выражения подавленного душевного состояния часто используются такие глаголы, как скорбеть, тосковать, сетовать, тужить, грустить. Например, в стихотворении «Обвеян вещею дремотой…»:

Не скажет ввек с молитвой и слезой,

Как ни скорбит пред замкнутою дверью:

«Впусти меня! — Я верю, Боже мой!

Приди на помощь моему неверью!..".

Глагол скорбеть здесь имеет доминирующую сему «очень печалиться», «испытывать скорбь», то есть приобретает большую негативную эмоциональность. В этом же стихотворении в слове тосковать доминирует сема неудовлетворенности какого-либо желания:

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

«Обвеян вещею дремотой…», 1850

В целом экспрессивная лексика в художественном тексте выполняет несколько функций, основными из которых являются создание эмотивного содержания и эмотивной тональности текста [6, с. 169].

К частным текстовым функциям экспрессивной лексики относятся:

- создание психологического портрета образа персонажей;

- эмоциональная интерпретация мира, изображённого в тексте, и его оценка;

- обнаружение внутреннего эмоционального мира образа;

- воздействие на читателя.

Художественный текст как сложно организованная система включает функциональные лексико-семантические сегменты — семантические поля, микрополя, формально и семантически организующие текст. Поле художественного текста синтетично по своей природе и интегрирует в себе комплекс разноуровневых, различающихся характером принадлежности полей, сконцентрированных вокруг генерализованных смыслов.

Семантическое поле художественного текста — это особая категория, основным компонентом которой является авторский замысел. Семантическое поле художественного текста — это сложная, иерархически организованная система семантических микрополей, образующих единое семантическое поле текста. Объединение семантического поля в структуре художественного текста обусловлено коммуникативными установками автора.

Под функционально-семантическим полем эмотивности в художественном тексте понимается единство семантических и функциональных характеристик структурированного межчастеречного множества лексических единиц языка, выделенных на основе общего семантического признака — эмотивности.

В функционально-семантическое поле эмотивности включаются:

- лексико-фразеологические единицы, обозначающие эмоциональные состояния, переживания субъекта (сердце занялось пламенем, сгорать от любопытства);

- наименования таких эмоций, как любопытство, удивление и т. п., которые могут рассматриваться как интеллектуальные [30, с. 110].

За его пределами оказываются лексические единицы со значением качества (стеснительный, добрый и т. п.); лица, обладающего эмоциональным качеством (злюка, ябеда, душка и т. п.) или каузирующего эмоцию (обидчик, грубиян, драчун и т. п.); такие сложные эмоции, как надежда, чувство юмора, чувство прекрасного и т. п.; средства обозначения волевой сферы человека (держать себя в руках и т. п.); лексические единицы типа плакать, смеяться и т. п., которые для передачи более точного эмоционального состояния требуют в контексте конкретизатора [1, с. 145].

Таким образом, значимость оценочных лексем, реализующихся в произведении, в организации художественного текста определяется совокупностью обозначенных функций. Последовательное их выявление позволит нам определить роль оценочной лексики в идиостиле писателя в целом.

РАЗДЕЛ 2. МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ ЯЗЫКОВОЙ ЭКСПРЕССИИ В ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ

Многие вопросы, связанные с экспрессивностью, до сих пор являются спорными, но нет сомнений в том, что она может играть огромную роль в поэтических текстах. Можно утверждать, что реализация экспрессивного потенциала слова способна осуществляться двумя путями: и за счёт развития возможностей системы, и за счёт её нарушения. Если первый путь предполагает реализацию узуальных значений, системных и грамматических связей средств различных уровней, то второй путь связан с возникновением редких слов и окказиональной сочетаемостью между словами [30, с 68]. Во втором разделе рассматриваются выразительные возможности морфологических средств имён существительных, прилагательных, местоимений, глаголов и их особых форм.

2.1 Формы числа имени существительного как средство создания экспрессивности

Безусловно, рамки исследования не позволяют рассмотреть все перспективные в плане выразительности языковые явления в области грамматики. Так, из всех категорий и форм имени существительного для анализа отобраны только формы числа. Выбор именно данной категории обусловлен рядом факторов. Для категории падежа, по мнению исследователей, выразительность не является характерной. Проблема выразительных возможностей категории рода существительных в последние годы изучалась очень активно (Ионова И. А., Гин Я. И., Зубова Л. В.). Что же касается категории числа, то исследователи считают, что она является не самой, но одной из самых активных в эстетическом плане, а по частоте, разнообразию приемов использования и функциям в художественном тексте находится на первом месте. В то же время следует отметить, что хотя по категории числа и существует целый ряд работ, посвящён он, в основном, стилистически маркированным формам множественного числа от существительных Singularia tantum или другим аспектам, выразительные же возможности данной категории изучены недостаточно.

Грамматические формы числа имени существительного, являющиеся отражением мыслительной категории количества, представляют собой сложное диалектическое взаимодействие тождества и различия, части и целого. Очевидно, именно в связи с этим они так легко могут заменять друг друга: существительные Singularia tantum в поэтической речи приобретают возможность употребляться во множественном числе, а существительные Pluralia tantum — в форме единственного числа [27, c. 71]. При этом грамматически выраженная оппозиция форм единственного и множественного числа выполняет функцию стилистического разграничения:

Ужасен, если оскорблён. Ревнив.

Рождён в Москве. Истоки крови — родом

из чуждых пекл, где закипает Нил.

Пульс - бешеный. Куда там нильским водам!

Б. Ахмадулина, «Отрывок из маленькой поэмы о Пушкине», 1973

В данном примере абстрактное существительное пекло в поэтическом контексте обрело форму множественного числа, будучи при этом существительным группы Singularia tantum. Экспрессия необычной грамматической формы усилена атрибутом — прилагательным чуждый в форме множественного числа.

Возникновению формы множественного числа существительного мрак в одном из стихотворений А. Ахматовой способствует чередование в пределах контекста строфы исчисляемого и неисчисляемого:

Как я люблю пологий склон зимы,

Ее огни, и мраки, и истому,

Сухого снега круглые холмы

И чувство, что вовек не будешь дома.

А. Ахматова, «Русский трианон», 1941

Пространство мрака, в данном случае, прервано, расчленено исчисляемым словом — огнями, что и объясняет появление существительного мраки, группы Singularia tantum, во множественном числе.

Реализация экспрессивного потенциала категории числа, в первую очередь, связана со способностью к варьированию: гибкость, отсутствие строгих норм позволяют образовать новые формы без грубого нарушения языковой нормы. К тому же подобные формы располагают наиболее богатыми возможностями к образованию переносных — метафорических и метонимических — значений:

Это пеплы сокровищ:

Утрат, обид.

Это пеплы, пред коими

В прах - гранит.

М. цветаева, «Седые волосы», 1922

Абстрактное существительное пепел в поэтическом контексте обрело форму множественного числа, будучи при этом существительным группы Singularia tantum. В Словаре русского языка С. И. Ожегова зафиксировано следующее значение существительного пепел: «1. Легкая, летучая, похожая на пыль серая или чёрная масса, остающаяся от чего-либо сгоревшего» [33, с. 408]. В контексте стихотворения реализуется не прямое, а тропеическое, образное значение существительного пепел, в котором оказывается возможной форма множественного числа пеплы.

Минимальным контекстом, в котором выражается значение данного слова, является контекст всего стихотворения. Прямая номинация вынесена в название стихотворения — «Седые волосы», то есть пеплы — образное наименование седых волос. Пепел как вещество — продукт разрушения, уничтожения, гибели чего-либо. Ранняя седина — свидетельство и следствие перенесённых человеком потрясений, испытаний. В стихотворении «Седые волосы» имеет место авторская метонимия, то есть употребление названия одного предмета вместо другого по окказионально установленной смежности, причём оба эти предмета (в широком смысле этого слова) — продукты свершившегося разрушения, потрясения.

Таким образом, формы числа имени существительного проявляют высокую семантическую и стилистическую активность в определённых речевых ситуациях, делая поэтическую речь более экспрессивной.

2.2 Имена прилагательные как средство создания экспрессивности в поэтических текстах

Создание выразительности на базе имён прилагательных определено теснейшим взаимодействием морфологических и семантических процессов при образовании этих форм. Прилагательные, в первую очередь, приспособлены выражать новую информацию о предмете речи. Именно эта новизна, яркость, необычность создаваемых образов обладает огромным экспрессивным потенциалом. Способность же прилагательных проявлять отношение говорящего к предмету речи и тем самым придавать ей особую эмоциональность обусловливает их возможность влиять на стилистические свойства контекста в целом [18, c.84].

Предрасположение семантики качественных прилагательных для выражения переносных значений определяет их существенный экспрессивный заряд. Однако, по нашему мнению, выразительные возможности относительных и притяжательных имён прилагательных при переходе в качественные гораздо богаче — в силу того, что в подобных случаях они выражают несвойственную им семантику, а экспрессивность, в первую очередь, связана именно с новизной и неожиданностью образов:

Лица становятся каменней,

Дрожь пробегает по свечкам,

Струйки зажженного пламени

Губы сжимает сердечком.

Б. Пастернак, «Зимние праздники», 1956

В контексте стихотворения Б. Пастернака реализуется переносное значение прилагательного каменный — равнодушный, безжизненный, жестокий. В этом своём лексико-семантическом варианте данное прилагательное функционирует как качественное, будучи по природе относительным. Если ориентироваться на переносное значение, то качественно-относительное прилагательное каменный воспринимается как характеристика самого лирического героя. Сравнение с камнем подчёркивает его отрицательные качества: жёстокость, непоколебимость, грубость.

Степень экспрессивности при переходе относительных и притяжательных прилагательных в качественные может варьироваться, усиливаться — в зависимости от глубины семантических изменений, происходящих в их семантической структуре. Соответственно, чем больше прилагательное отличается от своей исходной семантики, тем более экспрессивным становится образ. Этому в немалой степени способствует и всегда имеющее место в подобных случаях нарушение сочетаемости:

В комнате деревянный ветер косит мебель.

Зеркалу удержать трудно стол, апельсины на подносе.

И лицо мое изумрудно.

В.Набоков, «Кубы», 1924

В данном примере экспрессивность относительного прилагательного деревянный, перешедшего в качественное, усиливается непривычной семантической валентностью слова ветер. Ветер по определению не может быть деревянным. В Словаре русского языка С. И. Ожегова зафиксированы следующие значения: «1. Сделанный из дерева. 2. перен. Лишённый естественной подвижности, маловыразительный, бесчувственный» [33, с. 141]. Если ориентироваться на переносное значение, то качественно-относительное прилагательное деревянный в сочетании с существительным ветер воспринимается как характеристика состояния самого лирического героя, подчёркивает его вялость и малоподвижность, а также застывшее состояние окружающей среды.

Безусловно, значителен экспрессивный заряд относительных и притяжательных прилагательных, употреблённых в краткой форме или в степенях сравнения — в связи с нарушением нормы и возникающим вследствие этого эффектом новизны, неожиданности:

Если ночи тюремны и глухи,

Если сны паутинны и тонки,

Так и знай, что уж близко старухи,

Из-под Ревеля близко эстонки.

И. Аннесенский, «Старые эстонки», 1906

Краткая форма тюремны характеризуется явными приращениями смысла, приобретением в контексте И. Анненского качественных сем мрачности, безнадёжности. Можно предположить, что краткая форма прилагательного тюремны содержательно мотивирована непосредственно существительным тюрьма во втором его лексико-семантическом варианте: «2. Место, где тяжело жить, где живут в угнетении» [33, с. 655]. Также и в краткой форме паутинны, помимо контекстуально дублируемого семантического признака тонки, актуализируются семы запутанности, вязкости, имеющиеся у существительного паутина в третьем его значении: «3. То, что опутывает, всецело подчиняет» [33, с. 283]. Таким образом, можно наблюдать, что всё стихотворение пронизано мотивами мрачности и угнетённости лирического героя".

Целесообразность в отдельных случаях употребления кратких прилагательных в необычной, новой форме демонстрирует анализ краткой формы прилагательного отч и зряч в стихотворении М. Цветаевой:

Что же делать мне, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям, -

Страсти! где насморком

Назван - плач!

М. Цветаева, «Что же делать мне, слепцу и пасынку… «, 1923

Зряч — малоупотребительная, но известная языку краткая форма прилагательного зрячий. Но значение прилагательного зряч в творческом контексте поэта — не просто имеющий зрение, а приспособившийся к жизни в этом мире, принимающий законы этого мира, вписавшийся в него. Поэтому мы вправе считать, что прилагательное зряч, в данном употреблении, является семантическим окказионализмом. Что касается формы отч, то В. Даль фиксирует эту форму: «отче достояние (достояние, отцу принадлежащее или принадлежавшее); Отча рука наказуя благословляет (рука отца, воспитателя)» [19,c. 724]. В ХХ веке краткая форма притяжательного прилагательного отч воспринимается как архаичная. М. Цветаева, используя когда-то бывшую в языке форму, не перечёркивает былое её значение, а развивает. Цветаева трактует слово отч, как не одинок, согрет пониманием родных людей (по крови ли, по духу ли), понят и принят.

Богатая и гибкая система прилагательных создает разносторонние изобразительно-выразительные возможности, которые реализуются эстетической функцией этой части речи. В то же время не менее важное значение имеет информативная функция прилагательных, используемых для сужения объёма понятия, выражаемого существительными. Это делает прилагательное незаменимым во всех стилях.

2.3 Местоимение как средство создания экспрессивности

Местоимения еще совсем недавно рассматривались как «насквозь грамматические, чисто реляционные слова, лишенные собственно лексического, материального значения» [17, c. 184] и соответственно неперспективные в плане выразительности. Современное видение роли местоимений в поэтическом тексте в качестве средства создания экспрессии совершенно иное: как и любая другая часть речи, они располагают своими возможностями в отношении создания экспрессивности.

Экспрессивные ореолы вокруг местоимений возникают в случае перехода автора от неопределенных местоимений к личным, в чем отражается процесс узнавания:

Трясло меня, как в лихорадке,

Бросало то в холод, то в жар,

И в этом проклятом припадке

Четыре я дня пролежал.

Мой мельник с ума, знать, спятил.

Поехал,

Кого-то привез…

Я видел лишь белое платье

Да чей-то привздернутый нос…

…

Здравствуйте, мой дорогой!

Давненько я вас не видала.

Теперь из ребяческих лет

Я важная дама стала,

А вы - знаменитый поэт…"

С. Есенина, «Анна Снегина», 1925

Выбор местоимений в этом отрывке отражает переход от неизвестного, неопределённого к известному, реальному: посторонний (кто-то) обретает знакомые черты. Воспроизвести процесс узнавания весьма важно для художника, который стремится отразить события через восприятие своего героя.

Другой стилистический приём экспрессивного обыгрывания местоимений состоит в их употреблении без конкретизирующих слов, что даёт возможность читателю догадываться, как истолковать местоимение, например:

Ну, сядем. Прошла лихорадка?

Какой вы теперь не такой!.

Я даже вздохнула украдкой,

Коснувшись до вас рукой.

С. Есенина, «Анна Снегина», 1925

Выделенное местоимение можно заменить различными определениями: не прежний; не такой, как мне хотелось бы, не такой, каким я вас представляла и т. д. Таким образом, Есенин даёт возможность читателю самому решить, что имела ввиду героиня, говоря о герое не такой.

Особую экспрессивную нагрузку получают неопределённые местоимения, используемые в контексте как символы понятий, лишённых реальной ценности, ничего не значащих для говорящего:

Выпил чаю , не просыпаясь,

и ушел куда-то, был там и там,

встречался с тем и тем,

беседовал о том-то и о том-то,

кого-то посещал и навещал,

входил, сидел, здоровался, прощался,

Ю. Левитанский, «Песочные часы», 1984

Здесь местоимения и скрытые за ними понятия как бы заполняют пустоту; то, что происходит в жизни лирического героя, для него не представляет никакой ценности.

Разнообразные семантические и экспрессивные оттенки, появляющиеся у местоимений в контексте, открывают неограниченные возможности использования их литераторами. Учитывая подобный потенциал местоимений, писатели искусно привлекают их для передачи тонких наблюдений над психологией и взаимоотношениями своих героев.

2.4 Глагол и его особые формы как средство создания экспрессивности

Глагол во всем богатстве его семантики, со свойственными ему значениями грамматических форм и возможностями синтаксических связей, при многообразии стилистических приёмов образного употребления является неисчерпаемым источником экспрессии.

Экспрессивность глаголов, причастий и деепричастий связана с возможностями данных форм к выражению предикативной семантики, а также с особенностями их расположения в тексте. Общим для использования выразительных возможностей глагола, причастия и деепричастия является следующее. Во-первых, для их экспрессивного употребления в поэтическом тексте более значимой является не временная оппозиция, как в прозе, а залоговая. Грамматической категорией залога называется глагольная категория, которая выражает отношение действия к субъекту (производителю действия) и объекту действия (предмету, над которым действие производится). Это, несомненно, связано с тем, что в центре поэтического произведения всегда находятся субъектно-объектные отношения. Во-вторых, то, что, по сравнению с другими частями речи, они в наибольшей степени демонстрируют тесную связь различных языковых уровней — лексического, морфологического и синтаксического. При этом на усиление или утрату морфологических признаков очень активно влияют их синтаксические связи, создание единой синтагмы. В свою очередь, целью её создания является образность, которая, как показывает исследование, способствует угасанию глагольных признаков у причастий и деепричастий. В поэзии на первый план выходит признаковость этих глагольных форм, создающая образность, экспрессивность. Образное причастие, по сравнению с необразным, ближе к прилагательному, деепричастие — к наречию [25, c. 103].

К наиболее продуктивным способам использования данных форм в поэтическом тексте с целью создания экспрессивности относятся следующие:

1. Личные глагольные формы.

2. Выразительные возможности причастий.

3. Выразительные возможности деепричастий.

Общие и частные особенности семантики глагольной формы: её способность выражать многоплановое, в том числе и подтекстовое содержание, выступать в качестве опорного, ключевого слова — позволяют глаголу быть основой как языковой, так и речевой выразительности текста.

Богатыми выразительными возможностями обладают глагольные метафоры. Использование глагольных метафор парами, цепочками позволяет значительно усилить экспрессивность текста, например:

Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.

Древесные угли чуть-чуть искрились.

Но мысли о зиме, о всей зиме

Каким-то странным образом роились.

И. Бродского «Топилась печь. Огонь дрожал во тьме…», 1962

Прямое значения глагола роиться — это «образовывать рой, лететь роем» [33, с. 551]. Однако этот глагол имеет и переносное значение: «3. Появляться во множестве, непрерывной вереницей» [33, с. 551]. Роиться могут мысли в голове, воспоминания и так далее. В сознании поэта они становятся похожими на рой пчёл.

Нужно обратить внимание, что переносное значение глагола роиться придумал не Бродский. Такое значение уже закреплено в словарях. Это значит, что оно не индивидуально-авторское, а языковое.

Однако если посмотреть внимательнее, понятно, что поэт не просто употребил в стихотворении общеязыковое значение слова. Автор «затратил» целых две строчки на то, чтобы сказать: «Роились мысли. Мысли были о зиме» (в прозе это выглядело бы банальностью).

Но мысли о зиме, о всей зиме

Каким-то странным образом роились.

Важно, что сначала идет подлежащее: мысли, а сказуемого к нему мы ждем очень долго — целых две строчки. Вместо роились поэт мог поставить любой глагол, если бы это потребовалось содержанием: возникали, зарождались, созревали, проносились. Между подлежащим и сказуемым стоят четыре второстепенных члена предложения: дополнение, уточнение, определение, обстоятельство образа действия. Пока читатель разбирается в этих «обстоятельствах», текст замедляется, и мысли тоже начинают казаться вялыми. О таких говорят, что они копошились. Но поэт выбирает более энергичный глагол, и это становится для читателя маленькой, но все же неожиданностью.

Существенной силой воздействия обладает употребление разговорных и просторечных глаголов, что является одним из проявлений общей тенденции поэтического языка к сниженности, обытовлению образа, например, у Н. Асеева: мне в ноги брякнулась весна; солнце шлялось целый день без дела; у А. Твардовского: В пыли теряя кровь, Тащись, пока ходячий; у Н. Рубцова: Пылал и трепыхался в конце безлюдной улицы; у Т. Кибирова: изгаляются страх и отвага над моей небольшою душой и др.

Богатыми возможностями в области создания экспрессивности среди глагольных форм обладают окказионализмы. Подобные метафорические новообразования значительно расширяют круг способов выражения одного и того же смысла, например:

Пухлыми пальцами в рыжих волосиках

солнце изласкало вас назойливостью овода ;

в ваших душах выцелован раб.

В. Маяковский, «Пролог», 1913 г.

Здесь в двух смежных строках мы видим два глагольных окказионализма, наиболее типичных для стиля Маяковского. Приставка из-, присоединенная к глаголу ласкать, вносит в его значение оттенок усиленного проявления действия, доведение его до крайнего предела. Аналогично построен второй неологизм — выцеловать. Если мы сопоставим его, с одной стороны, с более употребительной формой исцеловать, а с другой стороны, с группой глаголов, образованных префиксом вы- (выговорить, выкинуть, выписать и т. д.), то увидим, что приставка вы- вносит в значение основы те же признаки движения изнутри наружу или исчерпанности процесса, как и префикс из-.

Причастие совмещает в себе признаки глагола и прилагательного. При помощи данных форм автор может сообщить о предмете совершенно новую информацию, то есть выразить то, ради чего пишется данный текст.

В отношении создания экспрессивности очень эффективен приём градации употребления однотипных причастных форм. При этом используются возможности как соположенных, так и контрастно расположенных форм [17, c. 157]:

Запевающий сон, зацветающий цвет,

Исчезающий день, погасающий свет.

Открывая окно, увидал я сирень.

Это было весной — в улетающий день

А.Блок, «Запевающий сон, зацветающий цвет… «, 1902

В данном контексте, чрезвычайно насыщенном причастными формами, наблюдается и соположенность этих форм, и в то же время контрастность. Симметричность проявляется в их однотипности (несовершенного вида действительного залога настоящего времени), оппозицию же составляют способы глагольного действия. Одни из глагольных форм (запевающий, зацветающий, занималась, запевая) имеют значение начала действия, другие (исчезающий, погасающий, улетающий) — в прямом и переносном значениях — передают семантику постепенного его приближения к концу. Симметричность, повторяемость причастных форм здесь создаёт «повышенную музыкальность стиха». Вместе с тем она служит выражению многозначного, неопределённого смысла. Этот смысл складывается из двух составляющих: начало и конец.

В поэтической речи источником выразительности может выступать парадигматическая соотнесенность грамматических форм (с различным набором грамматических категорий) [17, c. 196]. При этом подбор и расстановка различных причастных форм способствует передаче тонких смысловых, эмоциональных и стилистических оттенков:

Пустует место. Вечер длится,

Твоим отсутствием томим.

Назначенный устам твоим

Напиток на столе дымится.

Так ворожащими шагами

Пустынницы не подойдешь;

И на стекле не проведешь

Узора спящими губами;

О. Мандельштам, «Пустует место. Вечер длится…», 1909

В данном контексте страдательные и действительные причастия являются маркерами мира лирического героя и соответственно мира лирической героини. Чувства напрасно томящегося в ожидании героя отражают пассивные конструкции, в которых его эмоции приписываются окружающему миру. Его зависимость, подчинённость выражается при помощи страдательных причастий. Главенство же — за героиней, она хозяйка положения, и это выражается формами действительных причастий. Очень значима здесь форма ворожащими (шагами). Причём актуализация этих смыслов достигается не только действительным залогом причастий, но и временем. Настоящее продолженное время несовершенного вида причастия создаёт иллюзию присутствия героини: хотя её нет, сила её обаяния и чары продолжают активно воздействовать на лирического героя и в её отсутствие.

В качестве средств создания экспрессии выступают сочетания возможностей прилагательного и однокоренного с ним причастия, позволяющее в одном контексте совместить признаковую семантику различного характера, способствующее завершенности и многоаспектности образа:

О, этот медленный, одышливый простор! ;

Я им пресыщен до отказа.

И отдышавшийся распахнут кругозор

— Повязку бы на оба глаза!

О.Мандельштам, «О, этот медленный, одышливый простор…», 1937

В данном контексте прилагательное одышливый, выражающее значение признака, порождает зрительные ассоциации с грузным, медлительным человеком, которому не хватает воздуха, активизируя тем самым соответствующие чувственные ощущения и вызываемые ими негативные эмоции. Причастие же отдышавшийся обогащает образ значением процессуальности, делает его динамичным. Контрастность формального выражения разными частями речи усиливается контрастностью содержания.

Значительным экспрессивным зарядом обладает приём контрастного использования деепричастий, когда в тексте присутствуют однокоренные глагольные формы: личная форма глагола и деепричастие, деепричастие и причастие:

Волны яркие плывут,

Волны к счастию зовут

Вспыхнет легкая вода,

Вспыхнув, гаснет навсегда

К.Бальмонт, «Чары месяца», 1898

В данном примере личная форма глагола вспыхнет противопоставляется форме деепричастия вспыхнув. Их оппозиция подчеркивается близким расположением (в соседних рядках), а также одинаковым положением в строке. Глагол здесь выражает переносное значение: форма будущего времени употреблена в значении настоящего постоянного, повторяющегося. Совершенный вид деепричастия, напротив, указывает на завершённость действия, перенося его в плен прошедшего времени. Следовательно, поэт в двух формах выразил значение всех трёх времён, в которых протекает человеческая жизнь. Обозначение слишком маленького промежутка между постоянным и завершённым действием, по сути, является основным содержанием этого философского стихотворения, в котором поэт размышляет о жизни, её мимолётности и о неизбежности смерти.

Пары, цепочки деепричастий также способствуют реализации экспрессивного потенциала данных форм:

Я без слёз не могу

тебя видеть, весна.

Вот стою на лугу,

да и плачу навзрыд.

А ты ходишь кругом,

зеленея, шурша…

Ах, откуда она,

эта жгучая грусть!

В. Набоков, «Я без слёз не могу…», 1920

В этом стихотворении наблюдается противопоставление лирического героя и окружающего мира, реализующееся одновременно и при помощи лексических значений глагольных форм, и за счёт их грамматической оформленности. Значительную роль при этом играют деепричастные формы: они акцентируют внимание читателя на контрасте с личными формами глагола. Семантика слов стою и плачу, а также несовершенный вид этих глаголов, указывающий на отсутствие предела действия, создаёт видимость застывшего состояния лирического героя. В то же время образ, созданный при помощи деепричастий, передаёт динамику, движение. Он синкретично совмещает в себе зрительный (зелёный цвет), слуховые (шуршание) и осязательные (движения) ощущения. Именно эта семантика многообразия форм жизни, а также несовершенный вид деепричастий, указывающий на действие в его течении, развитии, призваны отразить процесс возрождения жизни. Тем самым оцепенение лирического героя резко контрастирует со всеобщим оживлением, свойственным этому времени года — весне.

Итак, лексическая многозначность глагола и разнообразие его грамматических форм предопределяют его значительный экспрессивный потенциал, который связан с семантическими и синтаксическими особенностями данной части речи. Грамматическая особенность высказывания именно за счёт глагольных форм получает необходимую многогранность и в то же время точность, гибкость в выражении мысли.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что реализация экспрессивного потенциала слова может осуществляться двумя путями: и за счёт развития возможностей системы, и за счёт её нарушения. Отклонения от литературно-языковой нормы могут быть вполне оправданы в поэтических текстах, поэтому экспрессивные возможности различных частей речи вызывают обоснованный интерес писателей и стилистов.

ВЫВОДЫ

Язык художественной литературы необычайно богат и разнообразен. Любое слово, каждое речевое средство используется для наилучшего выражения поэтической мысли, для создания таких образов, которые воздействовали бы на чувства и интеллект читателей. Средства выражения экспрессивности в поэтическом тексте — это сложное и многогранное явление, связанное, в первую очередь, с выразительностью речи.

В данном исследовании рассматривается два основных подхода к пониманию экспрессивности: функционально-стилистический и лексико-семантический. Однако более продуктивным является лексико-семантический подход, где экспрессивность описывается в терминах компонентного анализа, который предполагает рассмотрение коннотативных значений.

В работе мы анализируем лексемы, экспрессивный потенциал которых создаётся морфологическими средствами в поэтических текстах. Для создания экспрессивного эффекта с помощью имён существительных, чаще всего используется категория числа, например: родом из чуждых пекл… (Б. Ахмадулина), Её огни, и мраки, и истому… (А. Ахматова).

Рассматривая средства создания выразительности на базе имён прилагательных, мы анализируем переход относительных и притяжательных прилагательных в качественные. В данном случае ослабляется прямое значение слов и усиливается переносное, метафорическое: деревянный ветер косит мебель… (В. Набоков), Лица становятся каменней… (Б. Пастернак).

Значительной экспрессивностью также обладают относительные и притяжательные прилагательные, употреблённые в краткой форме или в степенях сравнения, что в норме не свойственно их грамматической природе: Если сны паутинны и тонки…(И. Аннесенский).

Реже употребляемым средством создания экспрессивности является класс местоимений, семантика которых приобретает экспрессивный эффект в контексте стихотворения: встречался с тем и тем.. (Ю. Левитанский), Какой вы теперь не такой!. (С.Есенин).

Также, рассматриваемым нами лексико-грамматическим классом, создающим экспрессивный эффект, является глагол и его особые формы — причастие и деепричастие. Часто поэты используют словообразовательные возможности глагольной лексики, создавая в различных контекстах окказиональные образования: солнце изласкало, выцелован раб (В. Маяковский). Значительным экспрессивным эффектом обладает использование автором приёма контрастного употребления деепричастий и однокоренных глагольных форм: Вспыхнет легкая вода, Вспыхнув, гаснет навсегда (К.Бальмонт) В ходе исследования мы пришли к выводу о том, что создание экспрессивности возможно двумя путями:

— с опорой на возможности грамматической системы и их расширение, что укладывается в грамматические нормы;

— за счёт нарушения или сдвига грамматической системы, что служит для создания яркого экспрессивного эффекта.

Анализ морфологических средств создания экспрессии свидетельствует о разнообразии их использования у разных авторов и о широких возможностях проявления авторской индивидуальности и повышения выразительности в поэтических текстах. Последовательное их выявление позволит нам определить роль оценочной лексики в идиостиле писателя в целом.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Абрамов В. П. Семантические поля русского языка / В. П. Абрамов. — М.: Академия педагогических и социальных наук РФ, Кубанского гос. ун-та, 2003. — 338 с.

2. Акимова, Г. Н. Конструкции экспрессивного синтаксиса в современном русском языке / Г. Н. Акимова // Вопросы языкознания. — 1981. — № 6. — С. 109−120.

3. Альфонсов В. Н. Поэзия Бориса Пастернака / В. Н. Альфонсов. — Л.: Советский писатель, 1990. — 366 с.

4. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова. — М.: Едиториал УРСС, 2004. — 576 с.

5. Бабайцева В. В. Система членов предложения в современном русском языке / В. В. Бабайцева. — М.: Просвещение, 1988. — 176 с.

6. Бабенко Л. Г. Лингвистический анализ художественного произведения / Л. Г. Бабенко. — Е.: Издательство Уральского ун-та, 2000. — 215 с.

7. Барлас Л. Г. О категории выразительности и изобразительных средств языка / Л. Г. Барлас // Русский язык в школе. — 1989. — № 1. — С. 75−80.

8. Башкова JI. P. Ключевые элементы в поэтическом тексте / JI. P. Башкова // Русский язык в школе. — 2008. — № 2. — С. 49−52.

9. Брусенская, Л. А. Количественная экспрессия числовых форм / Л. А. Брусенская // Русский язык в школе. — 1994. — № 1 — С. 76−78.

10. Васильев Л. М «Стилистическое значение», экспрессивность и эмоциональность как категории семантики: Проблемы функционирования языка и специфики речевых разновидностей / Л. М. Васильев. — Пермь: ПТУ, 1985. — С. 3−8.

11. Виноградов В. В. Избранные труды: Лексикология и лексикография / В. В Виноградов. — М.: Наука, 1977. — 312 с.

12. Виноградов В. В. Лингвистический анализ поэтического текста (Спецкурс по материалам лирики А. С. Пушкина) / Публ., подг. текста и коммент. Н. Л. Васильева // Диалог. Карнавал. Хронотоп. — 2000. — № 3−4. — С. 304−355.

13. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка ХI — XIX веков / В. В Виноградов. — М.: Высшая школа, 1982. — 528 с.

14. Виноградова В. Н. Определения в поэтической речи: Поэтическая грамматика / В. Н. Виноградова. — М.: ООО Издательский центр «Азбуковник», 2006. — С. 328−375.

15. Галкина-Федорук Е. М. Об экспрессивности и эмоциональности в языке / Е.М. Галкина-Федорук // Филологические науки. — 2000. — № 2. — С. 48−57.

16. Геруцкий А. А.

Введение

в языкознание: [учебное пособие] / А. А. Геруцкий. — [2-е издание]. — Мн.: ТетраСистемс, 2003. — 288 с.

17. Гин Я. И. Проблемы поэтики грамматических категорий / Я. И. Гин. — М.: МГУ, 1996. — 224 с.

18. Голуб И. Б. Стилистика русского языка / И. Б. Голуб. — М.: Рольф;Айрис-пресс, 1997. — 448 с.

19. Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля: В 4 т. Т.2 / [Рахманова Л. И., Виноградова А. Г.]. — М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1956. — 779 с.

20. Диброва Е. И. Современный русский язык: Теория. Анализ языковых единиц: [учебник] / Диброва Е. И., Касаткин Л. Л., Щеболева И. И. — М.: Академия, 1997. — 416с.

21. Донецких Л. И. Реализация эстетических возможностей имен прилагательных в тексте художественных произведений / Л. И. Донецких. — Кишинев: Штиинца, 1980. — 160 с.

22. Земская Е. А. Современный русский язык: Словообразование / Земская Е. А. — М.: Флинта: Наука, 2008. — 328 с.

23. Каражаев Ю. Д. Возникновение и становление языковой экспрессивности: Проблемы экспрессивной стилистики / Ю. Д. Каражаев. — Р-на-Д: РГПИ, 1992. — С. 14−18.

24. Качаева Л. А. Глагол как изобразительное средство / Л. А. Качаева // Русский язык в школе. — 1975. — № 5. — С. 101−104.

25. Кожина М. Н. О языковой и речевой экспрессии и её экстралингвистическом обосновании: Проблемы экспрессивной стилистики / М. Н. Кожина. — Ростов-на-Дону: РГПИ; 1987. — С. 14−17.

26. Кожина М. Н. Стилистика русского языка: [учебник] / Кожина М. Н., Руснаева Л. Р., Салимовский В. А. — [2-е издание]. — М.: Флинта; Наука, 2010. — 464 с.

27. Комарова Н. Ю. Стилистически направленное изучение категории числа существительного в курсе современного русского языка / Н. Ю. Комарова // Русский язык в школе. — 1988. — № 6 — С. 69−72.

28. Кузнецова Э. В. Лексикология русского языка: [учебное пособие для филол. фак. ун-тов] / Э. В. Кузнецова. — М.: Высшая школа, 1989. — 216 с.

29. Лукьянова Н. А. Семантическая структура слова / Н. А. Лукьянова. — Кемерово, 1994. — 328с.

30. Маслова В. А. Лингвистический анализ экспрессивности художественного текста: [учебное пособие для студентов вузов] / В. А. Маслова. — Мн.: Высшая школа, 1997. — 156 с.

31. Николенко Л. В. Лексикология и фразеология современного русского языка / Л. В. Николенко. — М.: Академия, 2005. — 144 с.

32. Розенталь Д. Э. Современный русский язык: [учебник] / Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. — М.: Айрис-Пресс, 2002. — 198 с.

33. Толковый словарь русского языка / [Ожегов С. И., Шведова Н. Ю.]. — М.: Азбуковник, 1999. — 945с.

34. Фомина М. И. Современный русский язык. Лексикология. / М. И. Фомина. — М.: Высшая школа, 1990 — 415 с.

35. Харченко В. К. Разграничение оценочности, образности, экспрессии и эмоциональности в семантике слова / В. К. Харченко // Руский язык в школе. — 1976. — № 3. — С. 17 — 20. поэтический экспрессивность лексика

36. Шаховский В. И. Значение и эмотивная валентность единиц языка и речи / В. И Шаховский // Вопросы языкознания. — 1984. — № 6. — С. 97−103.